Скитальцы

Не для того он преодолел девяносто миллионов километров, чтобы снять нечто клишированное. Он искал лекарство – лекарство, которое излечило бы смертельную хворь Земли.

Эко не был готов делать какие бы то ни было выводы, пока не соберет больше информации. Ему хотелось написать сценарий, который еще никем никогда не был написан. Ему нужно было, чтобы будущее подтвердило настоящее. Концовки фильма у него не было в уме, потому что пока он не мог дать названия началу.

* * *

После завтрака на Эко навалилась сонливость. На борту «Марземли» он проводил среди делегатов круглые сутки семь дней в неделю и очень устал. Теперь, удалившись от непрерывных поддевок и провокационных вопросов, он ощутил сильнейшее изнеможение. Он улегся на кровать и заснул. Ему приснился долгий сон. Эко часто видел во сне своего учителя, сидевшего в кресле с высокой спинкой и бормочущего ему что-то неразборчивое. И ему всегда хотелось обойти вокруг кресла, чтобы лучше расслышать учителя, но почему-то это ему никогда не удавалось. Во сне он мог очень быстро бегать, взбираться на горы и бродить по долинам, но как бы он ни старался, ему ни за что не удавалось оказаться перед креслом, лицом к лицу с учителем.

Когда Эко проснулся, было четыре часа дня. Садящееся солнце рисовало на песке длинные резкие тени. Он знал, что продолжительность дня на Марсе почти такая же, как на Земле. Значит, очень скоро должна была начаться церемония приветствия. Вставать Эко не хотелось, поэтому он закрыл глаза и погрузился в дремоту.

«Останусь ли я здесь, как он?» – думал Эко. Зачем – он не мог придумать ни одной причины, но точно так же думал и Артур Давоски. Восемнадцать лет назад, когда первые представители одной и другой планеты обменялись визитами, Артур прибыл на Марс, чтобы изучить новую технологию киносъемки. Но вместо того, чтобы возвратиться на Землю, он отправил назад на борту «Марземли» новую аппаратуру, компьютерные программы и инструкции по пользованию всем этим. Массмедиа на Земле бурно обсуждали, зачем и почему Давоски остался на Красной планете. В то время Артуру было тридцать семь лет, он находился на пике карьеры, его фильмы получали одну награду за другой. К нему все хорошо относились, он мог делать, что пожелает. У него не было никаких причин для бегства, дезертирства. Были сообщения о том, будто бы его задержали марсианские власти, поскольку он наткнулся на какую-то пикантную информацию. Другие писали о том, что он пожелал задержаться на Марсе, чтобы более подробно изучить новые технологии.

В то время Эко было всего семь лет, но он помнил бесконечные рассуждения и споры. Гадания никогда не прекращались, а в том году, когда Артур наконец вернулся на Землю, они взорвались с новой силой. В итоге за ним каждый день стали таскаться толпы репортеров и требовать, чтобы он дал интервью. Артур между тем хранил молчание до самой смерти.

Опыт учителя привил Эко осторожность в размышлениях и выводах. Он прекрасно понимал, что другие люди не могут знать чьих бы то ни было мотиваций, даже если все остальные факты им известны. Он отказывался даже собственные действия прогнозировать, потому что понимал: причины меняются в зависимости от обстоятельств.

* * *

Пылесос полз вдоль стены, будто черепаха. В гостиничном номере, залитом светом заходящего солнца, царил покой. Солнце было не оранжевым, а белесым. Его косые лучи обрамляли все предметы сияющей границей. Это было так непохоже на освещенность в полдень, когда лучи били сквозь крышу.

Эко приподнялся, сел на край кровати и осторожно прикоснулся к натюрморту на стене. Картина исчезла, ее место занял экран. На экране возникла девушка: красная клетчатая юбка, белый пояс с цветочками, соломенная шляпка, милая улыбка. Это была кукла – виртуальная консьержка.

– Добрый день! Прекрасная погода, не правда ли? Меня зовут Вера. Чем могу помочь?

– Добрый день. Меня зовут Эко. Мне хотелось бы узнать насчет транспорта. Общественного транспорта, конечно. Как купить билеты и узнать маршруты?

Девушка на экране заморгала – дала понять, что обрабатывает информацию. Анимация была изящная и весьма правдоподобная. Через несколько секунд девушка улыбнулась и сделала реверанс. При этом ее юбочка стала похожа на раскрывающийся зонтик.

– Чаще всего по Марсу путешествуют туннельными поездами. Билеты покупать не нужно. Все жилища располагаются неподалеку от общественной станции, через которую поезд проходит каждые десять минут. Вы можете добраться на поезде до ближайшей пересадочной станции, где можете пересесть на межрегиональный экспресс, который доставит вас до той пересадочной станции, которая находятся наиболее близко к цели вашего следования. На каждой станции имеются интерактивные карты, которые помогут вам продумать вашу поездку. Для того чтобы совершить круговую поездку по всему Марс-Сити, вам потребуется сто пятьдесят минут.

– Благодарю вас. Вы мне очень помогли.

– Могу ли я еще чем-то вам помочь? Например, я могу сообщить вам сведения о городских службах, музеях и магазинах.

– А можно… получить сведения о человеке?

– Что вы имеете в виду?

– Как связаться с конкретным человеком?

– Конечно. Назовите мне имя или род деятельности.

– Брук. Джанет Брук.

– Мисс Джанет Брук – научный сотрудник Третьей Мастерской киноархива имени Тарковского. Она проживает по адресу: район Расселл, квартира один, координаты семь-шестнадцать. Вы можете оставить для мисс Брук сообщение в ее личном пространстве либо навестить ее в мастерской.

– Хорошо. Спасибо.

– Я скопировала вышеуказанную информацию в память вашей комнаты. Желаете связаться с мисс Брук сейчас?

– Нет, не сейчас.

– Хотите получить еще какие-либо сведения?

– Дайте подумать… О да, есть еще один человек. Если не ошибаюсь, ее зовут Люинь Слоун. Она одна из студентов, обучавшихся на Земле.

– Мисс Люинь Слоун – учащаяся танцевальной школы номер один, участница труппы «Дункан». Проживает по адресу: район Расселл, квартира четыре, координаты одиннадцать-два. Личное пространство мисс Слоун временно закрыто.

– Спасибо, Вера. Это всё.

– Было приятно вам помочь.

Девушка улыбнулась, поклонилась и исчезла.

Эко скопировал полученные данные в электронную записную книжку. В ближайшие дни ему предстояло нечто особенное, но, правда, он пока не знал, чего ожидать. Какое-то время он посидел неподвижно и попытался разобраться в своих вопросах и волнениях.

* * *

Настало время подготовиться к приветственному приему. Члены делегации должны были войти в банкетный зал вместе. Эко переоделся, причесался и собрал портативный кейс для киносъемки.

Перед выходом он немного постоял у окна. Наступили сумерки. По всему Марс-Сити загорелись огни. Все искрилось и сияло. Глядя на город с борта шаттла, Эко был потрясен его архитектурой. Марс-Сити был словно сделан из хрусталя. Элегантные авеню и магистрали соединяли между собой сложные прозрачные конструкции. Изящные стеклянные постройки, имевшие самые разные формы, были разбросаны по обширной равнине. Плоские крыши, словно косые паруса, испускали голубоватое свечение. Издалека они создавали иллюзию врезающихся в почву водяных полотнищ. Сеть стеклянных туннелей, соединявших здания между собой, вилась по воздуху, будто пересекающиеся между собой кровеносные сосуды или поднятые над землей скоростные автострады. Глядя на Марс-Сити из иллюминатора шаттла, Эко почувствовал тягу к этому месту. Это был мир, ничего подобного которому он не видел на Земле. Эко зачаровала его инородность.

Дом

Люинь вышла из шаттл-порта и прищурилась – так ярко светило солнце.

Пять лет она не видела рассветов на Марсе и почти забыла, насколько они отличаются от земных. Небо на Земле было синим, а солнце красновато-оранжевым. На Марсе черное было черным, а белое белым. На пути этих цветов ничего не стояло, не было никаких фильтров.

Покинув борт шаттла, студенты на сидячем эскалаторе спустились вниз. Миновав зону идентификации личности, они вышли на обширное пространство терминала – первое место, где можно было ощутить себя дома.

Этот терминал был построен в то время, пока Люинь жила на Земле. Она и ее друзья шли рядом и почти не разговаривали. Стены, полусферический свод и пол – всё было сделано из стекла, как большинство построек на Марсе. Правда, пол был окрашен так, что напоминал мрамор. Никаких украшений на стенах терминала не было. Единственными видимыми деталями, помимо стальных решеток, были клубы и завитки теплоизоляционного газа, закачанного в пространство между двумя слоями стекла.

Люинь шла рядом с Чаньей. Парочка улыбалась, наблюдая за замешательством делегатов с Земли. Элегантно одетые земляне держались позади марсиан, но, в отличие от студентов, были явно не готовы к походу через шаттл-порт.

Лидер делегации Земли, мистер Питер Беверли, уверенно шагал во главе группы. Но он остановился перед пунктом идентификации, не зная, как быть. Сканер сетчатки протянулся к его лицу сбоку, словно щупальце, издал еле слышный хлопок, производя снимок, прямо перед глазами Беверли. Это так напугало Беверли, что от отпрянул назад и налетел на анализатор радиации, который тут же громко запищал.

Все, кто находился внутри терминала, обернулись.

Побагровевший Беверли вымученно рассмеялся, протянул руку, чтобы успокоит всё еще пищавший анализатор, но тот, в знак протеста, распищался еще громче. Беверли испуганно отдернул руку.

Марсианские делегаты, находившиеся ближе других к землянам, с улыбкой обернулись и стали помогать гостям.

Люинь улыбнулась и вежливо отвела взгляд. Она прокатила свой багаж по ленте безопасности и без труда прошла между самыми разными датчиками, которые тянулись к ней со всех сторон. Всё это напоминало танец – приветствие электронных анализаторов.

Беверли наконец тоже пробрался через полосу датчиков. В руке он держал документы, согласно которым он являлся главой делегации землян. Но здесь не оказалось ни таможенников, ни пунктов паспортного контроля. Беверли остановился посреди просторного терминала, не понимая, кому предъявить документы.

Терминал имел форму куска пирога. В узкой части находился проход к шаттлам, а в широкой, арочной части пассажиры совершали посадку на поезда, которые по туннелям следовали в Марс-Сити. Вдоль двух прямых стен стояли автоматы с сувенирами, напитками и едой – свежим печеньем и фруктами. Посередине терминала было установлено несколько стеклянных стендов, на которых была изображена сложная система туннельных поездов, с виду похожая на разноцветный ковер, который то и дело менял рисунок. Между выходами к поездам различных маршрутов висели небольшие интерактивные экраны. Марсианские делегаты уже прикасались к ним, выбирая нужные станции поближе к дому.

Люинь и Чанья растерянно остановились перед выходом.

– Мы дома, – негромко проговорила Чанья.

Для Люинь эти слова прозвучали как вопрос. Но может быть, Чанья просто говорила сама с собой.

– Верно.

– Какие у тебя чувства?

– Никаких.

– Правда? – Чанья посмотрела на подругу.

– Правда. – Люинь кивнула. – Странно, да?

– Совсем не странно, – сказала Чанья. – Я тоже ничего не чувствую.

Люинь обвела взглядом чистый, ярко освещенный терминал.

– Скажи, чем этот шаттл-порт отличается от всех аэропортов на Земле, где мы побывали?

– Тем, что это шаттл-порт, а не аэропорт, – ответила Чанья.

Люинь любовно посмотрела на растрепанные волосы подруги.

– Тебе надо поспать. Нам еще вечером надо побывать на банкете.

– И ты отдохни.

Студенты прощались друг с другом и расходились по разным поездам. Они привыкли к расставаниям и не сильно на этом зацикливались. В крови у них всё еще играло выпитое прошлой ночью спиртное, в памяти засела картина вращающихся в небе звезд. В терминале было такое яркое освещение, что никому не хотелось говорить громко.

Люинь покинула терминал шаттл-порта последней. Она смотрела на делегатов с Земли, сбившихся в кучку посередине зала. Эти люди были похожи на стадо заблудившихся овец. Некоторые вовсю угощались лакомствами из автоматов, не зная, что за всё это списываются деньги с их гостевого счета.

Двери в дугообразной части терминала открылись, в зал вошла группа людей. Во главе этой группы Люинь увидела своего деда, Ганса Слоуна. Он вел делегацию высокопоставленных марсианских чиновников к землянам. Остановившись перед Беверли, Ганс протянул ему руку.

Земляне и марсиане выстроились в две параллельные линии и стали обмениваться рукопожатиями. Казалось, они протягивают друг другу руки через космическую бездну, разделяющую две планеты. Марсиане, выросшие в условиях меньшей силы притяжения, ростом были выше землян, и потому сцена приветствия выглядела асимметрично. Начался ритуал взаимных представлений. Земляне и марсиане присматривались друг к другу.

«Сейчас не время здороваться с дедом», – решила Люинь, отвела взгляд от стройной, поджарой фигуры консула Марса и набрала на пульте координаты станции вблизи от дома.

* * *

Пять лет назад Марс отправил первую группу школьников из Марсианской Республики обучаться на Земле. То, что все граждане Марса и самые важные правительственные органы занялись вопросом образования двух десятков детей, стало беспрецедентным событием за сорок лет после окончания войны. В последний раз нечто подобное произошло во времена основания республики, когда все учителя проголосовали за Арсена, великого марсианского просветителя, и поклялись учить детей во имя созидания.

Голосование по вопросу отправки детей на Землю закончилось с результатом шесть против пяти. Когда небольшой молоточек ударил по деревянной пластинке, этот звук разнесся посреди похожих на стволы деревьев колонн, подпиравших свод Палаты Совета. Судьба этих детей стала частью истории.

Честно говоря, даже те, кто принимал участие в голосовании на последнем этапе, не имели четкого представления о том, что предстоит пережить учащимся на Земле. Отвечавшие за принятие решений родились на Марсе, они только слышали рассказы о том, как на Земле шумно и тесно, – это были легенды предыдущего поколения. Вся Марсианская Республика состояла из единственного города, поселения, заключенного в стекло. Здесь земля в буквальном смысле принадлежала людям, трудившимся на общее благо. На Марсе жилища не являлись частной собственностью, здесь не существовало контрабанды, не совершались покупки в кредит, не было банков. Никто не представлял себе, как дети, выросшие в таких условиях, отреагируют на громадный рынок, который представляла собой Земля, где всем правила торговля, где детей с утра до ночи будет бомбардировать реклама. До полета учащимся было прочитано множество лекций, во время которых педагоги пытались объяснить им устройство жизни на Земле. Но как бы ни старались учителя убедить детей в жестокости вызовов, с которыми им предстояло встретиться, юные сердца было невозможно научить тому, как расти в этом новом учебном классе.

Люинь прижалась спиной к прозрачной стенке вагона поезда, везущего ее домой, и погрузилась в раздумья.

Пейзаж за окнами вагона и прозрачного туннеля был безмятежным и ярким. За голубоватым стеклом солнце освещало деревья, растущие вдоль туннеля. Сквозь стеклянный потолок на лицо девушки ложились тени. В вагоне, кроме нее, никого не было, за стенкой она никого не видела. Было так тихо, что всё казалось нереальным. Стены и пол вагона были прозрачны, как лед. Поезд плавно проплыл над несколькими домами. Опустив взгляд, Люинь увидела неподвижно стоявшие во дворе деревья.

Смятение, которое она уже несколько дней пыталась подавить, заполонило ее сердце.

Она не понимала, зачем ее отправили на Землю. На борту «Марземли» она обнаружила, что ей недостает образования.

Однажды вечером, когда студенты сидели перед обзорным иллюминатором и болтали, кто-то из них заговорил об одном из вопросов, заданном на квалификационном экзамене при отборе в группу «Меркурий». В разговор включились остальные студенты, и они вместе вспомнили тот тест. Вспоминали весело, оживленно. Но Люинь вскоре замолчала. Судя по ответам, которые вспоминали другие ученики, она вскоре поняла, что не смогла бы набрать столько баллов, сколько остальные. И она устыдилась, словно звезда, потускневшая при ярком свете луны. Она не знала, справедливы ли ее подозрения. Если она ошибалась, то всё должно было идти как идет. Но если она была права, то это означало, что ее включили в группу «Меркурий», потому что кто-то вмешался в процесс отбора. Этот вывод был очень неприятен – и не только потому, что это означало, что она не так талантлива, как думала, но еще и потому, что это могло означать, что ее жизнь планирует кто-то другой. Люинь полагала, что ухватилась за возможность, а получалось, что возможность ухватила ее.

«Мой дед?» Только он, пожалуй, мог иметь такое влияние. Но Люинь не понимала, зачем ему это.

Ей хотелось поскорее оказаться дома и поговорить с дедом, но она не была уверена в том, как построить разговор. Они не были особо близки. Дед перебрался к ним с Руди только после смерти их родителей. Он давал Люинь всё, чего бы она ни пожелала, но очень редко ее обнимал. Земляне называли его «великим диктатором». Гулял он всегда в одиночестве.

Хватит ли у нее смелости задать ему этот вопрос? Наверное, будет лучше попросить о помощи Руди. Старший брат всегда оберегал Люинь, старался ее развеселить. Но Руди был из тех людей, которые настроены на стремление к будущему. Люинь не знала, поймет ли он, почему ее так заботит прошлое.

Поезд продолжал плавно и бесшумно скользить по стеклянной трубе туннеля. Что-то в этом было похожее на ускоренные воспоминания. Люинь миновала залы для собраний, бульвары, усаженные деревьями, детскую площадку, на которой когда-то часто играла, сад с горкой для катания. Из-за безмолвия всё это казалось сном. Иногда она видела болтающих между собой мамочек с детьми, пешеходов, остановившихся на тротуаре.

«Почему это так тревожит меня?»

Сначала Люинь ощутила беспокойство и думала, что оно вызвано любопытством, но вскоре осознала, что ею владеет более глубокое чувство – тревога за свою судьбу. Раньше она думала о судьбе, как всего лишь о части природы – как о чем-то таком, что надо встретить и принять, но теперь она понимала, что бывает иная судьба – такая, которой управляют другие, которая наделена скрытыми планами и тайными мотивациями. Такую судьбу можно поставить под вопрос и, возможно, от нее следует отказаться. Такая судьба требовала ее участия и выбора. Пока она не узнает правду, она не сумеет двигаться вперед.

«Зачем я отправилась на Землю?» Этот вопрос Люинь задавала себе много раз, но на этот раз вопрос выглядел иначе. На Земле она прошла немало дорог – так много, что теперь ее не пугали пути и выборы. Но теперь она не могла понять, почему оказалась на Земле.

В вагоне поезда зазвучала музыка: вдалеке – виолончель, ближе – фортепиано. Из-за музыки пейзаж города стал еще ярче. Через некоторое время впереди стал виден дом, где жила Люинь. Она увидела небольшое открытое окошко на верхнем этаже. Его коричневая рама мирно блестела под стеклянным куполом.

Люинь много раз представляла себе возвращение домой: дрожь от волнения, ностальгические слезы, быть может – легкую тревогу. Но она никогда не думала, что не ощутит ровным счетом ничего, и одно это вгоняло в нее тоску. После пяти лет жизни на шумной Земле она вернулась в тихую гавань родины, но словно бы навсегда утратила простую, сердечную любовь к дому.

Поезд остановился вровень с платформой. Люинь увидела красную крышу дома и заплакала.

Открылась скользящая дверь вагона, в глаза Люинь ударил ярчайший свет солнца. Она прищурилась и прикрыла глаза ладонью. Воздух словно бы был наполнен золотыми искорками. Люинь увидела перед собой покрытую золотистой краской скамью – гладкую, с изящными очертаниями. Закругленная спинка, мягкие подушки – казалось, все это сделано из надувных шаров.

Люинь запрокинула голову и увидела Руди, машущего ей рукой из окна на верхнем этаже. Брат, по обыкновению, выглядел уверенно и спокойно.

Люинь улыбнулась ему и села на скамью, положив рядом чемодан. Скамья поднялась в воздух и полетела к окну Руди. Люинь смотрела по сторонам: садик в форме капли воды, цветочные клумбы, похожие на веера, деревья – на зонты, полукруглый купол над головой, оранжевая трапеция почтового ящика, распахнутое настежь окно на верхнем этаже, растения в горшках, подвешенных к стойкам. Всё здесь выглядело в точности так, как тогда, когда она уезжала.

Скамья остановилась у окна. Руди забрал чемоданы сестры и обнял ее. Люинь грациозно скользнула в объятия брата, он опустил ее на пол, и она сразу ощутила уверенность.

Руди стал намного выше ростом, чем в тот день, когда они виделись в последний раз. Волосы у него остались светлыми, но перестали сильно виться.

– Ты, наверное, жутко устала, – сказал Руди.

Люинь покачала головой.

– Подумать только… – Руди прижал ладонь ребром к талии. – Когда ты уезжала, ты вот такая была.

– Ты преувеличиваешь, – с усмешкой ответила Люинь. – Хочешь сказать, что мне удалось вырасти на тридцать сантиметров при земной силе притяжения?

Ее голос звучал хрипловато, нереально.

На самом деле за пять лет отсутствия на Марсе Люинь подросла всего на пять сантиметров. Прибыв на Землю, она была выше большинства тамошних девочек, ее ровесниц, а ко времени отъезда не сильно от них отличалась. Она отлично понимала, что на более массивной планете атмосфера сильнее давит на нее. Ее рост замедлился, поскольку ее костям и сердцу пришлось нелегко. Каждый сантиметр роста – это была попытка преодолеть себя.

– Как у тебя дела? – спросила она.

– О, мне не на что жаловаться.

– Какую мастерскую ты выбрал?

– Пятую электромагнитную.

– Тебе там нравится?

– Там хорошо. Я теперь руководитель группы.

– Это великолепно.

Руди о чем-то догадался по выражению лица сестры.

– Что-то не так?

Люинь потупилась:

– Даже не знаю.

– Это как: «У меня все хорошо, но даже не знаю, что об этом сказать»?

– Нет… Я просто не знаю, как описать свои чувства.

Люинь довелось пожить в очень многих местах на Земле, и с каждым ее движением дом внутри ее сердца постепенно разрушался.

В одном из крупных городов в Восточной Азии она жила на сто восьмидесятом этаже небоскреба. Занятия в танцевальной школе, которую она посещала, проходили в студии, расположенной в этом же здании. Само оно представляло собой стальную пирамиду и походило на гору. Внутри располагался закрытый, самодостаточный мир. Вдоль наклонных стен сновали вверх и вниз лифты. Толпы людей входили и выходили, и их движение напоминало приливы и отливы.

В Центральной Европе Люинь жила в старом одиноком доме на окраине, где заканчивался мегаполис и начиналась сельская местность. Земля здесь принадлежала торговцу, который сюда являлся не чаще раза в год, но при этом без его разрешения никому не позволялось пересекать границы частной собственности. Люинь отправлялась туда на прогулки в поисках вдохновения для танцев. В полях качалась золотая пшеница, пели дикие птицы. Цветы расцветали и увядали. Это было похоже на то, как налетают и тают тучи.

На просторных равнинах Северной Америки Люинь жила в самом центре искусственного ландшафтного парка, окруженного зоной дикой природы. Власти Земли пригласили всех марсианских студентов провести каникулы в этом парке. Там прерии раскинулись под широкими небесами, будто песня. Одиночество ощущалось в каждой облетевшей ветви дерева, в каждой пролетающей птице, в каждой холодной мерцающей звезде. Порой со всех сторон наплывали темные тучи, из них вылетали молнии, похожие на ветвистые деревья, а деревья тянулись к тучам, словно замершие молнии.

На плато в Центральной Азии Люинь жила в палаточном городке у подножия заснеженных гор. Там она присоединилась к друзьям, сторонникам ревизионизма – они собрались в этих краях на массовую протестную акцию. Вершины гор, пронзавшие облака, были ослепительно-белыми. Время от времени тучи рассеивались, и тогда снег озарялся золотым сиянием солнца. В палаточном городке собралось много страстной молодежи со всей планеты. Они брались за руки и выкрикивали лозунги. В общем, они протестовали против системы до тех пор, пока система не сокрушила акцию. Палаточный город был жестоко снесен, а заснеженные вершины гор невозмутимо сияли под солнцем.

До прилета на Землю Люинь никогда не видела ничего подобного. На Марсе такого не существовало вовсе, и вряд ли когда-либо что-то в этом духе могло появиться. Не было на Марсе ни небоскребов, ни вечно отсутствующих хозяев загородных поместий, ни молний, ни заснеженных гор.

Не было и крови на коже разогнанных демонстрантов. По крайней мере, Люинь ничего подобного не помнила.

Она так много всего пережила на Земле, но не знала, как об этом рассказать. Она обрела множество воспоминаний, но утратила мечту. Она повидала столько экзотических пейзажей, а родина теперь казалась ей чужой. Но ничто из этого она не могла выразить словами.