скачать книгу бесплатно
Забытые-2: Тишина взаймы
Дарья Гущина
Забытые #2
Колдовская зима набирает силу. Тени прошлого обретают очертания и становятся всё ближе. Живее. И страшнее. Вскрываются древние кладовые, полные тёмной силы. Появляются люди, чья цель – вернуть Забытых. Сердце, центральный город Серединной равнины, уничтожен в первый день зимы. Мир призывает на помощь безлетных, чтобы выиграть время для своих помощников.
Пользуясь случаем, Верна изучает останки Сердца. И находит доказательства существования третьей силы. Той, что некогда остановила Забытых и дала миру время набраться сил – время тишины. И сила эта готова вернуться вслед за Забытыми.
Вторая книга цикла.
Дарья Гущина
Забытые-2: Тишина взаймы
Тишина – единственный простор,
где дух расправляет крылья.
Антуан де Сент-Экзюпери «Цитадель»
Пролог
Дремень оправдывал своё прозвище – он дремал, привалившись спиной к стене. Над вечно сонным знающим подшучивали все кому не лень, но Дремень не обращал на это внимания.
– Сон, – говаривал он со знанием дела, – это не только усталость тела, но и состояние души. И если она устала, надо дать ей как следует выспаться. Хуже не будет. Лучше – тем более.
С низкого потолка сползали корни, с щербатых стен – пыльная паутина, а пол местами сочился гнилью. Древний коридор – узкий, тесный, хлипкий, того и гляди обвалится. Дышать тяжело – спёртый воздух требовал нескольких вдохов вместо одного и свербел в носу. Но Дремень и на это не обращал ни малейшего внимания.
Он спал. И писал во сне.
Народы Шамира считали всех пишущих одинаковыми – создателями туманных пророчеств, которые к тому же не всегда сбываются или сбываются, но вкривь да вкось. Пишущих это вполне устраивало – иные свои тайны они не раскрывали даже сородичам. Они тщательно хранили их в кругу семьи, развивали, укрепляли. И замалчивали.
И оказалось, не зря.
Вспоминая забытое прошлое, многие опытные пишущие узнавали в беде, нагрянувшей на Шамир, почерк своего народа. И с тех пор тайны прятались пуще прежнего, даже в семье не каждому доверяемые.
Дар внутри дара, между собой назвали одну из своих главных тайн пишущие. Чары внутри чар. И путь внутри пути – свой для себя, у тех, кто не ленится работать с чарами не только так, как научил Шамир, но и как душа требует.
Так род Мирны научился создавать внутри общего для всех пути пишущего собственный, вписывая себя и свою семью во всевозможные предсказания, от незначительных до великих.
Так род Дремня исстари создавал предсказания с помощью снов, когда писать и тратить кровь было без надобности. На место каждого слова, каждой связки приходил образ, и Дремень сначала складывал из них картинку, а потом из череды картинок – пророчество. Которое, впрочем, как у всех пишущих иногда не сбывалось вообще, а иногда – вкривь да вкось.
Но любому пишущему не это важно (хотя народы старой крови давно убеждены в обратном). Строя новый дом на фундаменте истории и знаниях прошлого, пишущие не всегда понимали, что в итоге получится – не то лачуга, не то величественный замок, не то крохотный острог, не то большой город. Важно было, чтобы строение не рассыпалось.
Искры погибали от злоупотребления силой без своей защитной песни. А пишущих убивали обломки неверно выстроенных пророчеств. Потому – да! – важно, чтобы оно не рассыпалось. Поэтому (хотя народы старой крови, опять же, навсегда убеждены в обратном) писали пишущие примерно так же часто, как говорящие говорили. То есть как можно реже. И хорошо, если вообще повода не было.
Но нынче такое время…
Дремень почти закончил, когда стена за его спиной нагрелась, а по коридору медленно пополз удушливый жар. Быстро добавив в картину последний образ, он проснулся и вскочил на ноги – и точно не спал. Бодрый, быстрый, внимательный, собранный. Сжал кулак, и сквозь пальцы забили горячие лучи крохотного солнца.
Хватит ли этого? Пишущие, горячая кровь, – третий по силе народ старой крови и отнюдь не боевой. Поэтому – на всякий случай… Он, помедлив, вынул из кармана грязных штанов смятое письмо.
На всякий случай – чары искры. Хотя она усердно пыталась выдать их за осень. В свой рабочий сезон у неё бы получилось. А вне его жар искры просачивался повсюду. И, получив письмо, Дремень отчётливо понял, кто скрывается за неприглядными обличьями знающей Осны. Невероятная, канувшая (вроде как) в небытие искра. Боевая раскалённая кровь – и ярость испепеляющего солнца в любых, даже самых простых чарах.
За стеной послышались слабые голоса. Не спи пишущий постоянно – не развей он с пелёнок невероятный слух, чтобы просыпаться от любого подозрительного звука, – мог бы и не заметить. Дремень снова прислушался и удивлённо присвистнул.
– Не то хозяева, не то гости, не то соседи… – пробормотал он.
Нет, скорее всего, соседи. Голоса встревоженные, испуганные. Да ещё и этот красноречивый жар…
Его чары стену не взяли, но искра – это сила. Пишущий берёг её до поры до времени, и сейчас чутьё подсказывало: пора. Он развернул измятое письмо, на котором искрила единственная руна. Ещё две, помогающие, Дремень уже использовал, а последнюю, разрушительные осенние чары с каплей жгучего летнего солнца, придерживал. И, да, пользуясь подходящим подземельем и одиночеством, хладнокровно спал и делал свои дела. До выяснения причин заточения. Которого теперь нет смысла ждать.
Дремень положил клочок бумаги на ладонь так, чтобы она оказалась посередине, добавил своих чар и с размаху прижал руну к стене.
Одновременно с этим случилось ещё несколько событий.
С той стороны стены «соседи» тоже использовали нечто подобное, разрушительное – и каменная кладка попросту испарилась. Превратилась в пепельное облако.
Источник жара подал голос – визгливый, разочарованный и, показалось, отчего-то обиженный. В лучших чувствах.
Потолок опасно дрогнул, предупредительно уронив пару камней.
Но за вдох-выдох «до» Дремень услышал отчётливое и властное:
– Ты нас не тронешь, тварь!
И камни – все камни, включая потолочные – подземелья тоже превратились в душное облако пепла. Причём безо всяких чар.
Пишущий довольно зажмурился и улыбнулся: его сон сбывался быстрее, чем планировалось, и так ярко…
Шамир, спасибо… Ты всё-таки рискнул выступить против тех, кто волнами накатывает на Обжитые земли из пределов Забытых. И ты дашь нам, старой крови, немного времени – вспомнить, узнать, понять, договориться и приготовиться. Укроешь ненадолго от невзгод, как птица-мать укрывает мощным крылом своё гнездо.
Хотя бы сезон затишья – без бед, противных случайностей и прочего отвлекающего. И тишины. Взаймы.
Ты знаешь, Шамир, мы – благодарные дети. И мы всё, до мгновения добра и спокойствия, тебе вернём. Сторицей.
Глава 1. Незабытые сказки
– Ось, приехали!
Я тряхнула головой, просыпаясь.
Дремень стоял перед глазами, будто в санях напротив сидел. Чёрные волосы колтуном, неопрятная небритость, расслабленный тёмно-зелёный взгляд, улыбка облегчения. В отличие от нас он вообще никогда не менял обличья – как врос в одно после Гиблой тропы, так и ходил в нём по сей день.
Так вот где ты застрял, пройдоха… И ни к тебе, ни к Дорогу спешить теперь нужды нет. Ты их обоих вытащишь из-под обломков бывшей западни – и старший, и опытный, и знающий. Вытащишь и отведёшь в безопасное место. А дыхания Зноя, полагаю, больше нет. И я так опростоволосилась с помогающими чарами – и Дорог, конечно, меня сразу раскусил…
– Ось!
Я неловко выбралась из саней и поняла, что тоже улыбаюсь – и тоже от облегчения.
Шамир рискнул – и добавил нам помощи в виде новых старых безлетных, и этот шаг, отчаянный и непредсказуемый, должен заставить любителей великих дел пересмотреть свои планы. Что даст нам немного свободного времени.
Оправдан ли риск? Не знаю. С одной стороны, Уводящих на Тропе станет на порядок меньше (а откуда ещё Шамиру взять безлетных?), умершие будут застревать и здесь, и там, и ничего хорошего в этом нет. И ещё одна опасность – это Стужа. Новая Стужа. Ведь доступных безлетных среди нас немного, едва ли хватило бы на новую Стужу. А теперь…
Будем стараться, чтобы риск оправдался. Я точно костьми лягу.
– Ось, ну чего ты там?
Я снова тряхнула головой.
Мы же приехали, да. Хотя вокруг – всё та же бесконечная снежная равнина. А кладовые знающих – сокрыты. Но Зим уже нашёл невидимую дверь и нетерпеливо покрикивал на всех нас, поторапливая.
Я попрыгала по снегу, разминаясь, и потопала к знающему. А из головы не шло: «Искры погибали от злоупотребления силой без своей защитной песни». Откуда он знает?.. Откуда помнит?.. Мы потеряли память о песне, а вот пишущие это знание каким-то образом сохранили.
Надо найти Дремня и пообщаться. Вдруг он ещё что-нибудь полезное про нас помнит. Всё-таки старая кровь – древний народ. У которого тоже есть собственные кладовые знаний и умение тщательно беречь тайны. И не только свои.
«…без защитной песни…»
И не она ли уберегла меня от зверя Стужи? Да, запела я поздновато, но песня ожила во мне задолго до встречи со зверем. Так что…
– Ося!!!
Норов уже исчез в «дверном проёме» – туманном сгустке, а следом за ним, бодро таща сани, юркнул ездовой пёс. А мне так хотелось побродить в одиночестве и подумать…
– Иду, – буркнула я, ускоряясь.
За туманной дверью властвовала осень – чудесная пора самого её начала, когда воздух ещё хранил летнее тепло, зелень не пожухла, цветы не увяли, а в древесной листве едва-едва проступали золотые пятна. Травна – говорящая, старая кровь осени – предпочитала жить и работать в родной обстановке любимого времени года, не скрываясь.
Высокий холм в золотой траве и ярких красно-жёлтых цветах, утоптанная тропа, а наверху – небольшой уютный домик в багряном плюще. А над ним – ласковое солнце, бесконечное голубое небо и плакучие ветви старых берёз. И так пахло осенью – тёплой, прозрачной, солнечной… И вроде бы зима только началась – а мне уже чудилось, что она длится вечно.
Норов восторженно вертел головой, распряжённый пёс разлёгся на траве, а Зим, снова недовольно и нетерпеливо, ждал меня.
– Чего копаешься? – проворчал хмуро.
– А ты куда-то торопишься? – я подняла брови, расстёгивая шубку. – Работа горит? Вчера, удирая из Ярмарочного, ты о ней и не вспоминал. Выдохни, Зим. Мне надо подумать. И Травне – тоже. Она, конечно, наверняка меня ждала… Однако мы в гостях. Не забывай. А старая кровь не любит торопливости в важных делах. Чего ты так нервничаешь?
– Есть хочу, – признался знающий честно.
Точно, хладнокровный же. И, поди, сутки без еды, если не больше.
– За мной.
Да, Травна уже ждала нас наверху в облике сухонькой старушки. Конечно, она видела волшебный звездопад, и её янтарно-солнечные глаза горели возбуждением – и диким желанием поговорить. Травну распирало от слов, которые она мечтала произнести – от обычных слов, без чар. Но могла лишь выразительно смотреть. И, казалось, даже воздух вокруг говорящей звенел от напряжения, а ветер шелестел в листьях очень красноречиво – словно тоже пытаясь что-то сказать.
И я неожиданно уловила это невысказанное – как песню. Как ту песню без слов, что тянул рабочий люд, убирая снег. И в её мотиве было столько намешано – и радости, и страха, и предвкушения, и тревоги…
– Здравствуй, – мягко сказала я. – Да, мы всё видели. И, да, я знаю, что это было. Напоишь чаем?
Норов, когда мы ушли, воровато огляделся и достал из саней котелок, рогатины, щепу и кое-какие харчи. А воды ему пёс притащит в виде снега быстро – «дверь»-то осталась приоткрытой. Можно не торопиться. Пусть греется. До тепла ещё далеко.
Травна вздохнула, стараясь успокоиться, и её едва не перекосило от вынужденного молчания. Я сочувственно покивала. Зим – тоже, на всякий случай. Говорящая длинно выдохнула и, развернувшись, устремилась к открытой двери – бодро и быстро, ломая старческий образ.
– Почему она… такая? – прошептал Зим. – Ну… странная?
– Она же говорящая, – тихо напомнила я. – Им природой не положено вещать без повода, а знаешь как хочется? Примерно так же, как тебе узнать все тайны моего народа и Шамира заодно.
Знающий понятливо крякнул, и мы последовали за Травной.
А из домика уже тянуло чем-то вкусным – терпко-сладким, яблочно-медовым с каплей горчинки.
И ждала нас не только говорящая.
Дверь в дом оказалась входом на крытую, увитую плющом веранду. Плетёные стол и кресла, солнечные пятна на дощатом полу, дверной проём, полуприкрытый занавеской. А за столом в обществе большой чашки и румяных оладий с мёдом сидела Снежна – наставительница Зима. Тонкая, сухая, подтянутая, в длинном сером платье с расшнурованным воротом. Строгие светло-зелёные глаза на бледном лице смотрели устало и упрямо.
Я невольно замерла на пороге. Зим за моей спиной тоже. А Снежна поставила чашку на стол и поморщилась:
– Прекратите. Оба. Будто дети малые, нашкодившие… И будто бы я ругаться собираюсь… Не собираюсь. Садитесь. Оба.
Мы тихо и послушно сели, и я сразу же сняла шубу и разулась. Травна вынесла из дома поднос с чаем и завтраком. Расставила чашки-тарелки, унесла поднос и быстро вернулась, молча устроившись за столом.
– Итак, – Снежна сделала крошечный глоток и остро глянула на меня поверх чашки. – Искра, не так ли?
– Среди четырёх человек не спрячешься, не так ли? – проворчала я досадливо, вытирая руки влажным полотенцем.
– Верно, – она вдруг улыбнулась – тонко, уголками губ и прищуром глаз. – Своих по крови я чувствую – и это Дремень. А для говорящей ты слишком болтлива. Я давно поняла, – и посмотрела на замершего Зима: – Ешь давай. Хватит стесняться. И краснеть. Да, я здесь, потому что ты здесь. Умею находить своих и следить за ними. Потому что, Зим. Но не из-за тебя.
Светлые глаза не мигая уставились на меня:
– У меня есть вопросы, Осна. У тебя тоже. Начинай.
Я неспешно утянула с общего блюда пару оладышек на потом, обняла ладонями тёплые бока кружки, вдохнула сладковатый запах и прямо посмотрела на Снежну:
– Случайно ли ты оказалась рядом с Тихной и Гордой? И знала ли о том, что они – без благословения Шамира? Что вообще есть такие знающие, которых не Шамир создает, а пишущие, говорящие и некий… скажем так, чучельник?
Снежна прищурилась.
– Как ты нашла Тихну и Горду? – повторила я резковато. – Они появились с помощью пишущего. Я просматривала память Тихны после её смерти и видела чужую подпись кровью на Гиблой тропе.
– После смерти… – медленно повторила наставительница Зима, а оный поперхнулся оладышком. – Просматривала память… Не маловата ли ты для таких дел?
– У памяти нет возраста, – сухо сообщила я, понимая, что она уже начала получать ответы на свои вопросы. – У помнящих – тоже.
Зим снова поперхнулся и приник к своей кружке.
– Допустим, я гуляла, – Снежна откинулась на спинку кресла.
– Это одна правда, – согласилась я. – А вторая?
И стоит ли ей знать, что случилось с тем пишущим, который сотворил и Тихну с Гордой… и меня?
