скачать книгу бесплатно
Сказано не мне, потому, что вижу, как нервно дёрнулся кадык Уолтера.
Он воспринимает это как разрешение и теперь смотрит так, словно готов разорвать меня голыми руками.
В страхе пячусь назад до тех пор, пока не упираюсь спиной в прохладную стену.
Защищаюсь, размахивая пластиковой бритвой: раз за разом, резко и быстро, наотмашь и во все стороны.
– Не подходи, – ору до хрипоты Уолтеру, пока ОН бесстрастно наблюдает. – Не прикасайся! Не трогай меня, чёрт возьми! Клянусь, я когда-нибудь отрежу тебе яйца!
Я могу лгать, но это не его собачье дело.
На мои угрозы Уолтер лишь фыркает, и этот звук отдается эхом в мёртвом воздухе, а потом он легко меня «обезоруживает», затыкает мне рот одной рукой, а другой хватает за волосы и тащит прочь от входной двери к лестнице, ведущей в подвал.
Удушливый аромат сандала и корицы тут же застревает в носоглотке. Меня сейчас вырвет.
Сопротивляюсь, кусаюсь, брыкаюсь и извиваюсь, силясь вырваться из захвата. Но, как только мы оказываемся подальше, его напряжённая ладонь оставляет мой рот в покое и перемещается на моё горло, сжимая его с обеих сторон. Я ощущаю острый недостаток кислорода и силюсь сделать вдох. Безрезультатно.
Единственная мысль на задворках сознания: «Сейчас сдохну!».
Единственный и теперь знакомый голос вдогонку: «Увидимся позже, Ева».
Глава 4
Ева
В ту ночь меня опять накачали таблетками.
Не знаю, что они мне дают, но препарат оказывается очень действенным. Я в медикаментозном мороке, что в нём, – так сразу и не поймёшь, но боли нет; я чувствую себя спокойнее и даже счастливее.
Пахнет дождём.
В комнате стоит тяжелый запах мокрой земли и сырых листьев. Я лежу в постели, на боку, подтянув к себе колени. Спиной к окну, но отчего-то точно знаю, что оно открыто. Оставаясь с закрытыми глазами, делаю глубокий вдох. И ещё один. Медленно втягиваю трепещущими ноздрями влажный воздух, плотно сжав зубы. С тихим стоном поворачиваюсь, чтобы уткнуться носом в подушку.
ОН сдержал обещание.
Подходит так бесшумно, что я вздрагиваю от первого прикосновения.
Его шепот бессловесен.
Руки, нежно касаясь, скользят по моей спине и прикладывают что-то тёплое и пощипывающее к тем частям моего тела, на которых есть ссадины.
Осторожно дует. И даже этот слабый поток воздуха начинает охлаждать кожу, что создает лёгкий обезболивающий эффект.
Ласков со мной. Целует моё лицо: лоб, нос, щёки, скулы; невесомо, едва касаясь. И я, находясь под фармацевтическим наваждением, практически забываю, что именно ОН это сотворил. Так же, как и Уолтер – это его рук дело.
Кажется, что если сейчас одними губами скажет всего одно слово «каюсь», то я оправдаю его. Сама найду для него тысячи объяснений, доводов и аргументов, чтобы ещё раз услышать этот завораживающий дьявольский шёпот прямо в ухо: звук-дыхание, звук-фантазёр.
– Не осложняй ситуацию еще больше, чем есть, малышка. Если будешь делать то, что велят – больно уже не будет. Могу обещать тебе это.
ОН нежно гладит меня по спине, пока я не засыпаю… что вовсе нетрудно, учитывая пограничное состояние моего измученного организма…
Но я изо всех сил стараюсь помнить, что каждая ссадина и ушиб на моем теле – дело его рук, какими бы ласковыми они сегодня не были.
***
ОН
Секрет разрушения личности не имеет ничего общего с насилием. Разумеется, применение силы необходимо и в воспитательных целях оно имеет место быть, но принуждение и физическое давление порождает обиду. Что, в свою очередь, приводит к непослушанию. А вот его вообще невозможно терпеть.
Не в моей профессиональной сфере деятельности.
Ева Аддерли – само воплощение неповиновения.
Однако, жестокость – не способ устранения подобного значительного изъяна.
Моё искусство заключается отнюдь не в избиении. В этом большой мастер – Уолтер. А я, скорее, не люблю это делать, чем не умею.
Отец никогда не учил меня НЕ БИТЬ женщин. Совсем наоборот. Он был страстным любителем физического абьюза и подходил к этому нехитрому делу со всей серьёзностью. Перед глазами всегда стоял пример матери, которую он неоднократно избивал в моём присутствии, лично или же поручал это своим людям, предпочитая наблюдать со стороны; я видел, как некоторые из них невольно кривились, в то время, как наотмашь били её по лицу.
Тогда я узнал, что не всем мужчинам по душе насилие над женщинами.
Вернее, они предпочитают говорить о том, что не приемлют избиение женщин. А потом делают это тайно.
На пустой улице, в магазине или метро, озираясь, когда никто не смотрит – сильным тычком под рёбра. Но чаще дома за закрытыми наглухо дверьми, обмотав мокрое полотенце вокруг костяшек пальцев, ломают носы и скулы своим жёнам и любовницам. После изображают из себя цивилизованных людей, тщательно и законопослушно следующих существующей системе общепринятых норм поведения и правил.
Я этому тоже научился. Но предпочитал применять другую тактику.
Изо всех сил старался держаться дружелюбно с малышкой Аддерли. До чрезмерности. Поскольку это для меня вовсе нехарактерно. Когда привёз её в свой дом, сам проводил и показал ей комнату, смежную ванную, телевизор и шкаф с достаточным количеством белья и одежды; сам раздел её, сам вымыл. Она была под действием транквезипама, поэтому вряд ли вспомнит об этом, как и о том, что обращалась ко мне тогда, используя только матерные слова.
Я не повысил голос.
Ни единого грубого слова не произнес, когда она набросилась на меня.
Несмотря на то, что я желал избить её до потери сознания. Сдержался. Пальцем не пошевелил.
Даже когда разрыдалась.
Нет. Я не тронул её.
Мой секрет прост – я предоставил Уолтеру выполнить за меня всю грязную работу.
Я никогда не испытывал особого удовольствия от обучения рабынь. Неблагодарное это ремесло – ломать человека, будь то мужчина или женщина. Я предпочитал торговать послушным товаром, нежели быть тем, кто принуждает их к дисциплине.
Это как дрессировка собаки.
В ответ они огрызаются, кусаются и дерутся, вопят и плюются в тебя, проклиная последними словами.
А Уолтер – идеальный дрессировщик покорных рабов. Он выполняет тяжелейшую работу, и я хорошо за это ему плачу.
Для воспитания образцового секс-раба одной недели мало. Даже двух не хватит. Но некоторые покупатели специально просят не доводить «товар» до совершенства, предпочитая воздействовать и ломать их своими силами и методами.
В случае с малышкой Аддерли, мне была необходима безоговорочная покорность. Кроткая. Молчаливая. Смиренная. Так пожелал её новый хозяин.
И Уолтер трудился над этим «не покладая рук». Как бы жутко это ни звучало, в реальности – было ещё хуже.
У него получилось. Несколько «сеансов» с ним хватило на то, чтобы она, рыдая, звала меня по ночам, бессознательно выкрикивая моё имя.
Так что же самое дьявольское в манипулировании будущей рабыней?
Девушкой, личность которой хочешь разрушить до основания?
Всё просто – каждая из них станет видеть в тебе великодушного благодетеля, когда будет уверена, что чудовище вовсе не ты.
До тех пор, пока держишься ниже критичного уровня боли, причиненной им в течение дня (в данном случае, Уолтером), тебе практически всё сойдёт с рук. И они будут молить о твоём появлении, с надеждой ждать, что ты придёшь и избавишь их от страданий.
Совсем скоро его работа будет выполнена, и он вернётся в Колумбию по делам картели. Интересно, будет ли малышка Аддерли так же плакать по мне без его умеренного, но регулярного физического воздействия. Не уверен, но поживем – увидим.
Хочу ли я позабавиться с ней? Вероятно. У меня будет на это несколько недель, пока я довожу «товар» до совершенства; в то время, как её новый хозяин терпеливо ждёт в предвкушении; а её отец надеется, что сможет успеть закрыть вопрос деньгами, поэтому суетливо ищет их.
Только они мне нах*р не нужны. Не теперь.
Остались считанные недели. Я отдам малышку Аддерли покупателю и верну, наконец, своё.
Глава 4.2
Ева
Чувствую, как ОН ведёт пальцем по моей спине. Медленно. Отсчитывая позвонки. Едва касаясь, скорее дразня. Между тем, даже скупая ласка после очередного прожитого дня лечит покалеченную душу.
Пусть ещё не верится, пусть страх ещё леденит кровь, сжимает внутренности, а сердце – стонет и болит, и будто просит о помощи, словно молит его: помоги!
Двадцать часов – озноб, издевательства и пытки. И только двести сорок минут на возможность забыться. Это не передышка, а всего лишь один из воспитательных этапов, после которого всё начнётся сначала.
Вот его палец достигает верхнего края пижамных шорт, замирает, и на секунду я задерживаю дыхание.
Надеюсь…
На что?
Молюсь…
О чём?
Хочу, чтобы всё зашло дальше… чтобы ОН подцепил резинку моих шорт и проник-провёл-скользнул… Чёрт! Пусть выберет из этих действий любое! И коснётся меня… там.
Хочу. Отчаянно.
Разве не догадывается? Неужели не знает, что ночью я жду не только его бесшумных шагов по паркету? Не одних лишь спасительных объятий после тяжелейшего адского дня!
Спина продолжает болеть. Запястья по-прежнему ноют. Ладони горят и зудят после того безумия, с которым я тёрла их мылом, чтобы содрать вместе с кожей тошнотворные ощущения, оставленные членом Уолтера, побывавшем в них.
Не позволяю себе думать об этом. Иначе снова сорвусь в ванную, чтобы опять вымыть руки.
Таблетки дарят облегчение.
В еде, что дают мне, наверняка, что-то есть. Иначе, зачем женщине, которая работает в этом доме, следить за тем, чтобы я доедала всё до последнего кусочка?
После ужина голова тяжелеет, сознание притупляется. И тогда оставшиеся крохи разума, те, что каким-то чудом за день не выжгла боль, перестают сопротивляться желанию, которое навязано легчайшими возбуждающими прикосновениями.
Разрешаю никому меня не жалеть, и сама себя не жалею, потому что да, я позволяю Келлану Дагеру меня касаться.
Если выбирать из двух зол, то, по крайней мере, пусть на моём теле буду его руки, чем Уолтера.
На мгновение его указательный палец замирает, словно ОН раздумывает, стоит ли ему зайти дальше. Однако, нет, если она и была, то внутренняя борьба с самим собой закончилась; и его палец, поочередно обведя ямочки на моей пояснице, вновь заскользил, только теперь уже вверх по позвоночнику; следом за ним потянулись мурашки.
От чувственности.
От интимности.
От раздражения.
Из-за понимания того, что он ничего не сделает. Как этой ночью, так и следующей. И я догадываюсь почему.
Понимаю, что он задумал. Осознаю в полной мере, что, невзирая на волнующие прикосновения и его нежную заботу ночью, ОН манипулирует мной. Но мне это уже безразлично. После того, как Уолтер перешёл от хорошей порки к другим безнравственным «делам»; не насиловал, но заставил меня дотрагиваться; сомкнул мои пальцы вокруг своего члена и начал онанировать моей рукой.
Не хочу, но помню это ощущение у себя в ладонях – как кожа ходит туда-сюда. Премерзкое.
Я думала, что готова к подобному. Единственная жизнь, которую я знаю, со всеми её извращёнными сторонами – та, что мне дал отец. Казалось, его чёрствость, жестокие воспитательные меры и бесчеловечное окружение, должны были сделать меня сильнее. Но этого не случилось.
Я не подготовлена. Не собрана. Я ненавижу собственную слабость.
А ещё я недостаточно опытна, чтобы манипулировать Келланом Дагером так, как он мной. Но я попытаюсь.
Заставлю себя быть послушной.
Тихой.
Молчаливой.
Покорной.
Я ещё не сдалась и собираюсь выбраться отсюда.
Губы сами растягиваются в широченную улыбку, но я прячу её в подушку.
Интересно, ОН, так же как я, осознаёт, что когда у меня всё получится, то вероятность ситуационного секса со мной сведётся к его собственной мастурбации; даже смешно об этом подумать. Он обязан понимать, что если хочет меня, то брать надо сейчас.
Поскольку однажды меня здесь не будет.
