Я – борец

– Э-э… так, давай заново, а? – выдохнул я.

– Тренер сказал, что выгонит тебя, если так будешь тренироваться! А ты его послал куда подальше, сказав, что не знаешь, зачем тренируешься! – на одном дыхании произнёс Гена и улыбнулся.

– А потом? – не понял я.

– А потом он сказал, что до приезда в Воронеж с нами говорить вообще не будет! – в тон мне ответил Гена. – Ты бы это извинился, что ли, Кузьмич же в нас вкладывается. Вон на открытые ковры возит даже!

Положив голову в ладони, опираясь локтями в бёдра, я судорожно выдохнул. Да что происходит?

– Да ты не бойся, правильно всё скажешь, не выгонит, Если что, за тебя шефство возьму. Только тренироваться надо не два раза в неделю, а каждый день.

– Я свое уже оттренировал в девяносто пятом… – пробормотал я, посмотрев в окно. А сам подумал: блин, как это странно все.

– Ха! – расхохотался Генка. – Ну ты даёшь! Сейчас восемьдесят третий, фантазер! Пока с полки падал, в будущее слетал?

– Что? – не понял я.

В голове все вверх дном перемешалось.

– Саня, хорош уже! Ты только никому не говори, а то кликуху дадут: Алиса Селезнева или Мелафон! Не знаю, что хуже.

– Восемьдесят третий? – нахмурился я, вспомнив первое, что пришло в голову. – Год до смерти Андропова?

– Тихо ты! – шикнул на меня Гена, испуганно выглянув в проход. – Думай, что говоришь!

– А, что? – непонимающе спросил я.

Гена заговорщицки осмотрелся.

– Ты же знаешь, что советские агрономы вывели новый вид яблок «Андроповка», в отличие от старого сорта «Брежневка», он вяжет не только рот, но и руки?

Намек был более чем очевиден.

– Сейчас восемьдесят третий год? И мы едем в Воронеж? – как-то неуверенно произнес я. – А откуда?

– Из Тамбова, конечно! – криво усмехнулся Гена. – А так все верно, восемьдесят третий год. Второе июня. Четверг.

– Бред какой-то! – помотал я головой, чем вызвал снова приступ боли. – Ничего себе меня глючит!

– Ну, Миелофон, рассказывай как там в девяносто пятом? – вдруг произнес Гена, по-своему расценив мои слова.

Подняв голову, я сурово посмотрел в его голубые глаза.

– Еще раз так меня назовешь, я тебе леща пробью! – резко выдохнул я.

– Какого еще леща? Я же по-дружески, беседу поддержать! И ты у меня на ковре и балла забрать не можешь, если что, – ответил Геннадий.

– Вот я по-дружески и пробью.

Не знаю, зачем я раздражаюсь. Радиопозывной Миелофон был бы для моей службы в девяностых просто подарком, встречались кликухи и радиопозывные и похуже. Другое дело, что солдат с плохими кликухами часто к радиосвязи не допускали.

– Ладно, извини. Я понимаю, головой ударился. Ты это, давай уже приходи в себя. Хватит чудить.

– Проехали, – выдохнул я. – Странно просто всё это.

– Что странно?

– Да все это! – я произнес первое, что пришло в голову. – Хотя бы то, что люди без телефонов вокруг…

– Чего? А смысл? Провода за поездом сильно не потянешь, быстрый он! – продолжил улыбаться Гена.

– Я толком не знаю, чего хочу. Снегирёв, кажется, про чай что-то говорил. Сколько сейчас стоит чай?

– Четыре копейки!

– С ума сойти! – выдохнул я, после чего решил проверить свои карманы. Вытащил содержимое наружу.

Там оказался мятый коробок спичек, с изображением на нём красного цветка, растущего на красном глобусе планеты с того самого места глобуса, где был СССР. На коробке надписи даты «1917-1982», и слово октябрь, перечёркивающее низ коробка поперёк. Остатки сигарет, точнее, их штучная россыпь: табак вперемешку с переломанной бумагой. Были тут и деньги: мятая синяя пятирублёвая бумажка с Кремлём, еще жёлто-коричневый рубль, на обоих бумажках рамочка с текстом, на разных языках, входящих в состав республик Советского Союза. Мелочь расположилась в другой ладони, в виде трёх монет, номиналом по двадцать, десять и три копейки.

– Да ты богат несметно! – усмехнулся Гена, видя, как я перебираю в руках купюры, разглядывая водяные знаки, видимые лишь на просвет. Те самые, что в виде звёздочек.

– Пойду чая куплю. Тебе что-нибудь взять?

– О! Откуда такая щедрость, Сань? – спросил Гена, но тут же решил, что надо соглашаться, и добавил: – Пирожка бы яйцом и картошкой бы. Принесешь?

– С одним условием, ты мне без шуток и удивлений разъяснительную работу проведёшь, если у меня вопросы возникнут, – кивнул я.

– Да легко!

Я встал и меня сразу же качнуло в сторону, зацепившись за верхнюю полку, я удержал равновесие и направился в конец вагона, где по моему мнению должен был находиться проводник. Деньги и спички отправились в правый карман, а мусор в левый – выброшу по пути, если урна подвернется.

– Смотри, как пьяного штормит? А еще, что спортсмены, говорят. Куда ты поперся, ты ж на ногах не стоишь?

Я обернулся.

На боковушках, правее от моего полукупе сидело два коротко стриженных парня в советской военной форме. Судя по лычкам, сержант и младший сержант. На погонах также виднелись буквы ПВ, а на петлицах звёздочка в обрамлении золотого венка. На ногах у них начищенные дочерна кирзовые сапоги.

«Дембеля?..» – мелькнуло у меня в голове.

Я скользнул взглядом по их столику, на котором расположилась пара пустых стаканов в железных подстаканниках.

– Раз говорим, что не пьём, значит, не пьём. А чая я себе хоть ползком возьму! – отозвался я.

– Раз туда идёшь и нам не забудь обновить! – сержант кивнул на стоящую на их столике тару.

– Ага, уже бегу. Сам себе обновишь! – холодно ответил я и, развернувшись, пошёл дальше.

– Ты чего так разговариваешь, а?! Ну-ка стоять! – повысил голос возмущенный сержант.

Если бы я бил каждого неугодно мне дурака на своём пути, то давно бы уже сидел по интересным статьям, а потому не обратил внимания на его вопли.

– Стоять! – снова прокричали мне в спину, на этот раз сильно ближе. Через пару секунд тяжёлая ладонь упала мне на плечо, резко развернув меня.

– Ты знаешь, что в армии с такими делают? – с гонором сообщили мне прямо в лицо. Терпеть не могу такого отношения!

– Смотри, если ты решил перед тем как домой приехать в больницу заглянуть, то ты всё правильно делаешь! – терпеливо начал я, глядя на него с видимой усталостью. – И мне по фигу, сколько ты отслужил, могу и морду набить. Хочешь проверить?

– Оборзел?! – с нажимом завопил тот, но я прервал его, перейдя на его же тон. – Слушай сюда…

– Это ты меня слушай, пацан! Я свое уже отслужил и даже отвоевал! Едь куда ехал и ещё раз ко мне сунешься, я тебе голову к заднице прикреплю!

Тут я, конечно, перегнул палку. Совсем забыл, кто я и где нахожусь. Блин, как же это сложно все держать в голове, особенно, когда она гудит не переставая.

– Ну, олень, сейчас у меня огребёшь! – зло выдохнул сержант, сверкнув глазами.

– Слышь, а ты не перепутал ничего? – раздался голос и с полки приподнялся крепкого вида седой мужичок с усами, одетый в клетчатую рубашку и в синие спортивные штаны, на ногах мужичок носил тапочки, тоже как ни странно клетчатые.

– А ты их тренер, да, чё салаг своих не учишь, как со старшими разговаривать?

– Ты, что ли, старший?.. – тренер сделал пару шагов в нашу сторону.

– А не видно?

– Парню восемнадцати нет, а ты к нему лезешь. Он что тебе, посыльный?

– Да всё равно же туда идёт, а я бы ему и денег дал.

– Ещё б ты без денег его просил.

– А, может бы, и попросил. Что бы было?

– Ты как с тренером разговариваешь? – спросили у сержанта сбоку и с полок полезли ребята, лет шестнадцати, человек девять-десять. Были среди них и те, кто помогали мне по пробуждении.

– Что, думаешь, испугаюсь?

– Думаю, что лезть к детям – не то, чему учат сержантов в армии, – ответил тренер.

– Да ладно, ребят, все друг друга малость не поняли, – подключился к диалогу младший сержант.

– Вот и я о том же, – улыбаясь, продолжил тренер, – Ребят, чё в проходе стоите, людям пройти мешаете?

И юные спортсмены принялись расползаться по своим местам. Дембеля последовали их примеру.

А тренер обернулся ко мне и, покачав головой, произнес:

– Саша, Саша. Поговорим с тобой после.

– Буду только рад, – кивнул я и продолжил свой путь.

Дойдя до конца вагона, я вдруг понял, что все это время я шел к туалету. Ну что же, значит судьба. Пройдя внутрь, я первым делом открыл кран и застыл, с удивлением глядя на свое отражение в зеркале. Холодная вода слабым напором лилась на мои пальцы, а я смотрел на самого себя. Кареглазый молодой человек лет шестнадцати, с косматыми каштановыми волосами.

– Кобздец! – выдохнул я. Смотреть на себя и не узнавать – это чертовски страшно. В голове просто не укладывалось, как так.

Умывшись холодной водой, я вернулся назад. Сидящие на тех же местах сержанты смотрели на меня, словно волки на отбившуюся овцу. Еще бы, для них я молодой, в край охреневший пацан, за которого вступился тренер и куча ребят. А мои слова по поводу того, что я уже отслужил, могли вообще расценить как угодно.

Но я прошел мимо них молча. Тренер и, правда, оказался вовремя – ведь моего опыта без крепкого тела будет явно недостаточно. А тело? Его я подкачаю до прежних кондиций! Нужно только время… Тем более я, судя по всему, в какой-то секции, связанной с борьбой на ковре. Самбо, дзюдо, классика, грекоримка?.. Новомодного бразильского джиу-джитсу и панкратиона с грэпплингом ещё в помине нет, а вот мои знания по этим видам есть, тем легче будет адаптироваться под новые реалии. Кстати, о реалиях…

Идя мимо и видя сидящих в своих полукупе за столиками людей, я всё еще хотел найти подтверждение или опровержение тому безумию, в котором оказался. Одежда, сумки и даже водка… Стоящая на столе бутылка с красно-золотой этикеткой «Столичная» и закуска, разложенная на газетку в виде вяленой рыбы и огурцов. Двое сидевших за столиком тихо приподняли рюмки и закинули прозрачное содержание внутрь.

Пробираясь через наложенные сумки, уступая дорогу идущей навстречу семье, видимо, еще не нашедшей свои места, я думал о бесконечных перспективах моей ситуации: я мог прожить новую, более счастливую и, чего уж греха таить, более полезную жизнь. А мог повлиять и на что-то совсем глобальное. Спасти СССР? Не допустить войн в постперестроечной России? В перспективе создать свою партию? Во время приватизации сделать так, чтобы крупнейшие оборонные предприятия не перешли в дурные руки? Идеи будоражили мой болеющий от сотрясений мозг, а я всё ближе и ближе подходил к «уголку» проводника.

Но прекрасное долетает до юных глаз, как известно, со скоростью света, и я узрел обтянутую синим форменным полотном спортивную задницу и облачённые в капрон телесного цвета, обаятельные ножки. Кому бы ни принадлежала нижняя половина тела, верхняя часть обладательницы спортивной фигуры была скрыта от меня почти полностью…

Ух ты, это что, проводница?

Глава 3. Проводница

Стройняшка в синей форме проводницы, увлеченно копалась на нижней полке, что-то бормоча себе под нос. Само собой, мне захотелось познакомиться с обладательницей такой замечательной фигуры.

– Девушка, вам помочь?

Та от неожиданности аж вздрогнула, затем резко выпрямившись, посмотрела на меня с растерянностью и даже некоторым удивлением.

– Простите, что?

Лицо оказалось такое же симпатичное, как и все остальное. Без всякого ботокса и хирургически созданных утиных губ, без наращенных ресниц по десять сантиметров и прочих современных особенностей. Большие карие глаза, дерзко вздернутый носик, естественные дуги бровей и маленькие губки «бантиком». Форменный китель с белой рубашкой и черным галстуком, обтягивал её небольшую грудь, на которой расположился значок с изображением Ленина, на фоне красного флага с надписью «ВЛКСМ».

«Ух ты, комсомолочка!» – подумал я, сразу же вспомнив давно забытое слово из своей юности.

– Извините, что напугал! – чуть улыбнувшись, ответил я. – Вам помощь нужна, говорю?

Она первым делом облегченно выдохнула. По мимике и играющим мышцам лица я понял, что сейчас у проводницы резко менялось настроение. Одновременно она мельком осмотрела мой внешний вид. После первого впечатления её взгляд прошёлся по мне сверху вниз, затем вернулся обратно. Да, выгляжу я сейчас не как городской модник, а времени, чтобы создать другое впечатление, у меня вряд ли будет. Наверняка с собой запасных вещей и нет.

– Если можете помочь, тогда очень нужно! Вот, внизу постельное, недавно постиранное, слежалось, никак не могу достать. Три комплекта нужно, – проводница отступила назад, пропуская меня к стеллажу с бельём.

– Понял-принял! – весело выдал я и, сделав шаг внутрь помещения, добавил: – Партия сказала «надо» – комсомол ответил «есть»!

Опустившись на колени, я засунул руку в бельё, чтобы ухватить и достать эти самые наборы. Но как только мои пальцы погрузились в ткань, я ощутил влагу. Да они не только постиранные, они еще влажные!

– Спасибо вам большое, – добавила проводница авансом.

– Да не за что, сейчас вытащу. Кто их туда так затрамбовал?! – выдохнул я, когда с первого раза не получилось.

– Это Зина уложила, у неё сил как у троих мужиков, – пояснила моя собеседница.

А вот это обидно. Спортсмен в прошлом, почти разрядник, теперь не могу справиться с постельным бельём, пускай и влажным. Я уперся в стеллаж плечом, вдохнув, я резко потянул на себя, и набор, уложенный в наволочку, выскочил из спрессованной стопки вместе с еще пятью такими же. Но так много было не нужно, поэтому остальные два я вернул обратно.

– Пожалуйста! – выпрямившись, я протянул ей все три комплекта.

Она взяла их сразу же, но видя, что я не отпускаю, подняла на меня глаза, медленно процедив:

– Спасибо! У меня не получилось бы.

– Не за что, – снова повторил я и улыбнулся, – Кстати, раз уж я вам помог, можно узнать ваше имя?

– Оля, – выдохнула она и потянув сверток на себя.

– Оля… – протянул я. – А я Саша. Приятно познакомиться. Можно на «ты».

– Александр, дай еще два снизу, если несложно, – пользуясь случаем, попросила она.

– Легко, – выдал я, доставая еще два влажных свёртка, которые до этого, сам туда же и определил.

Ольга приняла их и уже собиралась идти куда-то направо, остановилась, посмотрев на меня.

– Вы что-то от меня хотели?

– Да, чая пару стаканов и пирожков, с чем-нибудь.

– Пирожки без всего мы пока не продаём, – она улыбнулась, своей же шутке, – Слушай, а ты из тех спортсменов, да?

– Да-да, – кивнул я.

Она снова смерила меня взглядом, в нём читалось разочарование. Точно, мне же тут шестнадцать, а в советское время, помнится, до восемнадцати было – ни-ни. Да и кроме того, что она может видеть сейчас? Парня моложе её в грязной одежде? А я вообще зубы когда чистил?

– Пирожков с луком и яйцом сколько вам? – перейдя вновь на «вы», холодно-нейтральным тоном спросила она.

– Четыре и пару чая, – выдал я, понимая, что произошло.

– Шестьдесят копеек положи на столик, я всё сейчас принесу, – произнесла она, а в её глазах читалось: «Классным парнем вырастет, если за ум возьмётся».

Запустив руку в карман с деньгами я провожал взглядом фигуристую Ольгу, ловя себя на мысли, что несмотря на холод её последних реплик, она мне нравится. А что? Пускай мне и шестнадцать, или семнадцать? Черт, да я про себя ничего не знаю. Ладно, это исправим. Ей, естественно, конечно, чуть побольше! Эх Советский Союз, Советский Союз, все тогда было иначе.

Грустно вздохнув, я посмотрел на свою не очень чистую рубаху и спортивные штаны. Недотягиваешь ты, Саша, до уровня советской девушки, комсомолки и просто красавицы. Мятый рубль снова увидел свет и лёг на столик, куда указала Ольга, для пущей уверенности я даже прижал его пустым подстаканником.

За окном бежали деревья, столбы, мерно стучали колёса, а я возвращался назад, к своему месту, мимо бухающих мужичков, мимо Ольги, выдающей белье только что вошедшим в полукупе семейным пассажирам, мимо сержантов, все так же сидящих с недовольными рожами. Ловя на себе недобрые взгляды вояк, я не обратил на них никакого внимания и молча зашёл, вернулся туда, откуда началось мое путешествие по СССР.

– О, Сашка! Присоединяйся. Мы тут с Иваном Петровичем кроссворд разгадываем, – воодушевлённо произнёс он.

– Угу, – сообщил я и сел на кушетку, бросив взгляд на мужичка, лежащего над местом Гены. Черт возьми, ранее я не обратил на него никакого внимания. Наверное, сосед сверху просто спал, не подавая признаков храпа.

Кругленький мужчина неопределённого возраста в майке, из-под которой пробивалась седая шерсть, был укрыт клетчатым одеялом по пояс.

– Зарплата похитителя, пять букв по горизонтали, – донеслось сверху.

– Выкуп, – выдохнул я, облокачиваясь на спинку полки.

– Подходит. То, что не брал Верещагин, четыре буквы по вертикали?

– Кто такой Верещагин? – спросил Гена.

– Мзда, – проговорил Иван Петрович. – Это персонаж из Белого Солнца пустыни.

– Которому за державу обидно… – улыбнувшись, добавил я. При этом поймал себя на мысли, что мне вдруг стало как-то легко и любопытно: а как же так получилось, что я не умер, а переродился в чужом теле, в Советском Союзе восемьдесят третьего года?

Иван Петрович загадывал и загадывал, я изредка отвечал.

– Ген… – позвал я рыжего собеседника.

– А? – спросил он, отвлекаясь, будучи погружённый в коллективный квест.

– У тебя есть запасная одежда, эту постирать хочу?

– А говоришь, не помнишь ничего, а про одежду знаешь?

– Видел! – просто ответил я. – Дай по-братски, а? Познакомился с хорошенькой проводницей, а выгляжу, как колхозник. Грязный, как свинья.

– Да ладно, ладно. Сейчас! – с этими словами Гена встал и полез под свою полку за чемоданом, откуда вскоре извлёк синие спортивные штаны с лампасами и серую футболку.

– Отлично, пойдет! – оценил я вещи и, положив их на койку, быстро скинул с себя рубаху и штаны.

Оставшись в одних трусах и чёрных дырявых носках, я повернулся к Гене.

– Э-э, а есть носки? А то дырки на пальцах, – нахмурившись, я развёл руками. – Гляди, как дуршлаг прям! Хоть макароны в них сцеживай!

– Тогда и трусы замените! – насмешливо раздалось из-за моей спины.

И я обернулся, там как раз стояла Ольга с круглым металлическим подносом, на котором разместилась пара стаканов и пирожки, а под ним, набор постельного белья. Улыбнувшись, она отвернулась, чтоб не смотреть на мою наготу. Наверное, в то время это было нормально. Уже и забыл совсем, что такое стеснение.

– Здрасьте, – поздоровался Гена, глядя на фигуристую проводницу. Само собой, он ее видел уже не первый раз.

– Чай попозже занести? – уточнила Ольга. – Или как?

– Да нет, – опешил я, – я просто…

– Приводите себя в достойный советского человека вид?

Как бы говорили мои воспитанники из две тысячи двадцать пятого – «Эпик фэйл».

– Пирожки, сдача, чай и бельё, – произнесла она и, сунув Гене в руки поднос, удалилась.

– Классная, да? – спросил у меня Гена.

– Ну да, не без этого, – сообщил я ему, так и стоя в трусах и выглядывая в коридор. Сержанты смотрели ей вслед с такими взглядами, будто голодная дворняга ветчину увидела.

– Смотри, пирожки и чай горячие, сахар на салфетке, даже бельё сухое! Сдача еще, сорок копеек. Ты рубль давал?

– Ну!

– Чего-то она расщедрилась. Это ты с ней, что ли, познакомился?

– Угу! И понравился… этим, как его… богатым внутренним миром, во! – проговорил я, рассматривая себя. Вот чучело! Как мой реципиент до поезда жил вообще?

Гена тяжко вздохнул, вновь полез под полку. Быстро извлёк из какой-то несуразной сумки пару носков и семейные красные трусы.

– Боюсь, у меня с ней нет шансов даже с учётом манящих красных труселей.

– Друг, красные, наверное, лучше, чем грязные?

– Истину говоришь! – согласился я, дополнив: – Так, отныне клянусь, что того лентяя и разгвоздяя, которого вы доселе видели в моём лице, вы больше никогда не увидите!

– Какого гвоздя? – не понял Геннадий.

Я только рукой махнул. Мол, не парься.

– Конечно, Александр, не увидим, я сегодня ночью уже приезжаю, – улыбнулся сверху Иван Петрович, вдруг увидев остановившуюся в дверях женщину. – Гражданочка, ну дайте вы парню переодеться, не видите, он стесняется!

– Ой, чего я там не видела… – закряхтела женщина и потопала прочь.

– Про богатый внутренний мир хорошо сказал, – похвалил меня Гена. – А у меня по литературе тройка была, как и по математике.

– Зато ты добрый, а математиками и литераторами не всем быть суждено, – поддерживал я беседу, пока переодевался.

– Ну что, чая бахнем с пирожками? – ободряюще выдал Гена, кидая бельевой набор мне на полку, а поднос ставя на столик.

Сладкий чай с пирожками зашёл, как родной. Это то, чего мне прям не хватало.

Свою старую одежду я аккуратно сложил в стопку, а от носков и трусов решил избавиться, как случай подвернется. Для того чтобы все это не мозолило мне глаза, засунул под полку. Стыдоба этот Саня Медведев, да и только.

Привычка менять трусы каждый день вырабатывалась в моей прошлой жизни с регулярными тренировками, иногда приходилось тренироваться по несколько раз в день, не сменишь нижнее бельё – будешь вонять. А если так, жди реакции от окружающих. А тренер – это пример для всех и каждого, кто к нему приходит.

После еды потянуло в сон и я, поддакивая Гене и Иван Петровичу с его кроссвордом, расстелил себе постель и, заправив перьевую подушку в наволочку, завалился спать.

Сон пришёлся в руку, снилось странное. Вернее, наверное, не снилось, а вспоминалось.

Жизнь Медведева Саши от первого лица. Средняя успеваемость в школе. После восьмого класса зачисление в техникум, хмурое лицо его отца страстно желающего, чтобы сын стал как он – инженером-электронщиком, усталое лицо матери, учительницы средней школы, от того, что её сын не блещет оценками.

Множественные победы на личном фронте у Саши отсутствовали… Как и друзей особо не было, за этим он и пошёл в секцию САМБО. Хорошая, толковая семья даже личный автомобиль в ней есть: белый Жигули ВАЗ 21-01, вроде бы. Гараж. Квартира двухкомнатная. Однако Медведев от родителей съехал в общежитие, видя внутри семьи какие-то напряженные нотки и, решив, что это из-за него.

Пум-пум-пум… – подумалось мне, когда я проснулся.

Придётся, наверное, снова разочаровать родителей: к технике-то я совсем не стремлюсь, можно, конечно, закончить технарь для корочки, потом попасть по распределению на завод и всю жизнь мучиться. Этого Медведев родителям, конечно же, не сказал, побоялся, наверное, да и не думал он столь глубоко. А что еще надо парню в шестнадцать лет? Уж явно не платы паять. Итак, у меня до восемнадцати лет есть два года, там, скорее всего, спортрота, я же вроде спортсмен, хоть и посредственный. Однако у меня есть время, чтобы подготовить себя и стать лучшим из лучших. Что там впереди? Девяностые? Спорт мне ой как понадобится. Прости, пап, но электронщика из меня не выйдет. Однако одно я знаю точно: семейство Медведевых сына больше стыдиться не будет!

– Антипов! – прокричал новый знакомый голос Фёдора Кузьмича.

– Я! – ответили ему.

– Виноватов! – снова назвали фамилию.

– Здесь! – ответил другой голос.

– На ёлку влезь, услышав свою фамилию, отвечают «Я». Виноватов!

– Я! – поправился Виноватов.

– Губанов!

– Я! – прокричал Гриша.

– Дуреев! – голос продолжил перекличку, он звучал так, как будто имел на то все права и основания.

– Я!

– Желоватов!

– Я!

– Игнатьев!

– Я!

– Медведев!

– Я… – выдохнул я, открывая глаза.

– Так, парни, всем отбой. Завтра утром будем в Вороне, проверьте документы, чтобы в город попасть.

Однако через пару часов мы приехали на станцию, где на главном здании белыми буквами было написано Воронеж.

– О, а тренер сказал к утру, – подумал я вслух.

– Так это и не Ворон.

– В смысле, Ворон это же сокращение Воронежа?

– Чуть тише, – попросил меня Гена, – или это ты тоже забыл?

– Давай рассказывай, – попросил я, сев на полку, и приготовился внимать.

– Странно всё это. Короче, мы едем в Ворон.

– Объясни? – не понял я.

– Да, у нас закрытый город с АС, называется Ворон.

– Дела… – протянул я.

– Пошарь в сумке своей, там паспорт и пропуск. Город закрытый и относится к Воронежской области, поэтому Кузьмич нас на открытые ковры в Тамбов и катает, чтобы чемпионат и первенство области смогли выиграть и чтобы раньше времени не показываться противникам. Тёмными лошадками быть, понимаешь?

– Понимаю, а чего так далеко-то, в Тамбов?

– Там конкуренция в разы больше, чем в Вороне. С другой стороны, мы с ними только на ЦЧР встретимся.

– ?.. —

– Да ты не с полки, а с Луны упал. Центрально-черноземный регион, в него входим и мы – Воронежцы, и Тамбовцы, и… ещё несколько областей.