Без Границ

Виктория часто спрашивала себя – почему? Почему она это видит? Почему она должна смотреть на эти страдания и быть абсолютно неспособной помочь никому? От собственной неспособности становилось еще хуже. Приходится закрывать глаза или опускать голову, говорить себе, что ничего не видишь, не слышишь, и, в принципе, все пофиг. Надо сделать то же самое, что делают остальные миллиарды людей – просто пройти мимо. Оставить агонию в центре многочисленной толпы незамеченной. Виктория никому не говорила о духах и призраках. Даже Харону. Никто не должен был знать, что она сумасшедшая.

Прошло почти месяц с момента заключения сделки. Если бы не призраки, то счастью девушки не было бы предела.

Харон учился быть человеком, учился жить человеком, пытался понять, что такое чувствовать и что именно он должен чувствовать.

Вопрос с ревностью оставался открытым: Виктория молчала, демон культурно выжидал время.

Пока Вика была на работе, Харон шел изучать людей. Он следовал за ними везде, слушая каждый вздох и каждое слово, кому-либо сказанное.

Он незаметно преследовал пары и все больше и больше дивился неоднородному разнообразию чувств, которые люди испытывали друг к другу. Они умели любить и то была важная информация для Харона. Его разум пытался понять, как люди любят. И одну вещь он для себя точно определил: не существует такой пары, чьи чувства были бы на одинаковом уровне. Кто-то слишком любит, так сильно, что голова бредит лишь об этом человеке, перед глазами постоянно стоит лишь его образ. Образ неизменчивый и недвижимый. Просто стоит, чтобы был маленький шанс, тощая надежда посмотреть на образ в собственном подсознании. Как сильно колотится сердце. Нет. Оно трепещет и заполняется жизнью, когда любимый человек появляется в жизни. Воздух начинает блуждать по организму, сбивая дыхание. Зрачки. Безумные, черные зрачки. Огромные. Они впиваются в лицо, словно оголодавшие пиявки. Они присасываются, вытягивая образ для памяти. Адреналин был впрыснут в кровь, дрожь по телу. Чувство страха? Но нет. Это она – любовь. Нежные прикосновения, едва ощутимые, но проникающие прямо в душу, ласкающие ее, жаждущие трогать именно ее. И возлюбленный позволяет дотронуться до его души.

Все то же самое Харон чувствовал от Виктории. Спустя почти месяц пребывания среди людей он, наконец, понял, почему Виктория совершила такой безумный поступок, зачем искала встречи с Люцифером, почему и ради чего, а точнее ради кого отдала свою душу. Она любила его. Ему это льстило. Еще как льстило. В его жизни это было впервые. Обычным делом было, что после ночи с ним женщины хотели еще. Но то была похоть, не любовь. А Виктория…

Почти каждую ночь, скандаля с матерью, Виктория оставалась у Харона. Каждую ночь его пальцы едва прикасались к ее коже, гладили ее тело, играли с волосами, расстегивали застежки и пуговицы… Его губы целовали ее руки и тело. Но ничего серьезного между ними не было.

Виктория засыпала в его объятиях, изнемогала от любви и страсти, но ничего не было. Харон уже и не думал, что когда-то что-то будет, но ему чертовски нравилось, что его любили просто так. И в то же время очень страшно от одной только мысли, что может случиться с рассудком бедной девчонки, когда они все-таки воспользуются кроватью не только как местом, где можно поспать.

Иногда он задумывался, как сильно может изменить любовь девушки его истинное обличие?

Харон встречал на улицах и других влюбленных. Пары, где он и она ненавидели друг друга. Они готовы убить, изничтожить, но жить друг без друга не могут. И, конечно, его удивляла возможность существования такого союза. Ни он, ни она, не были ни демонами, ни ангелами, но у них были такие сильные энергетики и непобедимый дух. Может, именно озорные духи и мешали быть вместе без скандалов.

Их отношения с Викторией, к счастью, были далеки от диких. Девушка была слишком податливая и готова исполнить любую просьбу демона. Она его обожествляла, идеализировала. Харону иногда даже казалось, что попроси он ее спрыгнуть с высотки ради него, она бы не задумываясь это сделала.

Виктория написала Харону смс, что хочет познакомить его с Ольгой Владимировной и они обе ждут его в восемь вечера у нее дома. Харон долго пытался выяснить, зачем это надо, но по телефону он не мог прочитать мысли, поэтому в назначенное время стоял около квартиры, созерцая дверной звонок. Ему не было страшно, скорее непривычно. Демон видел сквозь стены, как Виктория переодевает кофту, расчесывает волосы, как ее мать сидит за столом. Даже не заходя в квартиру, он уже знал, что Ольге Владимировне не нравилась затея дочери.

Едва Харон услышал слово затея в мыслях у женщины, тут же переключился на дочь, жадно расковыривая ее мысли, ища ту самую затею. Но ее там не было.

Мысленно мужчина снова вернулся в голову Ольги Владимировны и снова четко услышал слово «затея, Виктория, плохая затея». Харон нахмурился. Инстинктивно он оказался в голове у Виктории, погрузившись туда всецело. Он искал затею. У демонов есть удивительный порок – чрезмерное любопытство. Но его снова постигло разочарование. Никакой затеи у Вики в голове не было. Уже чувствуя раздраженность, Харон уперся руками в дверь, прожигая взглядом возведенные человеком препятствия, погрузился в голову Ольге Владимировне. «…что за идиотизм, Вика… со своими идеями. Бросить мать, уехать к какому-то мужику…не нравится мне это». Харон отошел от двери и усмехнулся. Вот она, идея, которую теплила Виктория. Демон остался собой доволен, узнав все, что хотел, он позвонил в звонок.

Ольга Владимировна неожиданно для себя подпрыгнула на месте. Вика выбежала из комнаты, застегивая молнию на штанах набегу. И вот Харон уже слышал, как бешено колотится сердечко, как радость перерождается в неописуемый восторг, как с трепетом душа хочет видеть его.

Дверь распахнулась, Виктория оказалась в объятиях любимого ею мужчины. Она закрыла глаза, нежись на его плече и ласково прошептала:

– Прошлая целая вечность с той минуты, когда мы виделись последний раз. Как же сильно я соскучилась.

– Вечность? – Харон улыбнулся, крепко обнимая девушку, разглядывая сквозь стены недовольное лицо Ольги Владимировны. – Ох, детка, что ты знаешь о вечности? Мы виделись с тобой вчера вечером, на этом самом месте прощались, также обнимались. Это было восемнадцать часов десять минут и тридцать пять секунд назад. Поверь мне восемнадцать часов – это не вечность.

Виктория слушала нежный шепот Харона и едва сдерживала свой восторг и счастье. Что она знала о вечности? Да это что он знал о вечности, не умея любить?

– Это – вечность. Даже одна секунда, проведенная без тебя – вечность. Проходи.

Харон зашел в квартиру, крепко держа девушку за руку. В коридоре стояла ее мама и пыталась улыбаться, притворяясь, что рада знакомству с мужчиной ее дочери. Демон посмотрел на женщину, улыбчиво поздоровался и ожидающе уставился на Вику. Она держала его за руку и ее радости не было предела.

– Добрый вечер, молодой человек. – Ответила Ольга Владимировна на приветствие Харона. Сухой, властный и строгий голос. В общем-то как и у большинства врачей. Женщина умело улыбалась, притворяясь, что рада сему торжеству. Но демон злорадствовал, отчетливо видя, как сильно он не нравится «свекрови». Ему уже нравилось начало вечера.

– Мам, это – Харон. – Виктория представила своего молодого человека.

Девушка, настолько сильно ослепленная неведанной любовью, даже не видела, что добродушие и улыбка матери ни имеют ничего общего с реальностью. Она не чувствовала ту самую настоящую неприязнь, исходящую от Ольги Владимировны.

– Харон? – менторским тоном переспросила она. – Необычное имя.

– Я был назван по-другому. Харон – это то, как я назвал себя сам.

– Как тебя назвали родители?

Мужчина окинул женщину игривым взглядом, опустил голову и лукаво, исподлобья посмотрел на стоящую рядом Викторию.

– Родители? – усмехнулся он. – Если бы я хотел, чтобы все знали, как меня назвали…родители, я бы не стал представляться другим именем.

Ольга Владимировна вздохнула, открыто демонстрируя свое недовольство. Виктория все еще ничего не замечала, кроме благолепного лица демона. Он гипнотизировал ее, по нейронам уничтожая разум.

– Пойдем? – Вика дернула его за руку.

На кухне был накрыт небольшой стол: легкие закуски, салаты и бутылочка вина.

Мужчину посадили сбоку, Ольга Владимировна села в центр. Ее зеленые глаза изучали лицо напротив. Она неотрывно смотрела за парочкой. И мама уже быстро разобралась, что происходит на самом деле в этих отношениях.

– Как вы познакомились? – спросила она, подкладывая гостю салат, непрерывно наблюдая, с какой силой держит его руку ее дочь.

– Четыре месяца назад я ехал в метро. Увидел девушку, которая что-то неотрывно читала в тетради…

Демон слово-в-слово пересказал историю, которую когда-то рассказывал Василисе. Вика же с удовольствием послушала красивую для себя сказочку, чего нельзя было сказать об ее матери.

Молодой человек все меньше и меньше ей нравился. Неприязнь становилась все сильнее. Ей так и хотелось сказать дочери: «брось его, Вика, и беги. Не оглядывая назад, просто беги».

– У тебя серьезные намерения к моей дочери? – внезапно спросила Ольга Владимировна.

– Что значит «серьезные намерения»? – спросил Харон без задней мысли.

Лицо женщины вытянулось, глаза наполнились негодованием и подозрением. В тот момент она не могла скрыть разочарования. Зато Харон веселился вовсю, наслаждаясь зловещими мыслями женщины.

– Как ты видишь совместное будущее с моей дочерью? – досчитав до десяти и выдохнув, спросила Ольга Владимировна.

– Довольно красочно. Антруажно. Всепоглощающе. Эпохально. Нажористо. Эксцентрично. Экстравагантно. Местами сюрно. Экзотично. Немного паранормально.

– Мы любим друг друга, мам. – Выпалила Вика, наконец, заметив, что родитель напрягается и даже раздражается. – Мы хотим жить вместе, поэтому сегодня мы здесь.

– Вместе жить… – Ольга Владимировна опустила взгляд. – Хорошо, Харон, расскажи мне о себе: где работаешь, живешь, что делают твои родители. Расскажи мне о себе все.

– У меня нет родителей. Они умерли. Очень давно. Я рос сиротой. Живу в центре Москвы.

– Снимаешь? – удивленно спросила мама.

– Абсолютно верно.

– То есть своего дома у тебя нет!

– Мам!

– Подожди, Вика.

– Есть, но не в этой стране. Мой родной дом очень далеко отсюда. Дьявольское расстояние, Ольга Владимировна. И мне больно вспоминать о нем.

Женщина смотрела на инкуба, как на мерзкую личинку майского жука. Ей безумно хотелось раздавить ее, чтобы она не портила жизнь ее ребенку. Но она была бессильна поднять ногу, чтобы прикончить «опарыша», подползающего к ее девочке.

– Хорошо, Харон. Ты работаешь? Где? Виктория мне ничего не рассказывала о тебе.

– О, работаю я в одной известной компании, но мне не разрешено говорить о ней. Если Вы беспокоитесь о деньгах, – прищурившись уточнил Харон, прочитав тревожные мысли женщины, – то можете не переживать, у меня достаточно средств не дать Виктории прозябать в нищете.

– У нас все будет хорошо. – Убеждала Виктория.

– Хотелось бы верить…

Ольга Владимировна молчаливо разглядывала, как дочь смотрит на хамоватого мужчину, как высоко она его превозносит. Ни на кого раньше Вика так не смотрела. Никогда прежде ее глаза так не блестели. Как сильно из них пробивалась любовь к этому мужчине, который абсолютно не нравился Ольге Владимировне.

Женщина общалась сквозь с зубы с Хароном, окончательно разглядев в нем что-то неприятное, отталкивающее. Она вообще была уверена, что мужчина с таким лицом, с таким кошельком, с такой фигурой и речью просто не может быть хорошим человеком, который нужен ее дочери. Его излишняя и хамская самоуверенность, высмеивающее выражение лица, королевская осанка… «самовлюбленный говнюк!», вот что думала мама Вики. Весь вечер она не могла дождаться, когда, наконец, Харон уйдет.

Виктория стояла на лестничной клетке в обнимку с мужчиной своей мечты. Ей не хотелось отпускать его, не хотелось, чтобы он уходил.

– Давай завтра? – спросила она.

– Что завтра?

– Переедем к тебе.

– Кстати, о «переедем ко мне»… Я не слышал этого желания от тебя. Искал в твоих мыслях, но там пустота. Ты скрываешь их от меня? Как?

– Скрываю? – Виктория нахмурилась. – Да я весь вечер только и думала, что мы завтра переедем… шептала тебе, что надо говорить маме, а ты похоже не слышал меня вообще, не только о переезде.

Демон нахмурился, положил свои теплые ладони на ее виски и закрыл глаза. Он с легкостью проник ей в голову в поисках мыслей. Вокруг него была куча коридоров и серость. Словно моросил нескончаемый дождик, прячущий видимость, затмевающий своим монотонным шепотом все шорохи и движения. Харон носился по коридорам, выискивая хоть что-нибудь, какой-нибудь звук или букву. И к его счастью он нашел. Едва слышный, вакуумный шепот невидимых губ, просящих поцеловать…

– Я слышу их. – Тихо сказал Харон, нажав девушке на виски чуть сильнее. – Слышу. Просят поцеловать. Просят разорвать одежду и исследовать губами каждый миллиметр прекрасного тела. Просят: «забери меня…сейчас…» Забрать? Сейчас?

Харон открыл глаза и внимательно посмотрел на девушку. В ее глазах стояли слезы, они умоляли сделать все сейчас.

– Иди собирайся. Я жду здесь. – Харон кивнул на дверь и улыбнулся.

Виктория поцеловала мужчину и помчалась в квартиру собирать все необходимые на первое время вещи.

– Что ты делаешь? – В дверях стояла Ольга Владимировна, скрестив руки на груди.

– Собираюсь.

– Куда?

– К Харону. Куда ж еще.

– Я не хочу, чтобы ты к нему ехала. Мне он не нравится. Вика, слышишь меня?

– Мам! – Виктория замерла на мгновение. – Мы уже все обсудили.

– Ты слышишь меня? – Ольга Владимировна повысила голос. – Я не хочу, чтобы ты к нему ехала.

– А мои желания вообще собирается кто-нибудь учитывать, а? – Вика снова отвернулась к сумке, складывая свою косметичку и ноутбук.

– Это плохая идея, Вика. Очень плохая.

– Почему? Почему ты так говоришь? Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива?

– Как раз о твоем счастье я и говорю…

– Да? – девушка сверкнула глазами. – По-моему ты, как всегда, говоришь о своем счастье. Всю жизнь ты думаешь за меня, навязываешь свое мнение. Уж прости, мама, но можно мужчину для себя я выберу сама на свой вкус, а? Можно он будет нравится мне, а не тебе?

– Что ты городишь? Тебе вообще не стыдно? Его уже влияние сказывается, да? Вот Данил был хороший парой тебе…. Но зачем тебе он? Конечно, тебе всяких уродов и хамов подавай. Что ты о нем знаешь?

– Я знаю о нем достаточно! – крикнула Вика, схватив сумку. – А с Данилом у меня не получилось, потому что он нравился тебе, а не мне. Дай мне пройти!

– Что у тебя на лопатке? – Ольга Владимировна стояла в проходе, не давая дочери выйти.

Виктория остановилась. Она совсем забыла про печать Люцифера.

– Ничего. – Буркнула она.

– Вика! – прозвучал строгий голос.

– Татуировка!

– Тату…Что? Ты что, совсем с ума сошла? – уже едва слышно переспросила взволнованная женщина. – Я тебя спрашиваю, у тебя с головой все в порядке?

– Все, мам. Завтра позвоню.

– Нет, не завтра. Я запрещаю тебе ехать с этим мерзавцем куда-либо!

– Мам! – усмехнулась Виктория, – я взрослый человек. Я поеду с ним. Завтра дособираю вещи. Я прошу тебя, не обижайся и попытайся хотя бы раз в этой сраной жизни понять меня и мои чувства. Я люблю его. Это ты понимаешь?

– Понимаю, Вика, прекрасно понимаю, более того даже вижу! А еще я вижу, что ему наплевать на тебя и твои чувства. Я не хочу, чтобы он разбил тебе сердце.

– Пока мое сердце разбиваешь только ты. Прекращай это, мам. Все будет хорошо. Можешь мне поверить. Разве я так много прошу?

Ольга Владимировна вздохнула и пропустил разгорячившуюся девушку.

– Эти двери для тебя всегда открыты…

– Спасибо.

Виктория выскочила на лестницу, где нашла улыбающегося Харона. Он демонстративно вытащил у девушки из рук сумку, неотрывно смотря ей в глаза.

– Твоя мать не очень-то жалует меня, детка.

– Да, ты не очень ей понравился.

– Не очень понравился? По мне, так это называется ненависть. Конечно, немного не привычно, когда женщина ненавидит меня, но ты знаешь, все равно забавное чувство. Она эгоистка. Так вы это называете?

– Что «это»? – Виктория улыбнулась.

– Когда люди слышат и слушают только себя. Когда думают, что Солнце вращается только для них. Когда уверены, что весь мир подождет. Вот отсюда, – демон взял девушку за руки приложил к своей груди. – Да? Сердце, потом в разум, да? Вот тут эгоизм? – Харон показал пальцем на висок девушки. – Да, здесь. Не в сердце. Подойди ко мне. Ближе. Еще. Чтобы наши тела соприкоснулись…

Послышался щелчок и тьма. Секунда. Вторая. Яркий свет. Кухня Харона.

– Как ты…? – Виктория огляделась.

– Как я это делаю? Тебя давно мучает этот вопрос… – Харон уже раздевался, вешая куртку. – Детка, помнишь, я говорил тебе, что пространство и время не изумляет и не поражает демонов. А вот пространство и время поражаются нам. Мы их подчиняем, не они нас. Почему ты так удивляешься?

– Почему? Да в этом мире полно всего, чему можно удивляться без остановки. Ты же удивляешься людям, хотя не должен бы.

– Позволь, я впервые живу так долго в человеческом мире.

– А я, наверное, каждый день с инкубами проводила и все о них уже знаю, да?

Харон усмехнулся, молча рассматривая стоящую напротив девушку.

– Тогда удиви меня совместным проживанием… – Демон подошел к ней ближе и расстегнул кофту. – Твоя мать увидела след Люцифера. Почему ей так не понравилось, что у тебя, как ты ее назвала, татуировка? Что в этом такого? Я видел миллионы людей с татуировками.

– Правда, но есть и миллионы людей, которые считают, что тату – это уродство, к тому же на всю жизнь. Понимаешь, Харон, война между «хорошо» и «плохо» никогда не кончится. И есть лишь одна беда в этом – никто на самом деле не знает, что есть хорошо, а что плохо, этого вообще не существует, есть твое отношение и оно либо хорошее, либо плохое. Моя мать считает тату злом и уродством…

– Это же всего на два года. – С ноткой грусти произнес он.

– Ты такой чудной порой! – Виктория снова улыбнулась. – Я понимаю, что Люцифер – твой бос, ты его знаешь лично, можешь позвонить и встретиться. Но если моей маме сказать, что знак на моей лопатке был сделан самим Люцифером, которой погостил какое-то время у меня в комнате и я заключила с ним сделку, то она отправит меня в дурдом. Это уже просто не вписывается в категорию «плохо», это наглый перебор!

– Глупые люди, – прошептал демон, двумя пальцами стаскивая с девушки расстегнутую кофту. – Как же мало вы на самом деле знаете…

Он жадно впился губами в губы девушки и, не отрываясь от тяжелого поцелуя, незаметно направился с ней в спальню.

– Харон… – девушка закрыла глаза, ощутив под собой невесомость, а затем мягкую кровать.

– Вы ничего не знаете о свете, который ежесекундно дает вам жизнь. – Натиск демона сводил с ума опьяненную чувствами Вику. – Сколько же сил и желания должно быть, чтобы давать жизнь этому свету… Сколько энергии он отдает вам.

– Нет, нет, Харон, прошу тебя, остановись… – девушка крепко обняла разгоряченного мужчину, который довольно проворно избавил ее нежное тело от одежды и ему оставалось лишь стянуть трусики с завороженной магнетическим шепотом девушки.

– Что тогда вы можете знать о тьме? А? Детка? – в полутьме демон с хищной улыбкой разгадывал подло висящую на его указательном пальце белую ткань.

Все. На Виктории не осталось никакой защиты и разум вот-вот предаст. Слишком этот мужчина настойчив, слишком сильный и красивый. Его невозможно не хотеть… Ему невозможно отказать..

– … Никто из вас не знает, – горячие губы опускались ниже, на ее живот.

Вика вздрогнула. Ей хотелось открыть глаза, остановить чарующие и сводящие с ума действия. Но она не могла шевельнуться. Ей было безумно стыдно. Но и наслаждение не дремало. Оно проникало во все мышцы, сковав их своим крепким телом.. ох уж это наслаждение! И как же возможно не любить его? Отказывать ему? Что за бесчувственным куском железки надо быть, чтобы прогнать от себя всеобъемлющее наслаждение?

– Вы все делите на хорошее и плохое, – Харон опускался все ниже, заставляя сердце девушки почти уже выпрыгивать из груди. – Вы делаете это так безрассудно, потому что вы неразумные невежды…

Зубы. Мягкий, приятный укус на внутренней части бедра. Девушка вздохнула и выгнулась как змея. Его горячее дыхание аккуратно пощипывало нежную кожу, унося Вику ввысь.

– А что вы знаете об истине? – Харон уже снова нависал над девушкой. – Скажи мне, Виктория. Скажи!

Но она не могла уже говорить. Блаженство от прикосновений, от поцелуев, сердце уже останавливалось. Девушке едва хватало воздуха, чтобы дальше жить в этом безумном потоке эмоций.

– Я готов показать тебе истину… Она не хорошая и не плохая. Она безупречно чиста, всеобъемлющая и всепоглощающая. Готов погрузиться вместе с тобой в нее…прямо сейчас. Вика, детка… Лишь одно движение отделяет нас от истины… – Харон шептал ей на ухо, нежно покусывая мочку, обжигая страстным дыханием.

– Харон, – задыхаясь произнесла Виктория, обхватив ногами его тело, – больше не могу….не могу больше отказывать.

– Ну так попроси меня! – он улыбнулся. – Я слышу, что говорит твоя голова, она кричит, умоляет меня сделать это движение! Но я не слышу твой голос! Ты позволишь мне показать тебе абсолютное?

– Да… – выдохнула Вика. – Тысяча раз да!

Демон улыбнулся и сделал то самое движение, которое ждал несколько месяцев, о котором мечтала Виктория. Она вцепилась в раскаленную спину мужчины. Под натиском пальцев вскрикнули мышцы и с ними девушка, теряющая сознание. Ей казалось, что от выплеска такого огромного количества гормонов, гипофиз просто умрет, сердце остановится, легкие откажутся обогащать тело кислородом. Но нет. Она продолжала дышать. Все чаще. Более поверхностно. Сердце стучало. Сильнее. Сильнее. Сознание терялось в собственной голове.

Время остановилась. Тяжелая тишина, не знающая жалости, разрядилась от крика девушки, но не ушла. А за окном сверкнула молния. Ударил гром. Откуда? Конец сентября… Настолько хорошо, что она готова умереть в этом умопомрачительном экстазе. Сумасшествие. Топчется рядышком, смотрит, как тонкие, бледные пальцы истязают мужскую спину. Им хочется рвать плоть, что-то сжать и искромсать. Сильно сжать. Глаза закрыты. Они не хотят ничего видеть. Им настолько хорошо. Они желают, чтобы в мире ничто не смогло их отвлечь от происходящего ни на секунду. Его крепкие руки, не зная преграды, изучали тело. Его губы совершенно не знают, что такое усталость. Столько в нем энергии и жизни. Каждым своим прикосновением он дарил что-то невозможное. То, что разум срывает хуже наркотиков и алкоголя.

Гроза бушует, сильнейший ветер хлестал невидимыми ветвями по окнам, погода совсем расклеилась. Она плакала… Виктория кричала, разрывая плоть на части. Погода кричала, разрывая свою плоть. Девушка открыла глаза. На потолке тени огромных крыльев….

– Боже…. – Вика снова закрыла глаза.

– Нет, детка, – обхватывая руками талию девушки, прошептал Харон, – ничего общего у нас с Боже нет.

После имени Господнего в демоне проснулось непонимание. Он замер, зарываясь носом в волосах девушки. Он остановился, чтобы дать едва живой Вике отдохнуть, набрать воздуха в грудь.

– Почему, детка? – шептал он, – это же я привожу тебя к чистоте, я дарю желанное наслаждение. Почему же ты называешь его имя, а?

Демон вновь запустил колесо страсти, крепко сжимая ее в своих объятиях, целуя шею, слыша как бьется сердце, срывается дыхание.

– Я слышу твои мысли. Какие они…страстные. Вот ты где настоящая. И вот, наконец, и мое имя звучит… И мне это нравится…как скромно оно звучит …но я все равно его слышу.

– Я не хочу, чтобы ты больше останавливался…

– Как прикажешь, госпожа. – Усмехнулся Харон всецело погружаясь в происходящее…

К таким разговорам, умоляющим женщинам Харон уже привык давно. Ему нравилось, когда его обожествляли, умоляли продолжать, обнимать и целовать. Виктория не была первой и не была последней женщиной, сходящей с ума в руках инкуба…

Почти безжизненное, обессиленное, хрупкое тело девушки остывало после бурной страсти. Виктория лежала на животе, раскинув руки крестом. Она спала, глубоким, прекрасным сном, сном о котором можно только мечтать.

Ее обнаженное тело купалось в ночи, нежно укутываясь ласковым ароматом. Харон был рядом. Первый раз за всю его жизнь он лежал рядом с женщиной после соития. Он молча изучал ночной потолок, отражающиеся фары на нем, тишину.

Он не понимал, что дальше, как себя вести, что она скажет. Хотя, на счет «что она скажет», он точно знал – ничего. Она подумает, представит, вспомнит, мысленно подтвердит, что это самая лучшая ночь в ее жизни, но она ничего не скажет.