Реальность и сны

– Ладно. Давай, и вот этот тополь тоже, хорош же!

– Да кому он нужен, его-то точно только на дрова.

– Ну, всё равно завалю, раз уж пилу завёл. Отойди лучше, Петрович, больно уж они близко росли. Даже странно, как друг другу не мешали.

Саня привычным движением повёл пилу чуть под углом к стволу. Дерево мелко задрожало и зашелестело листьями. Саня обошёл ствол и сделал глубокий пропил с противоположной стороны. Тополь застонал и, ломая ветки, рухнул в подлесок.

Игрушка

(миниатюра)

– Дорогой, а где наш ребёнок? – Ида обеспокоенно оглядывалась вокруг.

Эсир с улыбкой указал в направлении большой кучи песка:

– Вон он, пирамидки свои складывает.

– Тебе не кажется, – Ида продолжала беспокоиться словно по инерции уже на совсем другую тему, – что у него очень узкий круг интересов? Ребёнок ничем другим не увлекается, всё строит, строит.

– Ну и пусть строит, – засмеялся Эсир, – может, строителем станет.

– Нет, ты мне объясни, – не унималась Ида, но осеклась. Гор подбежал к ним и обнял родителей.

– Мама, папа! Можно я сплаваю на ту сторону?

– Плыви, конечно, – погладил сына по голове Эсир.

– Нет, я не здесь хочу, а во-о-н там! – Гор указывал на запад.

– Ой, сынок, там очень далеко. Разве что вместе с папой, если он согласится.

– Папа, папа, ну пожалуйста! Туда и обратно!

Эсир снова улыбнулся, приобнял сына, и они неспешно побрели к поблёскивающему вдалеке водоёму.

– Сплаваешь с нами? – обернулся Эсир к жене.

– Нет, я вас здесь подожду. Не задерживайтесь, только туда и обратно, хорошо?

Эсир кивнул, и они с Гором вошли в воду.

Гор отлично плавал для своего возраста. Можно было и отпустить его одного. Да всё равно потом пришлось бы плыть за ним, заиграется ведь на том берегу. Эсир плыл молча, Гор пытался болтать, отфыркивался и поднимал кучу брызг.

Противоположный берег утопал в зелени. Деревья подступали к самой воде. Отец и сын немного прошли вглубь леса, поднимая стаи разноцветных птиц и огромных бабочек.

– Папа, как тут красиво! Давай в следующий раз здесь остановимся?

– Давай, – легко согласился Эсир. Лес и правда был прекрасен.

– А можно я тут тоже что-нибудь построю?

– Можно, но в следующий раз. Нас мама ждёт. Мы ей обещали – туда и сразу назад. Пора собираться домой.

Два человека потрясённо смотрели вслед удаляющемуся огненному шару, пока он не скрылся на фоне закатного солнца.

– Боги ушли, Рамзес. Как думаешь, они вернутся?

Рамзес перевёл взгляд на исполинские пирамиды, багровые в лучах заходящего солнца, и статую странного существа с телом льва, увенчанным человеческой головой.

– Обязательно вернутся! Обязательно!

– Эсир, кажется, Гор свою игрушку забыл, я её нигде не вижу.

– Не напоминай ему, может, и не вспомнит. В следующий раз заберём.

Степень сомнения

(рассказ)

Они встретились и некоторое время смотрели друг на друга, стоя на небольшом расстоянии. Наконец Егов протянул руки навстречу и слегка кивнул головой. Они обнялись и троекратно поцеловались по древнему обычаю.

– Ну, слава тебе, – произнёс Люций, – а то я уж подумал, испепелишь.

– Да вроде не за что, – улыбнулся Егов. – Поговорить хочу.

Они пошли по местами поросшей клочками травы деревенской дороге. Егов шёл чуть впереди, опустив голову, он думал, с чего начать разговор. Люций шагал позади него, слева.

– Не топай, пожалуйста, – не поворачивая головы, произнёс Егов.

Люций опустил глаза на свои копыта и укоризненно взглянул на Егова. Однако тот даже не обернулся и взгляда не увидел, поэтому Люций взлетел и стал виться кругами вокруг своего собеседника.

– Знаешь, что меня беспокоит?

– Конечно, знаю, – тут же ответил Люций, – тебя всегда беспокоят люди.

– Ну да, – кивнул Егов, – это само собой.

– То, что опять воюют?

– Они всегда воюют, – невесело усмехнулся Егов.

– Тогда что? Падение нравов? Разврат? Гомосексуальные браки?

– Да, есть такое. Но до времён падения Рима им ещё далеко. Тогда и не такое было.

Люций перестал кружиться, перевернулся в воздухе на спину и заложил руки за голову.

– Забыли тебя? Не чтут? Поминают всуе? Убивают с твоим именем на устах?

– Ох, да это вообще во все времена было. Они войны через одну священными объявляют. Я уже рукой махнул.

– Ну-у-у… – протянул Люций. – Из современного, значит… Глобализм? Поклонение капиталу? Толерантность и европейские ценности?

– Да ладно, толерантность. Что в ней плохого?

– Принцип естественного отбора нарушается. Насильственное уравнивание в правах и свободах различных меньшинств за счёт большинства, – глубокомысленно произнёс Люций.

– Ну и что? На мой взгляд, ничего не нарушается. Естественный отбор всё равно сработает. Уже не раз такое было в истории. Придут очередные варвары и сметут очередную ослабевшую и погрязшую в разврате и коррупции империю.

– Развития не будет. Шаг назад.

– Не согласен, – покачал головой Егов, – для меня они все равны. Люди есть люди. Шаг назад для одних – это шаг вперёд для других.

– Тогда сдаюсь. Других серьёзных проблем не вижу.

– Ты знаешь… – Егов чуть помолчал и продолжил. – Мне кажется, в них постепенно гаснет Искра.

– Вот оно что, – улыбнулся Люций, – ну, тут уже я не согласен. Посмотри, сколько всего они творят сейчас! Практически каждый! Раньше творили избранные, а сейчас – все. Разве селфи – не творчество? Фотография – это же искусство! Писателей, поэтов сейчас больше, чем за всю предыдущую историю! И они делятся своим творчеством друг с другом.

– Количественно – да. Но качество падает. Где шедевры? Где то, что останется в веках?

– Количество рано или поздно перейдёт в качество.

– Ты прекрасно знаешь, что это не так. Общество непритязательно. Им не нужны яркие таланты. Если раньше они стремились к великим, то сейчас великим мнит себя каждый. Им больше не нужны ориентиры.

– Но разве ты не этого хотел? В каждом человеке горит твоя Искра. Каждый – творец, по образу и подобию твоему.

– Это подмена понятий. Каждый творец изначально равен мне. Каждая Искра равна моей Искре. А сейчас… Знаешь, у меня чувство, что я распался на множество еле тлеющих угольков. Мне кажется, что вместо приумножения света творения люди гасят его, топят в серости и посредственности.

– Я понимаю, – Люций задумался. – Но ведь и раньше были длительные периоды застоя. Тёмные века.

– Нет! – горячо возразил Егов. – В самые тёмные времена были настоящие творцы. Пусть немного, пусть о них не знали, пусть даже их творения не сохранились. Но они были. Яркие звёзды. Негасимые огни.

– Но погоди! А современная наука? Разве она не несёт твою Искру? Разве человечество не достигло невиданных высот в познании мира? Разве они не приблизились вплотную к разгадке кода ДНК? Разве они не полетели на другие планеты?

– Разве не ты их запутал, лукавый? – в тон ему ответил Егов. – Мысль торжествует в пределах своей картины мира, только верна ли эта картина? Я уже устал подсказывать, что они идут по ложному пути. Современная наука предпочитает игнорировать факты, которые не укладываются в господствующие теории, нежели менять сами теории. Где торжество духа? Где использование тех возможностей, которые я им дал? Как они обращаются со своими телами? Ведь еле дотягивают до ста лет, хотя могли бы жить тысячу. О чём мы вообще говорим, если за тысячи лет своего развития человек даже не научился летать…

– Нет, ну некоторые научились, – вяло возразил Люций.

– Некоторые… Пара монахов в горах Тибета. Узко, узко ты мыслишь. Я говорю о человечестве в целом. Что дальше? Куда они пойдут? Окончательно загадят планету, перебьют друг друга, откатятся в каменный век, и всё по новой?

Собеседники замолчали.

– Может, тогда их… того? Как в прошлый раз? – несмело предложил Люций.

– Это мы всегда успеем. А может, дело во мне? Может, это я ошибся изначально? Может, во мне самом не хватает того, чего я жду от людей?

Люций встал на ноги и выпрямился в полный рост. Ноздри его раздувались, из них вырывались полупрозрачные струйки дыма. Глаза засверкали красным недобрым светом.

– Как смеешь ты сомневаться в себе, творце всего сущего? Как смеешь ты подвергать сомнению таинство созидания? Как можешь ты допустить мысль о собственном несовершенстве?

Егов слушал раскаты его голоса, опустив глаза.

– Да, ты прав. Своим сомнением я заставляю сомневаться людей. И я прав. Все правы. И люди правы. Надо только подождать.

– Вот именно. Давай подождём. И даже если выбран неверный путь, всегда есть возможность начать всё сначала.

– Спасибо, Люций. Ты умеешь поддержать. Я подожду. Я буду ждать столько, сколько потребуется. А если вдруг окажется, что люди придут не туда, начну всё сначала. Это уже было. Всё уже было…

Лицо Егова засветилось, сияние постепенно распространилось на его грудь, руки, всё тело. Люций прикрыл глаза от яркого света. Раздался негромкий хлопок, яркая вспышка, и Егов исчез. Люций сел на землю и вытер пот со лба.

– Тяжело с ним иногда, – произнёс он, ни к кому не обращаясь. – Но что поделать? Творец, тонкая натура. Беречь его надо. И любить.

Вместо послесловия

Каждый писатель об этом задумывается. Ну, хоть иногда. Хотя бы раз: «А для кого я пишу?»

И отвечает сам себе – для себя. По крайней мере, в первый раз на этот вопрос именно так и отвечает.

А вот дальше – интереснее. Появляются читатели. Возможно, поначалу это жена (муж). Потом друзья, родственники, знакомые. Потом знакомые знакомых. Ну очень редко бывает, когда человек годами пишет исключительно в стол. А если выложить произведение в Интернет? Совсем незнакомые люди начинают читать, и знакомые незнакомых, и даже незнакомые незнакомых. Приходят через поисковики Бог весть какими путями. Читают.

Меня на размышления натолкнул один случай. Дал я ссылку на свою страницу в теме на форуме, не имеющего никакого отношения к литературе. Мимоходом, к слову пришлось. Лень было печатать своё мнение в посте, когда на литературном портале лежит готовое эссе на обсуждаемую тему. А спустя время пишет в теме абсолютно незнакомый мне человек, я с ним не общался даже: мол, почитал я ваши произведения, они много лучше большинства тех, что печатаются большими тиражами. Читатель. Пришёл, прочитал, оценил. Я не знаю, кто он, где он живёт, что он за человек. На форумах мы все – анонимы. Но он есть. И ему интересно. И ему не лень тратить своё время на прочтение произведений неизвестного писателя.

Но позвольте, неизвестного ли? Где граница между известностью и неизвестностью? Я известен своим читателям! Пусть их немного, пусть их можно пересчитать по пальцам, но ведь они читают. И где граница между известностью и популярностью? Многие знают о существовании писателя Франца Кафки или Жана Поля Сартра, но многие ли читали их произведения?

В мире сказано и написано столько мыслей, столько произведений, глубоких и развлекательных, сложных и простых, берущих за душу и заставляющих думать. И у каждого найдётся свой читатель. Просто нужно понимать, что аудитории у каждого произведения будут разными. И по количеству, и по, простите, качеству. Мне вдруг так отчётливо стало понятно, что дело не в миллионных тиражах. Даже один читатель – это тоже читатель.

Храни тебя Бог, друг, разделивший и принявший мои мысли. А я буду стараться. Буду писать всё лучше и лучше. Для тебя и для себя самого.

Главное, что мы есть и узнали друг о друге.