Синтез

– Но, всё изменится. Всё уже изменилось, – заметила Рита.

– Что ты имеешь в виду?

– Я уже рассказывала тебе о том, что со мной было в том мире. И я хочу забыть об этом навсегда. Когда мы оказались тут, всё несколько изменилось, и появилась надежда на лучший путь, на новую жизнь, на перспективы. Одним словом, надежда на то, что всё изменится к лучшему, и непременно. Однако, несмотря на то, что меня устроили работать в больницу, доучиваться в институте, всё оставалось в каком-то напряжении. Я уже не говорю о том, что было со мной потом. Но позавчера, когда я проснулась в твоей палатке, всё изменилось. Для меня. Я пока не могу объяснить, но, когда я увидела, как ты спишь, прислонившись к дереву, в лесу, в горах, мне стало так весело. У тебя было такое лицо, что мне показалось, что жизнь полностью меняется, мир переворачивается. Это чудесно.

– Про лицо подробней. – Максим чувствовал смысл слов Маргариты, но у него не хватало смелости продолжать разговор в том же русле.

– Такое, – Рита рассмеялась, – детское. И доброе.

– Детское, значит.

– Юное. Чистое.

– Хорошо. Пусть, юное, – Максим улыбнулся.

Рита зачерпнула воду и закинула брызги вверх.

– А когда я увидел тебя у замка, сразу же, как ты спустилась, я так крепко обнял тебя, ты, наверное, не помнишь, что в этот момент решил, что достиг цели всей своей жизни. Неся тебя на руках, я готов был делать это бесконечно.

Рита снова рассмеялась.

– Свой мир там я оставил давно, – вдруг грустно произнес Максим. – Меня там не было. Я так кичился перед друзьями своей позицией всеобщего протеста, не имеющего под собой реального воплощения, что, в конце концов, все это поняли, или им надоело об этом слушать. Ведь, я ничего не делал. Ни нормальной работы, ни нормальной жизни. Одна лишь тоска и не проходящая депрессия. Иногда я вкушал винные пары от этой тоски и депрессии. Но становилось только хуже. Мне двадцать шесть лет, а я не помню, когда в последний раз влюблялся. Даже в институте, мне кажется, этого не было. Не было никакой эмоциональной привязанности. А ведь я сам загнал себя в сети безысходности. Я поставил на себе клеймо потерянного поколения. И ничего не предпринимал. Двадцать шесть лет, а я умер для этого мира.

– Не говори так, – серьезно сказала Маргарита.

– Это всё было там. Хотя. Знаешь, я так завидую тем, кто прошёл войну, Великую Отечественную. У них была настоящая цель. Им было за что умирать. Ещё, ты не поверишь, я завидую молодежи начала двадцатого века, дворянской. Хотя, и девятнадцатого, и восемнадцатого. Наверное, любого, кроме нашего времени. Итак, пусть будет начало двадцатого. Больше всего, почему-то. Мне кажется, у них в тот момент было больше всего шансов изменить историю страны. В конце девятнадцатого века Россия была сильнейшей державой. А вот с начала двадцатого все пошло куда-то вниз. Я не очень хорошо помню историю, но, кажется, это было так, во всяком случае, так преподнесено. И вот у них, выходцев из лучших семей, имеющих блестящее образование, были силы и возможность повернуть историю. Но что-то опять случилось.

– А ты знаешь, – сказала Рита, – в твоей внешности есть что-то такое, интеллигентное, такое, надеть на тебя офицерский мундир, и ты уже в начале двадцатого века. Нет, я серьезно. Настоящая контра, ваше благородие.

Максим улыбнулся.

– Ладно, об этом я могу говорить долго. Когда я оказался здесь, и мы очень быстро потеряли друг друга, я снова попал в те же сети, из которых, казалось, меня выпутала судьба и забросила сюда. Я пустился во все тяжкие, да ещё с таким размахом, с каким там я себе не мог позволить. Были просветления, но, когда ты пропала, я ощутил себя таким бессильным, что хотелось рыдать в голос. Ничего не изменилось, думал я. Я ни на что не способен. Я ничтожество, червь. Каждый может меня растоптать. Можно я не буду рассказывать тебе все подробности? Пусть всё канет там, в далеком и недалеком прошлом, за пределами того момента, когда я обнял тебя над пропастью.

– Можно, – нежно проговорила Маргарита.

– Но одну историю я должен тебе рассказать. Иначе, мне кажется, что я не полностью с тобой открыт. Как только мы совместно с Яном, Купером и Карлом, – потом расскажу, кто это, – выработали план твоего поиска, я решил подготовить себя к… Я не знаю, как это сказать. Это даже не связано именно с поездкой сюда, это было общим инстинктом. Я вмазал для храбрости двести грамм водки и намеренно направился в кабак, где тусуются отморозки, которые обязательно докопаются до меня. Я пришёл туда и сделал всё так, как хотел, так, чтобы это вошло мне в нерв и в инстинкт, так, чтобы силе не оставалось времени на раздумье. Я был очень жесток…

Максим подробно рассказал о происшествии в придорожном кафе.

Маргарита задумалась. После чего спросила:

– Тебе это помогло?

– Думаю, да. Кроме того, я понял, что способен на гораздо большее… зло.

– Что ж, мужчин порой понять не так легко, как кажется.

– Женщин-то понять, вообще, невозможно.

Рита рассмеялась.

Больше они не касались столь грустных тем и принялись рассказывать друг другу разные веселые истории из своей жизни, обсуждали кино, музыку, всё, что угодно. Болтали, не переставая, и перебивая друг друга, весь день.

Вдруг Максим изменился в лице.

– Тихо.

– Что такое? – спросила Рита.

Максим поднес палец к губам и начал осматриваться. Пока они плыли, пару раз горы сменялись равниной, и они долгое время могли наблюдать красоты полей и редких сосновых боров среди них. Сейчас же они снова оказались в горной части реки. Но горы здесь были не столь высоки.

– Я слышу шелест воды. Ты слышишь?

– Теперь да.

Максим поднажал на весла и вскоре они увидели водопад.

– Это шанс найти озеро, – сказал Максим, разворачиваясь к берегу.

Приковав лодку к высокой сосне и прихватив рюкзак с вещами, Максим с Ритой направились вверх вдоль водопада.

– Миледи, нам повезло! – воскликнул Максим, когда они добрались до озера. – Вон там, видишь, источники. Озеро длинное, так что можно не бояться ошпариться. Итак, назначаю банный день. Уступаю вам первой вкусить блаженство горной чистоты.

Рита склонила голову.

– Я буду вон там. Охранять вас. Ну, и не смотреть в вашу сторону.

Рита рассмеялась.

– Мы же полотенца покупали? – спросила она.

– Никакой романтики. – Максим полез в рюкзак за полотенцем.

Пока Рита купалась, Максим осматривал окрестности. Ему показалось, что горы заканчиваются где-то метрах в трехстах, и сквозь сосновый бор проглядывается равнина.

– Как хорошо! – раздавалось со стороны озера. – Просто рай!

– Не стоит привыкать! – заметил Максим и посмотрел на часы. Половина шестого. Солнце приготовилось прятаться.

– Я не могу покинуть это место! – не могла угомониться Рита.

– Что ж, будешь горной русалкой.

Рита смеялась.

Через какое–то время плеск воды прекратился, и Рита вернулась.

– Красота! – воскликнула она, доставая расческу.

– Моя очередь, – объявил Максим.

– Жду и охраняю.

Максим испытал тоже блаженство, сделав несколько кругов вдоль теплой части озера, и вскоре выбрался на поверхность. Одевшись, он взобрался наверх и увидел Маргариту, прислонившуюся к большому камню. Одной ногой она опиралась на него, вторая стояла на земле. Она смотрела на Максима и улыбалась. Туфельки были одеты на босу ногу. Голубое платье. Волосы были распущены и убраны назад. Максим замер в оцепенении.

– Держи расческу, – сказала Рита.

– Время шесть, – сказал Максим. – Думаю, где-нибудь здесь нужно заночевать. Предлагаю посмотреть, что там. – Он указал на прогал между соснами.

Они направились в ту сторону и вскоре вышли на широкое поле. Трава на нём выцвела, и была по колено.

– Что это там? – спросила Рита и указала на непонятное сооружение, какой-то соломенный дом, расположившийся среди поля.

– Проверим.

Путешественники двинулись к дому. Пока они шли, Максим не мог оторвать глаз от Риты. Ощутив, как сильно бьётся его сердце и бешено пульсирует кровь, он начал задыхаться.

Округа погружалась в вечерние краски. Максим взглянул на небо. Появились первые звезды. Он больше не мог идти и остановился. Рита не заметила этого и продолжала движение. Пройдя немного, она остановилась и повернулась назад.

– Ты что? – улыбаясь, спросила Рита. – Устал, пока купался?

– Нет, – тяжело дыша, ответил Максим.

Рита медленно направилась в его сторону. Она плыла. Глядя на приближающуюся Маргариту, Максим ощутил жар. Еще мгновение и он уже горел. Иглы покрыли его тело и разбежались в разные стороны, натыкаясь друг на друга.

– Ты что? – шёпотом спросила Рита, вплотную подойдя к Максиму.

Максим выронил рюкзак и замер. В тот же момент он обхватил обеими руками голову Маргариты и впился в её губы…

Вышедшие звезды заплясали.

Маргарита не сопротивлялась. Напротив, крепко обняла Максима и полностью отдалась поцелую. Не отрываясь от губ, Максим пытался обнять её всю. Рита перебирала пальцами волосы на голове Максима. На мгновение, оторвавшись друг от друга, они снова слились в едином жаре, полыхавшем в их крови.

Время остановилось.

Время замерло.

Наконец, тяжело дыша, они отпустили друг друга.

– Максим…

– Маргарита…

Максим зашёл за спину Риты и обнял её.

– Я не мог совладать с собой.

– Ну что, посмотрим, что за дом? – тяжело дыша, проговорила Рита.

– Идем. Кстати, ты знаешь, что сегодня четвертое октября?

– Да, а что?

– А это значит, что вчера было третье октября, день рождения Сергея Есенина?

– Ты это помнишь?

– Ну, целуй меня! – воскликнул Максим, и эхо разлетелось по горам.

Ну, целуй меня, целуй,

Хоть до крови, хоть до боли.

Не в ладу с холодной волей

Кипяток сердечных струй.

……………………………..

Увядающая сила!

Умирать – так умирать!

До кончины губы милой

Я хотел бы целовать.

Чтоб всё время в синих дремах,

Не стыдясь и не тая,

В нежном шелесте черёмух

Раздавалось: «Я твоя».

И чтоб свет над полной кружкой

Легкой пеной не погас –

Пей и пой, моя подружка:

На земле живут лишь раз!

Рита подбежала к Максиму и поцеловала его в щеку.

– Ещё? – потребовала она.

До домика оставалось совсем немного.

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить…

Рита хлопала в ладоши.

– Ещё!

– У нас вся ночь впереди.

К этому моменту они подошли к домику.

– Да это же сеновал! – воскликнула Рита, – настоящий сеновал.

– Я никогда не видел сеновалов, только в кино.

– Он заброшенный, судя по виду. Но крепкий.

– И выбирать место для ночевки не нужно.

– Правда, половины крыши нет.

– Небо говорит, что дождя не будет.

Рита улыбнулась.

– Пойдем, осмотримся.

Осматривать особенно было нечего. Два этажа. Бревна крепкие. Можно было заночевать на втором этаже. Большое окно на втором этаже выходило прямо к реке. Сам сеновал был развернут немного на запад, поэтому было видно, как садится солнце. Его лучи гладили верхушки сосен и вершины гор, играли зайчиками в реке и поливали алой краской траву.

– Какая красота, – прошептала Рита.

Поужинав на первом этаже, как решили они его назвать, Максим с Ритой поднялись на второй. Солнце ещё не село, Рита ждала от Максима еще стихов.

Они встали, обнявшись перед окном, и любовались закатом.

– Мне кажется, такой красоты я никогда не видела.

– Природа самое красивое, что может быть. И мы, как дети природы, особенно некоторые из нас, стоящие рядом.

Рита чмокнула Максима. Она положила голову ему на плечо.

– Луна вышла, – прошептала Маргарита.

Руки милой – пара лебедей –

В золоте волос моих ныряют.

Все на этом свете из людей

Песнь любви поют и повторяют…

Максим читал стихи всем своим существом, словно жил ими, словно это и на самом деле была его жизнь. Близость Риты вдохновляла его. Он становился одержим и читал всё с большим жаром.

Солнце почти зашло. Звезды высыпали на небо и замерли.

В какой-то момент Максим почувствовал, как кровь в его жилах мгновенно застучала с такой силой, что он испугался, что оглохнет, сердце последовало тем же путем. Дыхание сперло, а в конечностях почувствовалась приятная дрожь. Он медленно повернулся к Маргарите. Та, почувствовав это, развернулась к нему сама и первой охватила его голову, снова зарывшись пальцами в его волосах. Максим неистово обхватил Риту руками, также пытаясь захватить её всю. Поцелуй длился вечность. Они не могли остановиться.

Звезды молчали.

Максиму было мало. Он начал целовать её глаза, её лицо, шею. Он не мог остановиться. Рита лишь вскинула голову вверх и копошилась в волосах Максима.

Звезды молчали.

Наткнувшись на застежку на спине Риты, Максим расстегнул три крючка на платье и спустил его так, чтобы можно было целовать плечи. Ещё крючок и платье медленно упало на пол. Теперь Максим мог целовать Маргариту целиком.

Он медленно опускался на колени, увлекая за собой Риту. Та не сопротивлялась, а принялась стягивать с той же неистовостью с Максима сначала майку, потом и всю одежду.

Вскоре они лежали на одеяле под окном полностью обнаженные и покрывали друг друга поцелуями. Слышалось только тяжелое обоюдное дыхание и шелест соприкасающихся тел.

Максим оказался над Ритой. Их взгляды встретились. Это были взгляды диких животных, готовых выпить кровь друг друга. Их губы снова слились. Во время продолжительного поцелуя Рита вздрогнула и издала тихий стон.

Звезды принялись плясать, кружась над сеновалом.

Проникнув в ворота, Максим заплясал вместе со звездами. С каждым проникновением Рита издавала стоны, каждый последующий из которых был громче предыдущего.

Воздух дрожал. Трава вокруг сеновала закрутила спирали. Птицы из ближайшего леса беззвучно взлетели и закружились над полем. Сеновал полыхал невидимым огнем.

Тела переплелись так, что представляли единое целое, извивающееся и двигающееся в такт усиливающихся стонов. Лунный свет оставлял на едином теле соблазнительные блики и растворялся в каждой капле пота.

Стоны усилились до неимоверной силы. Звезды плясали, летая кругом, то вверх, то возвращаясь к самой земле, избегая столкновений. Звезды на мгновение остановились, взлетели ввысь и замерли.

По всей округе разлетелся растворяющийся в страсти крик Маргариты.

Светила луна.

Рита с Максимом ещё долго лежали, крепко обнявшись, поглаживая друг друга и переплетя языки за спаянными ртами.

Звезды плясали.

Наконец они разомкнули цепи и легли рядом. Они лежали молча. Они были в другом измерении.

– Плывет земля, – наконец прошептал Максим.

– Что? – бесконечно нежным голосом спросила Рита.

– У Хемингуэя в «По ком звонит колокол», кажется, было такое выражение. Мне так хорошо, когда я делаю это, что вокруг плывет земля. Как-то так.

Рита ничего не ответила, а лишь прижалась к Максиму. Вдруг она сказала:

– А пойдем на озеро.

– Прямо сейчас?

– Да, тепло, прямо так, голышом.

– Ты сумасшедшая!

– Пойдем, поднимайся!

Они босиком побежали к озеру и вместе нырнули в теплую воду.

Какое-то время они плавали кругами, после чего сплелись, и понеслась страстная музыка из стонов Маргариты.

Бегом вернувшись, смеясь и толкаясь, они всё же улеглись спать, укрывшись одеялом и телами друг друга. Уснули мгновенно.

Среди ночи они неожиданно проснулись, причем одновременно и через некоторое время округу снова осветили танцующие звезды.

Рассвет ворвался в мир и принялся его согревать. Рита и Максим вскоре проснулись. Часы показывали десять.

– Долго мы будем добираться, – зевая, произнес Максим.

Рита поцеловала его в щёку и сказала.

– Если добираться мы будем так, то я готова добираться вечно.

Максим улыбнулся.

– Так? Это как?

– Как? – весело удивилась Рита.

– Да, как?

– Ну, – она медленно заползла на Максима, – как-то вот так, кажется…

Вскоре и сквозь дневной свет прорвались звезды и исполнили свой дикий танец.

Позавтракав, окунувшись в озере, они направились к лодке.

– Подожди, – сказал Максим. – Пойдем через поле, так тоже можно дойти. Хочу посмотреть, чем заканчивается поле за сеновалом.

Рита пошла за Максимом. Миновав сеновал, они, пройдя некоторое расстояние, оказались на краю обрыва. Вид, открывавшийся с обрыва, поражал воображение своей красотой и величием.

– Боже мой, какая красота! – прошептала Маргарита. – Ты знал?

– Предполагал.

Максим опустил рюкзак, и они встали, обняв друг друга. Легкий ветер теребил платье Маргариты.

– Вон наша лодка, – сказала Рита, – идем?

– Подожди ещё немного, – напряженно произнес Максим.

Его сердце снова колотилось так бешено, что он думал, Рита его услышит. Он ощутил, как на лбу выступает пот. Он вырывал ртом кусок воздуха, но его всё равно не хватало.

Рита что-то заметила.

– Что, Максим? Что-то не так?

В её голосе звучала такая нежность, что Максима затрясло ещё больше. Он развернулся к Рите.

– Ты бледный, – испуганно произнесла Маргарита.

Максим помотал головой и взял её руку в свою, потом взял вторую руку. Сердце готово было выбраться наружу.

– Максим? – не на шутку разволновалась Рита.

– Мне нужно сказать одну, одно… – Максим закашлялся.

Он отпустил руки Риты и обнял её, крепко прижав к себе. После отпустил и снова ухватился за руки. Он прокашлялся. Он задыхался.

– Максим…

– Маргарита, – прервал Максим, – мне нужно сказать… Сейчас…

Он опустил голову, набирая воздух. Потом резко поднял её и встретился своими глазами с глазами Риты. Он ещё раз прокашлялся.

– Маргарита…

– Максим…

Вдруг Максиму стало так легко и свободно, что он нежно, но твердо произнес:

– Я тебя люблю.

– 8 –

В Центре было несколько районов, изобилующих высотными зданиями, небоскребами. В одном из таких районов, в одном из небоскребов, на самом верхнем этаже снимал квартиру Карл. Это была скорее студия, аскетически обустроенная. Окна, как и полагается, были во всю стену. Длинная и широкая барная стойка. Пустая стена напротив кровати и двух кресел. В одном из кресел сидел Карл и смотрел на стену, на которую он предварительно повесил большой лист бумаги, уже изрисованный им разными именами и стрелочками.

Но в данный момент не это было главным. В квартиру Карл вошёл час назад, повесил плакат, приступил к рисованию и оказался в тупике.

И вот что главное в данном моменте, даже не главное, а необычное. Карл всегда обладал холодной головой и четким логическим подходом, даже до крайности нетривиальным. Но сейчас он оказался в ситуации, когда все его способности не помогали. И нужно, – и он в этом был уверен, – до безумия нетривиальное решение или решения, или кардинальная смена направления.

И именно поэтому уже через полчаса художеств Карл достал из морозильника литровую бутылку водки. Сейчас бутылка была более чем на треть пуста. В руках у Карла был бокал и фломастер. Он сделал большой глоток и даже не поморщился. Встал и подошёл к плакату.

Глен Хайден, Ян Гашек, София Буковски. Это был первый ряд.

Змей. Это второй ряд.

Маргарита Титова. Это третий ряд.

Максим Волков. Четвертый.

Фархад. Пятый.

Томас Шнайдер. Шестой.

Дальше шли имена политиков и бизнесменов. В том числе Фернандо Коста, Фридрих Шнайдер, Филипп Роллан и так далее.

Он плеснул в бокал водки. Водку Карл пил из бокалов для виски. Как воду. Шум в голове пока не помогал, но рисовал безумные картины.

Карл взял трубку телефона и набрал номер.

– Слышь, Дрозд. Первый час ночи? Плевать. Я пью. Тащи ко мне девочку. Да, прямо домой. Да, прямо сейчас.

Карл встал посреди комнаты, глядя на свой сюрреализм, подошёл и дописал ещё одно имя: Гуннар.

Когда он пил, то думал всегда вслух.

– Первое, если Волков с Титовой найдутся, то нужно упрятать их месяца на полтора. Куда-нибудь… на Пиратский остров. К середине декабря пусть отдохнут. Главное их найти. Найдутся… Выборы…

Мысль ушла. Не та, видимо, была.

– Что за бред я сегодня читал? А, к выборам хотят открыть историческую тюрьму в центре Города. Была музеем, станет… К чему это я? Выборы 1 декабря. Сегодня у нас 3 октября. Меньше двух месяцев. Что может поменяться?

Карл прошёлся по комнате несколько раз.

– Чего ждет Гуннар? Столько времени потратили на эту наркоту. Ехать им минут двадцать. И зачем? Покрасоваться перед Коста? Столько ресурсов задействовали, столько проблем нажили. Или это входной билет Гуннара? Если это его билет туда, то здесь ему нет места. А я так полагаю, что он хочет всё совместить, да так, чтобы в Ордене ничего не узнали. Но, всё равно всё станет явным. И что? Его лишат чина магистра, членства в Ордене. Пока он прикрывается Драконом перед Коста или ещё кем. Прости кодекс, но я, похоже, пьян. Я ничего не понимаю.

Глоток.

– Титова может письменно отказаться от политических привилегий принцессы. Ага, может, этого кто-то и не хочет. Чёрт. Разумеется, не хочет. Её просто нужно держать на коротком поводке. А тут нам мешает Волков. Что за тайна в тебе?

Плакат.

– Срока у меня точного нет.

Карл открыл окно. Ему стало душно.

– Нюансы – вот, что самое сложное. Коста… Что с тобой делать?

Карл посмотрел сквозь стекло бокала и налил ещё водки.

Душно.

– Знать бы точно, что Титова с Волковым не засветятся здесь в ближайшее время. Чёртов мальчишка. К чему это я? Или женить их друг на друге, как принцессу на рыцаре… Не вяжется, не рисуется. Ну, где Дрозд?

Душно. Карл включил кондиционер на полную мощь.

Раздался звонок в дверь. Карл сорвал плакат со стены, свернул его и зашвырнул за кровать. Пошёл открывать дверь. Открыл и мигом вернулся в комнату, не поздоровавшись ни с кем. В комнату вошел Дрозд, ведя перед собой Аманду Хаксли.

Карл стоял посреди комнаты и пристально смотрел ей в глаза. Потом пододвинул ей кресло и жестом предложил садиться. Сам сел в кресло напротив.

– Дрозд, будь другом, погуляй полчаса. Не в обиду.

– Не вопрос, – Дрозд развернулся и вышел из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь.

– Вот ты какая, – улыбнувшись, произнес Карл. – Водки?

– Легко, – смело ответила Аманда.

Карл наполнил два бокала и один поднес Хаксли. Он снова сел в кресло и поднял свой бокал.

– За знакомство!

Аманда, не моргнув глазом, осушила бокал до дна.

– Я Карл. Ты Аманда Хаксли. Кто я, ты, я так понимаю, знаешь?

– Знаю, – ответила Аманда, ставя бокал на стол.

– Тебе в данном случае повезло больше, – сказал Карл. – Я вот, к своему стыду, так и не выяснил, кто ты. Одни догадки.

– Да, тебе не повезло, Карл.

Карл скупо улыбнулся, оценив смелость девушки.

– Поясню следующее. Обстоятельства несколько сместились со своего первоначального положения. Теперь есть смысл кое в чём… Даже не так. – Карл только сейчас ощутил опьянение, хоть и легкое. – Предлагаю прекратить холодное противостояние, которое, как бы это не казалось, было и остается.

– Если это будет иметь смысл, – ответила Аманда.

– И ещё, имей в виду, я тебя никому не собираюсь сдавать, пока, поэтому, будь добра отвечай на мои вопросы. Договорились?

Ответа не последовало.

– Ты работаешь на Гуннара? Вопрос риторический.

– Да.

– Усложню. Ты работала на Гуннара?

Немного помедлив, Аманда ответила:

– Видимо, да.

– Согласись, если бы Дрозд тебя не перехватил, могло бы быть не очень хорошо. Тебе. Уверен, Гуннар, либо заблуждается сейчас на твой счет, считая, что с тобой что-то случилось, либо твердо уверен, что ты его предала. Я прав?

– Возможно.

– Ты член Ордена?

– Да.

– Почему я тебя не знаю?

– Я из группы страховки.

– В полиции это называется отделом внутренних расследований. Как ты попала к Гуннару?

– Он запросил меня.

– Именно тебя?

– Этого я не знаю.

– Цель? Объем информации?

– Частично по наркотикам, частично, по гостям. Ты же это всё вычислил. К чему этот бессмысленный допрос?

– Что по наркотикам?

– Прикрытие в виде ряда подставных фирм, которые я открывала для него.

– Вызвал он тебя только для этого?

– Да.

– Может, что-то ещё?

– Ещё я должна была выборочно контролировать сбытовую сеть. Ещё водки.

– И меня? – Карл наполнил бокал.

– Нет. Тебе Гуннар доверял больше, чем кому-либо.

– Такая элементарная работа, и нужен человек из Ордена, из группы страховки? У него целая наёмная армия.

– Думаю, Гуннар, намечал ещё много чего, но в какой-то момент решил меня не привлекать. Может, я ему не понравилась.