Воспоминания старого шамана. Путь волка

За разговорами своими, Оюна с Колей и не поняли, когда с работы папа их пришел. Степан увидел сына, измазанного йодом, в синих синяках и ссадинах.

– Ох ты, ё… шки моталки! – Это ж как тебя уделали?! С кем ты подрался, кому сегодня надавал?

Коля повторил историю во всех деталях и подробностях.

– Да… дела у нас… – задумчиво проговорил Степан. – Повезло сегодня сыну… Да, нам с тобою повезло, что Шоно оказалась рядом, иначе… Нет, не буду продолжать. А как же насчет бешенства? Если те собаки бешенством болели, они могли и Колю заразить?

– Да, я и не подумала, – Оюна встрепенулась. – Мария же! К ней надо срочно обратиться! Медсестрой работает в медпункте, поди, подскажет если что. – Оюна стала быстро одеваться. – Давайте, кушайте там без меня: все на плите стоит, я все вам приготовила. Оюна шаль накинула на плечи и побежала за калитку.

Степан же с Колей продолжили свой разговор.

– Понимаешь, сын, – Шоно – хищник. Соседи уже жаловались мне, грозились, если что, в управу сообщить.

– Но, папа, Шоно хорошая, она людей не трогает, – пытался заступаться Коля.

– В том-то все и дело, что пока не трогает. Сегодня, вот, тебя спасла, собак убила, почувствовала кровь на вкус. А что, с ней дальше будет? Она ведь может и на скот напасть, или на нас чего хорошего…

– Но папа, этого не будет, – начал Коля умолять отца.

– Да знаю, что не будет. Только мы живем среди людей, а здесь свои законы, и правда, тоже здесь своя. Тут хошь, не хошь, а надо подчиняться. И это… Я вот что: завтра отведу Шоно за огороды… – И больше не сказал ни слова. А Коля сразу же заплакал. Он все прекрасно понимал, что будет дальше с Шоно.

– Папочка, миленький, не убивай Шоно, пожалуйста! Она хорошая, ты просто отпусти, пускай она в лесу живет!

Степан закончил ужин, уселся в кресло, ближе, к телевизору. Он, к сожалению своему не мог такого сыну обещать.

На следующий же день, Степан надел ошейник на волчицу. Он взял с собой ружье, патроном зарядил, и вместе с ней, пошел за огороды. Спустя минуты, Коля выстрел услыхал. Отец домой вернулся, достал из холодильника бутылку тарасуна, налил в стакан и капнул, а потом все залпом выпил.

Коля сразу понял, что произошло, он кинулся к отцу на руки и расплакался. Долго, так, они сидели: один – тихонько хныкал, шмыгал носом, и слезы утирал, другой в раздумья погрузился невеселые свои

После того события – деревня загудела: и разговоров было, и ругани и споров… Люди на дорогу возвращались, смотрели на следы собачьи, картину полную старались воспроизвести. Место волчьей драки находилось рядом с домом самого хозяина большого пса. Того самого, которого загрызла Шоно. Он не мог не слышать Колю, когда тот на помощь звал. Но почему-то, он не вышел и не помог мальчишке. Утром, первым делом, побежал в управу.

История по ходу обрастала небылицами и разными деталями. Но «факты говорили» и остались неизменными. Еще бы: местные собаки чуть не разорвали Колю.

Байра – хозяин пса – сильно возмущался, и деньги от Степана требовал. Другие наблюдали, чем это все закончится. Кто-то, так же как и Байра, подумал предъявить Степану.

– Я говорил давно, – волчицу нужно пристрелить, – это неправильно, когда в деревне ходит волк! – речь его была громкая, эмоциональная. Его послушать, – так Коля сам был виноват, что спровоцировал собак на драку. Потом же, его злобная волчица напала хозяйскую собаку. После такой «невинной» речи, на деревенском сходе, встала Клавдия Петровна – старший продавец универмага:

– Ишь чего захотел, – компенсацию ему подавай! На счет заряда соли в *опу не подумал? – напустилась на хозяина собаки. – Давно пора было паскуду пристрелить. Сколько старушек напугал твой пес, детишек тоже! Да было б у меня ружье, я бы его сама прикончила. Не далеко, как пару дней назад, отогнала собаку от мальчишки. Мог ведь тогда ещё напасть. И это благо – зверь хозяина не бросил. А если бы твой пес его задрал, чего бы ты тогда запел? – В тюрьму пошел бы? – А… Чего молчишь?

– Да если бы у бабушки был…, она бы дедушкой …, – съязвил Байра, в ответ на выпады.

– Ну, вот вы посмотрите на клоуна такого, – он и сейчас-то ничего не понимает! Ух, только попадись мне пьяный, после получки, в магазине! Спуску не дам, – прибью! – Помахала в сторону Байра и своим немалым кулаком. Тот осекся сразу, потупил взгляд и голову нагнул. Горячий норов продавщицы в деревне знали все. Если чего, – за словом не полезет, она и слов не будет подбирать. Кость широкая у Клавдии – вся в своего отца. Тяжелая рука – в горячке лучше к ней не попадаться.

– Ты помолчи, Байра, действительно! – добавил пожилой печник. – Коли неправ, так не пытайся свой характер показать. А с женщиной тем более молчи. – Герой, какой нашелся! Правильно все Клавдия Петровна говорит, паскудный пес твой, – весь в своего хозяина. Я сам тому свидетелем пойду: меня он тоже чуть не покусал. Это хорошо, что сын, мой, с работы возвращался и твою псину палкой отогнал. Закон у нас такой, Байра: если завел собаку, тогда на цепь ее сади, чтобы по деревне не бегала, детей малых да стариков не пугала. Оно же, кстати, и других касается: не один же его пес бегал по деревне. И вот еще… Драка ведь когда была? – Вечером, когда все дома были, и аккурат под окнами Байра. А Коля ведь кричал и звал на помощь, собаки тоже громко лаяли. Правильно я понял? – он обратился к залу.

– Да, да, все так и было, – подтвердили деревенские.

– Тогда чего же ты не вышел, и не помог?! Или может испугался? Как на женщину ругаться – так ты храбрый, а как ребенка защитить – так струсил?! И кто ты после этого? – Мужик или кто? Да тебя за это под суд надо отдать! – печник разошелся, покраснел и не мог уже остановиться.

Люди на собрании зашумели. Спорить начали, между собой, кричать. Послышались угрозы в зале.

– Тихо, товарищи, тихо, давайте уважать друг друга! – успокоил председатель схода. Надо для начала всех послушать.

– Насчет Степана, я так скажу: он правильно все сделал. Увел волчицу в лес и застрелил. Не чета тебе – осознает свою ответственность, – сказал печник уже спокойным голосом.

Тут снова Клавдия Петровна поднялась:

– Предлагаю сделать выговор Байра. Оно не только для него урок, – и для других, чтоб неповадно было! Люди снова зашумели, начали спорить и ругаться. Так постепенно ругань, уже, перерастала в крик.

– Тише, товарищи, тише! – прервал их председатель. – Не на базаре ведь находитесь. Поступило предложение вынести вопрос… Кто будет – за…?

Все подняли руки.

– Итак… – он чуть помедлил. – Кто за то, чтобы объявить взыскание Байра, – руки поднимите.

Зал оживился, и обсуждение продолжилось с новой силой.

– Тише, товарищи, давайте уже проголосуем! Кто против? Кто воздержался?

Посчитали голоса. Две трети от присутствовавших подняли руки «за». Треть была против, воздержавшихся не оказалось. Документ оформили и подписали.

– На этом сход считается закрытым! Всё, товарищи, собрание окончилось! Колхозники стали подниматься с мест, но обсуждение не прекратили. Особо рьяные продолжили спорить и ругаться, – их остальные вывели на улицу. Зал постепенно опустел.

Милхаевскому внуку не приходилось долго горевать. Пока что он ходил со шрамами: лицо и руки были у него в зеленке. В дополнение, ждали неприятные уколы. Коля хныкал и не хотел идти в медпункт. Еще, он жаловался деду. Однако Милхай отвечал в своей излюбленной манере:

– Ну что, Колюня, – истыкают тебе всю шкуру, на барабаны ее больше не натянешь!

Но Коля шутки, той, не оценил: обиделся на Милхая, и как пузырь надулся.

Месяц целый пролетел с того самого времени. Раны зарастали, а вместе с ними забывались и обиды.

Однажды, после работы, Степан принес домой большого мохнатого щенка. С кличкой не приходилось долго выбирать. Хозяин, бывший, уехал в город, а собаку передал Степану. При рождении, он нарек щенка бурятским именем – Батор, что в переводе означало «богатырь»! Домочадцам оно понравилось. Так и поселился Батор у Коли – его новый «маленький» любимец.

– Прямо, как мой друг – Батор Церенович! – одобрил Милхай. – При случае скажу, что сын собаку в его честь назвал.

– Не говори лучше, не надо – а то расстроится еще, обиду затаит, – посоветовала Янжима.

– Так то же не из злости, наоборот – из уважения! Да и не обидчивый он, рано или поздно сам узнает.

– Тем более не надо.

– Не буду, – Милхай супругу успокоил. Он хитро улыбнулся и Коле подмигнул.

Глава 2. Шаман Милхай

Обряд годового капания

Давным-давно в одной сибирской деревушке жил Шаман по имени Милхай. Возраст его с виду никак не определялся. Легкий прищур в глазах и выдающиеся, скуластые черты лица придавали ему суровости. Житейская мудрость и веселый характер отражались убеленными сединой висками и мелкими морщинами в уголках глаз. У него было загорелое на ярком солнце, смуглое, обветренное лицо, худощавое, жилистое телосложение. Но, несмотря на годы, Шаман сохранил живой огонек в глазах. Во взгляде чувствовался сильный Дух, а внутренняя сила и крепкие руки позволяли делать любую тяжелую физическую работу.

Шамана в деревне уважали и даже побаивались. Мало кто из мужиков попробовал бы «померяться взглядами» или пристально посмотреть в глаза Милхаю. А уж тем более поспорить с ним, рискуя попасть под его горячую руку. Они приходили только по доброму поводу, по-соседски, за советом или по большой надобности. Бывало, Шаман их сам призывал.

Одевался Милхай скромно, ходил в старой удобной одежде. Супруга Милхая, Янжима, следила за его внешним видом. Аккуратно наглаженная одежда, чистота и порядок в доме отличали ее как хорошую хозяйку еще с самых молодых лет. Она любила Милхая и где-то даже по-матерински заботилась о нем.

Деревня была по местным меркам средней – как по размеру, так и по своей численности. Она растянулась вдоль дороги, на удалении от окружного центра, в стороне от основного тракта. В одном ее конце располагалась ферма с мастерскими, с водокачкой и котельной, в той же стороне была большая школа с детским садом. Медпункт и почта с магазином находились в другом конце.

Население в основном состояло из бурят и некоторых других народностей. Соседи знались друг с другом и здоровались при встрече. Пожилые люди и старики ходили в гости, пересказывали очередную деревенскую новость: кто где побывал, к кому родственники из города приехали, женился кто-то или помер, – обо всем этом вести быстро разносились.

Изба Милхая, хоть и не новая, но теплая, добротная, располагалась возле леса, на самой окраине деревни. Резные ставни и высокие ворота примечались еще издалека. Забор дощатый прикрывал все происходящее внутри. Во дворе стояли стайка, дровяник, навес для сена и хозяйского инструмента, летняя кухня и баня. Еще одна калитка поменьше вела прямо в огород.

Рядом с домом был гараж. Там на массивных полках «жили» бензопила, лампа паяльная и трансформатор. Столярный строгальный станок – Милхаевская беда и выручка – располагался вдоль стены, не далеко от мотоцикла. «Урал – трудяга», пусть уже не новый, однако все такой же мощный и надежный, «жил» в том же гараже.

Когда люди приходили на обряд, во дворе разводился костер, выносились скамейки, стол и стулья. Одни из приглашенных стояли в это время, а другие сидели, как и положено. Гости, приехавшие на ежегодное капание, были главными лицами. Управлял всем этим действом Шаман, являясь проводником между миром нашим – миром людей – и миром духов.

Редкие события могли всколыхнуть деревенский уклад. Жизнь была обычная, такая же, как и у других. Люди трудились, рожали и воспитывали детей, пока те сами не становились взрослыми и не обзаводились собственными семьями. Старики учили сыновей, а те учили внуков. Так продолжалось долго, из поколения в поколение.

Давно, когда Милхай еще трудился по профессии и не был шаманом, внезапно стали уходить его братья и сестры, дяди и тети, близкие и дальние родственники. По стечению обстоятельств, происходящих в родове, он неожиданно для себя стал самым старшим. Наступил его черед. Милхаю не приходилось особо выбирать. Шаманские корни были по отцу и по матери. Нужно было принимать решение. Но Милхай сопротивлялся, не хотел ответственности, переживал за себя и за родных. А потом он сильно заболел, как будто «на ровном месте». Поначалу пытался сам лечиться, по больницам ходил, по врачам, однако тщетно.

Несмотря на все усилия, он постепенно угасал: то температура повышалась и никак не проходила, то лихорадило его даже под теплым одеялом и в шерстяной одежде. Суставы ныли так, что и подняться было невозможно. Сердце выскакивало из груди, голова раскалывалась и желудок сводило. Пот холодный катился по его телу, слабость валила с ног. Внезапно пропадал аппетит, и Милхай ничего не ел по нескольку дней, пил только чистую воду. Даже от чая его выворачивало. Похудел совсем, стал как скелет ходячий: одни глаза, да кости, обтянутые кожей.

«В чем только душа его держится?» – говорили соседи. Разные были симптомы, одно лишь одинаково – не помогали ему ни лекарства, ни больницы. Облегчения кратковременные сменялись длительными приступами, которые становились все сильнее и сильнее.

Потом, однажды, он начал видеть тени. Сперва не поверил своим глазам: «То ли на самом деле все происходит, то ли померещилось». Когда не спал по ночам, с температурой мучился, кто-то заходил в хату и там оставался. На следующее утро Милхай спрашивал у Янжимы, слыхала ли она чего? На что получал отрицательный ответ. Двери закрывались на массивный засов, да и собака бы залаяла, если бы чужого почувствовала.

Шло время, но состояние Милхая ухудшалось. Янжима вызывала скорую. Приезжали доктора, кололи какие-то лекарства, давали направления в больницу, и все повторялось снова. В больнице он начал видеть мертвых. Сам не задержался там надолго. Не в силах больше противостоять, Милхай поник духом и ослабел. Медики от безнадеги отправили его домой. Милхай по-прежнему не спал, все так же слышал, как кто-то входит в дом и остается. В моменты просветления он начал подумывать, не сходит ли с ума. Однако позже осознал, что все еще при памяти и в состоянии рассуждать здраво.

После попыток излечиться и убежать от собственной судьбы, Милхай смирился с неизбежным. Родные, тем не менее, рук не опускали. Янжима продолжила искать любые средства, которые бы помогли ее мужу. Она обегала всю округу, договаривалась с больницей, разных докторов водила, но ничего не помогало.

Однажды в доме появились старики – старейшины большого рода. Они приехали издалека, с самого дальнего поселка, что на берегу «большого моря». Прознали про Милхая и про его болезнь от других шаманов. Пообщались с Янжимой, а после Милхая стали убеждать: «По поводу близких твоих, ушедших, ты сам понимаешь – тебе много не нужно объяснять. В Роду теперь ты самый старший. Нет человека в родове с тех пор, как Шаман ушел. Некому грехи отмаливать и предков поминать. Подумай: кто-то ведь должен выполнять эту работу. Если не ты, то кто? Глянь, сколько молодежи за тобой идет, ты о себе не думаешь, тогда о них хотя бы подумай. Им ведь жить еще да жить. Не примешь ответственность на себя – сам пропадешь, и молодые за тобой сгинут. Решайся, а мы тебе поможем: позовем кого необходимо, организуем что положено».

Вот так «шаманская» болезнь и все иные обстоятельства определили судьбу Милхая. Старейшины нашли проводника и провели обряд посвящения. Предки Родовые приняли Шамана. А после посвящения Милхай стал сам проводить обряды. Так он выздоравливал. Возвращал постепенно утраченное в жизни.

Шло время. Поначалу Милхай пытался совмещать дела. Однако жизнь не позволяла возвращаться к его прежнему укладу. На старую работу он пойти не смог – Силы не позволили. Тогда Шаман оставил прежнюю профессию и посвятил себя предназначению.

Как самый старший в своем роду, он выполнял обязанность советника и роль третейского судьи в различных спорах и конфликтах. Бывали у Милхая люди с дальних мест и самых глухих улусов. О нем узнали далеко за пределами родных краев. Потянулись родственники и земляки из крупных городов. Приезжие останавливались в деревне, кто где – кто у знакомых, кто у родных. Если никого уже не оставалось, тогда приглашали старейшин из Родовой деревни. Те вспоминали предков и всю историю на несколько поколений назад.

На обряд приходили соседи: мужчины и женщины старше тридцати. Варился зеленый чай с молоком, готовился обед: бухлер из баранины с лапшой (мясной суп, бульон). Из домашней сметаны, серой муки и манки готовился традиционный саламат. Гости привозили молоко, печенье, чай, конфеты. По случаю использовали тарасун (кисломолочный алкогольный напиток), а позже его заменили на водку. Обряды проводили под открытым небом, во дворе, с костром. По окончании обряда полагалось благодарить Шамана за его работу.

Городские родственники

Антон и Лена, молодые родственники, приехали в деревню из города.

– Ну, наконец-то мы и выбрались, дядя Милхай, – уважительно поприветствовал Антон. – Хорошо у вас в деревне, спокойно, никто никуда не спешит. У нас в городе все по-другому: бежим, торопимся, работа, семья. Дети – за ними тоже надо присмотреть. Сколько собираемся, все никак времени не находим.

– Понимаешь, Антон, в нашей жизни говорить – это одно, а делать – совсем другое. Ты в бурятской семье родился, родом-то из наших, шаманских мест. Приезжай в деревню, поклонись предкам, на святых местах по дороге покапай, сигаретку, спичку, монетку положи.

– Да, да, дядя Милхай, – смутился Антон.

– Обратись к Богу и к Духам предков обратись, ну и на обряде покапай.

– Дядя Милхай, я все хотел спросить: ты как за молодыми поспеваешь, всю работу делаешь по хозяйству и никогда не болеешь? Гладко у тебя все получается. Секрет, может, какой есть? – переключил Антон разговор.

– Да нет у меня секретов никаких. Здоровье-то – его смолоду нужно беречь, следить и поддерживать. Питаться вовремя: тело ведь наше часы свои имеет природные. Каждый орган в свое время запускается. Поэтому нам нужно к организму привыкнуть, а не пытаться делать наоборот. Болезней от того и много, что кушаем мы не вовремя, не правильно, на ходу.

– Ну да. Утром я вообще ничего не ем. В обед – бутерброды да перекусы. А вот на ужин: с маслом, с салом да с «горилкой». Поздно, бывает, даже за полночь иногда, – подтвердил слова Милхая Антон.

– Вот видишь, откуда тут здоровью взяться?

– Да, знаю я грешок за собой – люблю поесть! Как себе в удовольствии отказать? – улыбнулся Антон. – Вот ты скажи мне, дядя Милхай, что правильно, по-твоему, кушать, продуктами какими питаться?

– А с пищей мудрить не надо. Чем с детства тебя мама кормила, то и есть твое здоровье. А так – овощи с огорода, которые по сезону поспевают. Зелень добавь обязательно. Зимой квашенную капусту, огурцы соленые, помидоры. Грибы замаринуй – они хорошо с картошкой идут и с блинами. Молоко, творог, сметана – все свое, деревенское! Начинай свой день с завтрака: плотно завтракай, чтобы до обеда хватило энергии. Кашу овсяную не забывай.

– Да кто ее забудет!

– На обед жиденького похлебай, чтобы организм заработал: суп с мясом и с лапшой хорошо пойдет! Яйца куриные можно сварить или пожарить. По праздникам саламат обязательно, – глянул Милхай на жену. – Ну, а на ужин —как придется: картошка, пирожки с лучком и с капустой или, может, другая выпечка. Главное, чтобы не поздно было – часов в шесть, в семь. И наедаться не стоит, просто чтобы голод утолить.

– А чего пить для здоровья?

– Так чай, конечно, с молоком. Кому как, а мне зеленый больше нравится. Травы можно туда добавлять. Богородскую, к примеру, – от многих болезней помогает. Мята хорошо бодрит. Я по лету листья Иван-чая заготавливаю, а потом завариваю. Варенье к чаю для здоровья хорошо! Ты, кстати, баньку уважаешь? Париться не забывай!

– Банька – это да! И про питание мне понятно, – прервал Антон. – А выпить, если после работы, чуток? Святое ж дело, капель пятьдесят накапать, чтобы стресс снять. И «бабушку» вечером уважить, – он глянул на жену.

– Чего ты там сказал, ну-ка повтори? – Лена не не поняла, о чем он говорит.

– Трудится она: стирает, прибирается, покушать мне готовит. За ребятишками ухаживает. Приду я усталый с работы, Лена харч нальет, «горилку» на стол поставит. Поговорим за жизнь, дела обсудим, хорошо так на душе делается, – тепло! Только вот замечать я стал: без чарки вечерней нервы не выдерживают, да по-супружески не всегда получается, – тяга пропадает.

– Так ты вот о чем, хоть бы старших постеснялся, при дяде Милхае такое говорить, – залилась краской Лена.

– Чего тут стесняться-то, жизненные вещи говорю. У дяди Милхая у самого дети, как мы с тобой, еще и внуки, – успокоил супругу Антон. – Побаиваюсь я, дядя Милхай, остановиться не смогу. Как выпью, так жизнь хороша, и все прекрасно. А если нет, так тошно делается. Монотонность достает: пашешь каждый день без отдыха, конца и края не видать. Как жить-то дальше? – Антон присел на стул возле телевизора.

– Что до пьянки касается, – так не выход это, в бутылку залазить. От проблем ведь не убежишь. Тут другой подход нужен, постепенный. Для начала, нужно перестать других винить – свою судьбу взять в собственные руки. Дух укреплять, стержень свой природный. Двигаться побольше и на месте не сидеть. Да дело найти по душе.

– А как с болезнями быть?

– По поводу болезней я так скажу: когда ты расслабленный, спокойный, к тебе никакая хворь не прилипнет. Но, если напряжение внутреннее есть, переживание, тогда тело перегружается, устает быстро. Организм на стрессе работает, силы у него истощаются. Вот тут болячки и одолевают.

В дом вошел Степан, – сын Милхая.

– Батя, все готово: костер развели и люди, кого позвали, тоже подошли. Если что нужно, то мы с Колей в гараже.

– Хорошо, тогда идем! Милхай с Антоном и Леной взяли молоко, заваренный чай и водку, и пошли во двор. Там уже собрались старейшины. Пока оставшийся народ подходил, они общались промеж собой, разговаривали, обсуждали новости последние.

– Лето нонче жаркое! – судачили соседи.

– Ага, дождика бы надо!

– Давно пора, а то земля потрескалась, огород на корню сохнет.

– Чего вам дождик дался? – спросил один из них. – Поливайте огород, ничего и не засохнет.

– Огород-то я полью, а как трава покосная? Дождя не будет – трава сама не вырастет. Чего косить-то будем, зимой скотину, чем кормить?

– Леса еще сухие стоят. Пожар ни дай боже! Тайга загорит если, – не остановишь ее ничем, – тогда всем мало не покажется.

– Та не переживайте вы, – подхватила разговор старенькая бабушка. – Милхай пошаманит, будет вам дождь. Огороды ваши польет, и траву покосную, и лес.

– А ты почем все знаешь, старая?

– Да знаю я. Сколько живу, всегда после обряда дождь. Это такое благословение за молитвы наши, за почитание предков. Но только если правильно все сделать…

Тут появился Милхай с молодыми родственниками. Старики успокоились и перестали судачить. Уважали они Милхая и, несмотря на то, что он был моложе, совет с ним держали и сами у него советовались.

Антон и Лена поздоровались со всеми и прошли вслед за Шаманом. Во дворе, в самом центре горел костер, а позади стояли стулья и скамейки.

– На голову есть что надеть? – бросил вопросительно Милхай.

Лена достала платок, заранее приготовленный, и повязала на голову.

– Нету, забыл, – отрицательно мотнул Антон.

Шаман поднялся на веранду и через мгновение вернулся, подавая ему кепку.

– Ты голову не забывай в следующий раз, – заметил Милхай рассеянному родственнику. – Как к убору головному относишься, так и люди к тебе относятся. Если шапка твоя в ногах валяется, так и сам ты валяться будешь, и люди тебя не будут уважать.

– Зачем мне это надо? – попытался возражать Антон.

– А ты слушай! – поправила его старая бурятка. – По нашей земле, поди, ходишь. Раз приехал сюда, так делай то, что тебе говорят. Антон сразу замолчал, надвинул кепку на голову и пошел за супругой.

– Вещи детей! – подсказал Шаман. – В руки их возьми. Лена вытащила две летние панамки: одну сына, а вторую дочери.

– Катя, сбегай в дом, посуду принеси, – позвала внучку Янжима.

– Баба, а что нужно?

– Там на столе на кухне, я все приготовила. Только не торопись, два-три раза лучше сходи, чтобы не разбить, – уточнила бабушка.

– Хорошо, сейчас. – Катя поднялась на крыльцо и вошла в дом.

– Ногами проводите над огнем, – Милхай показал как нужно сделать, и прошел вперед. Антон и Лена повторили за Шаманом.

– Здесь садитесь, – указал на место Милхай. Антон и Лена сели к костру спиной, лицом к выходу.

Милхай встал перед гостями в сторону ворот, налил водку в рюмку и начал молиться. Он обращался с благодарностью к Создателю, к пантеону Богов, к Духу огня, к первым предкам бурятского народа, к родовым: ко всем дедушкам и бабушкам.