
Полная версия:
Затвори за собой поднебесье
Судя по скрипу двери и натужному «Уф», в коридоре появился Витяня. Оказалось, что парень он разносторонний и годится не для одних вылазок за алкоголем. Спустя секунду-другую «гонец» запел приятным, неплохо поставленным голосом. Но увлек не столь вокалом, как словами:
«Золотые купола душу мою радуют,
а то не дождь, а то не дождь, с неба слезы капают,
золотые купола на груди наколоты,
только синие они и ни крапа золота».
Лагерная героика, облаченная в недурственные стихи, распахнула створку сомнений, обдав бризом вдохновения. Едва Витянины шаги затихли, как референт, распахнув дверь, направился к возлюбленной. Но, по мере приближения к ней, всплеск его чувств пошел на убыль, и у входа в Светланин номер референт остановился, мысленно переминаясь с одного сценария развития событий на другой.
Олега вновь теребили сомнения: «Посуди, кто ты для этой красивой женщины? По выходным данным, командированный, озабоченный избытком гормонов и одиночеством. А твое заокеанское издалека – скорее минус. Любая нормальная женщина, что, по сути, синоним прикладного практицизма, на твою холеную сытость, укутанную дымкой неопределенности, виды и на неделю строить не станет: странный, путанный, да еще непонятно откуда. Русский – не русский, американец – не американец, одним словом, залетный брачный аферист …»
Тем временем по ту сторону двери разворачивалась мизансцена под названием «женский разговор». Когда обрывки диалога худо-бедно склеились друг с другом, скованность Олега как рукой сняло; он прильнул к двери ухом, подслушивая, аки отрок. Должно быть, потому, что тайны души женской его, в основном, здоровое, любопытство до сих пор не баловали, обретаясь, где им и следовало обретаться, – в пещере дикарских костров с заваленным входом и выходом, куда полу-изыскателю по причине вселенских хлопот соваться недосуг… Неординарность услышанного приумножалась еще тем, что одна из собеседниц – Светлана. Женщина, с которой провел ярчайшую на лежбище судьбы ночь, еще не скинувшую свой покров очарования.
– Ну, Светка напугала ты меня по самое не могу, – взахлеб расточалась товарка. – Витяня будит меня ни свет ни заря. Тебе чего, спрашиваю? А он: Свету позови. Отвечаю: нет ее здесь и не было. Тут он мне про какого-то мужика стал рассказывать, который накануне тебя возле гостиницы искал. Со мной же в постели Саддык. Услышал, что с мужчиной разговариваю, весь затрясся от ревности. Ведь знаешь, как я свои фиксы на настоящие поменяла, да и Сашке в апреле за полгода за техникум заплатила – благодаря Саддыку моему! Говорю Виктору: возвращайся к себе, приду, а там подумаем. Хорошо, что послушал, ушел. Саддык же стойку ревнивца занял и не выходит из нее. Я изловчилась – и пальцем ему… Он вздрогнул и малость отходить стал. Обслюнила для закрепления без передыху – впрямь, как Танька, сестра, своего импотента, когда тот к авансу из запоя выходит. Саддык, блин, по утрянке сытый был, как бройлерный петух, – сопел лишь, да и то в одну ноздрю. Одеревенело так, что даже думать больно…”
– Люська, что ты мне про своего Саддыка талдычишь, будто не знаю я его. О своем поделиться хотела, думала тебе интересно! – в сердцах перебила Светлана.
– Ты о чем? – озадачилась Люся без намека на притворство.
– Да о том же, что и Витя тебе: познакомилась я… – Светлана запнулась.
– С кем? – сквозь зубы процедила товарка, фигурально выставив два ряда фикс. Пробились они и через фарфоровые редуты…
– С мужчиной, с кем же еще! – возмутилась недавняя пропажа.
– Так чего ты сразу?.. – поторопилась засвидетельствовать лояльность Люся.
– При Витьке-то, не зря он в армии в роте охраны служил! – разъяснил объект скрещивающихся страстей.
– А что за мужчина – местный или русский? – вновь едва артикулировала Люся, но вдруг разразилась эмоциями: – Помнишь футболиста из Питера, что за Палата…, «Палатасарай» играет? Ну и запал он тогда на тебя! Чуть семью не бросил, хоть и моложе насколько… А какую шубу норковую подарил! Мне бы кто…– воскурялось самое избитое человеческое чувство.
– Вот только ту шубу и помню, до сих пор ношу. Не нравился мне он, да и запах от него какой-то… – одновременно ностальгировала и сокрушалась Светлана.
– А этот тебе что купил? – раздался скрип стула, но чей – оставалось разбирать завал в пещеру, со стороны хоть какой…
– Да ничего… – Голос Светланы увлажнился, похоже, от приязни воспоминаний.
– Он что, левый? До сих пор кобелей-голодранцев возле тебя не замечалось… – отчитывала Люся с ленцой.
Воцарилось безмолвие, прерванное волнением слога и чувств:
– Сотовый хотел купить, но не позволила…
– Правильно, мобила – вещь для нас, челночников, бесполезная. А в общем, он как: прок виден? – не откладывая в долгий ящик, разбиралась в сути предмета Люся.
– Не знаю, что и сказать, боюсь, развлекуха я ему… – отрешенно откликнулась Светлана, словно судачила с собой наедине.
– Ой, подруга, позвала сообщить об этом? Лучше наливай! – взмах руки товарки пробрался и в воображение референта, он алчно сглотнул…
Наступила техническая пауза, после которой диалог товарок был продолжен.
– Люся, да ты видела его, – молвила, будто опомнившись, Светлана.
– Кого?
– Олега…
– А это кто еще такой?! – возопила товарка, как хмельной мужик при виде чужака-нахлебника.
– Да все тот же, о ком толкую… – сокрушалась на толстокожий эгоизм Светлана.
Стул заерзал, на сей раз издавая скрежет.
– Опять ты, Светка, за свое, горе мое! Как услышала от Витьки, что тебя вторые сутки нет, обрадовалась. Подумала: Исмаил уговорил тебя наконец. А ты мне про Олега какого-то. Светка, сколько бабла сожгли мы почем зря, беря у Исмаила колготки по нынешней цене? Все из-за тебя… Готов был полцены скостить, лишь бы дала ты ему. И раза бы хватило!
– Вот сама и давай! – нашлась предприимчивая торговка, отгораживая личную жизнь от деловой.
– Давно бы дала, да не хочет… – клубился мечтательный дымок…
– А ты предложи! – настаивала бизнес-партнерша.
– Да предлагала я… и так, и эдак, бесполезно. Уперся: Свету хочу и точка! – Орфография гендерного выбора – вещь серьезная. Не вытравить и кислотой времени…
– Ах, вот ты, тварь, какая! – после паузы интенсивного глотания кислорода. – Еще подругой называешься! Отвернись на секунду – она не то, что к хахалю, к мужу в штаны залезет!
Оторопев, референт торопливо взглянул по касательной куда-то вниз…
– Светка, тебя что, заклинило? – отбивалась в нешуточном испуге Люся. – То тебе запахи, то отлучницы на каждом углу мерещатся! Как прикажешь понимать? Тебя же тошнило от него, а тут ревнуешь. Между тем, спустя мгновения, по-видимому, совладав с собой, Люся зловеще зашипела: – Хм, ясно теперь: с дальним прицелом девственность разыгрывала… Заметано по Исмаилу вездеходом пройтись – за раз все вымести…
Тут референт окончательно уяснил, почему матриархат стал тупиковой фазой развития человечества. А его вмешательство во вспыхнувший на пустом месте конфликт лишь подтвердило высиженную занудной историей закономерность.
Олег рефлекторно нажал на дверную ручку в страхе, что над чертами Светланы завис, ощетинившись когтями, молох обезображения.
К счастью, дверь оказалось запертой, иначе бы пришлось объясняться, отчего он вломился в комнату без предупреждения. Не оставалось выбора: стучи. Проделал Олег это дважды, ибо первого стука подруги не расслышали, окунувшись с головой в дележ виртуальных прав на какого-то явно не вымышленного Исмаила.
Дверь отворила Люся. На ее лице прочитывалось недоумение и невнятные попытки кого-то или что-то вспомнить. Олег, напротив, восстановил в памяти ее сразу – компаньонка, две недели назад сопровождавшая Светлану в стамбульском аэропорту. Выговорив корявое «здрасьте», он вращал корпусом, выискивая объект своих пристрастий за Люсиной спиной. Люся же недоумевала, почему этот с виду малохольный, свалившийся с гостиничного чердака мужчина даже не пытается с ней заговорить, а раскачиваясь, норовит высмотреть что-то. Хотела было спросить, а что, собственно, нужно, но не успела. Ее опередила подоспевшая к разбору Светлана:
– Люся, это ко мне.
Олег с трудом внес себя в номер, путаясь в мыслях, как себя вести. Точно загипнотизированный, он покорно проследовал за пассией к кровати – Светлана направилась туда, зная, что в комнате лишь два общепринятых места для сидения. Пара неуклюже уселась, чуть соприкоснувшись плечами.
Поначалу их контакт выглядел каким-то детским, случайным и, казалось, что они вот-вот отстранятся, чтобы сесть поудобнее, и не будут ютиться на жесткой поперечине, но этого не происходило. Олег со Светланой не торжествовали и даже не улыбались, не было в их взорах ни грусти, ни страха разлуки. Они просто пожирали друг друга всеми фибрами глубоко растревоженных душ, но не в предвкушении примитивно-плотского, а окунувшись в серебристую негу притяжения.
Случись референту оторваться от пассии и взглянуть на Людмилу, его бы удивил контраст между ее новым, вдруг обретенным имиджем и словесами, доносившимися до него какие-то минуты назад. За влюбленными наблюдала располагающая к себе особа, тонко воспринимающая красоту и трепетность момента. Самые маститые психологи не рассмотрели бы в этом мечтательном, вдохновленном лице вульгарную мешочницу, совсем недавно беззастенчиво обнажавшую свое нутро.
Когда на пороге номера объявился Витяня, все персонажи действа сдвинулись с меток, освященных нагрянувшим затмением чувств. Люся то нервически поправляла прическу, то одергивала блузку, почему-то ставшую ей не впрок. Олег обнимал пассию, а Светлана прижималась к его плечу головой. Свободным в номере оставалось лишь одно место – стул, стоявший напротив кровати. Но садиться туда Виктору не получалось – не подсиживать же заоблачный интим…
Наконец Виктор узнал, с кем Светлана провела последние двое суток. Чего он не знал – это, куда себя деть в ненароком сложившимся треугольнике. Впрочем, не знали этого и Олег со Светланой, забаррикадировавшиеся за скорлупой могучего, но глубоко эгоистичного в своей природе чувства.
Патовой ситуацией воспользовалась Люся, вновь представшая в обличье цепкой, не упускающей добычу хищницы. Подошла к Витяне и, взяв его за руку, повела к креслу, где только что сидела сама. Усадив, вызывающе примостилась на деревянном подлокотнике. Какое-то время простодушно улыбалась, на Виктора глядя. Не встретив отклика, задумалась.
Крикливая композиция мало-помалу сдвинула Олега с «перины интима», побудив предметнее рассмотреть обстановку вокруг. Вывод обескуражил: «перенаселенность» со своим клубком предысторий ни к чему хорошему привести не может, так что, пока не поздно, сматывай удочки. Наклонившись, он шепнул Светлане на ушко:
– Поедем ко мне в гостиницу, что-то тесновато здесь.
С ватной оболочкой влюбленности распрощалась и пассия, отринувшая идею на корню:
– О чем ты? Мне в аэропорт рано утром, да еще собираться!
Референт приоткрыл рот, поднес ко лбу руку, но ничего не сказал. Будто опомнившись, Светлана с опаской взглянула на него и…тоже промолчала.
– Все-таки уезжаешь… – чуть погодя обдал стариковской тоской референт.
– У меня же дети! И так почти меня не видят! – воззвала к семейным ценностям Светлана.
Олег принял позу «Мыслителя» Родена, должно быть, высматривая лучшее местечко в обозе, то и дело кидающем на ухабах, которым не видно конца.
– Может, в этой комнате я лишний? – Референт распрямился, похоже, прозрев, что другому «обозу» в этом круге жизни не бывать.
– Перестань! Не приехал бы ты раньше…– попрекнула ухажера дефицитом пунктуальности Светлана.
Референт ненадолго ушел в себя, после чего спросил:
– Комната хоть твоя?
– А чья же? Моей более не бывает! – вскинулась Светлана, лихорадочно выискивая скрытый подтекст. Но не найдя оного, миролюбиво продолжила: – Отметим… отправим гостей… а утром проведешь меня в аэропорт, если захочешь…
Олег метался между двусмысленностью ситуации и небесным взором возлюбленной, волокущим в маковые поля. Оттого не сразу разобрал вопрос:
– Почему, Светка, со своим другом не знакомишь?
Не вняла вопросу и Светлана, испытывая схожее с Олегом раздвоение, но, конечно, по-своему. Она просто грустила. Все же подняла голову и уставилась в спину подруги. Последние минуты взгромоздившаяся на подлокотник товарка демонстрировала влюбленным свой ядреный зад – словно стерегла сакральную неприкосновенность Встречи. Но тем временем не прекращала флиртовать с Витяней, набычившимся и то и дело порывавшимся от всех «щедрот» освободиться.
Подбавив игривости, Люся повторила вопрос. Между тем развернуться к влюбленным анфас не спешила.
– Чего-то друг тебе мой дался? – окрысилась Светлана, занимая столь легко осваиваемую ею позицию атаки. – По-моему, кроме Витяни, сейчас тебя никто не интересует!
Люся слезла с подлокотника, расправила юбку и кокетливо повела плечами – не менее внушительными, чем отметившийся круп. От комичного несоответствия жеста физической надстройке Олег и Витяня чуть не прыснули, но сдержались. Поулыбались лишь чуть-чуть.
– Не хочется мне самой баулы таскать… как прошлый раз… – укорила какими-то счетами с прошлым Люся.
Тут на нее накатило выражение, за которым следует воспоминание, с трудом продирающееся на белый свет.
– Вспомнила наконец! – К Олегу кинулись десятки веснушчатых зайчиков, унюхавшие долгожданную добычу.
– Что ты вспомнила, Люся? – насторожилась Светлана, комкая в руке неясно откуда взявшийся платок.
– Вспомнила, где видела твоего друга и когда! – Люся чуть притопнула, мрачнея. Вскоре продолжила: – Чуть на дыбы тогда не встала, когда он в аэропорту твою руку заграбастал и буравил глазами, точно целитель народный. Шарлатаны, подумала, до Стамбула уже добрались, спасу от них нет! Не врубилась, что у вас срослось с первого взгля… а вернее, баула....
Вся честная компания дружно рассмеялась – кто весело, кто вразнос, а кто украдкой. При этом причина для веселья у каждого была своя. Олег смеялся, поскольку его уподобили фигуре загадочной, но с которой он ничего не имел общего, Светлана и Люся – потому, что аксессуар их походной жизни, баул, атрибут явно неромантический, невольно обрел возвышенное звучание, ну а Витяня, не зная подоплеку дела, наверное, смеялся за компанию. Он был моложе всех, по обыкновению же, молодость подражает…
А вообще-то, у Виктора на душе скреблись кошки. Причина тому – новый любовник Светланы, разительно выделявшийся на фоне ее предыдущих ухажеров: похотливых торгашей, у которых они закупали в Стамбуле товар, заносчивых коммивояжеров из московских отелей, где они останавливались на пути из Турции домой, хамоватых покровителей из родного города Светланы Абакана (она не раз рассказывала о них, разумеется, умалчивая форму расчетов), и всех иных залетных и не залетных, осточертевших ему до рези в глазах кобелей.
Едва он уловил силу притяжения между Светланой и ее новым другом, как с горечью признал, что дни его романа сочтены, и этот представительный, явно не эсэнгешной «выдержки» мужчина раз и навсегда уведет ее из его жизни. Виктор и не подозревал, насколько был близок к истине…
Познакомившись пару лет назад со Светланой на Стамбульском вещевом рынке, Виктор до умопомрачения в нее влюбился. Событие в корне изменило его жизнь, которая с тех пор подчинялась строго ее интересам. Обитали они за тысячи километров друг от друга. Он – в Череповце, она – в Западной Сибири. Между тем каждый раз, когда Светлана летела в Стамбул, он присоединялся к ней, закрывая глаза на то, что доход от челночного бизнеса давно едва тлел, позволяя разве что поддерживать штаны. Внешне их отношения выглядели, как коммерческо-бытовой альянс, где ему, в основном, отводилась роль грузчика и телохранителя. Блюстителем суверенитета он выступал, когда кто-либо из нежелательных ухажеров Светланы переходил рамки дозволенного.
Вместе с тем в редкие дни, а точнее, ночи, она дозволяла ему подряжаться «электрическим одеялом» – оно отключалось, едва завершался «цикл обогрева». Везло, когда Светлану опутывала хандра или напрашивалось поощрение за проделанную им важную работу. Селились компаньоны-любовники в разных номерах, и каждая его попытка затронуть перспективу обрывалась одними и теми же словами: «Дружбу портить незачем! Да и не пара я тебе… (с намеком на большую разницу в возрасте)».
Между тем не по годам проницательный Виктор склонялся к мысли, что отнюдь не дружеские чувства объединяют его со Светланой, а связывает их любовь, и не только с его стороны. Сложив в единую картину мельчайшие, интуитивно воспринятые детали, он однажды заключил: в основе их взаимоотношений лежит ее инстинктивная потребность в сыне, похожем по своим данным на него – крепкого, надежного парня. Зная, что мечта эта уже не сбудется – возраст и образ жизни не располагали к увеличению потомства – она экстраполировала нереализованную материнскую любовь к сыну на него. Другого объяснения их союзу он не находил, понимая, что своей назойливостью скорее мешает ей, нежели содействует, ибо то и дело вторгается в мир ее интима, что нередко влекло за собой и коммерческие потери. Ну а то, что волонтеров таскать ее баулы не счесть, он не сомневался, видя, какие страсти разгораются вокруг сибирской красавицы. Причем теряли голову не одни бычки-заурядности, как он, а, случалось, и баловни судьбы. Соверши выбор по расчету, Светлана раз и навсегда распрощалась бы с занюханными гостиницами, суматошными аэропортами, баулами и козлами-таможенниками.
Глава 7
Поддавшись инерции всеобщего веселья, Витяня воспрянул духом. Позже, осмотревшись, ощутил, что окружающие его персонажи, еще минуту назад окучивавшие каждый свою грядку-мечту, не против вступить в душевный контакт. В итоге, недолго думая, дал ход ритуалу «Решение формулы знакомства с одним неизвестным».
Перешагнув через протокольную часть, Виктор отправился в ванную, откуда принес еще один стакан. Извлек из пакета бутылку, со звонким хрустом свернул пробку и разлил в четыре емкости.
Столик стоял рядом с кроватью, где сидели улыбавшиеся от Люсиного оксиморона референт со Светланой, так что приглашение к столу им не требовалось. Люся же вновь мостилась на деревянном поручне кресла, которое Виктор только что покинул, и почему-то не торопилась усесться нормально. Должно быть, рассчитывала на его скорое возвращение, правда, уже анфас к компании. Штатный грузчик-телохранитель по-свойски попросил ее оттуда и потащил кресло к столику. Сообразив, что отдельного приглашения не последует, Люся отправилась за Витяней и заняла свободный стул.
Виктор задумался о последующих действиях, а вернее, словах, способных сплотить расширившийся недавно контингент. На помощь ему пришел – кто бы мог подумать – Олег.
– Похоже, настало время знакомиться, соотечественники…
Его щедрая улыбка передала и комичность ситуации, в которой очутилась их разношерстная компания, и самоиронию, и менее внятные самоощущения.
Комната вновь наполнилась смехом. Не рассмеялась лишь Светлана, зато Олега проняла до дрожи скользнувшая по бедру ее рука.
– Так выпьем тогда за знакомство! – прозвучал давно вынашиваемый Виктором тост. Он взял в руки два наполненных стакана и раздал их Люсе и Светлане. На стоящий рядом с Олегом стакан Виктор указал, озорно подмигивая. Потянулся, чтобы чокнуться, и… замер.
– Тост прозвучал, а знакомства-то не было… Заторможенность, блин! Ладно, начнем по-порядку: я – Виктор, эта дама – Люся, а это – Све… Тьфу, да вы же знакомы… Ну а вас как?
– Олег, – назвался референт.
– Вот теперь можно и выпить, за знакомство! – Виктор ловко гасимыми касаниями смачно чокался.
Звон стаканов повеселил собрание, ну а напиток разогрел, но не всех. От самопального бренди у референта схватило гортань, и ему стоило больших усилий, чтобы приглушить рвотный рефлекс.
Последний раз Олег пил такое пойло в семьдесят девятом, на перроне минского вокзала, на своих проводах в эмиграцию, где не убоялись появиться лишь парочка институтских друзей. С тех пор, однако, столько воды и дорогущих дистиллятов утекло, что не держи он марку перед возлюбленной, то, наверняка, оконфузился бы.
Ни Витяня, ни Люся глотательного катаклизма у гостя не заметили. Светлана же, обхватив референта за талию, держала руку ровно столько, сколько Олег сносил брыкание растренированных на светских раутах с «Вдовой Клико» недр.
– Вы, Олег, наверное, из Москвы? – Люся вернула на стол стакан, не поморщившись даже…
– Не… – за референта отозвался Витяня, забрасывая в рот кусок сыра.
– Тогда из Питера? – без запинки, с лукавинкой продолжила расспрос Людмила.
– Мимо, Люся, мимо, – протянул грузчик-телохранитель, напуская на себя важный вид.
– Да кто тебя спрашивает?! – возмутилась любопытствующая.
– Из Белоруссия я, из Минска, правда, не живу там давно, – отозвался, наконец, референт. С легкой укоризной взглянул на Виктора, после чего мужчины обменялись улыбками.
– Минск – все равно столица! – Люся пропустила мимо ушей вторую часть фразы или сделала вид, что пропустила.
– А чем занимаетесь, наверное, чем-то серьезным? – набрасывала социальный портрет референта Люся.
– Серьезным? Как сказать… В любом случае мы с вами коллеги, – явно не конспирируя, утаивал свой портрет референт. Впрочем, чистоплюйство – черта наследственная, не одних гуманитариев бич…
– То есть как коллеги, вы что, тоже шмотье туда-сюда возите? – Люся аляповато щурилась, не скрывая сарказма.
– Да нет, просто, как и вы, работаю на самого себя и зарабатываю своей головой, – стряхивал пылинки и с посмертного лапсердака референт.
Здесь Люся в третий раз за вечер потеряла к Олегу всякий интерес. В первых двух случаях, правда, это сотворилось заочно.
С тех пор, как на ее мужа, заснувшего пьяным в прокатном цеху, разгрузили раскаленную плиту, и он фактически испарился, Людмила – на руках с трехлетним малышом – воспринимала ощетинившийся нуждой мир, точно самка, которую вот-вот разорвут голодные сородичи.
Все же, по-видимому, трагедия лишь усугубила ее родовую стервозность и примитив помыслов. Оттого каждого нового забредшего в ее жизнь индивида Люся пропускала через внутренний микроскоп, тестируя образец без премудростей: «полезен – бесполезен», «нужен – без толку». Микроскоп ее, правда, грешил одним глазком, да еще отсутствием линз, но такой уж ей достался…
На бесплодных субъектов Люся не то чтобы не тратила лишней минуты – она не видела их в упор. Так что, услышав от Олега слова «труд» и «зарабатывать», отдававшие чуждой ее самочьей натуре расплывчатостью, она без колебаний причислила его к извечному нересту пустобрехов. А вся его презентабельная внешность, запечатленная при встрече, растворилась, как сахарная пудра в кипятке.
Для Люси тема Олега казалась исчерпанной, как, впрочем, и планы на сегодняшний день. Смеркалось, до вызова такси в аэропорт – часов семь. Следовательно, не лишнее дело выспаться. Она незаметно вышла из-за стола и прошмыгнула в ванную, где, прихорашиваясь, раздумывала, как выудить из номера Виктора. Последний вновь разливал алкоголь в разнокалиберную, не очень мытую посуду и, казалось, весьма заинтригован новым приключением Светланы.
Люся не кривила душой, высказав подруге опасения в адрес Виктора. На нем был весь багаж, так что завтра утром он делался ключевой фигурой их бизнеса. Совершенно непозволительно, считала она, без нужды его провоцировать. Более того, Люся неизменно сокрушалась, видя, как двадцатисемилетний, обделенный судьбой молодец закладывает душу во имя неразделенной любви к тридцативосьмилетней женщине. А был Виктор, полагала она, еще как полезен в их делах! Без него они ни за что не выжили бы в мясорубке, именуемой «российским бизнесом». Полезного же человека Люся ценила всем своим мясистым, не ведавшим юмора естеством.
Но гораздо серьезнее ее тревожили доносившиеся из комнаты звон стаканов и возбужденные голоса. Родившись русской, она доподлинно знала, во что выливается эта национальная геральдика и, каковы бывают ее последствия. Лишь для несведущих «теплые» посиделки – акт релаксации граждан, озабоченных зудом группового общения. Стало быть, преступно пускать вечеринку на самотек и потакать Витяне в желании набраться. Люся то и дело задумывалась, как вытащить Виктора из-за стола и спровадить в номер, чтобы к утру он, выспавшись, протрезвел. Между тем не выпускала из виду вариант завлечь Витяню к себе в гостиницу, притом что ее прежние попытки с ним переспать успеха не имели.
Тут до Люси донеслось:
– Как вы допустили, что вооруженная чуть ли не авторучками горстка террористов поставила на колени вашу хваленую Америку и отымела до полного не могу?
«Вашу хваленую Америку» зацепило Люсино ухо, и она вслушалась в беседу, воспринимавшуюся до сих пор интонационно.
Ответ прозвучал после паузы, но еще больше заинтриговал: