Девочка шла по дороге

Александр Гуйтер

Девочка шла по дороге

Вселенский разум

Один мужик всё пытался на контакт со вселенским разумом выйти.

 Ну не верил он, что всё это крутится, вертится, пылает, взрывается, притягивает и отталкивает само по себе, без чьего-то мудрого руководства.

 Ну, а религии его не устраивали.

 Мелковаты они как-то были и не могли ответить на вопросы, которые у мужика постоянно возникали.

А вопросов было много.

 Даже очень.

 Кто мы?

 Что мы?

Зачем всё это?

 Когда всё это кончиться и вообще?

И ведь это только самые невинные вопросы…

Он  к экстрасенсам ходил, и ко всяким отшельникам ездил, и даже один раз на какую-то гору (название её хранится в тайне уже несколько тысячелетий) залазил, но всё без толку.

Но вот как-то, по большому секрету, ему рассказали об одном отшельнике, который мог помочь ему достичь просветления.

Не будем подробно вдаваться в детали путешествия, встречи и многолетнего обучения, а перейдём сразу к моменту контакта.

На склоне лет, убелённый сединами, он на трясущихся ногах вошёл в святилище, чтобы, наконец, достичь цели.

Сев в позу лотоса и закрыв глаза, он вошёл в транс....

 И внезапно сознание вышло из его тела, и он понёсся куда-то далеко-далеко, в бесконечные просторы среди миллиардов звёзд, планет и туманностей.

 Он висел между ними, ощущая себя даже меньше, чем песчинка в океане, как вдруг почувствовал приближение чего-то великого и невероятно могущественного.

 И он приготовился внимать, как вдруг все эти звёздные просторы пронзил невероятной мощности звук, подозрительно похожий на обычную земную отрыжку и голос из звёзд спросил его:

– Пиво будешь?

Спартак

Опьяняет пламя битвы,

 Кровь по венам закипает…

Это я, ваш раб вчерашний,

Закружился в танце смерти.

 Бейтесь, братья! Бейтесь смело!

 За свободу и за славу!

Подвиг ваш и ваша дерзость

 Будут высечены в камне…

Кандалов я не надену

 В этой жизни уже боле....

 Всё… Конец.... Смотрите, люди -

Я свободным умираю......

Она лежала на постели…

Ленка зажмурилась от солнечного лучика, потянулась, слегка приподнявшись на постели, зевнула и, не торопясь и почесав немного ниже поясницы, встала.

Утро…

В голове сразу появилось какое-то лёгкое ощущение, как будто в ней пробежал лёгкий ветерок и смёл всё ненужное.

Да уж, это совсем не как три дня назад, на даче у Кольки, когда всю ночь она пролежала с тазиком у постели, а потом до обеда встать не могла.

Совсем не так…

Она накинула что-то типа халатика, снова зевнула, почесалась и, затолкнув ногой под кровать грязный носок и натянув шлёпки, прошаркала в сторону кухни, где, поставив чайник, направилась в ванную, в которой, сделав все дела, о которых не стоит упоминать и почистив зубы, вернулась обратно, заварила кофе, села за стол и, подперев левую щёку кулачком, посмотрев перед этим на сломанный ноготь и грустно вздохнув, стала думать.

 Да-да, именно это!

Она лежала в предвкушении…

Чего?

Дальше не выходило.

Блаженства?

Томной неги?

Какие ещё нафиг бабочки в животе – от них уже все устали.

Ленка даже подняла глаза к потолку – может, кто подскажет?

Там была паутина, грязные разводы и как-то не очень…

Допив кофе, девушка пошла обратно в спальню (она же комната), села на постель, взяла тетрадку и ручку.

ОНА ЛИЖАЛА В ПРЕДВКУШЕНЬИ…

Зачеркнула.

ОНА ЛИЖАЛА НА ПАСТЕЛЕ…

Дальше опять не пошло.

Ну как так то?

Начинающая поэтесса грязно выругалась, отшвырнула тетрадь и прошаркала обратно на кухню.

А ведь как хорошо начиналось…

Предчувствие

Не слышна уж боле песня,

Что звучала в час созданья,

Тишина меж звёзд застыла

В пустоте глухой и мрачной.

Звёзды вспыхивают ярко

Перед смертью на мгновенье,

Чтобы стать отныне частью

Пустоты глухой и мрачной.

Но раздастся снова песня

В миг, когда, палимый гневом,

Этот мир навеки сгинет

И вернётся всё к началу.

Сладко

 Подойди к ней…

Подойди, не бойся…

 Чувствуешь?

 Да, ты чувствуешь…

 Возьми её, почувствуй её дыхание…

Сладко…

Я знаю, что тебе хорошо…

 Тебе нравится с ней…

 Продолжай…

Наслаждайся…

Да, так, так....

– Джакомо, что, чёрт возьми, ты творишь?!!

 Кто это?

 А, этот…

Он вечно нам мешает…

Давай, прекрати это…

 Быстрее…

 Всё…

 Хорошо…

 Тихо....

Спокойно…

 Отдохни…

 Поспи…

 Сладко…

Крепко…

– А, чёрт, голова.... Где я? Что это? Андреа, что с тобой?

 Он подполз к окровавленному телу.

– Андреа! Андреа!

 Джакомо встал на колени и схватился за волосы.

– Что тут было?

 Полными ужаса глазами он оглядел грязную комнату и увидел ещё одно тело.

Обнажённая девушка с неестественно вывернутой шеей лежала около потухшего камина.

 Джакомо закрыл глаза.

Он вспомнил....

 Помнишь, как тебе было сладко?

Помнишь…

Помнишь…

 Я знаю, что помнишь…

Себе не лгите (Диоген)

 Себе не лгите – все вы несвободны,

Как может быть свободным тот

 Кто день и ночь богатства, славы ищет,

 Удобств, роскошеств, ближнего теснит.

 В вас нету даже отблеска свободы

 И быть в плену вы сами только рады.

 Ваш мир – тюрьма! Тюрьма пустых желаний,

 Мечтаний призрачных и вечной суеты.

Само понятие свободы всем вам чуждо

 И обрести её вы даже не пытались.

 Да что вам говорить-то – вы же глухи!

Теперь, прошу, не заслоняйте солнце!

Мальвина

– Малька, ты сегодня работать пойдёшь?

Юлдуз открыла глаза.

Ей так не хотелось просыпаться, возвращаться в тошнотворную реальность…

Юлдуз…

Звёздочка…

Так называла её бабушка…

Всё, что она помнила о старушке, это сад…

И она купает её, маленькую, черноволосую и большеглазую, в тазике, а воздух пропитан ароматом цветущей черешни…

Юлдуз открыла глаза.

Светка сидела на ней и улыбалась.

– Вставай, вставай, вставай, соня!!! Семь вечера уже – работать надо!!! Или Мальвинка решила взять выходной?

Какой, блин, выходной – они ещё за квартиру не заплатили в этом месяце…

Малька....

Мальвина....

Дали же погоняло, чтоб их....

Спасибо папе, что наградил голубыми глазами…

Хотя там вроде волосы…

Ей захотелось заплакать…

Нельзя…

Нельзя…

Юлдуз шла по трассе и тёплый апрельский ветер трепал её волосы, перекрашенные в блонд.

Она ненавидела этот цвет, но Светка, вот чертовка, убедила её перекраситься…

Полицейские составляли протокол.

В-принципе, обычное дело – сбили проститутку, да и товарищ весьма трезвый и его корочки вызывают уважение.

Щас скорую вызовем, да и всё.

А пока простынёй накроем…

Юлдуз лежала, и по её щекам текло что-то обжигающее…

Слёзы?

Наверное…

Теперь уже всё равно…

Тёплые морщинистые руки гладили её лицо, а в воздухе разливался аромат цветущей черешни.

Засыпай, звёздочка…

Засыпай…

Страшные птицы

Они беззвучно прилетят в ночи

И унесут с собой глаза твои.

И мысли выклюют, и сердце растерзают.

И будешь неподвижен ты лежать

Во мраке, ослеплённый и безмолвный…

Чтоб вечно тлеть…

И вечность не сгорать…

Нарисуй для меня дождь

– Простите, я вам не помешаю?

Девушка в лёгком плаще села на скамейку и, наклонив голову, принялась выжимать волосы.

– Нисколько.

– А что вы тут делаете – дождь ведь идёт?

– Просто смотрю на дождь.

Она заливисто засмеялась.

– Что может быть интересного в дожде?

Она стояла, облокотившись локтями об подоконник, и смотрела в открытое окно.

– Снова дождь начинается…

– Тебе ведь, насколько я помню, дождь не особо нравится.

– Нет, но, хотя знаешь, я, наверное, полюбила дождь. По-своему.

 Она подошла к нему, залезла с ногами в кресло, обхватила колени руками и задорно спросила:

– А ты можешь нарисовать дождь?

– Написать.

– Ну, хорошо, написать, так написать. Нарисуй, то есть, напиши дождь. Для меня. Пожалуйстаааа…

Он повернулся, улыбнулся и игриво провёл перепачканным краской пальцем по кончику её носа.

– Хорошо, но только, чур, не смотреть, пока не закончу.

Она сдёрнула ткань.

 На холсте были они.

 И дождь.

Как в тот день.

Она прикоснулась к шероховатой поверхности и беззвучно зарыдала.

– Что ты говоришь, бабушка?

 Эллен отвлеклась от разглядывания картины, подошла к лежащей с закрытыми глазами старушке и наклонилась.

– Снова дождь начинается.

Девушка машинально посмотрела в окно – за ним светило солнце…

Остановись!

Остановись! На миг замри!

Взгляни!

На тех, кто были здесь царями и рабами,

На тех, кто здесь народы покорял,

На тех, кто умирал, не покоряясь.

Теперь же все они бесплотны и безлики,

Стоят у пропасти в безмолвном ожидании.

Что ждёт их?

Пустота. И тишина.

Без страха. Без любви.

И без страдания.

Меч

Меч выронил и рухнул на колени…

На павших посмотрел, на тех, кто не дошёл к мечте.

Грядущее прозрел и понял -

Путь окончен.

И руки на груди скрестил,

И поклонился пустоте.

О, возлюбленная!

О, Иштар, возлюбленная моя!

 Прекраснейшая из прекрасных!

Владычица богов и царица царей!

Дарующая любовь и благословляющая войну!

Губы твои источают мёд, глаза твои преисполнены страсти и нежности!

Движения твои легки, а речи подобны журчанию ручья!

Поцелуи твои обжигают, ласки твои заставляют закипать кровь!

Приходишь ты, когда захочешь и уходишь, оставляя обессиленным!

Воистину, ты – сама жизнь и сама любовь, о богиня!

И я прощаю тебе твою ветреность!

Прощаю твою расточительность!

Прощаю твою необузданность!

Прощаю твою безудержную страсть!

Прощаю твоих многочисленных возлюбленных!

Но как ты могла…

Как ты могла…

С конём…

Девушка, что случилось?

Девушка, что случилось?

Я шёл за вами по следам кровавым.

Дождь так пытался смыть их с асфальта,

но у него не вышло.

Что с вами, девушка?

Вы так невинны

с веснушками детскими, глазами зелёными.

Волосы рыжие растрепались, промокли,

а вы улыбаетесь, словно не ваша там кровь на асфальте.

Хрупкое тельце, чуть-чуть угловатое,

дрожало от холода,

а она улыбалась.

Она улыбалась, прижав босоножки к груди.

Что с вами, девушка, кто вас обидел?

Может, помочь вам могу?

Она засмеялась, босоножки швырнула и убежала, продолжая смеяться.

И лишь на асфальте следы кровавые остались в память о ней.

Не будите Белоснежку!

Принц ехал через умирающий лес..

Копыта коня мягко ступали по полусгнившей листве, из которой местами торчали осклизлые шляпки грибов и небольшие засохшие кустарники с уродливо переплетёнными ветвями.

Воздух в лесу был густым, неподвижным и пропитанным каким-то странным дурманящим ароматом, от которого клонило в сон.

Ни звука, ни движения…

Когда-то в этом лесу звучал охотничий рог, раздавался лай собак и взмыленные кони, взбивая копытами землю, мчали сквозь заросли опьянённых азартом всадников.

Но сто лет назад всё изменилось и даже деревни на границе с лесом обезлюдели.

С этим надо было покончить.

Лес постепенно начал редеть и вскоре впереди показались заросшие бурым плющом каменные стены.

Поступь коня замедлилась, наконец, фыркнув, он остановился, втянул дрожащими ноздрями воздух и встал на дыбы, сбросив наездника.

Принц поднялся, подошёл к коню и провёл ладонью по вздымающемуся боку, но тот, казалось, даже не заметил этой ласки и отказывался сделать хотя бы ещё один шаг.

Юноша снял седельную сумку и перекинул её через плечо.

Осталось совсем немного…

Дверь склепа с протяжным скрипом открылась, и принц вошёл внутрь.

В хрустальном гробу, на небольшом каменном постаменте лежала она.

Та, ради которой он пришёл.

Он достал из сумки приготовленные свечи жёлтого воска, расставил их в четыре почерневших серебряных светильника, поджёг и подошёл к ней.

Она была прекрасна.

Иссиня-чёрные волосы двумя переливающимися в мерцании свечей волнами ниспадали на её грудь, создавая завораживающий контраст с бледной, почти белой, кожей и губами цвета спелой вишни.

Принц ощутил страстное, преступное желание поцеловать эти губы.

Юноша стоял, прижавшись спиной к стене, из прокушенной губы тонкой струйкой текла кровь.

 Девушка с белоснежной кожей подошла к нему и взяла за подбородок.

– Не бойся, – прошептала она, обнажив жемчужно-белые клыки…

Невеста

Запотели глаза стеклянные,

Распустились цветы бумажные.

Пальцы тонкие, сердце в мраморе,

Пьяномысли натужно-протяжные.

Платье свадебное искомкано,

Тушь засохла дорожками серыми.

Стало горьким на вкус полусладкое,

Стало мериться всё полумерами.

Её влекло дыханье моря…

Её влекло дыханье моря,

Бездонной страсти глубина,

Солёный ветер, шум прибоя

И беспокойная волна

Вздымалась в ней, кипя, бурлила

И сердце рвалось из груди…

И жизнь прошедшую забыла,

И страх остался позади.

Смерть и цветок

Смерть держала полусгнившими пальцами распускавшийся бутон розы…

– Я даже помню твой запах. Не помню, как он ощущался, но я его определённо помню. Зачем ты явился мне?

Цветок слегка вздрогнул.

– Я – это жизнь и мы всегда должны быть вместе.

Череп под капюшоном из истлевшего тряпья беззвучно рассмеялся и небрежно отшвырнул слегка помятый цветок в дальний угол тёмной комнаты, где тот, опутавшись паутиной и вспугнув многоножек и чёрных скорпионов, замер, замерцав нежно-лиловым светом.

Зелёный свет из-под капюшона стал ярче.

– Я в любом случае выйду победителем. Всегда. Во все времена и эпохи. Зачем это всё?

– А я в любом случае перерождаюсь, чтобы дать имя новой жизни и когда-нибудь ты не будешь иметь над ней никакой власти…

Цветок увядал и больше ничего не мог сказать, но где-то далеко тянулись к небу мириады его собратьев.

Свет из-под капюшона потускнел. Смерть прислонилась к стене и молча смотрела, как увядает цветок, впервые созерцая тайну того, что ей доверили много веков назад.

Её глаза слабо светились во сгущавшемся мраке....

Побег без права на жизнь

Человек в оранжевой арестантской робе бежал по лесу.

Быстрее, быстрее – до границы штата всего несколько миль, а там пускай ловят, как хотят.

Чёртов лес, когда же он кончится.

Его правая нога наступила на что-то твёрдое, раздался щелчок и человек упал.

 Острая боль пронзила ногу чуть ниже икры.

– Чёрт!!! Чёрт, чёрт, чёрт!!! – закричал человек, увидев проступившую сквозь штанину кровь.

Граница штата была совсем близко.

Начальник тюрьмы поднял трубку.

– Вызовите Дженкинса.

Через пять минут тот был в кабинете.

– Вызывали, сэр?

– Да. Дженкинс, вы в курсе, что сегодня после обеда сбежал заключённый?

 Дженкинс, высокий, худой человек со странными, ничего не выражающими глазами, сухо ответил:

– Да, сэр.

– Вы должны его найти и доставить обратно. Что вам для этого потребуется?

Дженкинс ухмыльнулся.

– Ничего, сэр.

– Совсем ничего?

– Совсем ничего, сэр.

– Тогда приступайте.

– Есть, сэр.

 Дженкинс развернулся и почти вышел из кабинета, как начальник спросил:

– Кстати, Дженкинс, а что вы делаете по выходным?

 Тот обернулся.

 —Гуляю по лесу, сэр.

– И что вы там делаете?

– Ничего, сэр, просто гуляю. Разрешите идти.

– Идите.

– Есть, сэр.

Темнело.

 Человек в оранжевой арестантской робе сидел, прислонившись к дереву. Его правая нога онемела, и самостоятельно освободиться не было никакой возможности.

– Меня же должны искать, – сказал он сам себе, – пусть, чёрт с ним, пусть накинут за побег, только бы нашли.

 Вышла полная луна.

 Человек лежал в полузабытьи, из которого его вывел хруст.

Он огляделся.

 Из-за деревьев, опустив головы, подходили волки.

 Они полукругом сели вокруг человека на расстоянии около трёх метров и смотрели на него, как будто чего-то ожидая.

 Сердце человека бешено колотилось, он озирался по сторонам, надеясь хоть на что-нибудь.

 Между деревьев показался огонёк и ещё через несколько секунд человек увидел приближающуюся фигуру с ружьём.

– Помогите, – прохрипел он, – помогите…

 Фигура приблизилась, и человек узнал Дженкинса.

– Дженкинс, Дженкинс, помоги....

 Дженкинс сел на корточки рядом с волками, которые дрожали, словно от мороза и положил руку на самого крупного.

– Здравствуй, Том. Помнишь, я говорил тебе, что от меня не сбегают?

– Д-да…

– От меня действительно не сбегают. Прощай, Том.

 Человек вдруг понял, почему дрожали волки.

 Они дрожали от нетерпения.

Дженкинс встал и пошёл в лес.

– Ешьте, – бросил он через плечо.

 Нечеловеческий вопль ужаса и боли разнёсся над деревьями.

– Так что там случилось, Дженкинс?

– Я не успел, сэр – он попал в капкан и его порвали волки. Мне очень жаль, сэр.

 Начальник откинулся в кресле.

– В этом нет вашей вины, Дженкинс. Но чёрт, сколько теперь бумажной работы…

– Разрешите идти, сэр?

– Идите. Кстати, Дженкинс, не хотите ли как-нибудь выпить со мной?

– С удовольствием, сэр.

Ночь

Ветер свечу затушил на столе,

Ночь, я дыханье твоё ощущаю.

Туман, колыхаясь, ползёт по земле,

Что со мной будет к рассвету, не знаю.

Ты прикоснулась ладонью к ладони.

Ночь, ты опять мне поёшь эту песню;

Ночь, я всё знаю и всё уже понял-

Нам никогда уж не быть с тобой вместе.

Дыханием льда страх по сердцу разлился,

Вновь не увидеть мне блеск этих глаз…

Ночь, ты прости, что с путей твоих сбился,

Может, станцует ещё один раз?

Ух, ты! Мокояки!

– Мокояки! Мокояки! Привезли мокояки!

 Деревянный мальчик забежал в телепортационную и, не в силах сдержать восторг, прокричал ещё раз:

– МО-КО-Я-КИ!!!

Дежурный телепортатор выскочил из гамака.

– Ну… Где?

– На складе, разгружают.

– Так, я назначаю тебя главным по мокоякам, так что беги обратно, проследи и принеси сюда один ящик.

Деревянный мальчик заскакал на одной ноге, подпрыгнул, кувыркнулся в воздухе, приземлился на руки и убежал.

– Мокояки, мокояки… Товар штучный, ценный… Надо будет телепортнуть его во дворец принцессы Кваки – у неё завтра день признания, вот и будет подарок.

 Телепортатор хотел было лечь в гамак, но передумал и пошёл настраивать машину.

 Деревянный мальчик осторожно зашёл в телепортационную. В семипалых руках он цепко держал ящик.

– Поставь сюда и открой.

Мальчик осторожно поставил ящик на обитый шкурками бернохизиков стол и аккуратно снял крышку.

– Ух ты, мокояки! Ваше телепортейшество, а я ведь их раньше только на картинках видел – ящик мне никогда не разрешали открывать. А они настоящие?

 Дежурный телепортатор снисходительно фыркнул.

– Настоящие, настоящие – видишь, как блестят. Ладно, закрывай – я убедился, что они высшего качества. В самый раз для принцессы.

– Вы их пошлёте принцессе?

– Да.

 У мальчика на лице расплылась улыбка, обнажив мелкие хвоинки, росшие на месте зубов.

– Она будет рада!

– Естественно.

Телепортатор подошёл к установке.

– Так, ставь сюда, теперь поверни бульмустер, ага, дёрни за шулакреску… Хорошо… Всё, нажимай на нантрохель.

 Машина загудела.

– Принцесса, вам прислали подарок!

Главный метизоатор дворца поклонился и поставил ящик на столик для подарков.

– Ну, открывай, – недовольно прощебетала молоденькая веснушчатая и синеволосая принцесса Кваки.

 Метиозатор нажал на крышку и ящик открылся.

Крылья принцессы затрепетали, а сама она захлопала в ладоши.

– Ух ты, мокояки!!! Будет чем удивить гостей!!! Кстати, пошли приглашение дежурному телепортатору Гнузелю и его помощнику…

– Что это было?

– В смысле?

– Да фигня какая-то приснилась.

– Не обращай внимания.

– Хорошо.... Слушай, а ты не знаешь, что такое мокояки?

Бесконечная мартышка

Бесконечная мартышка

У меня внутри живёт,

Ночью скачет и танцует,

Мне покоя не даёт.

А когда мартышка выпьет,

То случается беда -

Достаёт она гитару

И играет до утра.

Песни грустные играет

И так жалостно поёт,

Что мне сердце в кровь терзает

И на части душу рвёт.

Лишь к утру она устанет,

В уголке свернётся спать,

А я встану, чтобы снова

Долгой ночи ожидать.

Колокол

– Простите, но у меня и правда ничего нет, что можно было бы пожертвовать на колокол для Его Величества. Единственное сокровище – это моя дочь. Возьмёте?

 Женщина посмотрела на играющих неподалёку детей.

Монах улыбнулся.

– Нет, что вы. Но шутка хорошая…

 Он поклонился и пошёл к соседнему дому.

– Да что же это такое! Опять трещина!

 Мастер опустился на колени.

– Ваше Величество, колокол очень большой, вы поставили крайне сложную, можно даже сказать, невыполнимую задачу.

 Король обошёл вокруг готового изделия и хмуро произнёс:

– В переплавку. Ты точно уверен, что ничего не получится?

– Ну, вообще-то, есть один способ…

– Какой?

 Мастер немного помялся, но всё-таки собрался с духом.

– Нужно принести в жертву ребёнка.

 Король замер.

– Ты с ума сошёл? Да и какая мать согласиться отдать своё дитя?

– Ваше Величество, тут один монах рассказывал одну преинтереснейшую историю.

– Слушаю…

– Не трогайте её!!! Не надо, прошу вас!!!

– Мама!!!

– Успокойте кто-нибудь эту безумную!

 Один из солдат выхватил меч.

– Ваше Величество, мы доставили девочку.

– Тогда приступайте.

– А вы?

– Я не хочу на это смотреть.

– Как вам будет угодно, Ваше Величество.

– Да отцепись ты от меня!

– Хватай её за ноги!

– Давай, вот так!

– Царапается!

– Ну, держишь?

– Держу, держу.

– Кидаем.

– Мама!!!

 От огромного чана с расплавленной бронзой пошёл дым.

 Король подошёл к колоколу.

– Красавец! Воистину красавец! Ну, что же, послушаем его голос…

 Мастер раскачал било и ударил в бок бронзового гиганта.

 Величественный и густой звон, от которого затрепетали сердца всех присутствующих, разнёсся над городом.

 Придворные радостно засмеялись и захлопали в ладоши.

– Тихо! Тихо! – король поднял руку, -слышите?

 Мастер ударил ещё раз.

 В ровном гуле слышалось ещё что-то.

 Детский плач…

 Эмилле…*

 Эмилле…

 Эмилле…

Король заворожённо посмотрел на окружающих.

– Это прекрасно…

Более тысячи лет двадцатипятитонный колокол Эмилле созывал монахов и граждан  Кёнджу на молитву, а его гул разносился на шестьдесят километров, но и он, в конце концов, треснул, повторив судьбу своих предшественников, и теперь бронзовый гигант является музейным экспонатом и включён в список культурного наследия Юнеско.

Эмилле замолчал навеки.

 Может, после тысячелетней разлуки, мать и дочь всё-таки встретились?…

*Эмилле – мама (старокорейский?)