Полуночный охотник

– Ты и сама убегаешь, – фыркнула Сельга.

– Я не убегаю!

– А что ты делаешь?

– Я… не знаю.

Глава племени пожала плечами.

– Тогда уходи. Да поспеши. Пусть это рогатое чудовище окажется как можно дальше от нас, когда тебя убьют!

– Убьют? – Кайя сверкнула глазами. – Это мы еще посмотрим! Это моя корона. Я с ней совладаю!

– Ну прямо слышу старшего братца, – съязвила Сельга, отворачиваясь. – Смотри, как бы не кончить как он.

– И не приходи к нам больше, не то встретим копьями, – воинственно добавил старик.

– Я справлюсь, – повторила Кайя. – Не дождетесь.

Проклятые ушли, и берег опустел. Кайя долго сопела в одиночестве, вытирая злые слезы.

Потом огляделась, выбрала валун поменьше, поставила на него великий венец и низко склонилась перед ним.

– Благодарю, о синеокая, – почтительно заговорила она. – Ты пришла на помощь, хоть я не звала тебя. Благодарю за спасение!

«Синеокая? – В голосе духа послышался смех. – Так меня прежде звали. Что ж, зови и ты!»

– Ты помогла разогнать жадных чакли, избавила от подлого племени предателей…

«Теперь ты станешь умнее, дева? Ты поняла, что одна погибнешь в чужой земле?»

– Но что мне делать?

«Возвращайся в море. Там с тобой его Сила. Там с тобой я!»

– В море?!

Чары венца мгновенно развеялись. Кайя, опомнившись, вскинула голову и обвела взглядом сияющие дали Змеева моря. И ей снова почудилось, что там, под водой, кто-то поджидает ее.

«На море силы великой короны возрастают многократно, – подумала она. – Сейчас она помогает мне… Но как только выйдем на воду – снова начнет приказывать! Зачем Синеокая хотела увести меня на Великий Лед?»

Кайе вспомнился вставший на дыбы водоворот в Горле моря… Сейчас ей самой не верилось, как это она сумела всю ночь бороться, грести, спорить с морскими духами и не поддаваться их чарам.

А тот остров с огоньками, куда сперва привела ее корона… Вдруг там живут хорошие люди? Не такие, как эти изгнанники?

«Мне еще повезло, что проклятые оказались трусливы, – мрачно подумала Кайя. – Другие бы, пожалуй, в самом деле убили меня спящую…

Что ж, значит, оставался третий путь? Призвать аклута, принять его как морского мужа – и стать такой, как Кэрр.

– Я не хочу, – твердо произнесла Кайя, заворачивая корону в шкуру и убирая ее в короб. – Решено! Буду держаться подальше от людей… И от Змеева моря!

«И куда ты пойдешь, бестолковая?» – то ли спросил внутренний голос, то ли донеслось из короба.

– Куда меня судьба поведет!

Кайя обвела взглядом берег.

Туманная стена елового леса, синеватые горы вдалеке…

– О Каврай, Отец шаманов, – взмолилась она, – укажи путь своей младшей бестолковой дочери!

Внезапно взгляд выхватил просвет среди деревьев.

И на миг возникла – и сразу пропала – высокая, широкоплечая фигура, с острыми рогами, в крылатом плаще…

* * *

Просвет оказался руслом лесной реки. Темный, медлительный поток выходил из чащи, разливался среди дюн на десятки мелких ручейков и растворялся в морском прибое.

«Каврай желает, чтобы я отправилась вверх по этой реке?»

Сперва эта мысль показалась Кайе невозможной. Но чем дольше девушка ее обдумывала, тем разумнее она казалась.

«Течение здесь слабое – в начале лета вода стоит высоко, – думала ученица гейды. – И лодку бросать не надо. Незачем тащить на себе все пожитки… Одолею! Плыть легче, чем продираться через чащу и буреломы…»

Но куда река приведет? Это путь в неизвестность…

«Мне указал путь сам Каврай! Или… нет?»

Однако не оставаться же на берегу, рядом с жадными чакли и проклятым племенем? Так можно и ночь не пережить!

«Я – твоя единственная защита…» – пролетел над дюнами знакомый шепоток.

Кайя тряхнула головой, прогоняя морок.

– Пора собираться! Чем дальше от моря, тем лучше!

«Ты не представляешь, что такое леса и болота Похъелы… А ведь тебя уже заметили…»

– Не меня, а тебя, – возразила Кайя. – Ты, главное, сиди тихо в коробе – я и пройду спокойно!

«Что ж, попытайся…»

Глава 5. Паутина

– А тут не так уж плохо!

Кайя с удовольствием огляделась и потянулась, разминая ноющие от долгой гребли руки и спину. Она стояла на крутом яру, куда только что с трудом взобралась, хватаясь за сосновые корни и оскальзываясь на влажных от вечерней росы камнях. Лодка, вытащенная на травянистый берег, осталась внизу. Вечерняя тень уже окутала низину, а здесь, на взгорке, лучи заходящего солнца пронизывали светлый, звонкий бор. Рыжие сосновые стволы тянулись к небу, будто струны. Их верхушки золотились, облитые небесным огнем. Землю ровным ковром покрывал хрустящий белый мох. Вдалеке виднелись еще такие же плавные холмы, поросшие борами.

«В таком месте не может быть зла», – подумалось Кайе.

Но мысли мыслями, а убедиться все же надо.

Протянув перед собой руку, она призвала оляпку.

– Лети! Будь моими глазами!

Призрачный серый комочек на миг соткался над ее ладонью и тут же растаял среди сосен.

«И комаров тут почти нет… Если оляпка не заметит ничего подозрительного, то здесь и заночую!»

После встречи с чакли Кайя всегда призывала сайво-разведчика, прежде чем расположиться на ночлег. Никогда она больше не допустит такой беспечности! И теперь, прикрыв глаза, осматривала сверху глазами духа высокий берег. С каждым разом у нее получалось смотреть глазами оляпки все лучше, все выше и дальше. Однако в то же время Кайя с тревогой осознавала, сколь малы силы ее сайво-воробышка. Он в самом деле был, по сути, лишь игрушкой. Вдобавок он не был призван самой Кайей, а подарен ей отцом.

«Мне непременно нужны свои собственные помощники, – думала она, скользя взглядом бесплотных глаз оляпки по моховым склонам. – Сильные, зоркие! Да где их берут? Кэрр рассказывала, что сильных сайво надо прикармливать кровью родичей… Брр!»

«Зимняя Буря вообще тебя ничему толком не учила, – шепнул внутренний голос. – Ты была у нее лишь служанкой…»

– Все не так! – рассердилась Кайя. – Я – наследница Кэрр! Великая корона признала меня!.. Так, что это там?

Бесплотный взгляд выхватил внизу нечто чуждое этому месту. Оляпка в тревоге забил крыльями и зашелся писком, предупреждая хозяйку.

Несколько мгновений Кайя стояла, моргая, медленно возвращаясь в тело. Затем осторожно направилась туда, где в распадке между двух холмов на мху виднелось нечто черное.

Чувствуя холодок между лопаток, Кайя медленно спустилась с холма, подошла к указанному духом месту… и фыркнула, остановившись.

– Всего лишь перо, – усмехнулась она. – Воробышек испугался ворона?

Однако потом снова склонилась над пером и нахмурилась. Длинное, жесткое, иссиня-черное перо было слишком большим и для глухаря, и для ворона…

Кайе стало тревожно. Что за огромная птица побывала тут совсем недавно?

Она окинула взглядом небо, но не увидела ничего, кроме сосновых крон и облаков.

* * *

Солнце почти зашло, и золотистый бор угас вместе с ним. Пусть летние ночи светлы, но кромка берега у реки, куда Кайя вытащила лодку, уже почти скрылась в густой тени.

«Лучше остаться тут, чем плыть куда-то под луной», – решила Кайя.

На воде после захода быть не годится. Скверное, опасное дело. Ей ли не знать…

«Придется заночевать здесь, – решила девушка. – А та черная птица? Да она, возможно, давно улетела! И все же… почему испугался оляпка?»

– Останусь, – твердо сказала она сама себе. – Но сперва надо хорошенько оглядеться. Чтобы не устроить ненароком ночлег прямо под гнездом той птицы!

Призывать оляпку Кайя не стала. Отправилась на разведку сама.

Вековые сосны вставали справа и слева, словно башни неведомого святилища. Мох и сухие ветки похрустывали под ногами. Потом путь пошел вниз, в неглубокий овраг. Там, в густом брусничнике, Кайя обнаружила еще перья. Их валялось тут во мху немало. Длинные черные перья – маховые, жесткие. Некоторые были изломаны, изодраны… На некоторых Кайе почудилась засохшая кровь.

«Что тут творилось? – задумалась девушка, оглядывая овраг. – Птицы подрались?»

Ей представилось, как два крылатых чудища, растопырив когти и распахнув острые клювы, бросаются друг на друга…

Кайя поежилась и пошла дальше, выбираясь из распадка между лесистыми холмами.

За пазухой беспокойно шевелился оляпка. Приказа ему не было, но он что-то чуял. Кайе сейчас и не требовалась его помощь. Она взбиралась все выше по склону, и вечерний воздух казался ей таким густым, что трудно вздохнуть…

«Здесь чары! – поняла она. – Тут все аж звенит от чар!»

И тут девушке послышался где-то рядом мучительный стон…

– Кто здесь? – Кайя резко остановилась.

Оглядевшись вокруг, она никого не обнаружила. Под ногами мшистая вершина очередного холма. Угасающий закат вдалеке… Воздух, застывший и напряженный, будто перед грозой.

А это что?!

Взгляд Кайи упал на плоский серый камень, наполовину утонувший во мху. На нем что-то отчетливо белело. Девушка подошла поближе, склонилась и вздрогнула. Глаза ее распахнулись от изумления.

– Мать-чайка, это еще что такое?

На камне, явно положенный туда нарочно, лежал череп. Был он совершенно белым – то ли очень старым, то ли его отчистили добела. Черные пустые глазницы пристально глядели на Кайю.

– Кто ты? – прошептала она, опускаясь на корточки. – Кем ты был?

Череп был и не человеческим, и не звериным. Мог бы принадлежать человеку, если бы не искаженные очертания и не острые белые зубы, каких у людей не бывает.

Ученица гейды медленно протянула руку и коснулась костяной макушки…

И в тот же миг прямо за спиной вновь раздался тяжкий стон.

Кайя подскочила, а затем медленно обернулась.

Как она ухитрилась не заметить?! Видно, не просто так воздух здесь, вокруг камня, дрожал от чар…

Прямо над ее головой, на толстой ветке раскидистой сосны, висел серый клочковатый сверток. В первый миг Кайе показалось, что это огромный кокон. Но, приглядевшись, она поняла, что это сеть. Плотная мелкая сеть опутывала нечто черное… Что – догадаться несложно. Вся земля вокруг сосны была усыпала черными перьями.

Кайя подошла к свертку, протянула руку – и отдернула ее, едва ощутив укол ледяного, пробирающего насквозь яда.

«Ох, будто ужалили! А этому, пернатому, там внутри каково?»

Сеть не была отравлена, дело в другом: от нее так и разило темными чарами. Даже стоять с ней рядом не хотелось, чтобы не заразиться скверной. «Чьи же это чары? – задумалась Кайя. – Охотника, хозяина сети – или того, кто внутри?»

А вопрос был важный…

– Ты, чернокрылый, – тихо произнесла Кайя, обращаясь к свертку. – Тебя, похоже, поймали в колдовскую ловушку…

Она колебалась. Как поступить? Последнее дело – красть чужую добычу! Охотники жестоко карают тех, кто обчищает чужие силки. И она ничего не знает о существе там, внутри. Может, оно хищное… Может, оно ест людей… Может, оно сразу накинется на нее, как только освободится!

Охота ловушками – жестокая охота. Добыча может промучиться и день, и три, и десять, медленно умирая от жажды, пока охотник проверит прочие ловушки и вернется…

В этот миг из сетки снова донесся долгий, почти человеческий стон.

Отбросив раздумья, Кайя достала нож и начала резать сеть.

Сеть с трудом поддавалась костяному клинку. Кайя достала железный нож против нечисти, и дело сразу пошло быстрее. Ячейки лопались одна за другой, наружу рвались тугие черные перья. Голову Кайя очищала от сети особенно осторожно, всякий миг ожидая удара клювом… И была потрясена, когда наружу свесились длинные черные волосы.

Отложив нож, дрожащими руками Кайя принялась освобождать от пут голову существа. И вскоре, увидев ее, сразу поняла, чей череп лежал на сером камне.

– Боги, это же тун! – прошептала она.

О нелюдях-птицах Кайя в детстве слышала в сказках, но не более того. Кэрр никогда не упоминала их в своих описаниях духов и чудищ трех миров. Едва ли она не знала о них – скорее, считала бесполезными для себя. Сказки утверждали, что племя тунов живет на дальнем западе, в туманной стране Похъеле, на заоблачных скалистых горах, куда нет ходу ни одному из смертных.

– Настоящий тун… – дрогнувшим голосом пробормотала Кайя и вновь принялась орудовать ножом, разрезая сеть-паутину.

По ее рукам пробегали волны ледяной дрожи, и она не могла понять – то ли от волнения, то ли это рвутся, разрушаясь, чары паутины.

Черноволосый нелюдь был без сознания. Должно быть, долго провисел вниз головой в своем коконе! Глубокие темные глаза закатились; узкий, почти безгубый рот приоткрылся, обнажая острые хищные зубы. Мертвенно-бледная кожа казалась холодной и совершенно иссохшей. Будь он человеком, Кайя, пожалуй, приняла бы его за мертвеца. Однако тун дышал.

«Экий страшный, – думала Кайя. – Может, и хорошо, что он без памяти…»

Она понятия не имела, враждебны туны к людям или дружелюбны. И не примет ли ее пленник за хозяйку этой сети, когда очнется?

Наконец надрезанная сеть затрещала и лопнула, выпуская свою добычу. Нелюдь большой неопрятной кучей перьев тяжко свалился наземь.

– Полежи-ка тут, – прошептала Кайя, – подожди меня немного!

Она вернулась к берегу, туда, где оставила лодку, и вскоре поспешила обратно с туеском, полным воды. «А если его уже нет под сосной? – думала она, задыхаясь от быстрого подъема. – Вдруг улетел? И к лучшему…»

Но тун лежал на месте. Приподняв голову нелюдя, Кайя принялась осторожно вливать воду ему в рот. Не сразу, но тун сделал глоток: сперва с трудом, потом с нарастающей жадностью. Выпив половину, он поднял кожистые веки и взглянул в глаза девушки. Неожиданно взметнулась костистая рука и перехватила туесок.

– Я сама, – попыталась возразить Кайя. – Дай, прольешь…

По ее коже пробежал холодок при виде черных кривых когтей, глубоко впившихся в берестяные бока посудины.

Но тот отобрал туесок и допил, запрокинув голову, всю воду – до самых последних капель.

– Хочешь еще? – спросила Кайя.

Тун не ответил. Рука его разжалась, уронив туесок, будто это отняло у него последние силы. Он лежал на спине, немигающим взглядом уставясь в небо. Потом заметил остатки сети на дереве и по-звериному оскалился.

– Это не моя, – поспешно сказала Кайя.

Ей становилось все страшнее. «Что же я наделала? – горестно подумала она. – Зачем я вечно лезу, куда не зовут? Как встанет да как растерзает меня! Или выпьет кровь…»

Как назло, только сейчас смутно вспомнились страшилки о тунах-людоедах.

А нелюдь, видно, понемногу приходил в себя. Кожистые веки снова приоткрылись. Птичьи черно-сизые глаза почти без белков оглядели ее – холодно и без малейшего признака благодарности. Кайя заметила, что в лицо ей тун едва взглянул, но скользнул быстрым взглядом по рубахе. «Хочет понять, какого я племени», – догадалась она.

Тун приподнял голову, оглянулся… Пошевелил и встряхнул крыльями.

И тут увидел череп на камне.

Его лицо исказилось, глаза совсем почернели. Он резко повернулся к девушке и прошипел длинную фразу. Теперь было совершенно ясно, что тун не просто разгневан! Его и так жутковатое лицо уродливо исказилось от ярости и боли.

Кайя сжалась в испуге.

«Ох, боги, с какой ненавистью он смотрит! Чей это череп? Ведь он же не думает в самом деле, что это я?! Как объяснить ему, что я не враг?»

– Это не моя ловушка! – пролепетала она. – Я не охочусь…

Но ее возглас так и повис в воздухе. Тун вдруг поднялся, неестественно легко, как призрак. Косматой тучей склонился над камнем, взял в руку череп и что-то зашипел, будто требуя от мертвой головы ответов…

«Не так уж он и ослаб! Пока он меня не убил… что делать?!»

Кайя открыла рот – и прикусила язык. Все равно тун не понимает ее.

«Языка сихиртя он не знает… А как насчет саами?»

Кайя неплохо знала этот язык, родственный языку сихиртя. Акка Кэрр была урожденной саами, хоть и давно бросившей свою родню. В детстве Кайя быстро научилась понимать ее. Впрочем, сама говорить толком не могла…

Внезапно Кайя вспомнила песенку, что порой мурлыкала под нос Кэрр, глотнув сурянского зелья.

Девушка вздохнула, взглянула в потемневшее от гнева лицо туна и дрожащим голосом запела:

Яйцо, что было снесено ночью,Станет птицей шумным летом;Ребенок, сладко спящий в шкурах,Однажды станет мужчиной…

Тун резко вскинул голову. Посмотрел на нее в упор. Кайе было показалось, что судорога гнева оставила его, и тут нелюдь снова оскалился.

Кайя струхнула, решив, что тут ей и конец пришел. Но потом сообразила, что он улыбается.

«А он красивый, – подумалось вдруг Кайе. – Жуткий… но красивый!»

Она неуверенно улыбнулась в ответ.

Тун встряхнулся, несколько раз раскрыл и сложил крылья. Кайя наконец толком разглядела его. Поначалу он показался ей просто человеком, вроде как даже одетым. На шее, на поясе и на челе нелюдя блестело серебро… Но тут в глазах зарябило, словно в глаз попала соринка. Кайя моргнула и увидела острую птичью грудину, когтистые лапы и тело, до самого горла покрытое перьями.

«Он превращается!» – только и успела сообразить она.

В следующий миг тун ударил крыльями с такой силой, что Кайя пошатнулась от удара ветра, и взмыл в небо.

Черепа на камне не осталось – нелюдь забрал его с собой.

Кайя долго смотрела, как черная птица, понемногу превращаясь в черную точку, исчезает вдалеке над лесистыми горами.

– Хоть бы спасибо сказал, – проворчала она и направилась к берегу.

Глава 6. Дед-камень

В небе горели светлые летние сумерки. Кайя вела лодку по тихой лесной реке. Огромные столетние ели по обеим сторонам мрачными стенами вставали прямо у кромки воды. Еловые лапы нависали над головой, трогали воду, мокли и гнили.

Черная вода казалась совершенно неподвижной. Деревья будто затаились – даже в кронах ни ветерка. Только медленно таял свет.

Единственным звуком были капли, падающие с лопасти весла. Кайя умела грести бесшумно и всякий раз вздрагивала при всплеске. Она старалась даже дышать потише, стараясь уловить малейший звук из чащи. Хруст черничника под ногой, шелест задетой ветки…

Хоть что-нибудь, что нарушило бы вечернюю тишину…

И подтвердило то, что Кайя и так знала: за ней следят.

Ощущение чужого взгляда появилось после полуденной остановки, когда лесная речка стала глубокой, темной и разошлась на два рукава. Привал вышел нехорошим и не принес отдыха. Костер все никак не разжигался, заныла голова… Что-то скверное витало в воздухе. Теперь Кайя уже понимала: это было предупреждение. То ли отпугнуть ее хотели, то ли предостеречь… Знаки духов порой сложно понять – особенно такой юной и неумелой гейде, как она.

И вот теперь она вела лодку по черной глухой протоке, где не видать ни зверей, ни птиц, где не плескала даже рыба в затонах, а среди елей сгущался вечерний сумрак. И ощущение слежки не пропадало, а усиливалось.

– Я тебя не боюсь, – громко сказала Кайя тому, кто следил за ней. – Ты трус! Если бы сам меня не боялся – не следил бы за мной исподтишка!

Никто ей не ответил. И на душе легче не стало.

Кайя со вздохом опустила весло в воду. Куда она держит путь? А, не важно! Лишь бы подальше от Змеева моря!

«Отец Душ, Моховая Матушка, храните меня от зла!»

* * *

Раздался всплеск – и это был не плеск весла…

Задумавшаяся Кайя вздрогнула от неожиданности, завертела головой… Никого. Вероятно, бобер – подточенные ими стволы она время от времени встречала…

И тут будто слабый ветерок пробежал, тронув еловые лапы. В их шелесте Кайе почудился детский голос:

«Помоги…»

Кайя застыла, даже волоски на руках встали дыбом. Сама того не заметив, она прикрыла глаза и принялась прозревать лес и воды взглядом гейды. Никого не увидев, положила руку на грудь и призвала оляпку.

– Стань моими глазами!

Оляпка беспокойно шевельнулся за пазухой, вспорхнул в воздух…

И Кайя увидела ее.

На торчащем корне, нависшем над водой, держась за сухую ветку, стояла маленькая русоволосая девочка.

Всего мгновение назад ее там не было.

Но вот она стоит и смотрит на Кайю широко распахнутыми голубыми глазами. Они будто светятся в сумраке под елками.

Сердце Кайи забилось в груди от волнения. Взгляд подмечал все новые мелочи: растрепанные волосы, босые ноги, белая рубашонка… И ни единого обережного узора, даже на вороте.

Кайя опустила в воду весло, замедляя скольжение лодки.

– Ты кто? – окликнула она девочку. – Где твое племя?

«Помоги, сестрица…»

Кайя прикусила губу. Взглядом гейды она видела, что рот девочки неподвижен. Голосок звучал прямо в голове.

– Ты мертвая, – не вопрошающе, а утвердительно сказала Кайя.

И с силой опустила весло в воду, уводя лодку от берега.

«Помоги, сестрица!» – раздался горестный призыв позади.

– Ищи другую добычу, голодный дух! – процедила сквозь зубы Кайя, работая веслом.

Она быстро гребла, не оборачиваясь, по протоке между двумя поросшими сплошным лесом берегами. Здесь стало совсем мелко, даже сквозь бурую торфяную воду виднелись камни на дне. Берега постепенно сходились – и чем уже становилась протока, тем сильнее беспокоился оляпка. «Не надо мне в ту сторону, – поняла его тревогу Кайя. – Повернуть бы…»

Вдруг прямо перед ней, перегораживая путь, бесшумно поднялся из воды призрак девочки. Кайя резко воткнула весло в дно и развернула лодку боком, едва не черпнув бортом воду.

«Не бросай меня здесь одну, прошу тебя! – раздался жалобный голосок. – Меня уже один раз бросили!»

Кайя нахмурилась, придерживая лодку посреди протоки. Девочка маячила перед ней, едва касаясь стопами поверхности, умоляюще глядя неподвижными, светлыми, как морская вода, глазами. Совсем малышка – верно, лет пяти-шести… Столько же было Кайе, когда она потеряла свою семью…

– Как ты умерла? – строго спросила Кайя.

«Меня оставили на острове, на одиноком камне… Мое племя заблудилось здесь, в черных протоках… Я стала даром здешнему сайво, чтобы он пропустил нас…»

Холодок пробежал по спине Кайи.

Скверная встреча! Духи брошенных или принесенных в жертву детей очень опасны. У сихиртя и саами множество страшных сказок о детях, оставленных в голодные годы в тундре. Даже мертвые, их духи никогда не отстанут от своего племени. Они молят о помощи, но на самом деле хотят лишь одного – еды…

«Сейчас попросится ко мне в лодку, – подумала Кайя. – Или начнет стенать, что ей холодно, чтобы я обняла и согрела…»

– Чего ты хочешь от меня, бродячая душа? – буркнула она вслух. – Мне нечем тебя накормить. И моей крови ты не получишь!

«Лишь об одном прошу, сестрица: похорони мои кости! Они тут, недалеко, где высится среди омута дед-камень… Мои кости клюют птицы, и я корчусь от ударов их клювов… Их палит солнце, и я мучаюсь, словно меня жгут огнем… Они трескаются от мороза, и я мерзну до самого лета… Отдай мои кости земле, и я перестану страдать…»

– Бедняжка, – пробормотала Кайя.

Внутри нее боролись сострадание и недоверие. Да, бродячий дух, но… Девочка, брошенное дитя, молит о помощи. И как не помочь ей – даже мертвой? Тем более мертвой… Неужели она откажет погибшему ребенку в такой малости?

…Бабка Морошка всегда повторяла, что их род во времена скитаний в чужих землях хранили боги. Сихиртя ни разу не плутали в непроходимых чащах, обходили самые гиблые трясины… Только в последнюю зиму пришлось положить несколько стариков на погребальные сани и оставить пурге… Но никогда, даже в самые трудные дни, они не приносили в жертву детей.

«А я была бы первой, кого отдали бы духам в уплату за верную тропу, – думала Кайя. – Судьба этой девочки могла быть моей судьбой. И это мои кости могли бы гнить на камне среди омута…»

– Подними рубашку! – резко приказала она.

«Поднять? Зачем?»

– Хочу убедиться, что у тебя нет второго рта на животе.

Проверка показала, что пасти нет. Что ж…

– Ладно, – хмуро сказала Кайя. – Веди. Где там твой дед-камень?

Больше протока не сужалась. Наоборот, вскоре стало светлее, и лодка выскользнула в укромную заводь. Здесь, среди нагромождения скал, разлилось нечто вроде лесного озерца с водой, подобной черному зеркалу. Ровно посередине заводи поднимался покатый замшелый валун. И на нем в самом деле белели кости.

При виде этого камня оляпка зашелся писком.

Кайя прищурилась, вглядываясь. Валун как валун…

– Лети, погляди, что там, – приказала она разведчику.

Странное дело! Оляпка не спешил выполнять ее приказ. Уж не боялся ли он?

– Лети! – повторила Кайя, сведя брови.

Да что же такое, уже собственный сайво не слушается ее!

На этот раз оляпка подчинился. Серым полупрозрачным пятнышком сайво порхнул к островку – и вдруг точно натолкнулся на невидимую стену. Отчаянно забил крыльями, затрепетал, запищал, смолк… И исчез.