скачать книгу бесплатно
– Согласен, – легко согласился я.
Да будет благословен мой учитель Умар Гиясаддин за то, что научил меня терпению и выдержке и за то, что показал, как можно управляться с огнём, повергая в трепет непосвящённых.
Окружённый толпой деревенских жителей я прошествовал к центральному костру, ярко пылавшему в центре площади, где проходил пир. Илья всё это время не вмешивался в происходящее, но подбадривающее подмигивал каждый раз, ловя мой взгляд.
Между тем не всё оказалось так просто. Несмеян долго и придирчиво вглядывался в угли, пока не подцепил на кузнечные щипцы показавшийся ему подходящим:
– Вот этот. И помни, ладонь раскроешь, только когда я скажу.
Я медленно отдышался, затем постарался расслабиться и, резко, с присвистом выдохнув воздух, подставил ладонь под мерцающий алым уголь, размером с перепелиное яйцо. Мгновенно сжав как можно плотнее пальцы, я удержался от крика и сконцентрировался на поддерживающей мантре.
Время как обычно замедлило свой ход, так что я успел прочесть мантру целиком, прежде чем услышал голос шейха:
– Хватит! Раскрой ладонь.
Стиснув зубы, я заставил пальцы разжаться. На ладони остался потухший почерневший уголёк. Я стряхнул его на землю и обдул ладонь, а затем показал её собравшимся. Кожа сильно раскраснелась, но не обгорела до черноты. Вполне возможно, этому живая вода помогла, которую я успел пригубить.
– Ты чист, князь! Это хорошо, – улыбнулся мне Несмеян. – А то бы пришлось убить тебя. Ну, всё, за столы! Есть отличный повод выпить. Наш гость доказал, что он хороший человек.
И застолье возобновилось с удвоенной силой. Снежка осторожно коснулась меня. Я повернулся к невольной виновнице моего испытания.
– Я рада, что ты не оборотень, – сказала она и виновато-облегчённо вздохнула.
– А уж как я рад! Ты и представить себе не можешь, – ответил я и приобнял её за талию.
В это время за столами вспыхнул горячий спор, затеянный шейхом, по поводу названия деревни. Предложения сыпались со всех сторон, как, впрочем, и возражения. Спорщики побойчее уже вовсю намеревались подкрепить свои доводы кулаками. Но тут встрял один неприметный мужичок, доселе больше молчавший:
– Братцы. Послушайте, что скажу! Я знаю, как назвать нашу деревню так, чтоб соседи от зависти лопнули! Вот кто сейчас сидит рядом с нашим Несмеяном? Вы посмотрите только! Это же воин! Да? Сам весь чернющий! Да? Ну вот! Поняли?
– Не-а, – дружно ответили из-за столов.
– Вот балбесы, – сокрушённо вздохнул оратор. – Чёрный Воин, по-печенежски будет Кара Чар! И мы нашу деревню назовём Карачарово! Поняли?
– Ух ты, – ответили из-за столов.
– … М-да, – одобрительно покачал головой Несмеян. – Лихо ты закрутил, Драган. Не зря видать в неволе у кочевников помаялся, вишь языкам-то как обучился. Хм, Карачарово? Быть по сему.
– Добре, добре, – застучали кружками по столам собравшиеся.
Я тоже с удовольствием присоединился к тосту. Не каждый же день в мою честь называют деревни! Но хмельной мёд оказался довольно коварным. Хотя быть может дело в количестве выпитого? Я стал было терять нить разговора и восхотел только одного – тихонько отсидеться до конца пирушки, но тут меня позвал довольный Иван абу Ильяс:
– А что это наш гость молчит?
И за столами дружно закричали:
– Слово гостю!..
***
…Голова трещала так, что невозможно было глаза открыть. Но сделать это было необходимо, чтобы отыскать воду. Холодную-холодную. Которую можно пить; которую можно вылить на голову, чтобы унять пылающий пожар внутри. Где ты, живая вода! Живая вода? Я что-то помнил о ней. Да! Как мне нужна живая вода.
– Эй, люди, кто-нибудь, дайте воды!
– Вот держи! Выпей! – раздался незнакомый девичий голос. – Очень худо, Фархадушка?
Я с трудом разлепил веки и огляделся. Тело моё покоилось на постели, пошитой из шкур с набитой внутрь соломой. Судя по лучам солнца, проникавшим через открытый вход, уже давно закончилось утро. С улицы доносились сладковатый аромат свежескошенных трав и душистых смол, сытое хрюканье свиней и ленивая брехня собак. А рядом стояла на коленях смутно знакомая дева и протягивала ковш.
Выхватив у неё сосуд, я припал к нему. К сожалению, внутри оказалась не вода.
– Это сыворотка молочная. Ты пей давай, сейчас полегчает! – заботливо откликнулась девушка.
У меня не было сил сопротивляться, поэтому я выглотал весь ковш одним махом.
Помотав головой, я улёгся на спину и уставился на кровельные балки. Видимо Ахурамазде не очень по душе мои возлияния, раз он меня памяти лишает. А может это и не Ахурамазда? Может это Ахриман толкает на необдуманные поступки? Или это я сам виноват в своей неумеренности? Интересно, что я натворил в этот раз? Надо бы спросить у спасительницы – голова и вправду стала проходить.
– Ничего не натворил, – растерялась девушка. – После испытания огнём все ещё очень долго сидели. Мой дед разрешил. А как месяц поднялся из-за леса, ты стал так хорошо рассказывать о сражениях, о подвигах своего предка Рустама, что Илья тоже захотел стать богатырём.
– И всё? – я подозрительно прищурился.
– Нет, – продолжила спасительница. – Тогда ты тоже встал и поклялся, что обучишь Илью всему, что знаешь сам.
– Та-а-ак, – досадливо протянул я. – А больше никаких клятв не было?
– Было, – охотно подтвердила девушка. – Потому что Илья предложил тебе стать с ним побратимами. Ты согласился, и мой дед тут же провёл обряд! Это было так здорово!
Я только сейчас обратил внимание, что моё правое запястье обмотано полоской из льняной ткани. Ммм! Смешать свою кровь со славянином, да ещё и с худородным. До чего я дошёл! Одна надежда, дома, в Эсфахане, об этом никогда не узнают. Засмеют так, что на улицу стыдно будет показаться! А Али ибн Масуд скорей всего вообще разорвёт узы нашей дружбы. Ибо для него честь превыше всего! Представив себе все возможные последствия в случае раскрытия моей новой тайны среди родственников и друзей, я громко застонал. Но что толку? Теперь, хоть во всё горло возопи к небесам, ничего не изменить. Братья даются родителями, а вот побратимов мы себе выбираем сами. Один раз и на всю жизнь! Ммм! Ахурамазда, всеблагой и премудрый! Зачем ты так жестоко посмеялся надо мной?
– Фархадушка! Не пей больше столько, ладно? – жалобно попросила девушка. – А то ты как лёг, так и заснул мертвецким сном. Уж я тебя будила, будила, а ты ни в какую.
– Хорошо, – печально согласился я с уговорами Снежки (слава богу, хоть имя вспомнил сам, без подсказки). – Попробую. А пока покажи мне, где можно умыться.
… Сразу после завтрака, я отправился на встречу с побратимом.
Тот возился на заднем подворье с рыжим жеребёнком. Подойдя поближе, я ужаснулся. Жеребёнок был чуть живой: весь ходуном ходит на слабеньких ножках, грива и хвост нечёсаные, сплошь в колтунах, круп покрыт струпьями.
– Во, – обрадованно загудел Илья, едва увидев меня. – Привет, Федя! Послушай-ка, какое дело! Выходим с отцом утречком за околицу, к целине направляемся, значит, деревья вчерашние, что я вырвал, на дрова пособирать. Глядь – мужик идёт из соседней деревни и вот этого жеребчика ведёт. И уж так мне коник понравился, что пристал я к тому мужику с расспросами: что да как. Он и отвечает, дескать, мол, веду продавать на ярмарку в Муром. И тут я понял: надо брать. Отец заартачился было, да я сумел уговорить его. Короче, столковались с мужиком за пять беличьих шкурок. Вот выхожу его, и станет он богатырским конём. Представляешь?
Я представлял. Этот жеребёнок годился только на корм волкам, что видимо прошлый хозяин и хотел устроить, да тут ему на пути Илья попался.
– Ты знаешь, Федя, я так рад, что мы побратались, – внезапно добавил Илья. – Я ведь все эти годы, один пока лежал, чего только не передумал. Кирьян, да Левко, мои ровесники, хоть и братья мне по матери, только заглянут раз в полмесяца и всё. Чего им с калекой делать? Я их не виню. А только так тошно иногда было на свет белый сквозь окошко глядеть. Без ног-то ни друзьями не обзавестись, ни за братьями с сёстрами не угнаться. Отец с матерью вечно в поле, да на иных работах. Ты не знаешь, что это такое после тридцати лет одиночества вдруг ноги обрести. Да в придачу и с тобой побрататься. Да я за тебя любую смерть приму, потому как ты не просто по-доброму ко мне отнёсся. Я ведь понимаю, каково это – князю со смердом поравняться. Ты не переживай, я не уроню твоей чести. А хочешь, так боле, кроме нашей деревни, никому не скажем, что мы побратимы! Хочешь?
И так он все это бесхитростно выложил, что устыдился я своих недавних мыслей и вдруг подумал, что может не так уж и плохо иметь побратима-славянина. А пока же перевёл разговор на другое:
– Не бери в голову. Лучше ответь, что с жеребчиком-то думаешь делать?
– Да слыхал я от одного странничка, что ежели коня кормить только белоярой пшеницей, да поить только ключевой водой, да выводить его на заре в луга – по росе поваляться, то станет он богатырским конём. Вот и думаю, авось поможет!
Я, конечно, сильно засомневался, но уж больно не хотелось Илью разочаровывать:
– Посмотрим! Ну что, завтра отправимся за живой водой?
– Ой, я не могу, – испугался побратим. – А кто ж Бурушку выходит? А кто за твоим Самумом присмотрит? Отцу-матери не по силам. Может, других кого с собой возьмёшь? Хоть тех же Кирьяна с Левко. Они и лес хорошо знают. Из меня-то лесовик никакой. Чем я тебе помогу?
Так я и поступил.
На рассвете следующего дня вся деревня провожала нас в поход. Снежка повисла на шее и прошептала:
– Береги себя. И на рожон не лезь.
Прямо жена заботливая, однако…
***
Кирьян да Левко, два очень схожих мужичка (пегими, вечно всклокоченными бородами и привычкой щуриться при разговоре), оказались отличными проводниками. Но этого оказалось мало для удачи. Целый месяц мы потратили на поиски. По десять пар лаптей стоптали (пришлось лапти носить, а то сапоги мои совсем развалились). Увы, заповедная роща словно испарилась.
– Не иначе, как леший нас водит, – уверял меня Кирьян. – Ну, сам посуди, уж мы все твои стоянки отыскали. До единой. Весь твой путь повторили до самой мордвы. А рощи-то нет!
– Точно! – поддерживал Левко. – Видать, лешак-то пожалел тебя один раз. А во второй решил отказать. Тут уж, князь, ничего не поделать. Давай-ка повертаем взад. Опять же, дома работы невпроворот.
Я кое-как выпросил себе ещё несколько дней, но впустую. Пришлось возвращаться в деревню…
– Ничего, Федь, – стал при встрече утешать меня Илья. – Не горюй! И вообще, пока тебя не было, я вот что решил. Раз из-за меня убыток претерпеваешь, то пока не отыщем для тебя чуда чудного, не будет мне покоя. Не допущу, чтобы ты с пустыми руками остался. Так что, вот тебе моё братнее слово! Все силы положу, а будет у тебя если не живая вода, то иная диковина, о какой даже царям заморским и не мечталось! Вот!
Не стал я вслух высказывать сомнения, одолевшие меня при этой клятве. В Индии, или Магрибе – да, есть смысл поискать! А на Руси? Ну, разве здесь могут сыскаться магические предметы, свидетельствующие о могуществе их создателей? Хотя с другой стороны, ведь живая-то вода скрывалась не где-нибудь, а здесь, на севере! Это ли не знак судьбы? А то, что она «утекла» из моих рук, так ведь не впустую – на благое дело. Так что буду верить, что удача не отвернулась от меня.
Осталось только крепко обняться и скрепить наш союз рукопожатием. Илья, явно обрадованный тем, что я принял его помощь, лукаво подмигнул и воскликнул:
– А давай-ка я тебе теперь покажу Бурушку.
Он сорвался с места и скрылся в овине, ставшем конюшней. Оттуда донеслось игривое ржание, и вскоре он уже выводил на двор гнедого двухлетка.
– Вот! – горделиво подбоченился Илья. – Мой Бурушка!
У меня чуть глаза на лоб не вылезли:
– Это что, тот самый жеребёнок-доходяга?
– Ага, – заулыбался новоиспечённый коновал. – Представляешь, ты в лес ушёл, а ему на третий день все хуже и хуже. Уже и с земли не встаёт и не ест. Ну всё, помирает мой Бурушка. Я и руки опустил было. Сижу дома, горюю, вдруг вижу – бурдюк твой брошенный из-под живой воды. Я его поднял, а там булькнуло чегой-то! Короче, я с него плошку-то живой воды и сцедил! Со стеночек! Бурушке своему сразу отнёс. И всё! Встал на ножки мой коник и пошёл расти прямо не по дням, а не знаю, как. А я ему ещё и сам бурдюк скормил, на полоски нарезал и скормил. Вдруг, думаю, он тоже впитал в себя живой воды. А Бурушке моему – всё польза. Так что думаю, месяц-другой и у меня не конь будет – а загляденье.
Я совершил несколько успокаивающих дыхательных упражнений, посмотрел на чистое синее небо, что раскинулось над нами, и подумал, что прав был один древний иудейский мудрец, сказавший, что всё вокруг нас "суета сует и всяческая суета". А, подумав так, расслабился и сказал побратиму:
– Это точно! Ну а теперь готовься, будем делать из тебя богатыря!
И потянулись размеренные дни. С утра до вечера мы с Ильёй пропадали в поле, сопровождаемые детишками, с любопытством глазевшими на наши упражнения. Для начала я решил обучить побратима правильному бою. Пару дней ушло на изготовление деревянных мечей и щитов. На утро третьего я показал Илье как правильно держать меч, начальные выпады и приёмы парирования. А потом сказал:
– Давай попробуем. Бей.
Я выставил свой меч острием вверх, приветствуя Илью. И тут он ударил!!! Мой меч словно снесло ветром! А рука онемела до локтя!
Ещё несколько раз я честно пытался обучить побратима, так же как учили меня. Но тщетно. Каждый поединок заканчивался после первого же удара Ильи. Дошло до того, что я стал бояться крепко сжимать рукоять меча, а это уже никуда не годилось.
Тогда я просто стал показывать основные движения и их связки, а он повторял в поединке с невидимкой. Я смотрел со стороны, как он работает, и внутренне ужасался. Илья мог без устали прыгать хоть целый день с тяжеленным древесным стволом, заменившим ему меч. Рассекаемый стволом воздух издавал гудение, слышимое, наверное, даже в деревне. Изящества в этом не было никакого, зато внушало священный трепет.
О таком богатыре наверняка мечтают все правители мира. Илья ещё не понимает, что стоит целой армии. Но уже сейчас ясно, что ему предстоят великие битвы, и великая слава. Главное, чтобы рядом был человек, способный подсказать дельную мысль в затруднительном положении. А то слишком уж он добродушен и наивен. И я окончательно решил, что этим человеком для Ильи буду я. В Эсфахан возвращение с пустыми руками заказано. А заняться поисками неизвестно чего, да ещё и неизвестно где, с таким товарищем не в пример сподручней.
…С луком вышло ещё хуже, чем с мечом. Ни одна тетива, которую я сплёл, не могла выдержать рук моего побратима. Они рвались, словно прогнившие нитки. Но и тут нашёлся неплохой выход.
Я стал учить его кидать дротики. Правда самодельные наши дротики не имели железных наконечников и размерами больше походили на копья. Зато Илья метал их на расстояние, превышавшее в несколько раз полет стрелы. Осталось добиться прицельной меткости. Однако, чего бог не дал, того не дал. Но, в конце концов, я решил, что один вид прилетевшего из такой дали дротика должен впечатлить кого угодно.
Днём я занимался с Ильёй, а вот по вечерам была скука смертная. Не умели славяне хорошо повеселиться после трудового дня, не было у них такой привычки. А мне чего-то эдакого хотелось. И тут я придумал. Нарды! Вот чем могу занять себя.
Этим же вечером я собрал деревенских мужиков на разговор. Сначала они никак не могли взять в толк, чего от них надобно. Но природная смекалка взяла верх. И к следующему вечеру всё необходимое было изготовлено, причём с первого раза. Доски оказались расписаны приятными глазу орнаментами. А камни мужики нарезали из берёзовых да дубовых плашек. Кости же выточили из конских бабок, причём, сколько я не рассматривал готовые изделия, а не смог найти изъяна. Тогда я объяснил правила, и игра пошла! Мужики быстренько разохотились, и с тех пор недостатка в компаньонах я не испытывал.
К моему удивлению, самым азартным оказался Несмеян. Когда же он выиграл у меня (должен сказать, что это было один-единственный раз, и то потому, что кости мне не шли всю игру), то закатил очередной пир.
Так, в трудах и заботах, незаметно пролетел ещё месяц. И в деревне, закончившей летнюю страду, заговорили о празднике уборки урожая. Услышав об этом, я вспомнил, что в моих родных краях тоже сейчас готовятся отпраздновать Михрган, и слегка взгрустнул.
Всё реже мне вспоминался Иран. Всё больше и больше я привязывался к этим местам и людям их населявшим. Славяне мало чем отличались от нас, хоть и являлись по сути своей варварами. Они тоже умели радоваться и смеяться, враждовать и любить. И пусть они были язычниками, но также, как и для нас, для них было святотатством осквернить землю, воду, или огонь. Они тоже хотели добра своим детям. И тоже не любили кочевников.
Эх! Видел бы меня сейчас Али ибн Масуд! В льняной рубахе навыпуск с узором по вороту и по долу, подпоясанный пеньковой верёвкой, в узких портах. Я даже научился наматывать онучи так, чтобы не натирать ноги в лаптях.
…Меж тем Бурушка окончательно вырос и превратился в огромного, воистину богатырского коня. Рядом с ним Самум выглядел недоростком. Одна отрада – всё ж таки, мой скакун резвее. Зато Бурушка мог вынести Илью, а это само по себе дорогого стоило.
Накануне осеннего празднования Илья объездил Бурушку и теперь они заново, уже как седок и скакун привыкали друг к другу, совершая длительные выезды. А я в это время чинил и приводил в порядок свои вещи, готовя их к походу.
…Урожай в этом году случился (по словам деревенских) изобильным, и потому праздник удался на славу, растянувшись на три дня. А на четвёртый, когда деревня кое-как проснулась (даже петухи кукарекали осипшими голосами), приторочили мы с Ильёй к конским сёдлам снаряжение и пошли к его родителям.
Те, в окружении деревенских, уже поджидали нас на майдане.
Поклонился в пояс Илья родителям и прогудел:
– Уж простите, что покидаю вас, батюшка с матушкой. Только судьба мне за побратимом следовать, до исполнения его обета. А уж дальше как жизнь сложится, одному Богу и ведомо. Может, пристроюсь в стольный Киев-град к князю Владимиру. Стану служить земле родной верою-правдою, беречь её от недругов-ворогов.
Все затихли, а Иван Тимофеич, прокашлялся и ответил:
– Отпускаю тебя, сын мой, вослед Фёдору, князю персидскому. Будь ему во всём опорой и поддержкой. Верю, что вместе вы сумеете отыскать редкость редкостную, невиданную и неслыханную. Но только помни, что благословляю тебя лишь на добрые дела, а на худые дела моего благословления нет. Не лей крови людской почём зря, не слези матерей, да не забывай какого ты роду-племени.
Расцеловался Илья со всей деревней и вскочил на Бурушку. Лично я поцеловался только со Снежкой, подарившей мне на прощание оберег в виде маленького топорика:
– Не забывай про меня. Даст Перун, так и свидимся.
Я закрепил оберег на поясе и ответил по славянскому обычаю:
– Не поминай лихом!
Глава 3. Муром
Для начала мы направились в Муром, потому как надо было обзавестись кое-какими вещами на первое время. Благо, для такого дела, по деревне шкур припасённых набрали: и куньих, и беличьих.
