скачать книгу бесплатно
– Хайрэ! – вскинула она в приветствии руку.
– Хайрэ, – неохотно пробурчала Паллада, хмуро глядя на посланницу. – Я вижу, что из сонма олимпийцев нет никому покоя в это утро.
– Великий, всемогущий, повелитель молний, хозяин туч, владыка и бессмертных всех и смертных Зевс Кронион послал меня, чтоб передать тебе его, богиня, волю, – торжественно и с явным удовольствием, упиваясь собственной значимостью, произнесла своим звонким юным голосом Ирида и сделала паузу.
– Ну так передавай, – буркнула Афина.
– Великий, всемогущий, повелитель… – вновь начала декламировать радужная богиня.
– Можно покороче? – оборвала ее воительница.
– Короче, воля Зевса такова, – испуганно взглянув на Афину, буйный нрав которой был хорошо известен всем на Олимпе, воскликнула Ирида. – Он повелевает тебе оставить с миром смертных, которые стоят перед тобою.
Глаза Паллады потемнели от гнева. Коротким и резким взмахом она перекинула копье из правой руки в левую. Из-под распахнувшейся от этого движения хлены показалась рукоять меча, висевшего у богини на поясе. Ее правая, освободившаяся рука легла на эту рукоять, не оставляя никаких сомнений в намерениях непокорной дочери Громовержца.
С юного личика Ириды тут же сошел румянец. Она вновь призывно, словно в приветствии, вскинула руку и торопливо произнесла:
– Не мне одолевать тебя, великая богиня: ни в споре, ни тем более в бою. Уйми свой гнев. Я лишь передала тебе, что повелел мне Зевс. И ты прекрасно знаешь, что грозен он, когда его веленья не выполняются. Не я тебе указчик, а Кронион. Не поднимай руки ты на посланницу простую. Прими слова, которые передала тебе я, как его. И даже если они разверзли в сердце твоем рану и планы нарушили твои, не предавайся ярости напрасной, не вымещай ее на мне, которая тебе совсем не ровня.
Афина сняла руку с меча. Подобно тому, как только что Арес был укрощен ее гневом, сама она вынуждена была смириться перед волей всемогущего отца. С коротким и яростным криком она метнула копье в землю, даже не потрудившись переложить его в правую руку. Острие вонзилось в траву у самых ног побледневшего Энея.
В следующее мгновение богиня-воительница стремительно выдернула из земли свое оружие, повернулась и пошла прочь, не произнеся ни слова.
– Хвала великому Зевесу, – мрачно прорычал Арес, удалившись в другую сторону.
Ирида взмахнула легкими крыльями и столь же стремительно, каким было ее падение, вознеслась в уже занимающееся солнечными лучами небо.
– Любимый сын, идем, идем скорее, – бросилась к Энею златокудрая Афродита. – Я проведу тебя, укрыв туманом, сквозь все дозоры алчные врагов. А если кто нас вдруг заметит по дороге, я позову Ареса. Он поможет. Муж мой, хоть и жесткий бог, но слушает меня. Бери отца, Анхиза, ты на плечи. Асканий! Иди ко мне, малыш. Я понесу тебя. В руках любви богини ты будешь, как у матери в ладонях.
Люди вышли из оцепенения. Казалось, даже ребенок понял суть происходящего, которая заключалась в том, что они были спасены. И вскоре вся процессия двинулась в путь, вверх по поросшим елями отрогам Иды, прочь от стены, где бурный Ксанф с рокотом катил по камням свои чистые воды.
– Идем, идем, – торопила Афродита своих спутников, – скорее.
Глава 10
Отплытие домой
– Скорее, скорее, отродья Тифона, поторапливайтесь, – рычал коренастый воин в сверкающих медных латах, гривастом шлеме, кожаных грубых сандалиях, с пристегнутым к поясу коротким и широким мечом, подгоняя к кораблям стайку женщин.
Женщины спотыкались, их босые ноги увязали в прибрежном песке. Кругом сновали люди: вчерашние враги – сегодняшние победители. Разграбление города, видневшегося за спинами женщин, практически завершилось. Кое-где еще дымились угли пожарищ и слышались хлопки от лопающихся в огне ритонов. Вокруг стоял удушливый запах гари. Даже здесь, на берегу, возле греческих кораблей от него было тяжело дышать несмотря на свежий ветер, дувший с моря.
– Живей, живей, – торопил несчастных троянок воин. – Атрид Агамемнон не собирается из-за вас задерживать свое возвращение в родные Микены.
– Владыке народов не следовало бы торопиться на родину, – вскинула на воина тяжелый взгляд опухших от слез и глубоко запавших глаз одна из пленниц.
Из-под ее черного покрова выбивались темные кудрявые волосы. Ноги женщины путались в запахнутой наглухо длинной черной ризе. И идти ей было явно тяжело.
– Замолчи, ворона! – грек выхватил меч и подступил к говорившей. – Или ты немедленно отправишься в царство Аида, где тебе, похоже, самое место.
– Кому где место – решают боги, – не сводя с воина взгляд, ответила женщина. – Не думаю, что могучему Агамемнону придется по душе, если ты без его разрешения будешь убивать его рабынь. Так что уймись и делай то дело, которое тебе поручили, сообразуясь с твоими способностями. А их, судя по всему, немного, если тебе всего лишь доверили отвести на корабль горстку жалких пленниц.
При этих словах кто-то из женщин не сдержал смешка. Лицо воина побагровело от гнева. Казалось, еще мгновенье, и он мечом снесет непокорной троянке голову с плеч.
– Что же ты медлишь? – вновь обратилась к нему женщина. – Ты и в бою был так же прыток? Неудивительно тогда, что тебе не досталось богатой добычи. И твой удел – следить за рабынями твоего повелителя.
– Госпожа, прошу вас, оставьте его, – рыжеволосая девушка теребила строптивую пленницу за рукав ризы. – Он убьет вас, убьет!
– Успокойся, Агава, – отстранила ее черноволосая госпожа, – он ничего нам не сделает. Все, что может этот ничтожный человек, так это браниться и грозно вращать глазами.
С этими словами троянка нетерпеливо тряхнула головой и обратилась уже к свирепому воину:
– Так веди же нас, ахеец, скорее на корабль твоего повелителя. Я устала и хочу присесть. Негоже царской дочери ходить босой по прибрежному песку.
Воин, казалось, раздумывал, что же предпринять: отмахнуть ли змееречивой пленнице голову широким мечом или все же внять голосу рассудка и смириться с ее оскорблениями. Он прекрасно знал злобный и мстительный характер Агамемнона. Грозный царь Микен хватался за меч, прослышав о ничтожнейших проступках своих слуг. А здесь бы речь пошла об убийстве благородной пленницы. В том, что она весьма ценна и благородна, воин нисколько не сомневался. Когда он забирал троянок из кущи Атрида, чтобы отвести их на корабль, стражник указал ему на худую, закутанную во все черное женщину, которая теперь откровенно насмехалась над ним, Лином. Над ним, кто десять лет воевал под этим проклятым городом, кто не знал все это время покоя ни днем, ни ночью. Над ним, кто каждый вечер ложился спать, держа свой верный меч у изголовья. Так, чтобы его можно было мгновенно схватить. Кто участвовал в добром десятке штурмов и один раз уже почти ворвался в город. И только вмешательство богов, не дававших им столько лет победы, помешало ему тогда сделать это. Кто едва выскользнул из-под разящего копья Гектора, сошедшего, как казалось, из сонма бессмертных – так могуч и неуязвим он был. Кто всем этим должен был заслужить к себе хотя бы малейшее уважение…
Так вот, стражник указал ему на эту ворону и произнес:
– Ее со спутницами отведешь на царский корабль. Ты понял, Лин?
Как будто он, Лин, страдал непонятливостью. Зачем было лишний раз напоминать ему, что он всего лишь простой воин, каких немало полегло здесь, под стенами Трои за прошедшие годы? И чьи жизни ценились весьма дешево, слишком дешево. Возможно, даже дешевле, чем жизнь этой царственной пленницы. Лин не знал точно, кто она, он знал только имя – Кассандра, но догадывался, что здесь не обошлось без Приамовой крови. Говорят, жалкий старик, каким он был последние годы и каким принял смерть, успел наплодить столько детей, что их не мог вместить огромный дворец в верхнем городе. И эта то ли пророчица, то ли безумица – впрочем, одно другому не мешало – наверняка была одной из его дочерей. Не случайно стражник выделил ее из остальных пленниц. Да к тому же повелел доставить на корабль самого Атрида. Такая честь не выпадает простым рабыням. Нет, он, Лин, не хочет, чтобы его самого лишили жизни из-за этой строптивицы. Тем более сейчас, когда спустя несколько дней он будет дома и увидит свою мать, если она, конечно, жива, и жену – красавицу Ино. Как бы ни хотелось ему одним взмахом отсечь эту голову в черном платке – меч с легкостью перерубил бы тонкую шею женщины, – он не будет этого делать, он сдержит свой гнев.
Лин опустил меч и резким движением, словно пронзал кого-то, загнал его по самую рукоять в ножны. Чтобы успокоиться, он с почти физическим усилием, как будто его взгляд, как муха к смолистому еловому бревну кущи, прилип к горящим, точно уголья, глазам пленницы, оторвал его от ее лица и посмотрел на то, что творилось вокруг него на давно обжитом греками троянском берегу.
Берег этот, словно развороченное осиное гнездо, кипел движением. Тысячи людей сновали туда и сюда. Сотни кораблей были спущены на воду. Они заполнили все побережье, скрыв от взгляда море. С некоторых на сушу перекинуты были мостки. До большинства приходилось добираться по пояс в воде. Впрочем, это никого не смущало. Воины поднимали свою поклажу над головой и брели в воде к кораблям.
Наземный лагерь был почти полностью разрушен. В кущах царей и героев властвовало запустение, видное даже издалека. Весь берег был завален военной добычей. Несметные богатства лежали на голом песке: дорогая царская одежда и утварь, грозные доспехи, на полированных гранях которых играли лучики жаркого полдневного солнца, оружие, горы и горы оружия, которым, возможно, были убиты многие славные ахейцы, ритоны с вином и маслом – все это в беспорядке громоздилось кучами на берегу. И между всем этим добром единой живой массой сновали люди – стотысячное войско победителей.
Одни жарили на огне туши тельцов и баранов, чтобы воинству было чем кормиться во время морского перехода. Другие были заняты тем, что перетаскивали на корабли захваченные трофеи. Гул голосов, взрывы смеха, шуршание волочимых по песку тюков с тяжелым содержимым, треск смолистых веток в кострах – все это смешивалось с шипением набегающих на берег волн и скрипом корабельных снастей в абсолютно неописуемый оглушающий шум, имя которому было Победа.
И прошедшие годы уже казались чем-то далеким, почти нереальным: бои, атаки, караулы, ночные вылазки и погребальные костры – все это было позади. Люди простили богиням судьбы все. И теперь единственным их желанием было как можно скорее отплыть отсюда к родным берегам, навсегда покинув долго сопротивлявшуюся их натиску, но все же поверженную Троаду.
– Живей на корабль, отродья Тифона, – рявкнул Лин, очнувшись от раздумий, и, как и все остальные, вновь заразившись общим настроением спешки и веселой, яростной одержимости.
Пленница в черном опустила взгляд и безропотно пошла по песку вслед за воином. Казалось, она тоже стремилась, чтобы все это скорее закончилось. И свершилось неизбежное – ее со спутницами погрузили наконец-то на корабль, где она сможет сесть и отдохнуть, где ей дадут воды, а, возможно, если опьяненные предвкушением скорого свидания с родными воины окажутся добры, и разбавленного водой вина. И она удовлетворит свою жажду, погасит тот внутренний жар, который испепеляет ее сейчас изнутри, выжигая все чувства и воспоминания. Все, что произошло с ней до этой минуты, вся ее жизнь в отцовском дворце – все казалось сейчас призрачным, задернутым почти непроницаемой пеленой. Зато будущее, то, что должно случиться завтра, через год, через сто, тысячу лет выступило неожиданно ярко и красочно, как будто она смотрела на эти события орлиным взглядом с вершины холма.
Как бы она хотела приглушить эти видения. Как желала, чтобы они исчезли и не мешали ей просто жить. Позволили спокойно и безропотно, как и подобает царской дочери, пройти последние шаги ее быстротечной и безрадостной жизни. Не отягощали ее гордыней знания, которое так и не принесло ей счастья.
Может быть, вино поможет ей смириться с той участью, которая ей уготована? Только бы воины на корабле Агамемнона оказались хоть немного милосерднее этого безумного грека, который широкими шагами ведет их по горячему песку. Он не понимает, что они просто-напросто не поспевают за ним, крепким воином. Что они устали и хотят пить. А от кущи Атрида, где они провели все последние недели, до его корабля оказался немалый путь. Но где ему понять и пожалеть женщин, если он не видел свою жену уже десять лет? И все эти годы знал лишь рабынь, достававшихся ему после его повелителя, которые безропотно сносили все унижения, ни на что не жалуясь и ничего не прося.
– Эй, Лин, ты куда тащишь эти сосуды злословия? На царский корабль? Разве ты не знаешь, что рабынь нужно грузить на другие корабли? А? Или тебе нужно повторять дважды, чтобы твоя голова что-то сообразила? – молодой ахеец, преградивший путь всей процессии возле мостков, ведущих на украшенный золотой резьбой корабль, говорил столь напористо и без пауз, что не давал воину, сопровождавшему женщин, даже рта раскрыть. – Ты хоть понимаешь, сколько у меня, начальника охраны великого Агамемнона, сейчас забот? А? Ты хоть можешь себе представить, что мне сейчас, перед самым отплытием, совсем не до того, чтобы, как простому воину, распределять поклажу на корабли? Тебе нужно объяснять, что в мои обязанности вовсе не входит рассаживание пленниц? Отведи их на корабли с воинами, пусть они скрасят им дорогу домой…
Пленница в черном оглянулась вокруг. Она и не заметила, как их казавшееся бесконечным путешествие закончилось. Волны плескались почти у ее ног. Огромный крутобокий царский корабль по прорытому в песке каналу был подведен к самому берегу. На него ничего не грузили. С царем должна была плыть лишь личная охрана да немногие, самые ценные вещи из тех сокровищ, что достались вождю войска за долгие годы набегов на окрестные города и особенно – после падения самой Трои.
Корабль казался пленнице спасительным местом. После раскаленного песка, который немилосердно жег ей ноги, смолистый деревянный помост на носу манил, словно мягкое ложе. Скорей бы опуститься на него, присесть и забыть хотя бы на время обо всем, что свершилось и чему еще только предстоит свершиться.
– Хайрэ! – наконец-то сумел вставить слово в бесконечный монолог охранника коренастый воин. – Так, кажется, нужно начинать разговор?
– Да как ты смеешь прерывать меня! – юный охранник чуть не задохнулся от гнева.
– Уймись, Марсий, – махнул рукой воин. – Был бы ты столь же опытен в бою, как в искусстве красноречия, мы бы взяли Трою давным давно. Чем зря расточать слова, проведи-ка лучше этих женщин на корабль. Поверь, я знаю, что делаю. И мне даны точные указания доставить их именно сюда. Это не простые пленницы: среди них царская дочь. Я имею в виду отродье Приама, – тут же оговорился Лин, взглянув исподлобья на своего собеседника. – Кассандра, – он ткнул пальцем в сторону закутанной в черное рабыни, – и ее служанки. Не думаю, Марсий, что великий Агамемнон возрадуется, когда узнает, что ты отправил самую драгоценную из его рабынь на утеху простым воинам. Так что лучше попридержи-ка свой длинный язык, который хлещет лучше всякого бича, и отведи пленниц на корабль. А у меня еще много других дел. Как «простому воину», – в хриплом голосе неуклюжего ахейца неожиданно появилась нотка издевки, – мне, в отличие от тебя, Марсий, как раз нужно «распределять поклажу по кораблям».
Сказав это, Лин тяжело повернулся и пошел прочь, в ту сторону, где находилась куща его властелина и откуда он только что привел измученную стайку троянок.
Красавец Марсий только фыркнул в ответ, но не нашелся что возразить. Бойким взглядом окинул он женщин, тут же переведя свое красноречие с Лина на них.
– Давайте, давайте, Скиллы и Харибды, нечего здесь топтаться, – заторопил он их, бесцеремонно подталкивая на мостки. – Всем на нос, на помост. Там сидеть и не издавать ни звука, пока вас о чем-нибудь не спросят.
– Тебя пока что тоже ни о чем не спрашивали, ахеец, – Кассандра подняла на Марсия тяжелый взгляд глубоко запавших глаз. – Может, и тебе стоит помолчать? От твоего пустозвонства у меня уже болит голова.
– Да как ты смеешь мне указывать? – Марсий осекся, его дыхание прервал нахлынувший гнев.
Сильной рукой он схватил женщину за плечо, до боли сжав его.
– Ни тебе командовать мною, царской дочерью, слуга! – возвысила голос Кассандра. – Когда я буду заслуживать наказания, меня накажет владыка народов Атрид Агамемнон. А ты лишь должен следить, чтобы мне было удобно на его корабле, что повезет меня навеки на ненавистную чужбину.
– Это мои-то родные Микены ты называешь ненавистными? – несколько успокоившись, сердито воскликнул Марсий, ослабив хватку на плече женщины и с силой подтолкнув ее в спину вверх по мосткам.
Кассандра споткнулась от толчка, едва не упав, но удержалась на ногах, подхваченная за талию верной Агавой. Вместе они побрели неуверенными шагами сухопутных людей, впервые ступивших на уходящее из-под ног дерево мостков, вверх на корабль. Охрана Агамемнона завела пленниц на помост, сооруженный на носу судна. Им дали воды и оставили в покое.
Даже на стоящем у самого берега корабле было прохладнее, чем на раскаленном песке Троады. Легкий ветерок обдувал женщин, время от времени бросая им в лица мелкие соленые морские брызги. Кассандра чувствовала, как, сливаясь в крупные капли, они, словно слезы, текут у нее по щекам. Хотя, может быть, то и вправду были слезы. Сейчас дочери Приама меньше всего хотелось это выяснять. Она знала, что ее жизнь в Ойкумене заканчивается – так бесславно и бесполезно, как и было предсказано. Так не все ли равно, плакала она, готовясь к переходу в мрачное царство Аида, или нет? Довольно и того, что этого не заметили ее верная служанка Агава и другие женщины из дворца. Ведь они тоже могут расплакаться. А им вовсе ни к чему сейчас лить никому не нужные слезы, поднимать крик и лишний раз дразнить воинов, и без того раздраженных от свалившейся на них в последние дни перед отплытием домой работы.
Впрочем, ее спутницы, похоже, уже полностью успокоились. Прохладное дерево корабельного помоста, свежий ветерок и несколько глотков воды восстановили их силы и развязали языки.
– Ты знаешь, Агава, – обратилась к рыжей служанке сидевшая рядом с ней полногрудая толстушка, – я еще никогда не покидала Трою. Интересно, какие они, эти Микены? Ты хочешь посмотреть другие города?
– Я хочу, хочу, – вступила в разговор одна из сидевших позади Кассандры и потому не видимых ей девушек. – Особенно, если владыка Агамемнон будет столь добр, чтобы оставить нас на услужении в своем дворце. Как ты думаешь, Медея, это возможно?
– Полагаю, что именно так и будет, – напустив на себя пророческий вид, произнесла пухлая Медея. – Во дворце Атрида наверняка много благородных и прекрасных воинов. Таких, как этот Марсий, что встретил нас на корабле. Если они примут нас на свои ложа, мы сможем стать им достойными спутницами. Ведь мы выросли в царском дворце и знаем, как нужно вести себя в обществе героев.
– Да, да, – вновь подала голос предыдущая девица, – я тоже думаю, что мы сможем получить все то, чего заслуживаем.
Остальные женщины при этих словах одобрительно загалдели. Их разговор быстро перекинулся на обсуждение мужества и мощи благородных микенцев, того, как нужно себя вести, чтобы угодить их вкусам, и как – лучше всего еще на корабле, во время плавания – добиться расположения кого-либо из приближенных вождя Агамемнона, чтобы наверняка, заручившись его поддержкой, остаться во дворце владыки Микен.
Разговор женщин журчал и переливался разными голосами, как горный ручей возле крепостной стены, к которому Кассандра еще ребенком любила ходить на прогулки. Весело звеня, стекал он с отрогов Иды, впадая в бурный и многоводный Ксанф. И нынешняя болтовня служанок о новой жизни, которая ждала их в далеких Микенах, так напоминала ей неугомонную веселость и беспричинную радость того ручья.
– Может быть, так и надо? – почти беззвучно прошептала она солеными, то ли от слез, то ли от морских брызг, губами. – Заглядывать в будущее не для того, чтобы узнать, а для того, чтобы лишь предположить? Кому нужны эти пророчества, если они только умножают печаль?
– Вы что-то сказали, госпожа? – бледное лицо привставшей с колен Агавы озабоченно склонилось над ней. – Принести вам еще воды?
– Нет, нет, Агава, спасибо, ничего не надо, – торопливо пробормотала Кассандра. – Отдыхай. Впереди у нас долгий путь. И тебе нужно сохранить для него силы.
Служанка вновь опустилась на корточки возле своей хозяйки. А сама Кассандра подняла глаза над бортом корабля и окинула прощальным взглядом родной берег, который ей вскоре предстояло покинуть навсегда.
Вся прибрежная полоса насколько хватало глаз была забита бочками, тюками и корзинами. Вокруг них суетились толпы людей, стремившихся поскорее утащить все это богатство на свои корабли, чтобы без промедления отплыть на родину. И, как обычно бывает, когда хочешь сделать что-то быстро и сноровисто, все получалось медленно и бестолково. Тюки развязывались, когда их поднимали, и из них вываливались на песок доспехи, кубки и прочая утварь для брани и домашнего очага. Когда бочку, прокатив ее несколько сот локтей вдоль берега, наконец-то готовы были взгромоздить на корабль, оказывалось, что это совсем не тот корабль, для которого она предназначалась. Причем тот, куда ее надо было доставить, находился как раз там, откуда ее только что прикатили.
Ритоны с вином и маслом, словно живые, так и норовили выскользнуть из неловких рук ахейских мужей, огрубевших от многолетней войны. Жарящееся на кострах мясо подгорало прямо на глазах у поваров. Веревки лопались, корабельные мостки срывались с бортов. Казалось, троянская земля не хочет отпускать пришельцев домой, удерживая их всеми своими силами, цепляясь за малейшую возможность отсрочить отплытие, производя разрушения и сея хаос.
Впрочем, во всей этой толчее и кутерьме была точка спокойствия и порядка. Взгляд Кассандры привлекла небольшая группа людей, направлявшихся вдоль берега в сторону корабля, где она находилась. По мере того как они приближались, дочь Приама могла рассмотреть их все лучше и лучше.
Впереди всех шел легким размеренным шагом стройный юноша в сверкающих на солнце доспехах. Белоснежная грива его шлема факелом развевалась над головой. Юноша не имел при себе ни копья, ни щита. Лишь меч был пристегнут к его поясу. Незнакомец на ходу показывал рукой то в одну, то в другую сторону, очевидно, отдавая не слышные из-за расстояния приказания. И, точно по волшебству, все в его присутствии начинало ладиться. Тюки больше не развязывались, ритоны словно прилипали к ахейским ладоням, а бочки катились по мокрому у берега песку, как будто по твердой дороге, идущей к тому же под уклон.
Юноша размахивал руками, явно требуя от воинов поторопиться. Похоже было, что только он сохранил во всей этой суматохе ясность мыслей и понимание того, что же, собственно говоря, надо делать, чтобы поскорее отплыть от этих постылых берегов.
Вслед за юношей, почтительно отставая от него на полшага, шел могучий воин, также в броне, но без шлема. Он все время подобострастно пригибался, стараясь казаться ниже своего молодого спутника, хотя на самом деле на добрую голову превосходил его ростом. Чуть в отдалении за этой идущей широким шагом парой почти бегом трусили несколько стражников, готовых в любое мгновение помчаться выполнять какое-либо поручение своих повелителей.
Вскоре к процессии присоединился еще один человек – среднего роста, с курчавой бородой. Его роскошные доспехи выдавали в нем одного из греческих царей. Даже после разграбления Трои простой воин не мог бы позволить себе столь богатый боевой наряд. К тому же, растолкав свиту, вновь прибывший бесцеремонно пристроился возле начальственного юноши.
С нарастающим чувством страха и любопытства Кассандра наблюдала за этой группой. Еще несколько мгновений, и они подошли так близко, что с борта корабля можно было отчетливо различить их голоса.
– Эй, Агамемнон, – звонким, не терпящим возражений голосом воскликнул юноша, обращаясь к рослому ахейцу, подобострастно шагавшему рядом. – Доколе мне объяснять тебе, что груз распределять ты должен равными долями меж кораблей? Я начинаю сомневаться в мудрости твоей, микенский царь. Ты знаешь, не стоит злить меня…
– Только не гневайся, прошу тебя, – забасил могучий грек, стараясь все время глядеть юноше прямо в глаза.
Сделать это ему, идущему на полшага позади своего собеседника, было невероятно трудно. Да к тому же юноша постоянно вертел головой то в ту, то в другую сторону, раздавая приказания.
– Эй, дурни, – кричал он кому-то, – вы куда намерены вкатить все эти бочки? Быть может, вы мните, что утлый челн ваш размером с олимпийские чертоги? Катите их туда, на тот корабль, что возвышается над морем выше Иды, а значит, ему не помешает лишний груз.
– Живей, живей! – поминутно бросая на юношу преданные взгляды, рычал на неуклюжих воинов Агамемнон.
– А ты куда? – останавливал юноша уже другого грека, пытавшегося в полном боевом вооружении протиснуться на мостки корабля. – А ну-ка, оставь копье и щит – и быстро на погрузку. Я вижу, ты не прочь свалить работу тяжкую на плечи тех, кто рядом…
Под взглядом юноши воин съежился, осел и, воткнув копье во влажный прибрежный песок и прислонив к нему кожаный щит с медными полосами, он, пригибаясь, побежал к своим приятелям, которые тащили волоком по берегу огромные тюки с награбленным в захваченном городе добром.
– Наверное, я никогда не снаряжу вас в путь ваш долгий! – воскликнул юноша, воздев в наигранном отчаянии руки к небу.
При этом он укоризненно покачал головой, извергнув очередной поток льстивых слов из уст Агамемнона. Тем временем взгляд юноши упал на корабль, мимо которого он сейчас проходил. На носу его сидела жалкая кучка женщин. Одна из них, закутанная во все черное, не сводила с юноши напряженного взгляда. Их глаза встретились. На какое-то мгновенье оба замерли, как будто стремясь проникнуть в души друг другу. Затем женщина, не в силах более сопротивляться энергии голубых насмешливых глаз юноши, опустила обессиленный взгляд.
– Так это твой корабль, могучий царь? – небрежно бросил Агамемнону юноша, кивком указав на крутой борт.
– Да, именно так, – подтвердил Атрид.
– Поднимемся, пожалуй, – скорее приказал, нежели предложил юноша.
– Это огромная честь для меня. Я безутешен от того, что не приготовился к твоему прибытию, – засуетился царь Микен, забегая вперед гостя и низким поклоном приглашая его к мосткам.
– Ах, какой красавчик, – девичий шепот вывел Кассандру из оцепенения. – Какие изящные ноги. Вы заметили? Какая благородная осанка. А талия какая! Он прекрасен, словно… словно… бог Аполлон.
– Кого это ты имеешь в виду, толстушка Медея? – спросил насмешливо другой голос. – Уж не владыку ли народов Агамемнона? Или, быть может, царя Итаки – хитроумного Одиссея, что идет рядом с ним?
– Брось, глупая, – возразила Медея, – ты прекрасно понимаешь, что я говорю об этом юноше, что сейчас поднимается на наш корабль. Ах, если бы он поплыл на нем в Микены вместе с нами. Может, он выбрал бы кого-нибудь из нас себе в рабыни. Если бы великий Атрид позволил ему забрать нас. Служить такому господину, наверное, слаще, чем вкушать божественный нектар…
– Увы, Медея, вряд ли он выберет кого-то из вас, – устало и отстраненно, как будто разговаривала сама с собой, произнесла Кассандра.
– Это почему же? – в голосе пухленькой Медеи явно чувствовалась обида.
– Да потому! – неожиданно вступила в разговор рыжеволосая служанка Агава. – Ты видела, как унижается перед этим красавцем сам великий Агамемнон? Неужели ты думаешь, что столь великий воин и могущественный царь, каковым он без всякого сомнения является, раз сам владыка народов ищет его расположения, неужели ты думаешь, Медея, что его может заинтересовать какая-то толстая кухарка вроде тебя? Нет, если уж он и выберет кого, так только царскую дочь, не меньше. Это и имела в виду госпожа. Правда, ведь?
Произнеся это, рыжая девушка преданно заглянула в глаза Кассандре, ожидая заслуженной похвалы за проявленную ей мудрость.
