скачать книгу бесплатно
Из детской я выходила крадучись, ступая мягко и осторожно.
Чтобы не разбудить паршивцев.
А ночью я проснулась, как от удара. Подорвалась с кровати, успев мельком заметить время на часах – три ночи. Еще непроснувшееся тело запнулось о ковер, споткнулось, а я, до краев наполненная ужасом, даже не заметила болезненного удара коленями о пол, вскочила и снова рванулась. Из спальни – в общую комнату, скорее, скорей, спотыкаясь и задевая неуклюжим телом мебель и дверные косяки, без причин, без оснований, просто зная – беда!
Адка спала. Тихо. Мирно.
Не было беды.
Вот, видишь, уймись, приблажная, всё в порядке! А что руки трясутся и внутренности обливает ледяной жутью – ерунда, скоро пройдёт.
Спит. Просто спит. Всё хорошо.
Я осторожно качнула ее за плечо… Ноль реакций.
Устала. Не надо ее будить. Весь день с мелкими – это вам не фунт изюма. Грех мешать человеку после такого спать.
Я потрясла узкое девичье плечико чуть сильней. Нет реакции.
Рот заполнила вязкая кислая слюна, в животе мерзко затянуло.
– Ада, Ада! – расслышала я со стороны свой шепот, сначала осторожный, а потом напористый. – Ад, проснись!
Её рука безвольно соскользнула с дивана, костяшки пальцев стукнули об пол.
А дальше я растворилась. Набат, который удалось было задавить, снова грянул по моим нервам. Но мне уже не было до него дела. Мир стал прост и понятен, и развернулся во времени и пространстве, а я была в нем стрелой, летящей к цели. По идеальной прямой, кратчайшим путем. В этом мире мне очевидно было, что следует делать. Даже странно, что я потратила столько драгоценных мгновений на какие-то бессмысленные глупости, вроде сомнений и паники.
Я, рыдая в телефон: “Я просто проходила мимо и случайно заметила, что с ней что-то не так! Скорее, скорее, она умирает!” – вовсе не хотела рыдать. Я просто старалась привлечь к себе как можно больше профессионального внимания. Мне было необходимо, чтобы на том конце связи мне поверили. За нас испугались. И щедро делилась в трубку своей паникой.
А потом я перемещалась по квартире рывками: документы, одежда, белье, телефон. Адкина сумка.
В мою – телефон, зарядное, кошелек. Заначку с неприкосновенным запасом. Всю – не жмись, Ленка, ты их на черный день и откладывала. Верхняя одежда, обувь – грудой у двери.
И паники больше не было. Была хищная злоба, готовность рвать на куски, зубами выгрызть у судьбы Адкину жизнь. Звериное, первобытное, страшное поднялось к поверхности со дна моей души, и оказалось, что там, моей в душе, его было на удивление много. Я не сопротивлялась этому древнему. Зачем? Если кто-то встанет сегодня между мной и целью… что ж, это его выбор.
Я делала все быстро, собранно и, только стучась к соседке снизу, поняла, что стою перед ее дверью в одном тапке. Отметила это с полным равнодушием и продолжила стучать. Звонок у нее второй год не работал, а телефон эта чудесная старушка, сидевшая с моими мелкими с тех пор, как Адка поступила на первый курс, на ночь благоразумно отключила. Но ничего. Я не гордая.
В приоткрытой двери наконец появилось заспанное лицо пожилой женщины, и я зачастила скороговоркой:
– С Адкой беда, я с ней в больницу, переночуйте у нас, умоляю, они уже спят, просто переночуйте у нас на всякий случай!
И она отозвалась заторможенно:
– Хорошо, сейчас я приду…
– Да, да… я сейчас сбегаю вниз, скорую встречу, а вы да, собирайтесь, конечно…
– Да, конечно, милая… – И взгляд, настороженно опустившийся по мне от макушки до ног. – Леночка! Вы бы обулись…
– Да, я… я сейчас, да.
Вверх по лестнице, домой – проверить, есть ли у Адки пульс, отметить, что лицо ее стало вроде бы бледнее – веснушки проступили еще отчетливее.
Вниз, большими скачками, не приехала ли скорая?
Да, вот она – белая карета с характерной маркировкой, и ребята в синих форменных куртках поднялись за мной.
Они задавали прямо на ходу вопросы, и я отвечала, попутно понимая, что грош цена моим ответам – были ли травмы? Имеются ли хронические или наследственные заболевания? Она на что-то жаловалась в последнее время? Употребляет ли больная какие-либо препараты, иные вещества?
И я могла ответить разве что на половину, да и то без уверенности, потому что понятия не имела о ее наследственности, да и с жалобами – Адка не жалуется! И только на последний вопрос сорвалась, агрессивно окрысившись – но тут же взяла себя в руки и извинилась.
Буднично и деловито у Адки проверили пульс и сунули под нос ватку. По комнате поплыл резкий запах нашатыря. Нет эффекта.
У меня в висках стучало. Я сосредоточенно, безотрывно следила за крепкими широкими руками врача, проводившего осмотр. Зрачки, давление, ЭКГ…
Щелкнул замками, раскрываясь, чемодан с медикаментами. Серебристая игла проткнула кожу и вошла в вену на сгибе локтя.
Замершие, зависшие в воздухе мгновения, когда человек в синей куртке с нашивкой “Скорая помощь” ничего не делает. Он ждет, сжав хрупкое, бледное запястье.
И дрогнувшие ресницы – символом возвращения.
Снова расспросы – и дивная новость! Она, оказывается, вчера упала и ударилась головой. Да, головные боли были, но несущественные, и она не обратила внимания. Нет, голова не кружилась – ну… может один раз, утром, но это же у всех бывает! Нет, не тошнило. Да, точно не тошнило. Да правда не тошнило!
Мне хочется взять лопату и добить дуру, чтобы не смела больше молчать. Не смела так пугать. Либо сползти на пол и рыдать, уткнувшись в колени и накрыв голову руками.
Я ее сожру. Начну с ног.
– Сейчас как себя чувствуете?
Адка мнется, и я вижу, что она мучительно хочет соврать, но под моим взглядом не решается.
– Ну… Мутит… чуть-чуть. И слабость…
– Голова болит, кружится?
Моя балда кривится, мнется, но сознается, что да. И болит, и кружится… Слегка. Немножко. Уже проходит!
Желание дать ей по ушибленной башке лопатой становится непереносимым.
– Так, понятно. Мы ее забираем. Соберите вещи и документы. Есть кому поехать с ней?
– Да, конечно!
Адка пытается вякнуть что-то против, но затыкается на полуслове, поймав мою многообещающую улыбку, и покорно натягивает на себя одежду. Её слегка пошатывает, и врач сердобольно придерживает мое долговязое чадушко за плечо, а я…
А мне так ее жалко в этот момент, что я даю слабину и отменяю данное самой себе обещание, сожрать идиотку с костями, как только ей станет лучше.
Черт с тобой, живи! Не буду я от тебя отгрызать по кусочку за это твое молчание, за пренебрежение к самому ценному что у тебя есть – к себе… Что с вами, недолюбленными, поделаешь.
– Гематома, – объявил мне усталый врач ближе к шести утра. – Не слишком большая, не беспокойтесь. Пройдет курс лечения, будет как новенькая…
Эти два с половиной часа я провела под дверями ординаторской. Скорее всего доктор надеялся, что я куда-нибудь саморассосусь – очень уж тоскливым сделался его взгляд при виде меня – но что поделать. У всякой профессии свои недостатки, а у его – еще и мои.
Я поехала не зря, хоть неразумная моя няня и намекала, что это ни к чему. Еще как к чему оказалось – эти чудесные люди, дай им бог здоровья и зарплат внушительных, собрались отложить МРТ на утро. Простите великодушно, но зачем мы тогда сюда среди ночи приехали? Могли бы с тем же успехом явиться утром!
Вранье, конечно – в больницу мы отправились, потому что я до ужаса перепугалась этого ночного обморока. А потом еще и в карете скорой помощи догналась, выясняя у мировой паутины, чем нам может грозить удар головой при падении (“с высоты собственного роста” – любезно подсказал мне поисковик).
В больницу я приехала уже накачанная страхами до нужной кондиции, и когда сонный дежурный врач попытался убедить меня, что там ничего страшного, и всё прекрасно ждет до утра, я просто улыбнулась.
Улыбка эта у меня проходила под названием “Кое-что из личной жизни богомолов”, она таилась в углах губ, путалась в углах глаз, пряталась в ямочке на щеке…
Восхищайся мной. И бойся меня.
Доктор сглотнул.
Смотри, мужик, смотри. Такого тебе по “Дискавери” не покажут.
Это улыбка человека, который тебя сожрет. Но сначала вы… мозг вынесет.
Мое мягкое женское обаяние сделало своё дело.
Доктор отчитывался мне о результатах тоном “я же говорил”. Ничего по-настоящему серьезного, пройти лечение необходимо, но прогноз благоприятный.
– Езжайте домой. Вам не о чем волноваться!
Он говорил так, будто волноваться изначально было не о чем, и я устроила панику из ничего.
Но… Но я откуда-то знала, что в тот момент, когда игла шприца вошла в Адкину вену, ее организм решал, по какую сторону жизни ему свернуть.
«Тигрик» сыто урчал мотором и вез меня трудиться. Адкин врач всё же сумел вытурить меня со своей территории почти сразу после отчета о проделанной работе, и благодаря этому мне хватило времени принять душ, собраться, расшаркаться с Марией Егоровной, сунуть двойную плату за ночные часы, не слушая слабых попыток отказа, оставить инструкции по поводу детского сада…
…а еще наобниматься, натискаться, надышаться – сонных, сладких, жмущихся ко мне. Полуоткрытые с ночи глазенки, и трущие их кулачки, и волосы пепельно-русые дыбом. И секретики прошлого дня на ушко. И снова это пронзительно-острое чувство нежности и желание остановить мгновение, остановить гонку, застрять вот в этом – сладком, сонном.
Ну ничего, скоро отпуск.
Так что к месту трудового подвига я ехала свежая. Но злая после бессонной ночи. Того и гляди, что-нибудь упущу, допущу, задушу… Хотя последнее – из другого ряда. А жаль. Сегодня я бы да.
Ночью выпал снег и прилично, пожалуй, рекордно на эту зиму. Коммунальщики сработали оперативно: прочистили, отсыпали. Молодцы. Могут же, когда хотят! Едь и радуйся!
Радости хватило на две трети пути: стоило свернуть с трассы на повороте на Лабазное, радость закончилась, я оказалась в местах, где не ступало колесо снегоочистительной техники.
– Ну не козлы ли, а? – от души вопросила я снежную целину. – Ведь договаривались же, по-человечески!
Здесь из населенных пунктов – только Лабазное и Денисовка, а за ними уже наша база отдыха “Тишина”. Села небольшие, чистить их особо не спешат, так что Максим своевременно озаботился вопросом. Сделал благотворительный взнос муниципалитету “на обеспечение транспортной доступности заповедника”. Заповедник-то вот он, рядом с нами, и поворот проселочной дороги в его сторону прямо перед воротами базы, так что и к нам дорога в любом случае прочищается, а заповедник что, наша база с заповедника живет, так что в их доступности мы тоже кровно заинтересованы…
Нам клятвенно обещали, что наш участок дороги будет чиститься в первых рядах. А на деле, выходит, муниципальные власти деньги у хозяина “Тишины” взяли, а на клятвы с обещаниями положили болт.
Сволочи-подлецы-негодяи! Злоба, только ждавшая повода, чтобы воспрянуть духом, пришлась как нельзя кстати. Я мельком взглянула на часы. До начала рабочего дня запас есть. «Тигрик» взвизгнул шинами, разворачиваясь.
– Алло! – хрипло отозвалась на мой призыв гарнитура, когда через полчаса я снова вернулась на курс и названивала начальству.
– Я комбайн снегоуборочный везу, – вместо “здравствуй” объявила я. – Сейчас внутреннюю территорию как игрушку уберем.
– Молодец, – согласился Максим. – Сколько денег мы теперь должны?
– Натурой сочтемся, – пообещала я, внимательно следя за дорогой. – Это Сереги Балоева, у него дочь работу ищет, я обещала к нам устроить. Кстати, ты сегодня что, на базе ночевал? Ты в курсе, что нас с утра еще не чистили?
Молчание, тяжелое, как матерное слово, стало мне ответом. Нехорошее молчание, и я поторопилась его разбавить:
– Я договорилась, Серега грейдер выслал, счет через хозяйство выставит. Но…
Добавлять что-то еще я не стала. Разумная осторожность – секрет профессионального успеха, а судя по молчанию в трубке, Максим Михалыч Елистратов, любимый мой начальник, курага моего сердца, инжир души моей, и так опасно близок к геноциду.
– И именно сегодня! – произнес Елистратов наконец, явно задушив все другие слова, что рвались наружу.
И я вспомнила.
Сегодня день Хэ.
Сегодня к нам приезжают столичные гости, которые рвутся в партнеры и считают, что они тут уже практически хозяева.
Твою-раскую.
Спасибо вам, силы небесные, что я не пообещала Балоеву трудоустроить его дочь вот-прям-щас. Только необученного администратора при важных гостях на базе и не хватало!
Я пришпорила железного коня, и он радостно наддал ходу.
Взгляд на часы. Уже восемь, уже можно и позвонить.
– Ада? Солнышко, как ты? Да, из машины звоню. Нет, через гарнитуру. Ад, ну что за детский сад, конечно, через гарнитуру, я же обещала! Давай, рассказывай, как ты? Да что мелкие, их Мария Егоровна отведет, о мелких вообще не думай, это не твоя головная боль – и да, за головную боль мы еще отдельно разъясним. Мне пока что доктор волновать тебя запретил, а так мне есть, что сказать, ты не думай, дорогая! Да, я отдохнула перед работой. Нет, не вру. Ну что за глупости, не стану я детьми из-за такой ерунды клясться! Ада! Ты мне расскажешь, в конце концов, как у тебя дела?!
Забор из заостренных бревен, врытых вплотную. Высокий, бронзово-красный на стесах, а ниже потемневший от времени… (Вранье, от противопожарной антисептической влагостойкой пропитки он потемнел. Но сурово и стильно.).
Деревянные ворота бесшумно разошлись перед носом моей машины и так же тихо и внушительно закрылись за спиной. М – магия. (Опять вранье, охранник в будке, спрятанной за елями, в камеру разглядел номер авто и лицо водителя и открыл ворота с пульта).
Дежурная смена на въезде обменялась со мной приветственными кивками.
Я привычно и абсолютно автоматически, помимо участия мозга, обшарила взглядом подъездную территорию. Ну, здесь порядок, молодцы.
И снова сосредоточилась на допросе Адки по телефону:
– Тебе всего хватает? В палате не холодно? Как соседи?.. Нет, ноутбук без разрешения доктора не привезу. Господи, да не думай ты про свой университет! Никуда он от тебя не денется! Я сегодня же позвоню… Ну, хорошо, хорошо, ты сама, как скажешь! Ты, главное, лечись, и ни о чем не беспокойся, ладно? Сейчас всё, кроме твоего здоровья, второстепенно… Господи, Адка, как ты меня напугала!
Я заглушила мотор и, хлопнув дверцей внедорожника, вышла из машины на стоянку, которую уже начали чистить, а от парковки между кустов уходила расчищенная дорожка к административному корпусу.
Ну, здравствуй, прекрасный новый день!
Прекрасный новый рабочий день.
