Забвение. Пепел истины

Я смотрю на Маркуса. он счастлив, не прибегая ни к каким идеалам. Он не старается кому-то что-то доказать, не учится сдержанности. Он просто живёт. И я ему завидую. Я тоже хочу жить.

Внутренний голос, голос Гражданки, всё ещё шепчет: «Осторожно. Не доверяй чувствам. Это сбой. Это опасность», и тут же в ответ: «Но вдруг в этом сбое я – настоящая?»

Я всю свою жизнь пыталась доказать стране, окружающим и самой себе, что способна быть идеальным гражданином, идеальным человеком, который слушается, контролирует себя, выполняет приказы и посещает гигиену сознания. Однако видя другой мир, я понимаю, как были не важны прошлые стандарты. Не спорю, они строят дисциплину, показывают, как важно ставить интересы государства выше своих на благо всех. Только вдруг и в этом тоже есть проблема? Вдруг всё, что я делала было неправильно? Наверное, так и есть. Стоит менять своё окружение. Может хотя бы так я найду что-то, что давно ищу.

– Знаешь, что, Маркус? – вдруг вырывается у меня неожиданно даже для самой себя.

– Что, Леа? – подняв бровь, спрашивает Маркус и смотрит на меня.

– Научи меня стрелять. Я не буду охотиться на животных, но очень хотела бы уметь пользоваться оружием.

– Какое неожиданно заявление от тебя, – он усмехается и смотрит на воду. – Если ты хочешь, то мне не сложно. С чего начнем: с арбалета или пистолета?

– Пистолет.

Буквально недавно я пугалась при виде оружия, а уже сейчас буду учиться стрелять. Не думаю, что навыки мне пригодятся, но хотя бы так я разбавлю однообразные дни.

Мы встаём, и Маркус достает пистолет, передавая мне в руки. Я сжимаю его, осторожно. Раньше бы руки дрожали, а сейчас нет. Браслет фиксирует повышение адреналина, но не тревогу. Это… решимость?

– Здесь всё просто: заряжаешь, целишься, стреляешь, – говорит Маркус и подходит ближе, чтобы показать, как правильно действовать. Он кладёт свои руки поверх моих, заряжает пистолет и направляет в сторону деревьев. Удивительно, насколько холодные у него руки по сравнению с моими. Когда мы оба понимаем, что слишком долго находимся так близко, спешим отойти друг от друга и неловко отводим взгляды.

– Можно выбрать любое место, куда стрелять? – спрашиваю я, чтобы разбавить обстановку.

– Для начала можешь выбрать ближайшее дерево. Сейчас не так светло, чтобы пытаться прицелиться в определенный участок.

Я киваю и целюсь в дерево. На выдохе нажимаю на курок, и раздаётся громкий выстрел. Чудно, что пуля не пролетела мимо дерева. Поворачиваюсь к Маркусу и улыбаюсь. Он слабо кивает в знак одобрения моего результата.

– Для первого раза ты хорошо справилась, – комментирует Маркус, и я передаю ему пистолет.

– Покажи, что ты умеешь.

– Выбери любую цель, – просит он и подходит ко мне, перезаряжая оружие. Я осматриваюсь по сторонам и задумываюсь. Замечаю дерево с неизвестными для меня плодами, поэтому выбираю его и сообщаю об этом Маркусу.

Он без проблем целится и спокойно сбивает один плод. Я поднимаю брови и хлопаю. Маркус с видом победителя смотрит на меня и прячет пистолет.

– Это было поразительно. Тем более дерево стоит далековато от нас. С какого возраста вас обучают навыкам стрельбы?

– Пользоваться оружием дают с двенадцати, а выходить на самостоятельную охоту разрешают с четырнадцати. Однако довольно часто старшие дают нам пострелять и в более раннем возрасте. Я впервые взял оружие в десять, и вот уже двенадцать лет не выпускаю его из рук.

Он так рано познакомился с такими серьёзными предметами. Неужели все дети Сапсанов проходят через это? Их с самого детства готовят к войне и борьбе.

Мы начинаем медленно идти параллельно воде. Я стараюсь смотреть не только на Марскуса, но и на то, что нас окружает. Хочу запомнить каждый метр, чтобы потом перенести вид на бумагу.

– Я с самого детства наблюдаю, как наши люди борются за правильную жизнь. На нас столько раз нападали, а я не мог дать отпор. Умирали сотни людей. Я мечтал повзрослеть, чтобы помогать Сапсанам. Когда папа впервые дал мне оружие, я был счастлив, потому что тогда мне показалось, что я самый настоящий воин.

– Ты не боялся?

– Конечно, боялся, но ко всему быстро привыкаешь. Страх – не враг. Он предупреждает. И жить нужно с ним, а не вопреки.

Я молчу и бросаю взгляд на браслет, который мерцает белым цветом. Я больше не та Леа, что всегда держала свои мысли в рамках дозволенного, но я всё ещё держу в себе голос, который напоминает, кем я должна быть, как себя вести и как контролировать себя. И всё же сегодня я улыбнулась по-настоящему, ощутила радость – легкую, щекочущую, – удивление, получила новый опыт. И всё это моё. Мои воспоминания. Мои эмоции. Моё тело.

– Интересно, какой бы я была, если бы сразу знала о вас, – говорю я, почти шепотом, но тут же голос срывается. – Ты не представляешь, как я сейчас зла на папу.

Слова вырываются слишком резко. Я машу руками, не контролируя себя. Браслет вспыхивает красным, будто предупреждая, но я не обращаю внимания. Хотя бы перед Маркусом я могу говорить, не фильтруя свои мысли и не боясь, что кто-то услышит и накажет.

– Я всю жизнь верила ему и гордилась тем, какой он человек. А оказалось всё это было только оболочкой, ложью, скрывающей тайны, которые изменили бы мою жизнь, если бы я знала их раньше.

– Конечно, неправильно было с его стороны утаивать эту часть жизни, но, если честно, будь я на месте твоего папы, я бы поступил также, – признаётся Маркус. Он поворачивается ко мне, и в его взгляде нет осуждения, только сочувствие.

Я останавливаюсь и качаю головой.

– Ты просто не понимаешь, какого это – вдруг проснуться и понять, что все эти годы тебя окружала ложь! Я не представляю, смогу ли простить папу за это.

– Леа, в твоей стране каждый живёт во лжи, которую сам же и создал.

На глазах появляются слёзы, но я, как и привыкла, сдерживаю их и крепко сжимаю кулаки. Маркус видит, что со мной происходит, но всё равно пытается словами донести своё мнение.

– Но мы хотя бы знаем наше государство. Мы знаем к чему идём. А сейчас…сейчас я просто запуталась. Я не знаю Сапсанов, не знаю тебя, даже папу не знаю теперь.

Я обнимаю себя, будто это способ защититься от правды. От мыслей. От чувств, которые всё равно прорастают, несмотря на сопротивление. Мне страшно.

– Думаю, мне стоит вернуться домой, – спустя минуту молчания проговариваю я и шумно выдыхаю. Маркус взбадривается и заглядывает в глаза.

– Я проведу тебя.

– Не стоит. Я помню дорогу, и сама прекрасно дойду. Пока, Маркус.

Он лишь кивает, а я разворачиваюсь и ухожу, ощущая, как осыпается внутри всё, что я знала. Я иду, почти не разбирая дороги. И если честно не уверена, что знаю путь.

Становится холоднее, и я вся сжимаюсь от мурашек, охвативших моё тело. Этот день вымотал меня до предела. Сначала праздник – один из важнейших дней для моей подруги. А потом всё это – чужие истины, разрушенные убеждения. Я не хотела срываться на Маркуса, но мне нужно было выговориться, а сейчас необходимо успокоиться и, наконец, закончить этот день.

Браслет слегка поблёскивает. Он улавливает мои эмоции. Но я и не пытаюсь их заглушить. Не сейчас. Я заслужила право чувствовать.

Поднимаю голову и рассматриваю деревья. Их кроны шевелятся от ветра, словно качаются в медленном танце. Слышу шелест листьев, крик совы вдалеке. И этот звук природы не утешает, но даёт возможность дышать. Кажется, будто природа пытается поднять мне настроение.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я блуждала, но вот – между деревьями мелькает забор. Я почти у границы и скоро окажусь дома. Делаю шаг вперёд, и в этот момент чья-то рука резко хватает меня сзади. Ладонь прижимается к моему рту, глуша крик. Мы оказываемся за деревом.

Я замираю. Сердце срывается в бешеный галоп. Это конец.

Глава 9. Вдали от дома

Боясь даже сделать вдох, я остаюсь стоять. Хотя можно было бы уже давно начать сопротивляться, каким-то образом ударить того, кто напал, и убежать. Однако страх окутывает меня и блокирует любое движение. И всё же, глубоко внутри что-то бьется, почти выкрикивая: «Действуй. Беги. Спаси себя». Этот голос не мой, не тот, который привыкла слышать в голове. Он как будто исходит откуда-то из-под кожи, прорываясь сквозь строгость инструкций, вбитых с детства.

– Ни слова, Леа, – слышу шепот около уха, и волна облегчения проходит по моему телу. Закрываю глаза, радуясь, что о моём нарушении закона не узнали.

Маркус медленно убирает руку, и я разворачиваюсь к нему. Он выглядит обеспокоено и куда-то постоянно смотрит.

– Ты совсем уже? Зачем пугать так?

Я смотрю на свои руки – они дрожат от пережитого ужаса. Эта дрожь нечто новое, ведь раньше бы я тут же приказала себе остановиться. Контроль. Власть над собой. Но сейчас…я позволяю этому быть.

– Тихо, – все также шепчет он. – У границы ходят ваши солдаты. Ещё бы секунда и уже прощалась бы со всеми мысленно.

Я осторожно выглядываю из-за дерева и вглядываюсь вперёд. Замечаю мужчин в военной форме и с оружием в руках и тут же прячусь. Впервые я рада, что Маркус пошёл за мной. Он спас мне жизнь.

– И что мне делать? Как попасть домой? Они долго будут здесь?

– В прошлый раз простояли довольно долго.

– В прошлый раз? – шепотом возмущаюсь я.

– Дня три назад я собирался отнести тебе записку, а солдаты были здесь. Хотел подождать, но ожидание затянулось. Они что-то ищут здесь. Постоянно ходят, высматривают все кусты.

– Нужно придумать как вернуться домой, – взволнованно говорю я и кусаю губы. Браслет сжимает мое запястья, словно оживает, ощущая мою нестабильность.

– Пошли, – бросает Маркус и направляется по тропинке, откуда я пришла. Недоуменно следую за ним и молчу, пока мы не отходим на приличное расстояние.

– А теперь объясни мне всё подробнее: куда мы идём и почему ты следил за мной? – наконец, спрашиваю я и увеличиваю скорость ходьбы, чтобы сравняться с Маркусом. Мы уже вышли на широкую тропинку, где открывается вид на реку.

– Потому что я знал, что ты можешь во что-то влипнуть. Тем более мне лучше известна обстановка вокруг. Солдаты могли в любой момент быть у границы. Вот сегодня был один из этих случаев.

– А вдруг бы они тебя заметили? – ужасаюсь я и вспоминаю, что случилось с Сапсаном, которого засекли на нашей территории.

– Переживаешь за меня? – усмехается Маркус.

Его прямолинейность сбивает с толку. У нас в Новуме за подобные фразы назначают корректировочные беседы. А он говорит их легко.

Я отвожу взгляд. Что это было? Забота? Привязанность? Неужели во мне зарождается…что-то? Я прикасаюсь к браслету, как будто он может остановить бурю внутри.

– У меня есть оружие, на крайний случай, – добавляет Маркус. – А так я умею быть скрытным.

Мы подходим к дому, куда Маркус уже приводил меня и останавливаемся около Хельги. Я улыбаюсь и глажу её, но неожиданно Маркус отвязывает её и поправляет седло.

– Куда мы всё-таки направляемся?

– В наш лагерь. Ты же так рвалась туда. Вот случай подвернулся.

Я теряю дар речи, услышав его ответ. Он серьёзно? Мы едем в лагерь Сапсанов? Это самая последняя идея, о которой я могла бы подумать. Этого не было в планах. Я должна отказаться. Я должна вернуться домой. Но вместо этого…

– Н-но но почему туда? Что я скажу папе? Что ты скажешь остальным? – заваливаю Маркуса вопросами, потому что они сейчас действительно для меня важны.

– А кто сказал, что о тебе узнают? Вокруг нашей территории тоже есть свои лазейки для прохода, но о них не все знают, – поясняет Маркус и залезает на Хельгу.

Это безрассудно. Это опасно. Это… интригует.

Я стою, разрываясь между страхом и странной жаждой свободы. Часть меня – та, что воспитана по протоколу – вопит: «Остановись! Это ошибка!». Но есть и другая – упрямая, пульсирующая, живая.

– Долго тебя ждать, Леа? Или ты здесь останешься?

Я трясу головой и залезаю на лошадь. Мы резко трогаемся, и я сразу хватаюсь за Маркуса, обнимая. Чувствую пальцами как он слегка напрягается, но после выдыхает, и его мышцы расслабляются.

– Как далеко ваш лагерь? – интересуюсь я и смотрю по сторонам, так как мы уже в новой для меня местности.

– Нам нужно перебраться на другой берег, а оттуда около десяти минут езды верхом.

– Ты не боишься, что о моём визите могут узнать? Вспоминая твою реакцию на меня, я уже боюсь представить, что будет, когда узнает весь лагерь.

– Никто не будет знать. Я всё устрою, ни единая душа не увидит твоё идеальное личико, – спокойно отвечает Маркус. Это был комплимент от него или он просто подстрекает меня за идеальность во всём из-за государства?

Мы сворачиваем с дороги и спускаемся к реке. Как я понимаю, здесь мелководье, иначе не было бы возможности перебраться на лошади. Я наблюдаю, как вода брызгает в разные стороны от копыт Хельги. Капельки так разлетаются, что попадают и на мои ноги.

– А вы и правда ловите людей нашей страны и исследуете их мозг? Просто в нашу первую встречу ты хотел именно это и сделать.

– Конечно. Распиливаем ваши черепушки и смотрим на мозг, – уверенно говорит Маркус. Его голос полон серьёзности.

– Ч-что? – удивляюсь я и расширяю глаза. Маркус заливается смехом из-за чего Хельга замедляется. И тогда я понимаю, что он шутит. Испускаю вздох и ударяю его в плечо. – Не говори так, Маркус. Я поверила тебе.

– Тебя можно обдурить в два счета. Будь менее доверчивой и имей чувство юмора.

Я хмурюсь и убираю руки от Маркуса, полагаясь лишь на своё равновесие. Он иногда бывает груб, бросая неуместные фразочки. А может я и правда не умею воспринимать шутки?

До конца нашей поездки больше не заговариваю с Маркусом, а лишь любуюсь природой. Лес на этой стороне кажется гуще и зеленее. Я вдыхаю свежий запах и запрокидываю голову, смотря на ночное небо, украшенное звездами.

Время от времени мы с папой позволяли себе ложится позже, выходили на крыльцо дома и смотрели на звёзды. Папа часто тихо играл на гитаре, пил кофе и рассказывал о своей молодости. Сколько же моментов он скрыл от меня? Страшно представить.

Тяжесть от сегодняшнего разговора с папой вновь наваливается на меня. Я шумно выдыхаю, чувствуя, как все внутри сжимается от боли. Я не представляю, как простить его. Я хочу, но понимаю, что не могу. Я больше не смогу смотреть на папу как раньше, не смогу видеть в нём человека, которым хотела стать. Доверие разрушено, осталось лишь презрение.

– Приехали, – оповещает Маркус, и я опускаю голову, стараясь выбросить плохие мысли из головы. – Мы сейчас с другой стороны лагеря. Я тебя проведу до своего дома, а после вернусь к Хельге и заеду уже через главный вход.

Перед нами возвышается высокий кирпичный забор, и я даже понятия не имею, как попаду туда, оказавшись незамеченной. Маркус слезает с лошади и поворачивается, ожидая меня. Я перекидываю ногу и спрыгиваю, но неудачно – теряю равновесие, и мои ноги подгибаются. Я почти касаюсь земли лицом, когда он резко подхватывает меня, ловит быстро и уверенно. Его руки крепко удерживают даже когда опасность уже миновала. На мгновение я замираю, чувствуя тепло его ладоней и своё сердце, бьющееся слишком громко.

– Спасибо, – негромко говорю я, почувствовав неловкость от своей неуклюжести и от нашей близости. Маркус сразу понимает, что мы дольше чем надо находимся в таком положении, и мягко отступает. Я ощущаю, как моя рука на мгновение цепляется за его одежду – неосознанно – и тут же убираю её.

Он приближается к стене и проводит по ней ладонью, что-то проверяя. Слегка надавив на участок бетона, он выдвигается внутрь, словно дверь. Расстояние не широкое, но пролезть можно.

– Я пойду первый, чтобы проверить обстановку, – предупреждает Маркус и попадает в лагерь. Я подхожу ближе. Правая рука непроизвольно сжимает браслет на запястье. Он прохладный, гладкий – искусственный контроль. Я снова чувствую, как он слегка пульсирует на коже, будто напоминая мне: не забывай, кто ты и кем должна быть.

Когда Маркус даёт мне сигнал, я пролезаю следом за ним. Обратного пути нет. Он возвращает стену в прежнее состояние и вновь оглядывается. Я с любопытством разглядываю поселение. Много не увидеть, но я подмечаю, как уютно он выглядит. Это небольшой городок, со своими домами, улочками и даже полянками. Мы очень тихо направляемся к недалеко стоящему одноэтажному дому. Когда собираемся выйти изо угла, Маркус резко отодвигает меня назад и тоже прячется. Он смотрит на меня и всем видом показывает, что нужно молчать. Через пару секунд Маркус осторожно выглядывает и с облегчением поворачивается в мою сторону.

– Некоторые ещё не спят, но нас не заметили. Пошли быстро в дом.

Мы, как можно скорее, добираемся до двери и оказываемся внутри дома. Маркус по темноте направляется куда-то. Я плохо вижу окружение, поэтому просто слепо следую за ним.

– Подожди, пока я не приду. Не включай свет. Можешь посидеть на диване. Скоро вернусь.

Я не успеваю ничего ответить, как слышу хлопок двери. В кромешной тьме пытаюсь разглядеть очертания дивана, но в итоге быстрее нахожу его наощупь. Присаживаюсь, и ожидаю Маркуса. Сейчас темнота почти осязаема, как и тишина. Внутри меня гнетет разлом. Та, кто я есть, и та, кем должна быть, не могут договориться. "Ты должна держать себя в руках", шепчет голос, воспитанный Новумом. Но другой голос, ещё хрупкий, робкий, будто ребёнок, тянется к теплу.

Входная дверь отворяется. Маркус включает свет, и я зажмуриваюсь от яркости, а после медленно открываю глаза. Закрыв дверь на замок, Маркус поворачивается ко мне. Я осматриваюсь и вижу небольшую гостиную. Здесь стоит коричневый диван, на котором я сижу, рядом шкаф с книгами и дисками, а передо мной небольшой телевизор. Эта комната отделена от кухни высоким столом.

– Как всё прошло? – интересуюсь я и поднимаюсь.

– Нормально. Никто ничего не заподозрил, – отвечает Маркус и проходит. – Завтра проснёмся на рассвете, и по той же схеме выйдем наружу. Я доведу тебя до границы.

– Спасибо, что помогаешь мне, Маркус, – искренно проговариваю я. Не знаю, чтобы делала, если бы не он. – Ты действительно во многом выручил меня.

Маркус лишь кивает и идёт в какую-то комнату. Следую за ним и оказываюсь, очевидно, в спальне. Она просторней чем гостиная. Большая кровать стоит напротив входа, а около окна стоит стол. Я замечаю гитару и медленно подхожу к ней.

– Ты играешь? – удивляюсь я.

– Да, ещё с детства.

– Ух ты. Папа лет с тринадцати учил меня играть на гитаре. Я выучила довольно много композиций.

Маркус подходит ко мне и берёт гитару, передавая мне. Я смотрю на него, подняв брови.

– Ты хочешь, чтобы я сыграла?

– Покажи свои навыки, – говорит он, все ещё ожидая, когда я возьму инструмент. Я с небольшим волнением обхватываю гриф и направляюсь к кровати, сев на край.

Ладони потеют, а сердце ускоряет ритм, но я уверенно держу гитару и провожу по струнам, чтобы проверить чистоту звука. Прикрываю глаза и играю первую всплывшую в памяти песню. Сначала звучит просто мелодия, но я решаю напеть и строчки.

Когда я уйду, не оплакивай меня,

Я надеюсь, ты гордишься, кем я был раньше.

Отпусти свою боль.

Ты будешь помнить меня, когда я уйду?

Или ты забудешь всё, что я сделал?

Я совершал ошибки, которые не могу исправить.

Я просто человек и хороший, и плохой.

Сможешь простить все мои ошибки?

Я останавливаюсь и открываю глаза, вдруг поняв смысл песни, которую папа когда-то напевал мне. Маркус замечает мой сменившийся настрой и понимает причину.

– Он уже давно чувствовал вину за свою тайну, – негромко произносит Маркус, подтвердив мои мысли. Я откладываю гитару и складываю руки на колени.

– Но разве это меняет ситуацию? В любом случае он обманывал меня. Я не понимаю, как раньше не заметила всех странностей.

– Так же, как и не видела недостатков в своей стране. Слепая любовь и покровительство. Папа был для тебя идеалом, лучшим гражданином государства, построенного на лицемерии и лжи.

В какой-то степени он прав. Папа тот человек, который имеет огромное значение в моей жизни. Однако после его ужасного поступка всё пошло под откос. Мне, как человеку, любящему идеальность, такой расклад очень не нравится.

– Как бы ты поступил в моей ситуации?

– Я бы, конечно, тоже разозлился, но попытался бы понять мотивы отца. Он не просто так скрывал всё от тебя.

Я опускаю голову и смотрю на гитару. Беру её в руки и передаю Маркусу.

– Сыграй что-нибудь, – прошу его.

Маркус садится рядом и ставит гитару себе на колено. Он перебирает струны, а после начинает играть. Мелодия даёт успокоение, ограждает от всех проблем. Я не отрываю взгляд от пальцев, которые касаются струн. Через некоторое время понимаю, что уже смотрю на расслабленное лицо Маркуса.

Когда Маркус медленно выдыхает, приоткрыв рот, что-то внутри меня сжимается. Тут же отбрасываю все мысли и отворачиваюсь будто ошпаренная. Что это было? Сердце забилось. Меня пугает этот отклик.

– У тебя есть ещё друзья, не считая Ханны? – интересуюсь я, после того как Маркус заканчивает играть.

– Да, у меня есть несколько близких друзей, – отвечает он, заглянув мне в глаза. Закусываю нижнюю губу и отвожу взгляд.

Я хочу узнать так много о Маркусе. С каждым разом он всё больше заинтересовывает меня, и я очень опасаюсь своего любопытства. Это не на шутку меня тревожит.

– Знаешь, Маркус, я не хочу, чтобы наше общение заключалось только в том, что ты должен просто докладывать мне всё о Сапсанах, – вдруг выпаливаю я, не ожидая такого от себя. Маркус слегка хмурится, но продолжает слушать. – Я бы хотела быть твоим другом. Я не знаю, что для Сапсан значит дружба, но если ты мне поможешь и научишь, то я буду благодарна.

– Ты хочешь дружить? – переспрашивает он. Я слабо киваю, боясь, что Маркус откажет. Но неожиданно он протягивает руку и выжидает моей реакции. Я протягиваю свою и он пожимает её, улыбнувшись. – Я думал, мы ещё раньше стали идти к дружбе, но можно начать и сейчас официальный отсчёт.

Я неловко смеюсь, а Маркус улыбается ещё ярче. Внутри становится теплее. Я рада, что Маркус не против дружбы. Мне бы хотелось узнать его, как человека, и попробовать дружить не так, как это происходит в Новуме.

– Думаю пора спать, – говорит Маркус и встаёт. – Ляжешь здесь, а я на диване.

– Без проблем, – киваю я и мой взгляд падает на значок Сапсанов, лежащий на прикроватной тумбочке.

Воспоминания о сегодняшнем случае с парнем настигают меня. Я вновь смотрю на Маркуса, который собирается покидать комнату и окликаю его.

– Что-то ещё?

– Я должна тебе кое-что рассказать. Это касается Сапсан. Что-то происходит в нашей стране.

Маркус хмурится и подходит ко мне, вновь садясь. Я беру себя в руки. Не знаю, как много стоит рассказывать. Но если есть кто-то, кому я сейчас могу довериться, то, возможно, это он.

И может, впервые за долгое время, это не потому что надо… а потому что я хочу.

Глава 10. Ранняя пташка

Этим утром я просыпаюсь от ярких теплых лучиков солнца, которые сквозь окно достают до моего лица. Медленно приоткрываю глаза и жмурюсь, переворачиваясь на спину. Нет смысла задерживаться и валяться в кровати. Нужно ещё успеть добраться до дома, прежде чем папа обнаружит моё исчезновение.

При солнечном освещении комната Маркуса играет другими красками, да и выглядит более уютно. Я принимаю сидячее положение, и мой взгляд падает на гитару. До сих пор удивлена, что у нас есть что-то схожее. Два совершенно разных человека, выросшие в разных мирах и условиях, нашли общую черту в музыке.

По привычке касаюсь браслета на запястье. Как обычно, холодный металл с белым свечением – сигнал того, что я всё ещё гражданка Новума. Всё ещё часть Системы. Я не позволила себе снять его вчера. Не решилась. То ли из страха, то ли потому, что он напоминает, кто я есть…или кем должна быть.

Я встаю с кровати, потянувшись, и направляюсь в гостиную, где возможно всё ещё спит Маркус. Поправляю свою одежду, чтобы она не выглядела слишком помятой, хотя внутренняя стабильность нарушается от понимания того, что мой внешний вид не идеален сейчас.