скачать книгу бесплатно
– Ясно. Ну что ж, рассказывай. Как дела?
– В целом все в порядке… Стесняюсь спросить, а ваши?..
– Как у нас обстоят дела с настроением, Аня?
– Хорошо.
Станислав Сергеевич постучал пальцем по столу, постарался улыбнуться.
– Света говорит, что позавчерашняя гроза никак на тебя не повлияла. Это уже наш небольшой успех, правда?
– Гроза? – улыбнулась Анна. – Ах да, гроза… Да, Станислав Сергеевич, спала как в детстве.
– Рисуешь?
– О да.
– Вдохновение присутствует? – слегка засмеялся доктор.
– В полной мере, – усмехнулась Анна.
– Завтра у нас с тобой некоторые тесты, – серьезно произнес Станислав, – я бы рад сказать тебе больше, но сам не знаю, что там за тесты. Доктор Охрименко подготовил их специально для тебя.
– Охрименко, – задумалась Анна. – Это который…
– Который что?
– Который в белой рубашке?
– Многие здесь в белых рубашках, – засмеялся Станислав Сергеевич, во время смеха глаза его становились маленькими, а лицо безмерно добрым. – И Охрименко в рубашке, и я, как видишь.
– Хм, – задумчиво улыбнулась Анна, в ее глазах появился загадочный огонек, который не очень нравился профессору.
Он подвинулся слегка ближе к столу и пристальней взглянул на Анну. Ее головка слегка наклонилась вперед и, подняв на него свои глаза, она начала терять растерянность, взгляд наполнялся уверенностью.
– Что, Анна? – напряженно и внимательно произнес врач.
– Многие здесь в белых рубашках…
– Да.
– Но, как говорится, можно было взять и свежую, – улыбка Ани не сходила с лица. – Для чего экономить, их ведь и так несколько десятков. Верно, доктор?
Лицо Станислава Сергеевича побледнело, его пепельная бородка, скрывающая губы, задрожала от удивления и гнева. Он растерянно заморгал глазами, быстро собравшись с мыслями, решил что-то произнести, но мысли отскакивали от языка куда-то внутрь, так и не превращаясь в речь.
– Грозу я перенесла отлично, здесь вы правы. Но не все переносят ее хорошо, правда, профессор? Что вам мои дела, я ведь лечусь. Вроде как, поговаривают, что успешно… Расскажите лучше, как ваши дела? Как дети?
– Выйди, – сквозь зубы процедил Станислав, закрыв глаза. – Отправляйся в свою палату. Завтра на два часа, в терапевтическом, у тебя тестирование. Не забудь и будь вовремя. Отправляйся в палату, Аня.
Анна встала. Надменно вздернув голову, направилась к двери. Выражение лица ее выражало глубокую обиду. Дверь за ней закрылась. Станислав Сергеевич глубоко вздохнул, снял очки и протер глаза. Руки немного дрожали. Он потянулся рукой к дверце маленького канцелярского шкафчика, достал оттуда бутылку коньяка и рюмочку, налил себе немного и выпил. Затем спрятал бутылку, поднял трубку служебного телефона и набрал короткий номер.
– Света? Войди ко мне в кабинет.
Света знала этот тон. Таким голосом главный врач обычно говорил, если что-то было не так. Она быстро доела кусок вареного картофеля, сделала глоток чая, накрыла крышкой кастрюлю с обедом и направилась к нему в кабинет. По дороге, у лифта, она встретила Анну.
– Была у Станислава Сергеевича?
– Да.
– Так быстро?
Аня с жалостью посмотрела на нее и промолчала.
– Как поговорили?
– Боюсь, – расстроено вздохнула Анна, – главный врач сегодня не в настроении.
Света подозрительно посмотрела на пациентку. «Что-то не так, снова она что-то сказала», – подумала медсестра. Лифт открылся, Аня зашла внутрь, Света направилась в кабинет профессора.
– Привет, Светланочка.
– Здрасьте. Ну что там?
Она вопросительно смотрела на него, а он не знал, что сказать. За годы работы между Станиславом Сергеевичем и Светой сложились прочные профессиональные и дружественные отношения. Она стала не только самой приближенной его коллегой, но и тесным другом его семьи. Света знала, что когда что-то не так, ее он зовет первой. Она единственная в клинике знала главного врача как глубоко эмоционального человека, настоящего психиатра, как личность, на которой держалась не только вся больница, но и сотни неписаных правил. Уволься он со своей должности, она в тот же день ушла бы следом.
– Так… – напряженно произнесла она. – Была у вас Анечка?
– Анечка… – вздохнул он. – Была у меня только что Анечка. Ты присаживайся, Свет.
Света села в кресло, на котором три минуты назад сидела пациентка.
– Я говорил уже с тобой когда-то об этом. Зря только тебя дергаю, – почесал он затылок, его взгляд постепенно успокоился. – И с Охрименко говорил, и с Йосиповной эту тему поднимали. Я не могу понять, ей помогает миринил или нет? Топрал удвоить или наоборот, совсем исключить? И вообще, диагноз мы правильный ставим? Охрименко прав или нет?
– Стоп, – приподняв правую руку, произнесла медсестра, сразу опустив ее, ведь это глупая привычка успокаивать пациентов. – Вы это все к чему? Чем миринил не угодил? Топрал зачем удваивать? Что опять случилось?
Станислав Сергеевич горько засмеялся, махнул рукой и слегка стукнул ладонью о стол, бессильно откинувшись на спинку своего кресла.
– Да какой миринил, Свет?.. – произнес он. – Час назад я говорил с женой.
– И?
– Маша уложила Костю спать и спросила меня, что я сегодня одел, – главный врач пожал плечами и указал на свою рубашку. – Я ей сказал, что надел вот эту рубашку. И знаешь, что мне сказала моя жена?
Света в упор смотрела на профессора. Едва дыша она слушала его, не понимая к чему главврач ведет.
– Жена сказала мне, мол, зачем именно эту было надевать, можно было взять и свежую, зачем экономить рубашки, если их у меня несколько десятков. Пять минут назад наша Анечка сказала мне, что можно было бы одеть свежую, у меня ведь несколько десятков и так далее… Слово в слово, Свет!
Медсестра опустила голову и глубоко вздохнула.
– Ну, ведь это и раньше было…
– Было, но временами проходило. Каждый раз незадолго до ее этих приступов такое вот происходит. Не передать, Светочка, как меня это выводит.
– Понимаю… С этим ничего не поделать. Хотя, когда мы стали ей давать топрал, то…
– Это не все. Три дня назад гроза была… Мы с Машей просидели с Костей до утра всю ночь. Дважды вызывали скорую. Нейролептики только на двадцать минут срабатывали, и он снова кричал и кричал… До утра. Кричал и кричал, – глаза Станислава Сергеевича наполнились пронзительной болью и стали влажными, он вновь стал переживать страшные моменты, которые преподносила болезнь сына. – И знаешь, что мне сказала эта… – он гневно сжал рот, едва не выругавшись. – Она говорит мне «грозу я перенесла отлично, но не все переносят ее хорошо, правда, профессор? Расскажите, как ваши дела? Как дети?»
– Боже… – тихо произнесла Светлана. – Станислав Сергеевич…
– Я не знаю, что мне думать. Или она стоит под моими дверями и слушает сутками… Или кто-то из медсестер ей рассказывает обо мне! Откуда она знает о болезни моего сына?
– Исключено, – резко прервала его Света. – Во-первых, кроме меня никто о вас ничего и не знает…
– Именно!..
– Вы думаете, что я?.. – Светлана раскрыла рот от изумления и обиды. – Что я ей рассказываю, что ваш…
– Да нет. Просто!..
– Нет-нет, Станислав! – Света встала с кресла. – Мне больно за вашего Костю, я рада разделить эту беду и понять все, помочь во всем! Но, если вы считаете, что я… Я могу… Как вы вообще?..
– Я просто сказал, что это единственное…
– Единственное что?! Аня не только с вами такие фокусы выделывает! К ней Гриша-невролог уже дважды ходил, чтобы узнать на какую футбольную команду поставить! – она размахивала руками и старалась сдерживать эмоции. – Да и почему я оправдываюсь?! Почему я должна?
– Присядь…
– Станислав Сергеевич, – едва не плача произнесла медсестра, – ваша жизнь и здоровье вашего мальчика… Я никогда не стану трепать об этом…
– Присаживайся, говорю тебе!
Света села в кресло и вытерла слезу из-под правого глаза.
– Ругаться с тобой после того, как наша Анечка ко мне заходит, нам не впервой. Это уже как рабочая примета, – засмеялся профессор. – Я не то имел в виду. И ты не обижайся. Как минимум потому что я не обижал тебя. Меня сильно, признаюсь тебе, пугают эти ее фокусы. Особенно вот сейчас, когда она катком проехалась по живому! Этот ее взгляд, это ее чертова, никому не нужная, проницательность. Знание того, что намертво ведь скрыто от нее!
Он замолчал. Света тоже молчала. Они беспомощно смотрели друг на друга.
– Косте, кажется, хуже… – тихо произнес Станислав Сергеевич, отведя глаза в стол и вздрогнув от собственных слов, словно пока он это не озвучивал, беда не была бедой. Он усиленно сдерживался, дабы не заплакать. – Мы с Машей уже неделю почти не спим… Мы все надеемся, что это пройдет, как прошлой осенью… Но, знаешь… Он теперь кричит сильнее, чем тогда. И спит все хуже.
– Вы Юрию Александровичу звонили?
– Конечно, – горько ухмыльнулся Станислав Сергеевич. – Я его так заморил своими звонками… Маша моя с ума сходит, как и я. Я ему уже несколько раз посреди ночи звонил и спрашиваю, что делать? Он… Не знаю, что это за человек такой выносливый во всем. Всегда Юрий Александрович говорит со мной – что в два часа ночи, что в пять утра. Открыл мне двери больницы и их центра эпилепсии… Можно спокойно его класть туда, в больницу эту, но разницы никакой… Уж лучше дома, коль так.
– Берите отпуск, Станислав Сергеевич… – беспокойно и нервно произнесла Света. – Правда! Берите отпуск!
– Месяц назад только из отпуска!
– Да не важно. Просто едете домой, и сидите там с Костей! Мы все вас тут прикроем. За это не беспокойтесь. Отправьте Машу на дачу, пусть отдохнет неделю и выспится, правда! Вам, конечно, тяжело будет, но и мы вас не оставим! О жене подумайте. Уверена, что и Юрий Александрович, и все неврологи что-то сделают.
– Ты так думаешь?
– Я думаю, что в таком режиме и с ума сойти недалеко, – Света указала рукой на двери кабинета. – А там, глядишь, вы станете соседом нашей Анечки! Вам нужно думать и о Косте, и о Маше. И о себе. Отправляйте жену отдыхать и отсыпаться. Маше, я уверена, это нужно! А сами – с Костей в больницу и пусть лучшие неврологи думают да гадают, как все это исправить.
– Через четыре дня конференция… – пробормотал Станислав, в уме подсчитывая дни календаря. – Значит, со среды я может так и сделаю.
– Вот и правильно!
Он замолчал, улыбнулся от надежды, которая внезапно согрела привычное отчаяние. Света заметила этот живой блеск в его глазах и кивнула ему, сделав глубокий вдох и выдох. На его лице отражалась и уходящая тревога, и безмерная благодарность самой лучшей его медсестре.
– Итак, – произнес он, стараясь строгостью тона развеять образовавшиеся сантименты. – Так что там наша Анечка?..
– Сегодня у нее была чистая расческа…
– Значит?..
– Думаю да. Обычно она всегда после того, как вырывает себе волосы, складывает их или возле своих картин, или наматывает на ручку двери… В крайнем случае она их оставляет в расческе… Но сегодня, расческа чистая…
– То есть ест?..
– Выходит, что да. Как правило, если волос нет нигде, значит она их съедает. Я сегодня посмотрела на нее, когда нашла расческу. Она поняла, что я все поняла.
– Ладно, – сложив руки перед собой, произнес Станислав Сергеевич. – Чисто предположу… А может быть такое, что она все-таки их вовсе уже и не вырывает?
– Если бы каждые три месяца не приходилось промывать ей желудок, то я могла бы такое предположить.
– Хоть один препарат ей помогает?!
– Вроде бы да! – не без эмоций воскликнула Светлана, поскольку этот вопрос ее тоже волновал. – Цикличность приступов изменилась после добавления топрала, но, – разводя руками, добавила она, – изменились и сами приступы. И тут уже топрал не при чем. У нее замечалось уже все, что только можно. Если эти ее «фокусы» считать симптомом приближающегося приступа, как фрагмент симптоматики, то… Черт возьми, в истории болезни такое же не напишешь!
– Да пиши уже что угодно! – махнул рукой главный врач. – Лишь бы работало!
– В истории болезни не принято писать, что пациент начинает предсказывать будущее и говорить о людях то, чего он физически никак не может знать.
– Но ведь она это выделывает за пару дней до приступа.
– Да.
– Значит, есть проверенная закономерность.
– Верно.
– Значит, пишите. Еще немного и уже сам Охрименко поверит, что не с этой планеты, эта наша Анечка.
– Я думаю, он давно уже понял, – усмехнулась Света. – просто боится.
– Охрименко? Хе-хе, боится? Чего?
– Как минимум того, что образ его, этакого психиатра–механициста, не верящего ни во что, кроме того, что все в мире приводится в движение большими, ржавыми шестеренками.
