Уйти, чтобы вернуться

– Действуйте.

Тернедде покинул наблюдательный пункт и спустя десять минут он уже отдавал приказы командирам батальонов. Взлетела сигнальная ракета. Прозвучала отрывистая команда на немецком языке «Форвертс» и гренадеры лавиной ринулись в свою последнюю гибельную атаку.

Плацдарм захватили и удерживали бойцы стрелкового батальона капитана Неустроева. Они предполагали, что немцы попытаются отбить территорию рядом с мостом и были готовы к атаке эсэсовцев. Подпустив их ближе, они открыли по ним кинжальный огонь из станковых пулеметов, стоявших на флангах. Старший лейтенант Звягинцев по рации запросил помощь.

Многие эсэсовцы, так и не добежав, падали на землю, сраженные пулями, и застывали на ней в нелепых позах, к которым их приговорила смерть.

Остальные ворвались на позиции и началась кровавая мясорубка. Автоматы как-то разом смолкли и бойцы с обеих сторон бились ножами и саперными лопатками. Трудно стало дышать. Казалось, сам воздух физически сгустился от накаленной животной ненависти, овладевшей всеми. Повсеместно слышались предсмертные хрипы и звериный вой, вперемешку с русским «твою мать», немецким «шайсе» и отборными датскими ругательствами. Никто никого не щадил и в плен никого не брали. Около перевернутого пулемета рослый здоровенный датчанин навалился на щуплого красноармейца, схватив его руками за горло. Красноармеец, которого все звали не иначе как Витька-Кастет, отчаянно извивался под гренадером, пытаясь выхватить нож. Наконец ему это удалось и он уже полузадушенный из последних сил два раза саданул эсэсовца в бок. Тот быстро обмяк, бульдожья хватка его рук ослабла, но он продолжал еще держать Витьку, пытавшегося из под него выбраться. «Тяжелый, падла,» – бормотал Витька, с усилием освобождаясь от смертельных объятий гренадера. У него это получилось. Жадно втянув в себя воздух, Витька с трудом перевернул датчанина на спину и с размаху всадил ему нож в глаз.

«Не на того, сука, наскочил», – зло прошипел Витька-Кастет и это было правдой. Свою грозную кличку он заработал еще в довоенной Одессе, участвуя в бандитских разборках и виртуозно работая ножом и кастетом. Даже несмотря на тщедушный вид с ним связываться особо никто не хотел. Закончив с эсэсовцем, Витька огляделся. Повсюду рукопашная продолжалась, но русский мат слышался уже значительно реже. Вдруг он увидел как по мосту бегут им на подмогу солдаты его батальона. Они бежали молча, тяжело дыша, и от того, что не было слышно привычного «ура», становилось еще более жутко. Витька вскочил на труп гренадера и по блатному заорал, размахивая окровавленным ножом:

– Ша, братва, держись, наши прут.

Ударила короткая автоматная очередь и он, хватая разинутым ртом берлинский воздух, рухнул рядом с датчанином.

Помощь подоспела вовремя. Плацдарм отбить не удалось и панцергренадеры полка «Данмарк» отступили. Крукенберг весь бой наблюдал в бинокль. Он и не собирался обвинять своих бойцов в трусости. Это было бы глупо. То, что гренадеры много раз участвовали в запредельно страшных рукопашных схватках, свидетельствовала награда «За ближний бой». Она особо ценилась среди фронтовиков и почти все солдаты ее имели. Покидая позиции, Крукенберг только лишь сказал командиру полка:

– Держать оборону до последней возможности.

Штурмбанфюрер Тернедде ничего не ответил. Собственно, слов уже и не требовалось. Всем все было понятно. Отсчет времени пошел уже на часы. Именно столько и оставалось жить Третьему Рейху.

Вечером того же дня Максимилиан фон Готтенбах, находясь в служебной квартире, торопливо сжигал в камине документы. Весь архив института был заблаговременно эвакуирован из города. Барон уничтожал бухгалтерию своего отдела, в том числе расписки, по которым деньги выдавались сотрудникам на руки для выполнения спецзаданий. Почти все сотрудники отдела покинули Берлин еще до штурма и с Готтенбахом осталась только лишь его личный помощник Ирма Нойман. Она добросовестно выполняла возложенные на нее функции секретаря, но два года назад, после того как жена барона скончалась от двухсторонней пневмонии, стала его любовницей.

Это произошло здесь же в квартире безо всяких пошлых ухаживаний и намеков со стороны Готтенбаха, – быстро и внезапно. После похорон жены он находился в подавленном душевном состоянии и начальник управления дал ему десять дней отпуска для того, чтобы привести свои нервы в порядок. Барон не выходил из квартиры. Вечерами он сидел у камина, в глубокой задумчивости глядя на языки пламени, пожирающие поленья. Иногда брал в руки семейный альбом, смотрел фотографии, где они вместе с женой катались на лыжах в Швейцарских Альпах, вспоминал как они познакомились. Потом обязательно выпивал немного коньяку и пытался заснуть. Днем в просторную квартиру барона неизменно приходила горничная, навести порядок и приготовить еду. Через неделю такой затворнической жизни в гостиной неожиданно зазвенел телефонный аппарат. Звонил начальник управления. Участливо осведомившись у Готтенбаха как тот себя чувствует, попросил его посмотреть документы. Посыльной, доставившей бумаги, как раз и оказалась та самая Ирма Нойман, занимавшая в управлении одну из самых низших должностей. Барон даже видел ее мельком несколько раз, но это никак не могло отпечататься в его памяти, настолько разными у них были жизненные орбиты.

Ирма происходила из мелкобуржуазной среды и ее отец и дед были владельцами мясной лавки в Мюнхене. Казалось, ее жизнь была предопределена на многие годы вперед – закончить лютеранскую школу, выйти замуж за сына владельца другой лавки и нарожать кучу здоровых немецких детей. Но Ирма втайне стыдилась своего низкого происхождения и мечтала о другой жизни. Она непременно хотела получить высшее образование и выйти замуж за офицера. В своих самых смелых мечтах Ирма видела себя женой военного, у которого фамилия начиналась с заветной приставки «фон». Но жизненные условия, при которых она появилась на свет, не только ей это не гарантировали, но и даже не предполагали изначально. Крушение Германской империи и отречение Кайзера Вильгельма Гогенцоллерна от трона, приход к власти Адольфа Гитлера все кардинально изменили в ее жизни и жизни миллионов других людей. Аристократия никуда не исчезла и вокруг по-прежнему жили своей жизнью мужчины с приставкой «фон», но вот только социальная дистанция между ними и ей значительно сократилась. Гитлер объявил о сближении классов и в организации СС многие увидели создание новой немецкой аристократии и новые возможности для себя. Ирма не была исключением.

Она добровольно вступила в ряды СС, пройдя все стадии строгого отбора. Здесь действительно были отпрыски дворянских родов и зажиточных бюргеров и дети мелких лавочников, рабочих и крестьян. Правда, находясь в одной организации, они чаще всего уже изначально были на разных служебных ступенях. Ирму это не смущало. Она идеально подходила под арийские стандарты женской красоты. Будучи невысокого роста натуральной блондинкой с голубыми глазами, Ирма Нойман обладала соблазнительными формами и хорошим природным здоровьем. Позже она перевелась в институт Аненербе, где и была секретарем и посыльным в одном лице.

На Ирму постоянно обращали внимание мужчины, но она регулярно отбраковывала кандидатов, боясь упустить более выгодный шанс. И этот шанс ей подвернулся в лице оберфюрера СС барона Максимилиана Матиаса фон Готтенбаха. То, что барон был значительно старше ее по возрасту и у него было двое детей, для Ирмы не служило препятствием и вообще не играло никакой роли.

Она не без внутреннего трепета переступила порог квартиры Готтенбаха, держа в руке внушительный пакет, скрепленный сургучной печатью с имперским орлом посередине. Барон безразлично ответил на ее приветствие и пригласил присесть в гостиной и подождать, пока он ознакомится с содержимым конверта. Ирма охотно прошла в гостиную и удобно расположилась в кресле. Она точно знала кто перед ней. Готтенбах скрылся с документами в своем кабинете и отсутствовал около часа. Наконец он вернулся и, передавая обратно конверт Ирме, неожиданно для себя предложил ей выпить с ним кофе. Она, не раздумывая, согласилась. Горничной в квартире уже не было и Готтенбах сам, как радушный хозяин, приготовил кофе и вместе с печением на подносе принес его в гостиную. Затем на столике оказался коньяк. Ирма начала от спиртного отказываться, ссылаясь на служебное время, но барон, не слушая ее, наполнил обе рюмки. Он вдруг почувствовал острое желание отвлечься от тягостных мыслей и попросил Ирму рассказать ему о себе и о своей семье. Смущаясь под пристальным взглядом барона, она начала неуверенно что-то говорить, но после двух рюмок коньяка ее внутренняя неловкость куда-то исчезла и речь полилась более плавно и раскованно. Готтенбах слушал ее, не перебивая. Он, казалось, пьянел не только от коньяка, но и от мелодии ее голоса. Через полчаса его взгляд на Ирму стал совершенно откровенным. Ирма улыбалась, обнажая в улыбке ровные белые зубы, что делало ее еще более привлекательной. На ее лице почти не было косметики, да это ей и не требовалось.

Кофе было допито, десерт съеден и Готтенбах поднялся с кресла, чтобы заварить кофе снова. Следом легко поднялась и Ирма. Они стояли так близко, что чувствовали дыхание друг друга. Готтенбах медленно поднял руку к лицу женщины и его указательный и средний пальцы, коснувшись ее носа, затем плавно переместились на губы и подбородок и потом пошли вниз по шее, как бы прочерчивая незримую линию. Ирма, не мигая, смотрела прямо в глаза барону и это было неприкрытым приглашением. Готтенбах одним резким движением поднял ее на руки и понес в спальню. В ответ Ирма только крепко обхватила шею барона руками, прижавшись к его лицу. Так с этого дня и начались их отношения.

Готтенбах перевел ее в свой отдел и сделал личным помощником по делопроизводству. Ирме не надо было как гимназистке объяснять правила игры и на службе она четко и неукоснительно соблюдала субординацию и все положенные приличия.

Никто из подчиненных долгое время даже и не догадывался, что у них были внеслужебные отношения.

И сейчас Ирма, сидя в кресле возле Готтенбаха, смотрела как он, мельком проглядывая отдельные документы, тут же немедленно отправлял их в огонь. Наконец он швырнул в камин последнюю папку.

– Все, теперь все, с этим закончено, – произнес Готтенбах, наблюдая, как пламя жадно поглощает бумаги, превращая их на глазах в горстку пепла.

– Макс, а что с нами будет дальше? – подала голос Ирма. – Что ты намерен предпринять?

Она намеренно выделила слово «нами», давая понять, что не отделяет свою судьбу от судьбы Готтенбаха.

– Я говорил вчера с Монке, – ответил барон. – Положение безнадежное. Гарнизон продержится еще два, от силы три дня. Потом конец.

– Капитуляция? – чуть слышно спросила Ирма.

– Нет, – жестко отрезал Готтенбах, – ни фюрер, ни Геббельс капитуляцию не примут. Даже если Вермахт нарушит присягу и сложит оружие, солдаты СС будут драться до последнего патрона. Скорее всего остатки дивизии будут с боем прорываться на север к действующей армии. А если не получится, то тогда попытаемся уйти к американцам. В любом случае сдача в плен большевикам исключена.

– Но это означает коллективное самоубийство, – отрешенным голосом проговорила Ирма, – вряд ли получится выбраться из Берлина живыми.

– Пусть так, – глаза барона зажглись фанатичным огнем. – Я выполню свой долг при любых обстоятельствах. Ты со мной?

Ирма встала и, подойдя к нему, положила руки на плечи. Казалось, этот огонь безумия от Готтенбаха медленно переходит к ней.

– Я пойду с тобой до конца, – отрешенность исчезла и ее голос стал твердым. – Пусть Провидение решит остаться нам в живых или нет. Обещай мне, Макс, если судьба пощадит нас и мы сможем выжить в этом аду, то после войны ты сразу женишься на мне.

– Ты действительно этого хочешь? – Готтенбах испытующе посмотрел на Ирму.

– Да, я действительно этого очень хочу и ты это отлично знаешь, – усмехнулась Ирма. – Я буду тебе хорошей верной женой и рожу тебе дочерей, – настоящих немецких Валькирий. А сыновья у тебя уже есть.

Готтенбах встал с кресла и, обняв Ирму, крепко прижал ее к себе.

– Это все прекрасно, девочка, прекрасно, – горячо зашептал он ей на ухо, – но надо сначала выбраться отсюда.

– Мы выберемся, Макс, обязательно выберемся, – теперь уже во взгляде Ирмы горел огонь, – только обещай мне, что ты женишься на мне.

– Да, девочка, я обещаю, – голос барона дрогнул.

Ирма жадно впилась поцелуем в губы Готтенбаха. Она наконец услышала то, на что так страстно надеялась все эти два года. Теперь ей оставалось только одно – молить Провидение, чтобы оно ниспослало чудо.

Глава № 8

Андрей сидел напротив Геле-ламы и неторопливо пил травяной чай с орешками. Он был внутренне собран и ждал, когда настоятель приступит к конкретным инструкциям. Но Геле-лама не торопился. Он меланхолично помешивал чай серебряной ложкой и не произносил ни слова. Андрей не решался нарушить мысли Просветленного. В конечном счете все, что нужно, будет сказано и тогда, когда Геле-лама сочтет это нужным. Сделав глоток чая, настоятель начал разговор:

– Ну, что, мистер Маркин, вы готовы к тому, что буквально через час уйдете в неизвестность?

– Да, готов, – просто ответил Андрей, – только почему в неизвестность. Вы же мне объявили дату и место. Или что-то поменялось?

– Ничего не поменялось. И дата и место остаются прежними, – на лице Геле-ламы не было даже намека на улыбку. – Но неизвестным остается результат вашей экспедиции. Я не могу вам гарантировать стопроцентно, что вы вернетесь оттуда живым. Какое-то время вы будете совершенно открыты и уязвимы для смерти. Скажите честно, неужели вы не испытываете страх?

– Есть немного, но это даже не страх, а скорее тревожное ожидание. Я пока не знаю чего мне бояться, – Андрей потер пальцем висок и добавил:

– У меня страх всегда имеет конкретные очертания. Возможно, после того, как вы мне расскажете детали, я почувствую страх, но не раньше.

– Хорошо, слушайте внимательно, – кажущаяся рассеянность настоятеля мгновенно испарилась. – Через час вы окажетесь в ночном Берлине. Это будет ночь с первого на второе мая 1945 года. По улице Фридрихштрассе начнут двигаться оставшиеся в живых после боев солдаты и офицеры дивизии СС «Нордланд». Под покровом ночи они сделают попытку с оружием в руках пробить советское окружение. Вместе с ними будут уходить и гражданские беженцы. Колонну сопровождают три танка и четыре бронетранспортера. В последней бронемашине поедет высокопоставленный офицер СС и в его руках будет находиться черный кожаный портфель. В портфеле, как вы уже догадались, мистер Маркин, лежит книга – драгоценная Калачакра. Русские колонну эсэсовцев обнаружат и обстреляют из пушек и минометов. Все бронетранспортеры будут разбиты, многие погибнут, но этот офицер сумеет спастись. Он покинет бронемашину и побежит в развалины домов. Вот здесь вам нужно улучить момент и выхватить у него портфель.

Геле-лама прервался и взял чашку. Андрей, следуя восточному этикету, сделал то же самое. Сделав несколько глотков, настоятель продолжил:

– Все время вы будете невидимы для посторонних глаз, потому что станете как бы лишенным своего физического тела. И вот поэтому вы можете не бояться ни пуль, ни осколков, – они не причинят вам ни малейшего вреда. Но и взять в руки вы ничего не сможете. Для того, чтобы выхватить портфель, вам, мистер Маркин, необходимо свое тело заново обрести. Внизу в пещере вы получите от меня маленький плоский предмет, на котором есть всего лишь две кнопки – красная и черная. Нажимая черную кнопку, вы получаете свое тело, а при повторном нажатии его опять теряете. И вот когда вы обретаете тело, то на это время подвергаетесь опасности быть раненым, искалеченным или убитым. И здесь я вам ничем помочь не смогу. Как вы понимаете, нажимать кнопку и получать тело нужно в тот момент, когда вы будете иметь максимальную возможность для захвата портфеля с книгой. Когда книга окажется у вас, вы можете сразу нажать красную кнопку, не прибегая к черной, и потоки времени вас выбросят обратно в Катманду. Весьма вероятно, что с вами вместе прилетят и какие-либо предметы, находящиеся на расстоянии двух-трех метров от вас. Не удивляйтесь, это часто бывает. Энергетические потоки подхватывают разные вещи и это нормально.

– Как же я заберу портфель? – удивленно переспросил Андрей. – Мне же его добровольно не отдадут.

– Верно, – согласился настоятель. – Вам придется вступить в схватку с этим офицером и, скорее всего, убить его. На земле будут лежать автоматы погибших солдат, так что с оружием у вас проблем не возникнет. Это и есть та самая рискованная часть контракта, о которой я вам вчера говорил. Теперь, когда вы знаете не только цель, но и как ее добиться, вам все понятно?

– Да, понятно, – протянул Маркин.

– Судя по интонации, вас что-то смущает, – Геле-лама в упор посмотрел на Андрея.

– Смущает, пожалуй, не совсем точное слово, – обронил Маркин, выдерживая прямой взгляд настоятеля.

– Так в чем дело? Говорите, я жду, – Геле-лама не сводил взгляд с Андрея.

– Мне никогда не доводилось убивать людей, Просветленный, и, насколько я знаю, причинение такого рода вреда живому существу ухудшает Карму. Да и в христианстве это также считается тяжким грехом.

Выслушав Андрея, настоятель ответил ровным голосом:

– Мистер Маркин, христианская церковь вплоть до 19 века была воинствующей церковью и она безо всяких колебаний отправляла людей на костер за любое мало-мальское отступление от догматов веры. В Средние века под знаменами Христа были пролиты реки крови и именем Христа прикрывали самые безумные злодеяния. И вот поэтому не стоит приводить ее в качестве примера в этом ключе. И по поводу своей Кармы вы тоже можете не волноваться. Люди всегда служат либо силам Добра, либо силам Зла и они всегда сами делают этот выбор – осознанно или неосознанно. Таким образом, в мире существует вечное противостояние. Возвращая священную Калачакру Верховным жрецам, вы находитесь на стороне сил Добра и, тем самым, сильно улучшаете свою Карму. И убийства здесь тоже никакого нет, а есть честный поединок, хотя бы потому, что вы также подвергаете свою жизнь серьезной опасности. Тут выбор простой – либо вы убьете врага, либо враг убьет вас. Если вы решились на это мероприятие, то колебаниям больше нет места. И все же страх появился?

– Не знаю, может быть, – легкая гримаса исказила лицо Андрея и он добавил:

– Мне станет это ясно, когда я окажусь в ночном Берлине. Вот тогда я почувствую все эмоции.

– Вы в первую очередь должны чувствовать азарт, мистер Маркин, и, если угодно, кураж. Такой настрой поможет выполнению поставленной задачи. А страха быть не должно, – Геле-лама был по прежнему серьезен и говорил, не повышая голоса. – Самый главный страх, который испытывает человек, это страх смерти, то есть страх небытия. Но подумайте сами, несколько десятков лет назад вас не было на этой земле и через несколько десятков лет вас опять не будет. С вашим приходом и уходом ровным счетом ничего в Мироздании не изменится. Так стоит ли сильно переживать по этому поводу. У большинства людей, населяющих планету, совершенно никчемное существование, но они, даже отягощенные неизлечимыми болезнями, всеми силами пытаются продлить дни, лишенные всякого смысла. И только освободившись от страха смерти, человек обретает истинную свободу. Преступить через этот основной страх помогает высокая цель, наделенная смыслом, далеко выходящим за рамки обыденной человеческой жизни. И я вам, мистер Маркин, подобную цель даю. Верните книгу из прошлого. Сделав это, вы тем самым уменьшите страдания и хаос на планете. Ради этого можно поставить на кон собственную жизнь. Высшая цель всегда требует высшей платы, хотя даже самая долгая жизнь есть всего лишь мгновение.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.