скачать книгу бесплатно
Сомов поздоровался. Сесть ему не предложили, да он бы не стал садиться. Стоя было легче. Директор открыл журнал и медленно повел авторучкой по списку. «Да что высушивать-то!» – подумал Сомов.
– Ага! – сказал директор. – Вторая!
Он посмотрел на Сомова, словно людоед, с аппетитной улыбкой. Артистично поставив галочку, директор захлопнул журнал, и взгляд его снова потух.
– Иди, работай…
– Спасибо, – вырвалось у Сомова.
Стараясь ступать мягко, он направился к двери.
– Постой… Прибор для перемещения одних слоев воздуха по отношению к другим… Одиннадцать букв…
– Вентилятор, – с облегчением отозвался Сомов.
– Идиоты, – пробормотал директор, видимо, в адрес составителей кроссворда.
Сомов возвращался по коридору в свой кабинет и думал: «Да что же я так боюсь? Издевается он, что ли? Галочки идиотские… Бред!»
Борис Семенович встретил приветливо:
– Ты, Витя, у нас теперь злостный нарушитель дисциплины. Тебе и чай ставить.
Сомов был рад случаю походить. Он полез под стол за чайником, а Борис Семенович продолжал жаловаться Кусковой:
– Ноги ломит, словно их и нет вовсе. Будто на противотанковую мину наступил! А в пояснице снаряд торчит… Самый ходовой – семьдесят шестого калибра. Вошел наполовину и встал! Во как!
– Хотите шоколадку? – спросила Кускова.
Она пошелестела фольгой.
– У вас какая? – спросил Боровский.
Под мерное шипение чайника Сомов занялся вечером работников жилищно-коммунального хозяйства и бытового обслуживания населения. Гулять должен был спецтрест. Сначала Сомов подумал, что это организация, занимающаяся бытовым обслуживанием специальных организаций, но вскоре выяснилось, что спецтрест проводит и организует похороны. Денег они перевели, как сказал Боровский, чертову кучу. Теперь Сомову под руководством Кусковой нужно было эти деньги потратить.
До вечера оставалась неделя, но еще не было ни пригласительных билетов, ни сценария, ни оркестра для танцев. Не было ничего, кроме приказа директора обеспечить веселье похоронной организации.
На бывшей своей работе Сомов два раза посещал профессиональные праздники в домах культуры. Тогда все казалось достаточно простым и скучным: официальная часть, вручение наград передовикам, концерт, танцы и буфет с постоянно кончающимся пивом. Теперь же было ясно, что официальная часть – это столы для президиума, которые нужно раздобыть и установить, а устанавливать будет некому, потому что единственный рабочий сцены Жора содержится по жадности директора лишь на полставки по совместительству и в день вечера может оказаться занят у себя в театре; это просто цветы, которые просто не достать; это грамоты, которые обком профсоюза обещал прислать лишь накануне и которые в субботу некому будет подписывать, так как председатель заболел, а два зама в командировках. Концерт – это артисты. Артисты, слава богу, будут по долгосрочному договору с концертной организацией, но им нужна гримерная, а там в субботу – класс энтузиастов классической гитары, и нужно будет умолять руководителя освободить помещение. Танцы – это оркестр, который и за месяц заказать проблема. А в какой типографии за неделю отпечатают пригласительные билеты? Сомов вздохнул и посмотрел на начальницу.
– Отругал Альфред Лукич? – громко спросила она. – Испортил настроение?
С таким счастливым лицом обычно выходящих из бани спрашивают, какой сегодня пар. Она отправила в рот очередную конфету и добавила:
– А теперь за работу. Нужно обеспечить явку на профсоюзный актив.
– Как явку? У нас же через неделю спецтрест!
– А профактив в среду! Надо обеспечить!
Сомов взялся за телефонный справочник. Именно взялся, потому что это была большая и тяжелая книга. Из тысяч телефонов требовалось выбрать сто семь и сто семь раз, улыбаясь в трубку, напомнить:
– Вы не забыли, что во вторник профсоюзный актив?
Некоторые благодарили за напоминание, другие бурчали, что все равно не придут, третьи интересовались:
– Артисты будут?
А на заводе пищевых пластмасс приятный девичий голосок спросил:
– Славка? Ты, что ли? Кончай хохмить?!
Обзвонив десятка три предприятий, Сомов почувствовал острое желание попугать профкомы милицией, но, как полагал инструктор, работники культуры не имеют права на подобные эмоции, и рука снова принялась крутить телефон.
– Виктор Павлович, вот вам конфета. Звоните энергичнее. Берите пример с Бориса Семеновича!
Борис Семенович что-то быстро писал. Не поднимая головы, он сказал:
– Печенку рвет, словно миной.
– У них же есть абонементы, – проговорил Сомов.
– Надо обеспечить явку!
Звонил Сомов до конца дня. А во вторник, как пришел, снова услышал:
– Виктор Павлович, не забыли? Завтра профактив!
– Вчера же обзванивал…
– Нужна явка.
Сомов снова сел за телефон, но говорил уже по-другому:
– Местком? Примите телефонограмму.
И так целый день с перерывами лишь на то, что без перерыва обойтись не может.
В среду на профактив, за исключением двух подруг Кусковой с завода пищевых пластмасс, никто не пришел.
– Плохо звонили! – сказала Кускова.
В четверг утром выяснилось, что Сомов остался один на один с вечером. У Кусковой заболел ребенок. Сомов открыл рабочую записную книжку начальницы на букву «О» и обнаружил фантик от карамельки «Театральная». Под фантиком нашел телефон и подпись – оркестр. Звонил час, но было занято. Тогда Сомов оделся и отправился в эстрадное объединение ансамблей, благо было недалеко. Погода стояла весенняя, как понимают ее горожане: шел не то дождь, не то снег, серый плотный воздух мешал дышать, а под ногами всхлипывала каша из грязи и воды. Расположенные неподалеку парфюмерная, кондитерская и дрожжевая фабрики выдавали изощренный аромат, и Сомов долго думал над ребусом: для чего так они воняют, когда в городе нет ни хорошей парфюмерии, ни приличных конфет, а дрожжей нет даже плохих.
Миновав мост, пройдя набережной, Сомов свернул под арку, вошел во дворик. Во дворике стоял автобус, а красиво одетые молодые люди грузили в него аппаратуру. Для Сомова это была продукция с черного хода. Он облизнулся и вошел в двери эстрадного объединения.
Долго пришлось ждать заместителя заведующего закрытыми площадками – очень полную женщину с большим декольте на пышной груди и смелым разрезом на юбке, чтобы услышать:
– А что же вы хотели?
– Но ведь это же спецтрест! – авторитетно заявил Сомов, на что-то намекая; на что, правда, Сомов и сам не знал.
Женщина посмотрела в окно и добавила, словно на улице ответ увидела:
– У них своих оркестров полно!
– Это специфические оркестры…
– Настоящий музыкант должен уметь играть все! А потом, если вы думаете, что наши играют веселее, смею вас уверить!
– Так что же мне делать?
– Делайте как задумали.
Сомов покачал головой, посмотрел на крупные красные бусы, похожие на костяшки бухгалтерских счет, на белой груди заместителя начальника и вышел.
– Ну как? Сходил к музыкантам? – спросил Боровский.
– Сходил.
– Поставь-ка чайку! Или нет… Постой!
Борис Семенович запер дверь, залез в шкаф и из-за известных уже Сомову брошюр достал искомое. Обоим стало теплее.
– Армянский, – сказал Сомов. – Хороший!
– Мягкий, – подтвердил Борис Семенович.
Он расстегнул пиджак и спросил:
– Отказала тебе Римма Наумовна?
– С бусами которая? Отказала… Оркестров нету.
– А вечер когда? – снова спросил Боровский, словно не знал.
Сомов ответил. Борис Семенович достал тогда одну из своих разбухших книжечек, открыл и, отчеркнув ногтем, протянул Сомову.
– Вот тебе, Витя, задача. Специальный телефон, как прорвешься, сразу зови меня.
Сомов прорвался с третьего раза.
– Бегу, бегу, – медленно поднимаясь из кресла, проговорил Боровский.
Сомов уступил ему свое кресло, но Борис Семенович остался стоять. Он согнулся над телефоном и, широко улыбаясь, заговорил:
– Риммочка? Целую твою прекрасную шейку! Что? Бусы мешают? Это мне-то?
Борис Семенович захихикал.
– А как здоровье? А спутника жизни? Скучать не дает… Эх! Годы, годы! Я бы с ним посоперничал! Что? Нет! Скоро в гроб! Надо… Отвоевал! Сегодня ночью снова не спал. Лежу, думаю: сейчас сердце в куски!
Боровский еще немного подышал в трубку и сказал:
– Риммочка, вот тебе задачка…
Оркестр обещали. И поехало… Сомов крутил отмеченные длинным ногтем Боровского специальные телефоны, а тому обещали к вечеру цветы, билеты, афишу и артистов получше.
– Культура без вас, Борис Семенович, зачахнет, – сказал Сомов откровенно.
– Без нас ей будет трудно, – поправил ветеран.
Осталось решить проблему сценария. Сомову было впору писать его самому. Боровский достал бы не одного сценариста с кучей сценариев, но все уперлось в наличные деньги. Директор выдал из кассы двенадцать рублей и сказал, чтобы обратились к Лене. Леня по творческому замыслу директора должен был написать сценарий в стихах.
– Они издеваются! – ответил Леня Сомову. – Это же фирменное неуважение!
– Форменное, – машинально поправил Сомов.
Сценарий горел.
– Двенадцать рублей за такой титанический труд! – возмущался поэт. – Хороший сценарий – это же высокое искусство, его никакими деньгами не измеришь. По крайней мере не меньше двухсот рублей стоит!
– Так это же чужим платят, а ты – свой…
– Я своим на таких условиях быть отказываюсь. Так и передай, что писать не буду. Меня уже раз надули на День Конституции. Я им полновесный, профессиональный сценарий, а мне – даже премии никакой!
Сомов, думая, что делает благородное дело, принялся перед директором осторожно отстаивать интересы приятеля. Сказал о том, что сценарий – это высокое искусство, а о деньгах от себя добавил, что у Лени двое детей.
Директор оторвался от кроссворда и спросил:
– Вы, кажется, с ним друзья?
Сомов смутился, будто его уличили в интимной связи с непорочной девушкой.
– Знаем друг друга…
– Значит, друг друга хорошо знаете?
– Ну, как хорошо… – неожиданно для себя заговорил Сомов. – Жили раньше соседями… Он заходит ко мне!
– Значит, заходит?
Сомов помычал, выдавил:
– Редко.
Самое противное было в том, что он говорил правду. Директор задумался, глядя сквозь инструктора на картину участника изостудии дома культуры Терентьева «Степной богатырь». В скобках стояло пояснение: «Трактор „Кировец—701“, модифицированный».
– Вот пусть он к тебе еще разок зайдет. Раз вы, друзья, договориться не можете, пусть с ним Боровский побеседует.
