Полуночный охотник

Кайя приподнялась в лодке. Где оляпка?! Он был с ней уже больше десяти лет, и ничего подобного она прежде не видала…

«Может, я чего-то не могу разглядеть? Сильный морок, который мне не распознать? Не достать ли корону…»

Кайя мотнула головой. Ну нет! Синеокая же сказала ей: как только достанешь корону, к тебе мигом слетятся все злые духи и их хозяева…

«Справлюсь сама!»

Кайя оглянулась, собираясь задать вопрос девочке-призраку, но той и след простыл. Лишь ветер покачивал еловые верхушки.

«У меня украли духа! – сообразила наконец Кайя, от изумления переходя к возмущению. – Среди белого дня украли моего сайво!»

– Отдай оляпку! – закричала она с негодованием, с силой загребая в сторону камня.

Впереди раздался смешок.

Кайя вздрогнула: прямо перед ней на камне среди заводи сидел старик. Выглядел он как нойда, камлающий нижним духам: землисто-бурое косматое облачение, седые с прозеленью длинные волосы, небольшая корона с окрашенными в красный цвет рогами… Рот кривился в острозубой ухмылке.

В поднятой руке он сжимал оляпку и довольно хихикал:

– Иди сюда, маленькая гейда!

Кайя перестала грести, но в следующий миг днище кережи шаркнуло о камень. Девушка попыталась оттолкнуться веслом, но камень будто поднимался из-под воды, не давая спихнуть лодку.

– Зови своих духов, – раздался надтреснутый голос темного нойды.

Кайя моргнула, и шаман пропал. Сейчас перед ней был лишь замшелый валун, торчащий из заводи. Она моргнула еще раз – и снова увидела старика. Крепко зажмурилась, открыла глаза: валун…

«Да это не человек!» – поняла Кайя.

Тот, кто прикидывался темным шаманом, вовсе не сидел на камне, а будто вырастал из него. На коленях у него лежали детские кости, тело его было каменным, покрытым мхом. Сквозь травяную бахрому, которую Кайя приняла за шаманскую шапку, на нее смотрели плоские глаза без зрачков.

Еще одна попытка столкнуть кережу с мели закончилась звонким треском – это сломалось весло, угодив меж двух подводных камней. Которых еще мгновение назад там не было…

– О боги, – прошептала Кайя, глядя, как из-под воды появляется черная блестящая макушка подводного камня и двигается в ее сторону… Затем вторая, третья…

– Давай, зови своих духов, гейда! – потребовало существо. – Всех зови сюда, мне все сгодятся!

Лодку резко качнуло. Нос ее начал погружаться в воду, будто ее кто-то тянул снизу. Кайя схватилась за борт, а в следующий миг пронзительно закричала от страха и боли – раздался треск, в днище появилась дыра, и кто-то мертвой хваткой вцепился ей в ногу.

– Синеокая, помоги! – вырвалось у Кайи, когда что-то поволокло ее вниз.

Лодка распадалась на части, быстро погружаясь в воду.

– Синеокая, – хрипло повторил каменный старец. – Где она? А, вот в том коробе…

Кайя беспомощным взглядом проводила короб со своим сокровищем. Тот, выпав за борт, поплыл было, но тут же исчез и больше на поверхности не появлялся…

– Это все, что у тебя есть? Да, ты и впрямь совсем юная гейда… Ну, а теперь самое вкусное…

Что-то, клещами ухватив ногу девушки, быстро поволокло ее на дно заводи.

– О Кавр… – булькнула Кайя, скрываясь под водой.

Налетел могучий порыв ветра, и небо потемнело. Кайя ничего этого не видела – она боролась за глоток воздуха. Она не поняла, что за руки подхватили ее и с силой выдернули из омута, будто подхваченную багром. Только крикнула, уносясь в вышину:

– Нет! Корона! Моя корона! Отзовись, Синеокая!

Но та ничего ей не ответила.

Глава 7. Незнакомая болезнь

Безымянный нойда сидел на высоком берегу реки. Что это была за река, как она звалась, он не знал – просто еще одна преграда в пути на север. Неширокий поток блестящей полосой рассекал луг. Дальше виднелось ячменное поле и за ним – дымки словенской деревни.

Над водой уже стелился туман. В сумерках звенели комары, опасаясь подлетать близко к костру, возле которого хлопотал лишний близнец. Парень, явно приученный быть незаметным, молча варил похлебку, стараясь ничем не обеспокоить великого шамана.

А тот, не думая ни об ужине, ни о прошедшем дне, ни о завтрашнем, глядел в небо.

День был утомительно жаркий, но к ночи посвежело. Воздух наполнился ароматами ночных цветов. Сейчас, в начале травня, цвела каждая былинка, и луга стояли в полной красе.

«Как неспешно все цветет здесь, на юге. Будто впереди вечное лето…» – думал нойда, вдыхая запахи ночи и наслаждаясь ветерком. Этот легкий, прохладный ветер казался ему приветом с севера. Впрочем, нойда так давно не бывал в родных краях, что уже начал забывать их. Несколько раз он ловил себя на том, что залив Лахтака, где прошло его детство, вспоминается ему какой-то страной добрых духов, где и солнце мягче, и море добрее, и зимы приятнее, и все лучше, чем в любой из земель, которые он исходил за годы изгнания.

«Я придумываю себе север», – подумал он, грустно усмехнувшись.

Он поглядел на алую полосу, горевшую в небе на западе. Она будет так гореть до самого утра…

Нойде вспомнился ослепительный свет ночного неба над Змеевым морем. Там солнце не заходило вовсе, и даже в самую глухую полночь на небе не было видно ни единой звезды.

«Хочу домой…» – подумал он. И сразу прогнал эту пустую, горькую мысль.

Вместо нее саами вызвал в памяти свой приют на Коневице. Холодное море Нево, злые комары…

Вот его дом, и именно туда он вернется, когда выполнит то, что велел ему Каврай. А дальше будет видно. Сам он ни о чем просить богов не станет.

Нойда нагнулся вперед и взял в руки гладкую колотушку из лосиного рога, столько раз пробуждавшую его бубен.

– Жаль, Вархо, ты не можешь видеть закат, – произнес он, обращаясь к колотушке. – В словенских землях хорошо. Тут боги добры к людям…

По коже ладоней тут же пополз холодок. Пальцы отозвались дрожью.

«Видно, именно поэтому эти люди и зовут на помощь не своих волхвов, а северного колдуна?»

Ладонь нойды на миг окуталась тенью. Затем тень соскользнула наземь, обтекла костерок, на котором Лишний готовил ужин, устроилась по другую сторону, обрела человеческие очертания и сверкнула клыкастой улыбкой.

«Да, закат хорош. Но пламя огня – лучше…»

Напрасный близнец бросил на призрака быстрый взгляд, но ни слова не сказал. Даже ложка, которой он помешивал похлебку, в его руке не дрогнула.

– Подведем итоги, – вслух произнес нойда. – Я лишился бубна, всех сайво-помощников и здоровья… Что у нас осталось? Железная птица, назначение которой мне неизвестно, но ради которой арбуй чуть не уничтожил деревню…

Нойда почтительно коснулся совы с человеческим лицом, которая висела у него на груди.

– Колотушка с духом равка внутри…

«Этот равк едва посмертие не утратил ради тебя», – напомнила тень.

– Я помню. Итак! Колотушка с духом равка внутри… Непонятная железная птица… Шаманский пояс, обостряющий внутреннее зрение, – вещь дельная, но не оружие… И парень без души.

«Парень вроде неплох. Готовит, вещи носит, помалкивает… А еще ты забыл про кошель».

– Я не забыл, – возразил нойда. – Он мне не принадлежит, я его лишь храню. И огненный дух, заключённый внутри, еще должен родиться… Но когда, как, и главное, зачем – мне пока не открыто…

«Тебе же было сказано: открыть кошель, когда настанет то самое время!»

– А как я узнаю, когда оно настанет? То-то же…

Нойда закашлялся, дыхание сбилось. Кашель тут же отозвался глухой болью в груди. Как раз слева, там, куда саами во время боя ударил себя заговоренным ножом…

– Самое-то главное забыл, – прохрипел он, кое-как восстановив дыхание. – Жизни у нас остались!

«Полжизни у тебя, – уточнил Вархо, – и мой дух в твоей колотушке».

Нойда хлопнул себя по лбу.

– Вспомнил! Есть еще кое-что.

Он встал, отошел от костра и принялся копаться в сумках.

– Нашел!

На ладони у саами лежала небольшая плоская деревянная вагуда, треснувшая по всей длине.

– Этот варган мне еще дед Кумжа отдал, – сказал нойда. – «Почини, – говорит, – коль сумеешь. Для камланий послужит не хуже бубна». А я и забыл про него…

«У меня есть мысль получше, – сказал Вархо. – У словен варганы намного звонче, а почему? Потому что из железа!»

– Где же я возьму железный варган?

«А вон там, на отшибе, где огонек мигает, видишь? Там кузнец живет с семейством. Пусть в уплату за помощь он выкует тебе новый варган. А уж ты в него таких могучих сайво подселишь…»

– Какую еще помощь?

«А это мы скоро узнаем. Здешние уже знают о тебе, днем заметили. Сейчас стемнеет… Жди, скоро придут просители».

– А если не придут? Может, в этой деревне все хорошо?

«Да не бывает такого. Чтобы так много людей жили вместе и у них было все хорошо?»

Нойда скривился.

– Так ведь опять начнется: отворот, приворот… Наведи порчу, сними порчу… Ты же знаешь, я таким не занимаюсь.

«Ну ведь снять-то можно? Снять же порчу – благое дело?»

Нойда вздохнул и промолчал.

«Поверь, придут. Я чую…»

– Что ты там чуешь?

Призрак равка сверкнул железными клыками:

«Тьму…»

Нойда с сомнением поглядел на противоположный берег. Огни гасли один за другим. Лениво перелаивались собаки. Где-то вдалеке промычала корова…

– Да какая там тьма…

«Дыхание Нижнего мира. Поверь, я сам оттуда. Скоро придут – а ты соглашайся. Нам нужна еда…»

Нойда промолчал.

«В тебе дыра, дружище. От удара заговоренным ножом. Ты чуть не убил себя, чтобы заманить едуна в оржавень… Помнишь?»

– Помню… – буркнул саами.

«Только трижды ты можешь прибегнуть к этим чарам, – прозвучали в его памяти слова учителя Кумжи. – На третий раз не вернешься…»

«Так вот, братец, из тебя утекло много крови, а с ней и много жизни. Надо возвращать ее! Добрая еда, отдых, новые сайво, новый бубен… Или хотя бы варган. Иначе дыра не закроется… И мне тоже будет нечего есть».

– И при этом ты говоришь, что на том берегу тьма, и предлагаешь мне снова рискнуть жизнью…

«Тебе нужен варган или нет?»

– Хозяин…

Нойда обернулся и увидел за спиной Лишнего. Тот, в белой рубахе, с бледным лицом, и сам напоминал бесплотную тень.

– Я слышал вашу беседу, – тихо сказал близнец. – Я готов.

– К чему готов?

– Отдать часть жизненной силы…

– Ты что несешь? – привстал нойда.

Лишний испуганно моргнул:

– Разве ты увел меня не для этого?

– Пошел вон отсюда!

Лишний шарахнулся прочь и чуть не упал в траву. Зубастая тень разразилась ядовитым хохотом.

«А парень еще полезнее, чем я думал!»

– Эй, напрасная душа! – рявкнул нойда, пытаясь успокоить в себе гнев. – Кто тебя надоумил?

– Батюшка Елмаш всегда так делал, – смущенно ответил Лишний. – Для того мне и жизнь сохранили, чтобы я был щедрым источником жизни для него и всей семьи. После каждого чародейства меня звал… А теперь ты – мой хозяин…

– Ах, вот как!

Нойде вспомнилась чуть живая женщина на лавке. И ее муж, волхв Елмаш, подзывающий к себе безответного лишнего близнеца.

«Я знаю, кто пойдет за Кромку. На такой случай его и приберегали…»

– Значит, ты привык отдавать жизненные силы родичам…

– Да, хозяин. Заболевшим, ослабшим – всем, кому батюшка Елмаш скажет. А на что я еще-то годен?

– Выносливый ты парень, я гляжу. Крепкий…

– Так я готов… Ты ранен, тебе плохо, я же вижу! Можно даже и кровь не пускать – просто возьми меня за руку и пей…

– Сгинь с глаз, межеумок!

Лишний поглядел на хозяина с удивлением и обидой. Отряхнулся и пошел к костру, где уже грозилась выкипеть похлебка.

Нойда отвернулся, сопя от гнева. Вархо молчал, посмеиваясь.

«А вот и гости! – встрепенулся равк. – Слышишь плеск?»

Нойда поглядел в сторону реки и увидел, как в их сторону по воде движется черное пятно.

– Лодка, – пробормотал он. – Мужик гребет. Баба боится.

«Все они тебя поначалу боятся…»

– Она не меня боится. Послушаем, что скажут.

Плеск становился отчетливее. Вскоре лодка уткнулась в берег. Двое поднялись по склону, остановились в отдалении от костра, низко поклонились.

«Будем биться об заклад? – вкрадчиво спросил Вархо. – Приворот или порча? Я за приворот! Ставка – три капли твоей крови!»

– Отвяжись. – Нойда сделал просителям знак подойти поближе.

Женщина – средних лет, небедно одетая – выглядела очень взволнованной, мужик помладше годами держался настороженно.

– Мир тебе, лопарский колдун! – произнес он, отдав малый поклон. – Поздорову ли добрался? А мы тут к тебе…

– Плохи дела у нас, колдун! – перебила его баба. – Помоги нам! Все от нас отказались, на тебя одна надежда…

– Что стряслось-то? – спросил нойда.

– Да у нас…

– Я скажу, ты только крыльями хлопаешь, – сурово одернул женщину ее спутник. – Болеет тут у нас девка одна. Да такая у нее болезнь, какой никто еще на людской памяти не болел. Мы сперва диву давались, а теперь уже думаем, не сняться ли всей деревней из этих мест да не переселиться ли куда подальше…

Нойда пристально посмотрел на мужика.

– А кто тебе эта девка?

Прежде чем тот успел рот открыть, вперед выступила женщина.

– Дочка это моя, колдун! А вот он, который меня привез, – мой младший брат.

– Что же ты сама пришла о дочери просить, величавушка? – прищурился нойда. – Муж-то где? Или это не его дочка?

– Да ты что такое мелешь, колдун?! – возмутилась баба. – Как не его? Я уж двадцать лет за кузнецом честно живу!

– Тогда где муж? Тоже болеет? У вас там что, моровое поветрие?

– Типун тебе на язык! Нет никакого поветрия!

– Креслав не знает, что водимая здесь, – вмешался мужик. – Мы тайком прибежали.

Нойда явственно услышал тихое хихиканье Вархо.

«Так вот кого она боится!»

– Супруг у нее хороший, – сказал мужик. – Елица сперва предложила ему пойти к тебе на поклон вместе. Мы ведь о тебе наслышаны, лопарь. Все уже знают, как ты в Шурмани извел злого арбуя, что людей заколдованной рысью травил… Но Креслав и сам к тебе не пошел, и жене запретил.

– Почему? – с любопытством спросил нойда.

– Сказал, сам справится. Они ведь, кузнецы-огневеды, из непростого рода. Дед его огненных духов заклинал, мать ведуньей была… Креслав и сам кое-чего может. Говорит, зачем нам лопарь? Только хуже сделает…

– Так и сказал? А ты все равно сестру привез? Что ж ты, против зятя пошел?

Просители переглянулись.

– Да, привез! – с вызовом сказал мужик. – Потому что надо уже что-то делать! Говорю, деревня по утрам просыпаться боится… А Креслав знай твердит: да ничего у нас особенного не деется, просто девка от маеты сердечной сохнет, а яблони садовое гадовье пожрало…

– От маеты сердечной? – с подозрением повторил нойда. – Сердце у нее слабое, то ли?

– Нет, жених ее бросил. Вот она и начала чахнуть без него, бедняжка…

«На что мы там спорили? – раздался ехидный голос Вархо. – Готовь кровушку!»

Видно, на лице нойды отразилось все, что он об этом подумал, поскольку мужик поспешно добавил:

– Ты не сомневайся, колдун. Знать, решил, мы тебя попусту тревожим… Но нет, там не просто девичья блажь. Слыхал ли, чтобы от живого человека могилой пахло? Или чтобы по весне весь яблоневый цвет в саду почернел и увял?

«Блин горелый, – разочарованно протянул Вархо, – все-таки порча. Эх, братец, ты выиграл. Но я забыл сделать ставку, так что без заклада…»

– У вас всегда что ни болезнь, так порча. Ладно, – проворчал нойда. – Лечить – благое дело. Добро хоть, приворот сотворить не понуждаете. Ждите, завтра утром приду к вам…

Глава 8. Испорченный дом

– Правильно сделали, что позвали, – пробормотал нойда, оглядывая хозяйство кузнеца. – Самое время…

«Да кабы не поздно», – с некоторым изумлением отозвался равк из колотушки.

Усадьба кузнеца Креслава располагалась на отшибе. Место приятное, удобное: и река рядом, и лес, и деревня не сказать чтобы далеко. Перед просторным, крепким домом с многочисленными пристройками – большой яблоневый сад. Живи да радуйся. Но это только издалека…

Уже на подходе пахнуло густым запахом разрытой земли. Несло сырым, холодным, подтопленным погребом, где густо расползлась плесень. Над крышей дома будто вилась едва заметная серая дымка.

Когда нойда подошел к воротам, знаки тления стали зримыми. Гниль ползла по створкам, подтачивая и кроша серое дерево. Голые ветви яблонь, видневшихся за оградой, были укутаны белыми клочьями паутины.

Нойда даже на миг усомнился, туда ли пришел. Место казалось заброшенным годы назад…

Он принюхался и уловил слабый запах окалины, едва пробивавшийся сквозь земляной дух.

– Да, кузнец тут, похоже, живет, – пробормотал саами. – По крайней мере, жил… Значит, говорил, ничего особенного не происходит… Сам со всем справится…

«Живет, живет, – подтвердил Вархо. – Вон он, за калиткой с женой препирается. Пускать тебя не хочет…»

И в самом деле, за калиткой слышалась возня. Кто-то шепотом бранился. Затем калитка приоткрылась. Наружу выдвинулся недовольный, мрачный мужчина. Из-за его спины выглядывала взволнованная Елица.

Креслав раньше, по всему видать, был статен и могуч. Теперь же на нем будто отражались следы того разложения, которое затронуло все его хозяйство. Поредевшие волосы, раздувшееся пузо; лицо отекшее, под глазами мешки, как у горького пьяницы, – однако брагой не пахнет… Взгляд мутный, уставший… и злой.

Елица суетилась рядом, угодливо улыбаясь мужу, кланяясь нойде. Явно боясь, что кузнец встанет в дверях и не пустит лопаря во двор.

– Здравствуй, хозяин, – склонил голову нойда.

– Милости просим, – буркнул кузнец, – мимо нашего двора щей хлебать…

Он просверлил нойду неприязненным взглядом и чуть подвинулся, пропуская нежеланного гостя во двор.

– Толку с вас, бродячих шептунов… Только ради жены впускаю тебя. Третий день зудит, как муха, аж голова разболелась…

– Сюда, сюда, почтенный ведун, – затараторила кузнечиха, показывая нойде дорогу, пока муж не передумал. – Вот тут светелка девичья…

Внутри избы еще сильнее несло тленом, холодом, волглостью. Казалось, печь не топили несколько лет, и дом вовсе не жилой. Но нет – в избе было чисто, прибрано… И все же будто подернуто серой тенью. Нойде пришлось напомнить себе, что снаружи теплое лето, а не поздняя осень.

– Сюда… Тут она лежит…

У кузнецовой дочки была аж своя горенка, с узкой кроватью, застеленной бельем с обережными вышивками. Больная скрывалась за лоскутной занавеской. Мать отдернула ее, и лопарский колдун сразу понял, откуда в доме пахло землей.

Девка казалась еле живой. Если бы не чуть заметное дыхание, можно было бы подумать, что она умерла пару дней назад. Глаза обведены синими тенями. Русые волосы рассыпались по подушке вокруг заострившегося, мертвенно-бледного лица… Под одеялом, натянутым до подбородка, угадывалось исхудавшее тело.

– Зоряна, голубушка… – Мать склонилась над ней, погладила по щеке. – Как ты, ласточка моя?

Девица лежала, закатив глаза, не отвечая.

– Совсем плоха сегодня, – горестно прошептала мать. – Обычно хоть взглянет, голос подаст…

– Чуешь, лопарь? – угрюмо спросил кузнец из дверей. – Будто могилой несет…

– От живых так пахнуть не должно, – согласился нойда. – А дочь твоя еще жива. Давно ли болеет?

– Да с прошлой осени… Как листья опали, начала чахнуть, и все хуже и хуже…

– А что случилось осенью?

Мать задернула занавеску и тихо сказала:

– Ее жених бросил.

– Не жених, – буркнул отец. – Так, женихался тут один… Был у нас в деревне парень, Витко его звали, – колоброд, пустомеля, гудошник… Задурил девке голову. Она в него втрескалась по уши. Уже и приданое из сундука потащила – а он сбежал со скоморохами.

– Вот она и заболела от горя, – подтвердила мать.

Нойда покачал головой.

«Чушь какая-то», – думалось ему.

Он задумчиво поглядел в сторону лоскутной занавески. Нет, Вархо прав – надо восстанавливать силы, добывать новый бубен и призывать новых сайво. Даже ведь не послать никого вперед себя на разведку…

«Вархо! – мысленно призвал он. – Ты один у меня остался. Помогай».

«С чем помогать, с исцелением? – отозвался упырь. – Это уж точно не ко мне! Вот навести порчу я мог когда-то…»

«На кой мне твоя помощь в исцелении, – вздохнул нойда. – Лечить я пока не собираюсь… Так ты ведешь меня в Нижний мир или нет?»

«Я, в Нижний мир? Ты помнишь, кто меня там подкарауливает?

«Все, кого ты загубил?»

«Да нет, жена!»

«От Хильи я тебя, так и быть, укрою. Ты готов?»

«Куда ж я денусь…»

Нойда велел девкиным родителям выйти, а сам встал перед постелью больной. Вытянул над ней руки ладонями вниз, закрыл глаза. Железная птица на груди сразу начала нагреваться. Однако нойда умышленно не обращался к ней.

Он помнил, что сказала о дивной птице Матушка-Рысь. Ее дело – искать пути в мире богов и при необходимости помогать шаману сражаться.

А нойда просто хотел узнать, чем больна девица.

Кузнец с женой, выглядывая из-за косяка, со страхом смотрели, как двигаются губы лопаря, как светлица наполняется звуками чужих заклинаний… Как лицо колдуна высыхает и сморщивается, будто листья на яблонях. Вот был молодой, полный сил мужчина… А теперь пожилой саами, потрепанный тяжкой жизнью… А теперь изможденный старец…

Наконец нойда глубоко вздохнул и открыл глаза. Ладони его дрожали, в груди кололо. Не то чтобы пришлось совершить нечто сложное, но ему пришлось спускаться в весьма неприятные места…

– Она ничем не больна, – произнес он, переведя дух.

– Да как же? – разом заговорили родители. – А вот это все…

– Это не болезнь… Почему-то у вашей дочки нет никакой защиты от духов Нижнего мира. Обычно до живых им не так-то просто добраться. А вашу девку они видят – и пьют из нее жизнь. Ее будто затягивает за Кромку… И весь ваш дом вместе с ней. Вы сами-то еще ничем не хвораете?

Кузнечиха помотала головой. Муж промолчал. Нойда бросил взгляд на его отекшее лицо и сказал:

– Очень похоже на порчу.

– А я говорила! – всплеснула руками Елица. – С осени твержу, что Зоряну сглазили, а он меня не слушает! Лопарь, скорее найди того, кто это сделал!

Нойда сдвинул шапку со лба, вытер пот.

– Это так быстро не делается… Дочка с постели встает?

– Раньше вставала…

– Следите за ней. Что она ест… С кем разговаривает… Куда ходит… Какие бусы носит… Есть множество способов навести порчу. Через вещь, через наговор, да хоть через взгляд…

– Если бы у нас тут жил колдун, я бы знал, – недовольно сказал кузнец. – Чтобы целый дом испортить, о-го-го какая сила нужна!

– И что, раньше в ваших краях такого не бывало? – спросил нойда.

Оба супруга решительно помотали головами.

Нойда, впрочем, заметил, как метнулся в сторону взгляд кузнечихи.

Поняв, что здесь ему больше ничего не скажут, саами засобирался на выход.

Как нойда и ожидал, Елица догнала его за калиткой. Предложила проводить до реки, оказать почет… И сразу выдала:

– Тут такое дело, колдун… Я при муже не хотела… У нас в семье была бабка-ведунья, свекровка моя бывшая, а по мне – вредная ведьма. Однажды она обиделась на меня, заговорила лягушачью кость и сунула под порог. И я начала чахнуть… не так, конечно, как дочка, но прыщами обметало, волосы полезли… К счастью, ту кость быстро нашли…

– А кто нашел?

– Муж. Он ведь сам вещий. Споткнулся раз на пороге, покраснел от гнева да как рявкнет: «Убери! И чтобы в семье больше не ворожить!»

– И что она?

– Поворчала да убрала. Мать все-таки. Говорю, вредная была…

– А где сейчас та бабка?

– Умерла, давно уже… Долго прожила, старая кочерыжка…

– Не прошлой ли осенью ушла? – прищурился нойда.

– Нет, года три назад… Думаешь, это бабка нас с того света достает? – Женщина замахала руками. – Да нет, ну что ты! Она только меня терпеть не могла… А мужа моего и внучку любила без памяти.

– А где ваша бабка-ведунья похоронена? Покажешь?

Женщина замешкалась с ответом. Идти на жальник ей не хотелось.

– Далеко больно, – проворчала она.

– Речь о твоей дочке, – напомнил нойда. – Ей ведь недолго осталось. Она, кажется, довольно сильна… Но ничто живое не сможет долго выстоять, когда так широко распахнуты ворота Нижнего мира. Всякое дыхание увядает на этом мертвом ветру… Пока Зоряна прикрывает собой всех вас. Отец уже начал сдавать. Сперва помрет девка, а следом твой муж – причем очень быстро… И наконец, ты – сирая, вдовая. Если раньше соседи вас всех не сожгут вместе с домом…

– Пойдем, лопарь, – с тяжким вздохом сказала женщина. – Пошли, покажу, где бабка наша упокоилась. Ты, главное, дочку спаси! Она ведь единственная у нас. Мы-то мечтали, как замуж ее выдадим, внуков дождёмся, а тут…

* * *

– Ну что скажу…

Нойда сидел у костра, отдыхая душой и телом. За рекой неспешно, будто красуясь, заходило солнце. Звенели комары, с луга накатывал аромат цветов. Все вокруг дышало распускающейся, яркой и щедрой жизнью.