Необоримая стена

скачать книгу бесплатно


Вася был из новеньких. Он не обладал никакими специальными навыками и, в основном, использовался на подхвате. Он на это не обижался, а наоборот, гордился тем, что его взяли в отряд.

Маша рассказывала о ребятах с такой теплотой, с которой может говорить любящая сестра о своих братьях. Олег видел, что взаимоотношения ее с ребятами в отряде были чисто деловые и товарищеские. Все было подчинено идее поиска и приключений. Он неожиданно для себя вдруг почувствовал облегчение оттого, что это так. Эта встреча с Машей, прикосновение ее пальцев, с первых мгновений заставили его сердце трепетать. И теперь, слушая Машин голос, он ощущал, что начинает расслабляться и таять. Ему все здесь нравилось: и его новые друзья, и Маша, и даже это душное, переполненное народом помещение.

Но, одновременно с чувством общего комфорта, в нем продолжали звучать, хоть и отдаленно, но, все же, давая о себе знать, те колебания невидимой струны, которые он услышал в себе, подходя к этой комнате. Олег вдруг обратил на них внимание и стал разбираться в своих ощущениях. Он настолько увлекся, что мысленно унесся далеко от этой комнаты и даже Машиного рассказа. Из этого состояния его вывело прикосновение к его плечу.

– Вот такие у нас ребята. А знаешь, чем занимаюсь я? – услышал он Машин голос.

– Расскажи, – как-то поспешно произнес он.

– Я все фиксирую на пленку: видео и фото, – начала она, доставая из кармана фотоаппарат «мыльницу».

Олег не успел задать ни одного вопроса, как «мыльница», сверкнув ему в лицо вспышкой и прожужжав что-то невнятное, опять ловко прыгнула в карман Машиной куртки.

– Теперь и этот новый фрагмент в наших архивах, – улыбнулась Маша. – Вообще-то у меня есть аппаратура посерьезней, но эта «Минольта» удобна в таких случаях: чик, и все.

– А где же ты хранишь свои архивы, ведь их должно быть много. Или они все на стенах этого помещения? – спросил Олег, пытаясь сморгнуть зеленое пятно, повисшее в глазах от вспышки.

Маша, как ни в чем, ни бывало, продолжала:

– Нет, здесь на стенах моих фотографий мало. Это фотоотчеты других групп. Свои архивы я храню дома. Как-нибудь я покажу их тебе. Среди них есть даже мистические.

– Какие, ты сказала? Мистические? Что это значит? – заинтересовался Олег.

– Это значит, что я снимала одно, а на фотографии получилось другое и не совсем понятное. Ребята говорят, что это технический брак. Ну, что кадры наложились друг на друга. Так бывает, когда барахлит перемотка или рвется перфорация, или случайно используешь уже отснятую пленку. Но у меня таких проблем не было. Только Паша заинтересовался, показывал ее каким-то специалистам. Ее даже напечатали в газете, но после этого все стало затихать, да так и осталось без объяснения, – вкратце пояснила Маша свои слова.

Олег, чувствуя, что к этому делу у него просыпается неподдельный интерес, снова спросил Машу:

– А что конкретно было на фотографиях? Можно на них взглянуть?

– Конечно, можно, – ответила Маша, подвигая к себе свою сумку.

– У меня есть с собой одна. Все валяется по сумкам да карманам, как будто что-то мешает мне ее выкинуть.

С этими словами она вытащила из внутреннего кармана сумки сильно потертую (сразу было видно – прошедшую через руки многих специалистов и неспециалистов) фотографию.

Как только этот кусочек фотобумаги выпорхнул из кармана Машиной сумки, Олег почувствовал, что в его груди зазвучала не то, что струна, а целый струнный оркестр. Он почти физически ощутил, что его грудь вот-вот порвется, как маломощный динамик, когда на него подают слишком большой импульс. Он даже вздрогнул и уронил какую-то историческую железяку, чем наделал немало шума, заставив ребят прервать свои обсуждения и повернуться к нему.

– Извините… – поспешно произнес он и, подняв железяку, зачем-то пару раз дунул на нее, как бы приводя в первоначальный вид, хотя после падения она стала только краше.

После того, как ребята вернулись к своим делам, Олег, наконец, взял фотографию. На ней был изображен фрагмент раскопок. Паша, Саша и Валера с голыми спинами и перепачканными землей лицами, поднимали из ямы какой-то металлический ящик, очень напоминавший сейф. Яма находилась на опушке леса. Прямо над ней возвышался небольшой, поросший кустарником, холмик, за которым начинались деревья. Все было обычно и никаких мистических ощущений не вызывало, как вдруг Олег увидел на вершине этого холмика облачко, очень напоминающее фото брак. Но что-то мешало ему назвать это браком. Он внимательнее присмотрелся к фотографии и чуть не ахнул. Это облачко представляло собой не что иное, как силуэт девушки. Она стояла над, ничего не подозревающими ребятами, скорбно подперев ладонями опущенную голову, как бы наблюдая за их действиями. Этот силуэт был настолько знаком ему, что в памяти сразу всплыло видение, пригрезившееся ему в армии. Он поднял глаза на Машу и спросил:

– Где это было?

– Под Нарофоминском, два года назад, – ответила Маша, немного удивляясь тому интересу, который Олег проявил к этой фотографии.

– Ребята там откопали сейф с документами немецкого батальона, в котором было много интересного.

Надо отдать должное Паше: он, как вожак и руководитель, всегда знал, в каком месте должен находиться командир и какие распоряжения отдавать. И сейчас Олег, находящийся во власти воспоминаний и размышлений, вдруг увидел перед собой его лицо. А также заметил, что все ребята стоят уже вокруг них с Машей, и фотография идет по рукам.

Саша, взглянув на фотографию, сказал:

– А, это тот сейф, который лежал на мине, – и передал ее Гоше.

Гоша, в свою очередь, посмотрев на фотографию, произнес:

– Да, благодаря тем документам мы узнали много интересного. Об этом даже в газете писали, – и передал ее Валере.

Тот, посмотрев на нее, мечтательно улыбнулся, и добавил:

– Это все Тимофеич. Самогонка у него классная. Я до сих пор не знаю, что лучше «Столичная» или его самогонка, да еще с картошечкой и солеными грибочками.

Говоря это, он так чмокнул языком, что у всех присутствующих навернулась слюна. Затем фотография перекочевала к Паше. Он долго смотрел на нее, освежая воспоминания, а затем повернулся к Олегу и сказал:

– Мне, как и Маше, кажется, что тут не все ясно. Специалисты долго над ней кумекали, но так ничего и не решили. Потом мне показалось, что они просто тянут время, и я решил закрыть это дело. А ты, что скажешь? Серега говорил, что ты имеешь какие-то экстрасенсорные способности, – и он поднял глаза на Олега, ожидая ответа.

Олег, прежде чем ответить, взглянул на Серегу, который всем своим видом показывал, что ничего такого особенного не говорил, а так, самую малость.

– Трепло, – беззлобно подумал он и повернулся обратно к Паше. – Не знаю, какие – такие у меня особые способности, но чем смогу, тем помогу, – сказал он, уже точно зная, что он поедет с этими ребятами на раскопки, тем более что все это будет происходить в районе Нарофоминска.

Он уже не думал, а твердо знал, что с этим городом связана тайна, которая имеет к нему непосредственное отношение, и которую он обязательно должен раскрыть.

Глава 6

Костя и Карпенко, связанные стволом миномета, пробежав с километр, не сговариваясь, остановились и опустились, почти рухнули на землю. Сердце и легкие метались у Кости по груди, ища выхода, то и дело ударяясь о ребра, надежно удерживающие их. Из-под пилотки тек пот, лицо было красным, как после хорошей парной. Он хотел что-то сказать Карпенко, но из горла вырывались только бессвязные свистящие звуки и он, махнув рукой, решил, что сможет это сделать и через несколько минут, тем более что тот его все равно не услышит. Карпенко выглядел не лучше его и тоже нуждался в нескольких минутах, чтобы перевести дух.

Чувствуя, что сердце и легкие потихоньку успокаиваются, Костя достал принадлежащий когда-то командиру планшет, который он нашел на месте гибели батареи и предусмотрительно взял с собой. Очевидно его сорвало с командира тем роковым взрывом и отбросило, по счастливой случайности, к батарее, где его и подобрал Костя. Сыромятный ремень, на котором он висел на плече командира, был варварски оборван и Косте пришлось сунуть планшет в вещмешок.

Развернув карту, Костя стал, сначала бессознательно, затем все больше вникая, водить по ней пальцем, постигая ее закодированный смысл. Через несколько минут ему удалось привязаться к местности. Но результаты этой привязки заставили его сердце, до этого бушевавшее внутри, замереть, а спину покрыться холодным потом.

Тогда, заметив с горы приближающихся немцев и наспех схватив собранное снаряжение, он машинально побежал в ту сторону, в которую ушли отступающие советские части, рассчитывая рано или поздно догнать их. Теперь он увидел, что этим намерениям не суждено сбыться, и что они с Карпенко бегут навстречу своей гибели. Они находились в полосе леса между двумя дорогами, которые были запружены войсками противника и сходились через несколько километров. Костя почувствовал, как по спине его пробежал озноб, когда он представил, что через какие-нибудь час-полтора они с Карпенко будут убиты или попадут в плен. Вся эйфория, которую он испытывал, представляя, как они с Карпенко выйдут к своим, мгновенно улетучилась, а на месте ее в мозгу забилась одна тревожная мысль:

– Что делать? Что делать? Что делать?

Карпенко чувствовал себя вполне комфортно. Он был не один, у него был командир, да и в конце концов, у него была винтовка с патронами и штыком. Окажись сейчас в преисподней, он бы и глазом не моргнул, а выполнил бы приказ командира, даже если бы это был приказ: взять дьявола живым. Чувствуя, как дыхание приходит в норму, а дрожь в ногах стихает, он повернул голову в сторону Кости с немым вопросом: «Что делать, командир?» Но вид Кости, склонившегося над картой, заставил его встревожиться и он, поднявшись, подошел к нему. Глядя то на Костю, то на карту, Карпенко не спешил задавать вопросы, разумно полагая, что командир сам скажет, в чем дело.

– Карпенко, мы в западне. Если немцы уже нас обнаружили, то самое позднее через час-полтора нас, как бреднем, выкинут из леса на дорогу и уничтожат, – сказал Костя, чувствуя какое-то облегчение оттого, что мысли в его голове стали упорядочиваться по сравнению с тем «броуновским движением», в котором они пребывали вначале.

Карпенко, не слыша его слов, стал догадываться по его сосредоточенному и встревоженному виду о том, что они во что-то влипли, и что положение очень серьезное. Но он не чувствовал страха, он только ждал приказа.

Костя оторвал взгляд от карты и поднял глаза на Карпенко. Он увидел, что на лице того лежит напряжение ожидания и надежда, надежда на его, командира, мудрое решение. Вдруг он почувствовал ответственность за этого парня, который верит в него, как в командира, как в отца, как в бога. Внезапно на смену хаосу в его душе и сознании, пришли хладнокровие и рассудительность, и он стал сортировать свои мысли, подобно костяшкам на счетах.

– Их было человек десять. Они наверняка не рассчитывали на то, что им придется прочесывать лес. Но, обнаружив наши следы, они обязательно послали за подкреплением. Значит, времени у нас в обрез. Если мы его упустим, то нам ничто уже не поможет, – рассуждал Костя, продолжая смотреть на карту.

Он видел, что если двигаться обратно на запад, то дороги очень скоро расходятся. Дорога местного значения уходит в лесной массив на юг, где легко можно спрятаться и, оценив обстановку, принять решение о дальнейшем движении. На севере, куда шла дорога в райцентр, шансов было намного меньше.

– Пойдем обратно, – решил для себя Костя и жестом показал Карпенко, чтобы тот брал ствол миномета.

Тревожное выражение на лице того сразу сменилось выражением сосредоточенного спокойствия.

Они, схватив свое снаряжение и миномет, бросились обратно, забирая к югу, надеясь на благосклонность к ним судьбы. Но судьба не торопилась благоволить к ним. Не пробежав и трехсот метров, Костя почувствовал, что впереди кто-то есть и с разбегу повалился на землю. Рядом упал и Карпенко, не ожидая от командира такого маневра. Костя осторожно поднял голову и стал прислушиваться. Они упали в молодом, но густом ельнике, который дальше вперед становился еще гуще. Через плотную поросль молодых и пушистых елок ничего не было видно, и рассчитывать приходилось только на слух. Через несколько секунд Костя четко услышал приближение звуков, издавать которые могла только цепь солдат, прочесывающая лес: разговор, хруст веток под ногами, сдержанное покашливание. Враг был совсем рядом, до него было не больше пятидесяти метров.

Костя видел, что боя не избежать, но теперь не было времени на отчаяние и робость. Он быстро, стараясь не шуметь, снял со спины завьюченный лафет, показав знаками Карпенко, чтобы тот делал то же самое. Миномет беспомощно, как погибший товарищ, сполз с их спин на землю. Костя, взглянув на него, понял, что его придется оставить здесь. Ему было до слез обидно оставлять его, но обстоятельства были непреодолимы. Взять его сейчас с собой означало бы погибнуть. Костя не был уверен, что и оставив его, они прорвутся, а уж с ним-то шансов совсем не оставалось. Костя колебался, не зная, что предпринять. Вдруг его осенило, и он торопливо достал гранату. Выдернув чеку, он сунул ее под плиту, найдя ее наиболее подходящей для смертельного сюрприза, аккуратно придавив рычаг. Теперь в душе что-то отпустило, и он отвернулся, тут же забыв о ней.

Карпенко понял – будет бой. Больше ему ничего не требовалось. Он взял винтовку, зарядил ее, не очень беспокоясь о соблюдении тишины. На Костю это произвело ошеломляющее воздействие. Ему показалось, что из листа железа вытащили ржавый гвоздь. Он со свирепым выражением обернулся на Карпенко, но тот не заметил этого, будучи полностью поглощен приготовлением к бою.

– Будь, что будет, – махнул рукой Костя и прижал к щеке холодный приклад винтовки.

Мгновения тянулись в напряженном ожидании. Немцы приближались, не очень заботясь об осторожности, видимо не рассчитывая на сопротивление. Костя уже рассортировал приближающиеся звуки на отдельные источники – солдат, которые их издавали. Он насчитал троих непосредственно напротив себя и Карпенко и еще несколько в отдалении. Судя по всему, их с Карпенко позиция находилась не в середине цепи противника, а на правом ее фланге.

Внезапно цепь замерла. Звуки, издаваемые ей, прекратились. Костя почувствовал, что до боя осталось всего несколько мгновений. Времени не осталось даже на то, чтобы обернуться на Карпенко. Он впился глазами в ельник, который был сейчас единственным их преимуществом и защитой, боясь пропустить момент решающего броска.

Вдруг между елками мелькнула каска. Костя взял ее на мушку и повел, выжидая благоприятного момента для выстрела. Но каска не торопилась выходить из-за ветвей, а, мелькнув несколько раз, пропала. В какой-то момент Косте даже показалось, что это была не каска, а плод его напряженного воображения, и он запаниковал. Ему казалось, что он потерял контроль над ситуацией, и их с Карпенко преимущество сведено к нулю. Он был готов уже выстрелить просто в ту сторону, где мелькала вражеская каска, но что-то мешало ему нажать на курок.

Через несколько секунд напряженной тишины каска показалась вновь и не одна, а вместе с головой, на которую была надета. Голова медленно поворачивалась, не замечая Костю и того, что она находится на прицельной планке с подведенной мушкой, как яблоко в тире.

– Пора, – пронеслась мысль в Костином мозгу. И, как бы в подтверждение ее, слева с оглушительным, как показалось Косте треском, сломался сухой сучек. В ту же секунду почти над ухом у него хлестко ударил выстрел, заставивший его тоже нажать на курок.

В ельнике послышался хруст ветвей и в то же мгновение, заглушая его, загремели выстрелы. Костя прижался к земле. Мысли работали быстро и четко. Он вытащил вторую – последнюю гранату и, выдернув чеку, бросил ее вперед. Прижавшись щекой к прохладной и колючей от сброшенной хвои земле, Костя услышал взрыв и крик, переходящий в стон.

Медлить было нельзя. Костя вскочил и рванулся вперед. Он слышал, как сзади бежит Карпенко, но оглянуться не было времени, он опасался немцев, которые могли оказаться еще на пути.

Немецкие пули резали ельник чуть в стороне, производя много шума и создавая хаос, играющий на руку Косте и Карпенко. Костя чуть не споткнулся о тело распластавшегося на земле немца. Перепрыгивая через него, он машинально отметил, что это был командир.

Пробежав уже метров тридцать и, начиная верить в то, что вырвались, они услышали окрик, из которого поняли только:

– Хальт!

– Влипли, – первое, что пришло Косте в голову.

Он, не целясь, выстрелил в сторону окрика и упал на землю. Карпенко упал рядом, чуть не огрев его прикладом своей винтовки. Немец, на которого они вышли, тоже выстрелил и залег.

– Черт бы побрал этого немца! Теперь нас догонят. Надо с ним быстрее кончать, но как? – лихорадочно соображал Костя. Гранат больше не было, а перестрелка ничего хорошего не сулила, нещадно урезая шансы на прорыв. Показав Карпенко, как всегда жестами, куда бежать и, скорчив при этом свирепую физиономию, так как опасался, что тот не подчинится, Костя мощными, схожими с крокодильими движениями, пополз в сторону немца. Медлить было нельзя. Костя еще не знал, как будет действовать, но знал одно: сейчас надо было сблизиться с немцем для решительного боя и, желательно, не схлопотать при этом пулю.

Карпенко, поколебавшись мгновение, бросился в ту сторону, куда указал командир. Костя с удовлетворением подумал о том, что немец дал Карпенко несколько секунд, так необходимых для того, чтобы скрыться. Слыша, как удаляется Карпенко, производя столько шума, сколько производит напуганный лось, Костя осторожно поднял голову и посмотрел в ту сторону, откуда был сделан окрик. Как только он это сделал, сразу понял, что Карпенко, производя весь этот шум, спасает ему, да и наверное себе жизнь. Немец тоже поднял голову, но все внимание его было поглощено удаляющимся треском ломаемых ветвей.

Костя, не раздумывая, взял его на мушку. Это был тот самый шанс, не использовать который значило бы погибнуть. Костя нажал на курок…, но выстрела не последовало. То ли патрон попался некондиционный, то ли он не перезарядил винтовку. Но разбираться в причинах этого, сейчас не было времени. Если он начнет «клацать» затвором, то немец переключится на него, и кто выйдет победителем из этой дуэли, было не известно. До немца было не более пятнадцати метров – расстояние смешное для винтовки, но слишком большое для ближнего боя.

– Если я сейчас поднимусь, он, как пить дать, меня ухлопает, – Жалея себя, подумал Костя.

Мысль, что немец может промахнуться, прозвучала как-то неубедительно. Ситуация была критической. Костя чувствовал, что мгновения его преимущества тают, как снег на мартовском солнцепеке. Его колебания внезапно оборвала какая-то неведомая сила, подкинувшая его от земли. Скорее всего, это был его ангел, который решил, что тянуть больше нельзя, и придал его телу ускорение мощным пинком. Костя вскочил и бросился вперед. Он успел пробежать уже половину этого расстояния, когда со стороны немца прогремел выстрел. Костя подумал, что он уже убит, только еще не понял этого и бежит по инерции. Но эта инерция все не кончалась и не кончалась. Только оказавшись в метре от немца, он увидел, что тот стрелял по Карпенко.

Для немца было полной неожиданностью появление перед ним еще одного русского. Он стрелял по уже почти невидимой цели, больше для острастки, так как уверенности в том, что он попадет, не было никакой. Когда Константин через две три секунды оказался перед ним, тот как раз выбрасывал затвором своего маузера стреляную гильзу. Рука, передергивающая рычаг затвора дрогнула, патрон перекосило, превратив тем самым карабин из огнестрельного в лучшем случае в холодное оружие, которым он все равно не успел, как следует, воспользоваться.