Вебсик. История вторая. Мозаика на полу

– По нашим замерам, – это левая башня Меера, если от нас смотреть, а в Соловье – здание вокзала на станции, – откликнулся Зет.

– Моя твоя не понимай, – тихо бормотал я, пытаясь уловить хоть какую-нибудь зацепку. – Ростислав повелел найти разведчик, братия…

– Это откуда? – поинтересовалась Влада.

– Стилизация от полной тупости, – ответил я. – Единственно, что могу предложить всем – это замять нашу бестолковость прогулкой на море. Слово «прогулка» было Пусем истолковано на свой лад, и меня поскребли лапой.

Я наклонился к нему и взял в руки его умную голову.

– Ты с нами, конечно.

Два круглых карих глаза под белой челкой были согласны идти со мной куда угодно.

Мы направились в гостиную, но картина с морем была «занята». Перед ней стоял с обручем на голове Слава. От Марты я знал, что «доктор» Вебсик прописал ему принимать тут лечебные сеансы, и повернулся было, чтобы не мешать, но Слава обернулся к нам сам. Я надел один из обручей со стола, и в голове зазвучал Славин голос: «Ждал вас. Мне надо помочь вам. Идите сюда».

Мы подошли. Влада поцеловала отца и взяла его за руку. Слава повернулся ко мне лицом. Ему так легче было общаться и передавать мысли. Я это знал. Он достал из кармана своей рубашки кристалл личного дневника и протянул мне.

«Тут. Ты поймешь», – сообщил он. – «Влада тоже».

Этот кристалл с символикой Института Времени и инициалами «В.С.» на пластиковом футляре я уже раньше видел. Год назад он у меня был, потом – у Марты. Видимо, она его и вернула Славе. Я пожал его руку в знак благодарности.

Слава еще явно хотел что-то сообщить, но не знал, как. Он огорченно развел руками, виновато улыбнулся, погладил по плечу дочь и удалился в «свою» половину.

Я проводил его взглядом и спросил ребят:

– Повременим с морем?

Все согласились. Ион принес в гостиную ридер, и мы за большим столом углубились в Славины записи. Он их снова начал вести в своем дневнике.

Утомлять подробностями не буду, резюмирую самую суть. Конечно, всей сложности ситуации Слава по-прежнему не знал. Но он начинал вспоминать себя и делился ощущениями и отрывками воспоминаний. По ним выходило, что стазис в башне замка был тоже нарушен энерговсплеском в Церне и все сильнее начинал к себе притягивать «шарахи», чем Слава и объяснял атаку на Загорный. Про Меера он ничего не знал. И про наши приключения год назад – тоже. Но уверовал в Вебсика, постоянно сообщая в своих записках о его поддержке. Правда, называл он его по-своему – Силой.

– С папой рано что-либо обсуждать, – сказала Влада. – Он есть, жив, и на том спасибо. Мне хоть эти похороны его не снятся.

– А, кажется, в усилении стазиса есть некоторое понимание ситуации с разведчиком, – начал я. – Он может использовать его энергетику, наверное. Дезактивация отключила его от дома, а есть хочется…

Пусь вспрыгнул ко мне на колени, красноречиво оперся передними лапами на стол и облизнулся.

– Слово имеет Пусь с планеты Собакис! – шутливо объявила Влада. Хм, это где-то уже было…

– Погоди, дай я закончу, – остановил я ее, прилаживая обруч на голову пса для беседы с ним. – Правильно, Пуся. Пожрать ему надо. Когда он активирован, то он кормится информацией от Влады и дома, если это такой же «инфоед», как Вебсик. А когда активации нет, то он пытается питаться тем, что его окружает.

– Влада, помнится, говорила об его уникальной и новой структуре, – продолжил я мысль. – А чем она питалась? Не обратила внимание? Я почему спрашиваю: в истории техники такой случай известен. Давным-давно, не помню, кто точно, американцы или китайцы, доставили на Марс ровер, который заряжался от местных ресурсов. Кроме солнца, он мог использовать ветер, разницу температур, химические реакции… Попал этот ровер в расщелину и застрял в ней намертво. Сперва с ним связь с Земли держали, а потом – бросили. Стали считать потерянным, а он сам там боролся за существование как мог. Когда марсианские колонисты через сто с лишним лет его нашли, то он умудрился им отвечать на сигнал активации. Но на это уходила вся его накопленная за долгие годы энергия, и он снова впадал в спячку. Что-то подозрительно похоже…

Пусь настойчиво поскреб меня лапой.

Я надел обруч и услышал его «идеи».

«Следов нет, значит, улетел. А трясется от страха, как кот на заборе», – сообщил мне пес.

Первая идея мне понравилась. Летать разведчик умел, мы это видели. Но страх – это эмоция, разве машина имеет эмоции? И перед кем или чем тут может быть страх?! Но я озвучил Пусины выводы для всех.

– Умница ты наш, – потрепала пса Влада. – Но трясется-то башня. И дрожит земля. От такого малыша вряд ли столько шума.

– Окно было открыто, – вспомнил Зет, – проветривали и забыли. Он мог вылететь…

– У меня идея! – сказала Влада. – В новой структуре разведчика я, правда, до конца не разобралась, но кое-что поняла. Он может действовать автономно, но использовать сторонние вычислительные мощности, если ему своих не хватает.

– Старый прием, – согласился Ион. – У нас четыре варианта тут: супермозг Меера, дом, ресурсы Вебсика и стазис.

– Не, стазис тут ни к чему, – запротестовал я. – Потом, мы не знаем его природу. Вряд ли в нем «вычислительная мощность». Это природное что-то, может, геотектоническое, гравитационное…

Влада укоризненно посмотрела на меня и продолжила свою мысль:

– Чтобы использовать Меера, Вебсика и наш дом разведчику нужны разрешения. Активизация как раз дает такое разрешение. Я даю разрешение использовать мощности мозга в нашем доме. Вебсик – свои мощности…

– Иными словами, все могут использовать этого разведчика, если ему разрешат? – спросил Ион.

– Да. Только он не ко всем обратится. Он настроен на меня, мое имя – его пароль.

– Так, хорошо, – сказал я. – В первый раз его пароль назвала не ты, а я. Вспомни. А до него большого разведчика мы активировали паролем «Вебсик». Если за паролем стоит какой-то комплекс обусловленных им задач, то я могу понять, а если просто слово, то это пустышка.

– Точно, – поддержал меня Ион. – Пароль – это и ключ, и конфигурация системы машины.

– Тогда скажите мне, какой у него пароль, когда мой дезактивирован? – спросила Влада.

– Либо свой собственный, либо чей-то еще, – вздохнул Зет.

Я пересказал ребятам свои соображения, высказанные некоторое время назад в беседе с Ростиславом Петровичем. Идея, что разведчика мог блокировать Вебсик, понравилась, но сомнения оставались. В частности, тезис о связи Вебсика с «шарахами» был «могучей кучкой» отвергнут сразу.

– Нам не треп, а разведчик нужен, – констатировал Зет. – И ответ на вопрос, с чего это замок трясется.

– А он пытается его взломать, – засмеялась Влада. – Вот стазис и трясется. И замок вместе с ним. Ты попробуй дверь взломать, сам увидишь.

– Ну, я читал, как раньше сейфы вскрывали – без всякого шума вообще, – возразил ей Зет. – Твоему разведчику еще долго учиться надо…

«Нам тут только робота-домушника не хватает», – подумал я.

– Если он «инфоед», как Вебсик, то обязательное условие его стабильного существования – постоянный информационный обмен. Все верно, ребята, – сказал Зет. – Мы его дезактивировали дома, и наш дом стал для него клеткой-изолятором. Заряд сел. Он «проголодался» и нашел силы улететь искать другие источники. Видимо, поле стазиса перетянуло все другие, раз разведчик пытался зарядиться от него…

– Стазис – это состояние, в котором все впадает в ступор, – заметил я. – Пока мы в него от долгих рассуждений не впали, какие предложения по поискам?

– Прикинуть вектор от дома до замка и тупо с граблями поискать по нему, – предложил Ион. – Понимаю, что иголку в сене ищем, но…

Ничего другого в коллективный разум, увы, не пришло. Так и поступили. Близнецы прикинули трассу между домом и старым замком и взяли фонари – уже стемнело. С ними увязался Пусь. Пропажу они нашли недалеко от дома – почти у края дороги, ведущей от серпантина к замку, в густой траве лежал наш разведчик.

Радость от возвращения машинки быстро сменилась недоумением: в ней не было ни капли энергии. Как ее «зарядить», никто из нас не знал. Володе тогда это как-то удалось через головную часть от большого разведчика, но теперь она была далеко и настолько в препарированном виде, что рассчитывать на нее не приходилось.

А у меня возникло ощущение, что не разведчик искал контакт со стазисом, а стазис из башни замка рвался к нему на помощь, когда у маленькой машинки возникли сложности. Но доказать это я не мог.

Глава 4. Встреча с мозаикой

Мы засиделись до поздней ночи. Наконец, Влада удрученно отложила нейросканер.

– Никак… – сказала она матери, которая пришла поинтересоваться, как дела.

– Влад, не спеши с выводами, – посоветовал я. – У него может быть бесконтактная зарядка, разные алгоритмы ее активации. Завтра попробуем сунуться к башням Меера…

Марта отрицательно покачала головой. Она почему-то очень настороженно относилась к любым упоминаниям о Меере.

– Володя, как я помню, пробовал с разведчиками на полянке, – сказала она. – Отнесите его туда, пусть постоит, может, зарядится сам.

– Прямо сейчас и отнесем, – согласился я. – Заодно погуляем немного. Влад, мы с тобой последний раз когда гуляли-то?

– Тут погуляешь, – усмехнулась Влада. – Пошли…

В стороне башен было видно как бесшумно садится освещенный снизу грузовой дисколет. На «стройку» Вебсика прибыла новая партия ячеек памяти. Когда я их увидел вблизи, то поразился – они были совсем небольшими, где-то полтора на два метра. А мне на складе Космофлота они огромными показались. Сборку своего нового дома Вебсик вел круглосуточно, сам выдавая указания роботам-монтажникам. Изредка к нему заглядывали близнецы, больше он никого не приглашал. Основная часть его сооружения уходила глубоко под землю, но никакого шума от горных работ мы не ощущали. Один раз только Вебсик с близнецами передал, что наверху у него планируется гостевая-приемная и нечто «очень красивое»… Все это время, если возникали какие вопросы к Вебсику, он отвечал на них с задержками.

Пусь развеселился и носился вокруг нас со своим потомством, оставив Джеку соблюдать чинный вид. Наконец, малыши «убегали» своего папашу, и тот присоединился к нам, тяжело дыша. Влада остановилась и, запрокинув голову, любовалась ночным небом. Мне казалось, что сами звезды стали ниже, чтобы отразиться в ее влажных, больших и темных глазах. Звездная Влада… Где-то там над нами сейчас «Орбитальный-11» с боцманом Димычем. Я мысленно послал старому другу привет.

– Красиво! – прошептала Влада. – Скоро, говорят, звездопад начнется. Посмотрим с тобой? Это через две недели.

Мы дошли до полянки, и я пристроил рядом с боксами наших мальчиков контейнер с маленьким разведчиком. Влада немного подумала, потом решительно его раскрыла, давая «пленнику» свободу действий. «Правильно», – подумал я.

Пусь собрал свое потомство рядом и уселся перед ним, как профессор перед студентами. Я тоже решил присесть. Думалось тут хорошо.

Башни Меера для нас оставались малопонятными, соваться к ним наобум не стоило. Но сама собой пришла другая идея. Сунуться лучше сперва в Соловей, на вокзал. Вокзал этот я хорошо помнил. Двухэтажный, обшитый деревом по верхнему этажу, подоконники с цветниками… Летом там всегда было прохладно, зимой – тепло от больших изразцовых печей, в которые при реконструкции встроили нагреватели… Небольшой, но уютный зал ожидания с деревянными диванчиками по стенам и колесом люстры на потолке. Пол… Паркетный рисунок. Точно, орнамент из треугольников и квадратов по периметру, а в центре – не помню…

Нет, по сравнению с простенькой платформой в Загорном, насколько мне запомнилось, вокзал в Соловье выглядел богато. Золотом латуни манили окошки билетной кассы, их так и хотелось потрогать детской ручкой – никаких острых углов, плавные обводы… Мда, что же там в центре-то на полу было?.. Съездить, что ли, и посмотреть?

Нас догнали Ион и Зет. Мне стало что-то невтерпеж, и я сказал про идею насчет Соловья.

– Ребята, давайте на коптере туда слетаем? Прямо сейчас!

– Ночью? – уточнила Влада.

– А какая разница? Только глянем – и обратно.

Ион на всякий случай запросил обстановку. Вроде спокойно. Марта полетела с нами, это к лучшему, ей там каждый метр знаком.

И вот мы уже идем с фонарями по ночному перрону к темному зданию вокзала. Со скрипом поддалась моему нажиму входная дверь. Внутри мрак – занавески на окнах закрыты. Яркий свет фонаря сразу осветил пол. Шестигранник с пирамидой внутри. Как в рукописи деда Кобелевича. Мозаика на полу.

– Оно, – с удовлетворением сказал я.

Влада взъерошила мне волосы и поцеловала. Остальные рассматривали мозаику. Пылищи тут было, конечно, много, но картинка была видна. Ион замерил ее геокоординаты – совпадает.

Возвращались мы в приподнятом настроении. И на следующий день мы с утра опять были в Соловье. С собой взяли контейнер с разведчиком.

Зет прошел на второй этаж вокзала, но там ничего выдающегося не было – пол из крашеных досок. И половики перед дверями начальника вокзала и дежурного по станции. Ноги при входе к высоким чинам вытирать полагалось.

Марта сделала несколько замеров своими приборами и сказала:

– Тут всегда чисто было. «Шарах» тут нет.

Пусь пару раз чихнул от пыли и решил ждать нас снаружи. Там, по крайней мере, станционный кот на загородке сидел и качал права, а тут – вообще ничего….

– Ничего ты, друг лохматый, не понимаешь, – сказал я, выпуская его за дверь. – Тут самый эпицентр.

Зет установил навигационный маячок рядом с рисунком паркета, и Ион улетел обратно делать замеры из дома. Я снял изображение, потом мы с Зетом подняли на руках Владу под потолок, и она сняла его сверху. Я немного перенастроил свой сканер и поискал в паркете наличие отражающего слоя. Тщетно, натуральное дерево, небось, и клей старинный, а не современные мастики. Мы собрались было уходить, как у меня выскочила из руки и закатилась под диван цилиндрическая заглушка от сканера. Пришлось лезть в пыль, но вылезая и чихая от нее, я был вознагражден. Если смотреть почти от самого пола, то мозаика вдруг вырастала вверх почти до потолка и казалась внушительным полупрозрачным сооружением правильной пирамиды на шестиугольном основании. Я видел, что нюхать пыль ни у кого особого желания не было, но главное в нашем деле – заложить почин и массы пойдут!

В моем открытии убедились все. Кроме Пуся, который, судя по доносящимся звукам, пытался уговорить кота не меньше, чем на совместное управление вокзалом…

Марта связалась было с Ионом насчет «привезти сюда парочку пылесосов», но я ее остановил. Не пыль тут главное. А эти «дурни» могут всосать и что-то нужное.

Пока мы делали снимки, вернулся Ион. Из дома приборы показывали активность. Провели примитивную биолокацию. В руках Иона рамка поворачивалась каждый раз, когда он подходил к мозаике на полу вокзала. Само «сооружение» тут ни один наш прибор не зафиксировал, кроме примитивной рамки.

– Думаю, что в башне Меера мы найдем нечто аналогичное, – сказал я. – У них вроде в плане вида сверху похожее.

– Не только в башне Меера, – вставил Ион. – Мне надо уточнить, но я смутно припоминаю, что подобный рисунок на полу был в парадном холле нашего дома до его облицовки пластгранитом.

Я взял контейнер с разведчиком и посмотрел на Владу. Она пожала плечами. Ночь его пребывания на полянке не дала никаких перемен. Я отбросил все колебания и поставил контейнер в центр мозаики. Как только я это сделал, мы увидели, как пыль с мозаики сама собой стала стекать от центра к краям. Вскоре рисунок было совершенно чистым.

Ион и Зет лихорадочно делали какие-то замеры, а Марта, напротив, словно забыла о своих приборах.

– Возникает антистатика, – сказала мне она. – Оно гонит пыль. Возможно, поэтому тут не было «шарах».

Я ничего не мог ей ответить. Но факт воздействия мы все видели.

Влада связалась с нашим домом и попросила активировать разведчика. Пока ничего. Решили его тут оставить на сутки и посмотреть, что будет.

– Да, я забыл сказать, – вспомнил Ион. – Вчера я нашел информацию, что вроде бы Адамс из компании Меера увлекался стендовым моделированием. Нашлись несколько его программных разработок для модельных 3D-принтеров, сделанных в детские и студенческие годы. А Жан Меер увлекался на досуге ландшафтными диорамами, несколько его работ сохранилось, вот их изображения.

Ион передал мне флешку, которую я приложил к своему планшету. Первая картинка была с видом Севера и полярного сияния. На берегу океана одиноко стояла фигурка белого медведя, задравшего голову к сполохам цвета. На второй картинке лазурное море омывало пустынный берег с развалинами античного храма.

– Откуда эти работы? – спросил я.

– Из частных собраний.

– Красиво, – похвалила Влада, смотревшая на картинки из-за моего плеча.

– Слушай, а у тебя твоего отца галереи работ тут нет? – вспомнил я о своем интересе посмотреть работы Петерса.

– Есть, конечно, – ответил Ион. – Поищи там раздел «Петерс» и смотри. Там много. Но у него живопись. Синтекраски. Рельефная графика – реже. И одни горы.

– Мне «много» сейчас не надо, замок он рисовал?

Ион задумчиво почесал затылок и посмотрел на брата. Тот пожал плечами.

– Картин с замком я у него не помню… Нет, вроде где-то он попадается у него. Искать надо. А что?

– Да подумал, может его взгляд чего-то мог зафиксировать такого… У художника он острый. Я знал одного физика-оптика, так он так море рисовал, что стоишь перед картиной и ждешь, пока тебя волна окатит с головой. Многие даже сомневались, что это живописное, думали что съемка. Так вот, его взгляд и кисть выхватывали в воде нечто такое, что ни один объектив не передаст…

Перед отлетом обратно к дому я попросил задержаться немного. Стоял, вдыхая настоянный горами лесами и водопадами воздух, вспоминал своих отца и мать, молодых, из тех наших «соловейских» дней. Эх, хорошо тут… И имя то какое – Соловей, Сандугач!… Душа поет. Вот разберемся мы тут со всей здешней чертовщиной, и кто знает, может, опять Миха попрошу именно тут нам домик найти. Чтобы наши дети, раз их, как Влада сказала, вроде двенадцать будет, этими просторами с детства дышали… Эх, хоорошоооооооо!

– О-оооооо, – отозвалось эхо.

На обратном пути мне пришла идея восстановить мозаику в парадном холле нашего дома. Но с домочадцами я ее пока не обсуждал.

Спецкурс Института Времени, который нам с Владой пришлось усвоить год назад, давал возможность достаточно широко понимать ситуации, связанные с аномалиями. Я тогда думал, что нам суют поверхностное представление обо всем понемногу, но постепенно осознал, что это не так. Нам давали ровно столько, чтобы мы сами начинали думать и сомневаться в своем «всезнайстве», – очень полезное, кстати, для науки качество. В незнании было много веры в том, что узнать истину мы в итоге сумеем. Меня сейчас мало интересовало, «как» из мозаики паркета вдруг возникала объемная фигура, больше интересовало, «зачем» она возникала там.

Мы сидели с Пусем в коптере на заднем ряду. Пусь был явно разочарован результатами диалога с вокзальным котом, которого даже прогнать с загородки не удалось. Упертый кот попался. С досады пес немного посмотрел в краешек доступного нам тут окна, а потом свернулся клубком на сиденье. Обычно он ко мне на колени залезал.

– Да, – сказал я ему, – дипломатия – это дело такое, тонкое. С котами особенно. Бывает, не огорчайся.

Пес тяжело вздохнул.

В голове у меня назойливо вертелось воспоминание о том, что фигурный камень на картине в гостиной однажды назвали «якорем»… Якорь, якорь… Вот, стою я в толпе, которая на меня прет, как мне устоять неподвижно? Либо расталкивать ее, либо зацепиться за что-то… Хм, а, похоже, так оно и есть… Если есть тут стазис и замедление естественного хода времени, то ему нужны «якоря» для самосохранения… Вот так, с «вокруг да около» в голове, и подлетели мы к дому. Выгрузились прямо под взор поджидавшего нас Ростислава Петровича.

– Ну, что? – поинтересовался он.

Мы ему прямо у коптера рассказали про мозаику в зале ожидания. Было видно, что доверия к нашему повествованию у начальства не возникло.

– А пыли там много? При боковом свете через окна и двери в пыльном воздухе можно ожидать всякое, а вы ее там еще подняли…

– Мы аккуратно, – обиделся я. – Ну, разве что чихали от нее…

– А Пусь?

– А у Пуся свои дела на улице были. Его там не было.

– И что, вы всерьез намерены там что-то исследовать?

– Ростислав Петрович, – после недолгого общего молчания начал Ион. – Вы же сами всегда говорите, что «дьявол кроется в мелочах».

– Но не в пыли же! Где вы видели пыльного дьявола?

Мы не видели. Факт. Но уступать не собирались. Я рассказал о том, что мы увидели.

– Это может быть какой-то «якорный» знак для стазиса тут. А стазис зафиксирован Серегиными, – сказал я, вспомнив рассказ Марты о башне замка. – Приборно зафиксирован. Изменения стазиса, точнее, его состояния баланса с окружающей средой, может вызывать движения горных пород, отсюда и гул, как от просыпающегося вулкана. Причем, если верить рукописи деда доцента Кобелевича, и «наш» замок – это есть тот самый замок, то замедление времени тут задолго до нас проявлялось. Жил же барон 450 лет… Вот, может, эти мозаики его как-то обслуживали, когда он покидал замок. Как – пока не понятно, но, опять-таки, приборы на вокзал показывают. Словом, есть там что-то. И, может, слишком древнее…

Ростислав махнул рукой и пошел к дому. Мы за ним. Уже почти у входа он обернулся ко мне и сказал:

– После перекуса летим в санаторий Космофлота.

Я так понял, что вдвоем с ним. Ладно.

Меня ждала или интересная беседа или приватная головомойка – распекать на людях Ростислав не любил. Во время трапезы я искоса наблюдал за ним, было видно, что меня ожидало что-то «большое». Влада хотела было увязаться с нами и побыть «громоотводом», если что, но Ростислав Петрович остановил ее коротким жестом. Это вообще заинтриговало.

Коптер Ростислав повел сам. Мы пролетели башни Меера (над ними сделали круг в полном молчании), потом перевал и почти сразу после него опустились на едва заметную на горной тропе площадку. Сама тропа от перевала вниз в долину к санаторию Космофлота была вроде проходима, пара завалов, которые при желании можно было раскидать – и все. Большой разведчик по ней бы прошел играючи. Ростислав вылез из коптера, протиснулся между его бортом и уходящей в небо почти отвесной стеной вперед и поманил меня пальцем.

Я последовал за ним – с моей стороны дверь открывалась в пропасть.

– Ничего не видишь? – поинтересовался он, когда я встал рядом.

Я внимательно осмотрелся. Вроде ничего…

– А так? – подсказал он жестом, наблюдая за моими наблюдательными потугами.

«Так» показывало на нечто, видимое почти около стены вверх. И я увидел. На стене явно проступал портрет того самого человека, которого мы видели в замке.

– У нас есть полчаса, – сказал Ростислав.

Я не стал спрашивать, что будет потом. Я вообще терпеливый и спокойный. Мы с Пусем философы.

– На Алтае я был в городе Богов, – без всякого вступления начал он. – Это был город подземного народа, потомков тех, кто скрылся в тамошних пещерах от угрозы атомной войны, а потом не захотел выходить наружу. Они не выпускали людей извне, которые к ним попадали. Мне удалось вернуться только благодаря специальной тренировке на раздвоение разума, которую я прошел в СБ… Они сажали нового человека перед колесом, на спицах которого горели зеленым и красным цветом какие-то камни, а камни ярко-синего цвета располагались по ободу. Колесо начинало крутиться, камни вспыхивали и гасли, и человек сперва все забывал, а потом, через некоторое время, тут же ему «возвращали» новую память, в которой он был частью этого народа. Я им отдал половину своего разума. Семь долгих лет понадобилось сохранившейся половине, чтобы одолеть внедренную – и я смог сам от них уйти. Но та, внедренная половина, осталась, в ней были некоторые знания, о которых я тебе сейчас расскажу… Еще десять минут есть, – он кинул взгляд на свой коммуникатор.

– Так вот, – продолжил он, – на полу комнаты с колесом был рисунок, похожий на тот, о котором ты рассказал. Когда вдруг ослабли ремни, которыми я был привязан к высокой спинке странного стула с наклонным сидением, то я упал на пол, и мне показалось, что из пола растет пирамида. Видение длилось какие-то секунды, но запомнилось… Вот такие дела. А теперь, полюбуйся немного!..

С этими словами он развернул меня лицом к пропасти. На фоне горящего закатом неба изломы вершин гор темнели фиолетовыми мазками неведомой кисти, а из окутанной туманом пропасти поднимался и рассеивался в вышине силуэт пирамиды.

– Видел? – спросил Ростислав.

Я кивнул.

– Такое несколько раз в год тут видно. И портрет тоже. Я случайно обнаружил, когда наши пациенты в санатории разбежались. Одного тут и застал. А стазис, который тут обнаружили Серегины, вполне возможен. – Ростислав Петрович заметно оживился. Ученый в нем проснулся, подумал я.