скачать книгу бесплатно
Я молча смотрел в ее большие глаза: они были прекрасны, глубокие и наивные. Иногда мне казалось, что они умели менять цвет. В принципе это всегда был цвет океана, но порой он мог быть нежно-голубым, когда у нее было хорошее настроение. А иногда, как тогда, они были темно-серого цвета.
Нет, Роза не злилась. Обычно в синеве ее глаз отображалась светская страсть, которая требовала меня. Я, как слабак, не мог отказать девушке в таком желании. Я не стал отвечать на нее вопрос, просто приобнял рукой за талию и медленно двинулся к столу – мне срочно нужно было поставить куда-нибудь кружку, ибо мои руки были словно на сковородке, от них почти что уже шел пар.
Добравшись до стола и избавившись от проклятой посудины, я начал целовать Розу, мысленно забывая о боли на ладони. Роза могла прикинуться подорожником, причем очень эффективным…
В ту ночь я был удивлен: звуки страсти разносились из моей комнаты, а в комнате Люца, как будто ядерная война прошла – ни жизни, ни смерти, ничего. Я уже подумал, что они к Мелише пошли.
На самом деле меня это не очень интересовало, я не вел записей о своих сексуальных похождениях, в отличие от брата, но когда я проснулся почти под утро и пошел вниз сделать чайку (это было вполне нормальным что для меня, что для брата). Я обнаружил на кухне Люцифера, с безумно постно рожей и с чаем в руках. Значит, нервотреп все-таки был дома, раз сидел в одних трусах, с взъерошенными волосами, что говорило о том, что он, видимо, спал, ну или хотя бы валялся.
Я прошел мимо, не стал разговаривать с ним. Но мне показалось, что у него на лице некая, почти глубочайшая скорбь. Дальше я уже не мог молча ходить и делать вид, что все замечательно. Поймать тоску на роже Люца было равносильно поймать фотоаппаратом молнию в небе. Этот ублюдок, в принципе, не умел печалиться, он был настолько отчаянным, самовлюбленным и самоуверенным, что все минорные чувства просто презирал, что опять же дано не каждому. Поэтому мне даже стало интересно, что, черт возьми, могло случиться, что заставило жизнерадостного кретина сидеть и грустить.
Вдруг неожиданно я подумал, а вдруг мне все снится, что это просто мой глупый сон. Ну, никак я не мог поверить в увиденное!
– Ты чокнулся? Приболел? – спросил я, не выдержав, пока кипятился чайник. – Разум потерял?
– Ладно, ладно! – проскулил он, жалобно усмехаясь. – На самом деле, это ты должен сидеть здесь и грустить, вместо меня.
– С чего бы? Люц, у меня вполне счастливая жизнь: девушка, сраная учеба, секс по ночам вперемешку с работой. Я почти не свожу концы с концами! С чего мне грустить-то?
– Мелиша влюбилась в тебя! – выдал брат и подло улыбнулся.
После такого заявления я сам грохнулся за стол с открытым ртом от неожиданности.
Потолок. Клевый потолок, высокий и с хорошей побелкой. Наша мать очень любила дом, поэтому старалась улучшить его, привнести что-то новое. Перед смертью она успела сделать ремонт на кухне. Какого хера я думал о потолке? Нет, потолок лучше!
– Вот теперь и ты с постной рожей сидишь! – Люц вздохнул. – Она не стала спать со мной! Представляешь, она отказала мне… из-за тебя! Ненависти моей предела не было! Как ты посмел вторгнуться в мою жизнь?
– О чем ты говоришь? – изумился я обвинению, да я просто опешил. – С чего ты взял, что она влюбилась в меня?
– Да потому что она полночи рассказывала мне, какой ты замечательный, красивый, сексуальный, нежный, нет, черт возьми, заткнись и слушай, нежный, значит, умный, какие у тебя руки сильные, приятное тело… Ты рад? Вот, вместо того, чтобы наслаждаться плотскими утехами, я слушал эту чушь!
– Твою мать, при чем тут я? – еще больше удивился я. – Я не заставлял ее влюбляться в меня. И вообще…ты знаешь, сколько раз я отрывал от себя твоих девушек, которые кидались мне на шею на улице и рассказывали какой ты замечательный? Я не виноват в том, что тебе не дали этой ночью… Шел бы поспал лучше, отдохнул чуть-чуть.
– Да не могу я спать! – крикнул Люц.
– Заткнись, придурок! – шикнул я, боясь, что его вопли разбудят Розу. – У тебя бессонница без секса начинается?
– Нет, идиота ты кусок, в моей кровати спит девушка, которая призналась в любви, но не мне и отказала, на этот раз мне! Я что, по-твоему, еще должен спать с ней?
Вот это сюрприз! Мой брат пытался ненавидеть меня из-за какой-то херни! В доме спали две девушки, обе влюбленные в меня. Мой брат жаждал каждую из них и обе ему отказывали. Ну почему вся эта херня происходила именно со мной?
С одной стороны я совсем не понимал Люца: ведь кому-кому, а ему никакая любовь была не нужна, ну подумаешь без секса остался? В нашем возрасте куча ребят остается без секса, он и так был счастливчиком, у которого девушек было больше, чем волос на голове.
С другой стороны я не понимал Мелишу. О какой любви она говорила, побывав у брата в постели, и ни раз? Что за заскок был в ее голове, который я должен был расхлебывать? Зачем ей любовь? Моя любовь? Мне было тошно…
Я снова отправился в комнату так и не попив чаю, мне не хотелось сидеть с Люцом и выслушивать его несчастье. Проходя мимо комнаты брата, я увидел, что дверь приоткрыта. Не знаю, что на меня нашло, но я решил заглянуть туда.
Я бесшумно толкнул дверь и зашел в комнату. Как всегда, там творился жуткий бардак, шторы были задернуты, горы бычков на столе, куча вещей на стульях и пуфиках.
Мелиша спала, как и сказал Люц, в штанах и в его футболке. Она лежала на боку, руки под головой – некая поза эмбриона. Я подошел к кровати.
Кровать Люцифера была больше, чем моя, шире, длиннее. Я присел на край и уставился на лицо Мелиши, освященное коридорным светом. В моей голове не было толком никаких мыслей, я просто смотрел на нее, пытался, наверное, понять, что творилось у нее в голове.
– Что ты тут делаешь? – в комнату вошел Люцифер с вытаращенными глазами. – Комнатой ошибся?
Люц шептал… Я улыбнулся. Какой бы он не был подонок, что бы он ни строил из себя, все-таки чувства в нем были… Он говорил шепотом, потому что не хотел будить Мелишу.
Возможно, мне показалось. Может он не хотел будить ее потому, что не хотел снова выслушивать ее любовные россказни и переживания.
– Да, я мимо проходил! – буркнул я в ответ, встал с кровати и пошел к двери, но Люцифер схватил меня за руку и приблизился к уху.
«Иди сюда», он вытащил меня в коридор.
– Не будь таким гуттаперчевым, брат! Не поддавайся своим чувствам жалости… она не стоит этого! Эта жалкая шлюха…
– Так нельзя, Люцифер… нельзя так говорить о девушках… – прошептал я.
Брат усмехнулся и отпустил мою руку.
– Так нельзя говорить о девушках, которые влюблены в тебя или обо всех девушках? Не затрудняйся с ответом! Гавр, о людях надо говорить то, что они заслуживают. Неважно, девушка это или мужчина. Если она шлюха, в этом нет ничего постыдного, назвать ее так…
– Кто дал тебе право считать, что она заслуживает ярлык «шлюха»? По какому принципу ты это определяешь, Люцифер?
– По такому, по какому и ты! – улыбнулся он. – Когда мы сидели в кафе, ты смотрел на нее, как на шлюху, потому что не знал, что она пришла объясняться в любви к тебе. А сейчас ты узнал… В тебе взыграла жалость и Мелиша вдруг перестала быть шлюхой. Жалость украшает людей, которых жалко…
Я смотрел на Люца. А ведь он был прав: несколько часов назад я сам думал о Мелише не совсем хорошие мысли, и мне даже в голову не приходило, что она внезапно станет… Твою мать, мне стало ее жалко из-за того, что она влюбилась. Я становился слишком податливым, когда слышал о влюбленных людях.
Я молчал, брат смотрел на меня. Слава богу, он пошутил, он не держал на меня зла из-за пустынной ночи. А я не знал, что мне делать дальше с любовью шлюхи.
Утром, точнее, через часик после разговора с Люцифером, я пошел в ванную..
Я прислушался – там никого не было. Роза все еще спала, хоть я ей и сказал, что пора вставать. Мое отражение было уставшим, не выспавшимся, но полное жизни. Жаль, я не мог понять такой жизни конкретно, скучной и нездоровый или веселой и долгожданной.
Я засунул щетку в рот и замер. В зеркале, сзади меня стояла Мелиша. Я не слышал, как она вошла. Девушка была похожа на призрак: бледная кожа, огромные глаза за счет синяков усталости, растрепанные волосы. Она была похожа на больную, истощавшую креветку. Но почему я раньше этого не замечал? Почему всего за одну ночь она превратилась из аленького цветочка в чахнущее на глазах создание? Я несчастный мудак! Мне надо было избавиться от жалости…тогда ее красота бы вернулась!
Пока я думал, я не менял своей позиции – молча стоял со щеткой во рту. За эти несчастные минуты, полные тишины, я съел столько зубной пасты, что уже подумывал отказаться от завтрака. Я так и таращился на девушку в зеркале.
Внезапно она подошла ко мне и обняла сзади, я даже почувствовал, как она уткнулась мне лбом в спину. Честное слово, я чуть щетку не проглотил от такой выходки! Первая моя мысль, которая посетила голову, была о Розе. Я испугался, что она войдет и увидит эту бессмысленную картину.
– Прости… – еле слышно прошептала Мелиша, но меня не отпускала.
Я так и стоял молча, разглядывая, как ее руки сжимают мое тело. Я не мог видеть ее за собой, только руки. Наконец, сознание вроде вернулось ко мне, и я аккуратным движением высвободился от девушки.
– За что? – спросил я, вытащив уже чистую щетку изо рта – я съел всю пасту.
На секунду я подумал, что это сон, очень херовый, страшный, но сон. Как же я хотел, чтобы ни черта из того, что происходило в ванне, не было реальностью.
Мелиша посмотрела мне в глаза, пожала плечами и вышла из ванны к Люцу в комнату. «Что это было?», вот что крутилось в моей голове. Я так и смотрел на дверь, ведущую в комнату брата.
– Доброе утро! – Роза вошла в ванную.
От неожиданного ее появления, я подпрыгнул, снова засунул щетку в рот и уставился на нее, как на надвигающийся смерч.
– Угу! – гукнул я и даже попытался улыбнуться.
Затем я обнял ее и поставил блокаду в голове, отталкивающую мысли о Мелиши и ее любви. Я был рад Розе. Все, всех к черту! Никого не существовало, только я и Роза. Я и Роза… Брат и Мелиша в соседней комнате.
За завтраком стояла гробовая тишина. По лицу Розы я видел, что ее жутко раздражало присутствие Мелиши, даже не смотря на то, что они с Люцом строил из себя милую парочку. Конечно, Роза не знала всей правды, поэтому она была просто недовольна.
На самом деле я просто поражался Люциферу! Как у него так поучалось? Как он умел быть таким, изображать идиотскую радость и улыбку на лице, как будто той ночью ничего не было, не было Мелиши, никого не было в доме. Он был один…неважно, кем он был окружен. Он умудрялся считать себя единственным человеком во вселенной. Его никогда ничего не беспокоило, а если и беспокоило, то он опять делал вид, что он один… Я завидовал ему! Меня-то беспокоило все, что случалось.
Мне было грустно…и я очень старался не вызвать у Розы подозрений. В университете я практически забыл о Мелише. Как только она вошла в это проклятущее здание, она сразу же вернулась к своему обычному поведению. Она моментально нашла, кто подаст руку, кто откроет дверь, кто угостит завтраком… Я решил, что все нормально, к ней вернулись разум и адекватность.
Между второй и третей парами, случилось нечто неожиданное для меня. Я стоял около двери кабинета и ждал, когда появится Лафортаньяна.
Роза пошла в библиотеку, вернуть книжку. Я хотел пойти с ней, но почему-то она попросила меня подождать около кабинета. Я так и сделал. Где-то за пять минут до начала пары я увидел Розу, идущую по коридору. Она шла так медленно, крепко прижимая к себе тетради или книги, я не мог разглядеть. Ее белоснежная голова была опущена, словно у ангела. Она шла, немного скрючившись, и казалось, что она плакала…я не мог понять. Я просто опешил от этой картины! Я отошел от двери и встал посреди коридора, с тревогой разглядывая ее приближение.
Роза не смотрела на меня, но знала, что я жду ее. Мне же было как-то тревожно и не по себе на душе. Я все думал, кто посмел ее обидеть и зачем? Я хотел убить этого человека, заставившего моего ангела меланхолично брести вдоль коридора.
– Что случилось? – спросил я, когда она подошла ко мне.
Роза не отвечала. Она продолжала стоять с опущенной головой, и как я, наконец, понял, она плакала. Я попытался обнять ее, но Роза отпрянула от меня, словно я был обгорелым трупом, восставшим из мертвых.
– В чем дело, Роз? – снова спросил я, вообще уже ничего не понимая.
Она подняла голову: ее лицо было неестественного красного цвета, а в глазах были слезы. Неожиданно она залепила мне по морде и так и ничего не сказав, пошла к кабинету…
На горизонте появилась Лафортаньяна. Я молча стоял и держался за щеку, прибывая в полной прострации. И тут я понял, в каком идиотском положении нахожусь: на меня таращилась моя группа, вся 2А и другие студенты. Половина из них, заткнув рот рукой, пыталась не заржать во всю глотку. Другая половина удивленно хлопала глазами.
Интересно, они думали, кто я – Люцифер или Гавриил? Странно, но брата девушки не били, несмотря даже не то, что он откровенно ими пользовался. Почему вся кара солнечной системы доставалась только мне? За что меня ударила любимая девушка? Я был в монументальном шоке.
– Ну и что? – раздался голос Лафортаньяны.
Спасибо ей, черт побери, большое! Мне без нее уже жить не хотелось!
– В чем дело? Пара началась, почему до сих пор в коридоре?
– Иду, мэм! – тихо ответил я, наконец, отцепившись от щеки.
– Бегу мэм, а не иду! – крикнула она, впиваясь в меня своими бешенными глазами.
Я чего-то не понимал. С чего вся женская часть этого «чудесного» ВУЗа хотела меня унизить?! Или как? Одна руками машет, вторая орет. На вторую мне, в принципе, было наплевать, но вот на первую! Какого хера-то? Почему это надо было делать прилюдно? Почему это вообще надо было делать?
Я вошел в кабинет. Рассвирепевшая Роза сидела, как всегда, у окна, но на моем месте, соседнем от нее, сидел какой-то чувак из 2А, я даже не помнил, как его звали.
Убогий намек я понял, поэтому прошел мимо нее и сел за последнюю парту. Пока я шел, я чувствовал, как по мне ползут насмешливые взгляды, слышал, как кто-то шепчется, а кто-то хихикает.
– Извините, можно?– в дверях нарисовался мой братец.
Где был этот урод? А вообще, хорошо, что его не было потому, что он был бы тогда в первых рядах поржать надо мной. В любом случае, я должен был рассказать ему о случившемся, но я думал, сделать это дома будет лучше.
– Сколько времени прошло от начала пары? – строго спросила Лафортаньяна, осматривая моего брата надменным и циничным взглядом.
– Минута… Две… Мэм! – сказал он, смутившись.
Я улыбнулся не заметной улыбкой. Смутившийся Люцифер – это было уже слишком само по себе. Смутился он только потому, что воспринял вопросы Лафортаньяны, как, ну грубо говоря, «наезд». Я очень хорошо знал поводки брата, и он не любил и, в общем-то, не очень позволял разговаривать так с собой без причины.
– Вы должны быть в кабинете за одну минуту до звонка! – крикнула она.
– А если я в туалет захотел? – тут же ответил Люц.
Боялся ли он ее? Нет. Ему было наплевать.
– У Вас что, времени не хватило на туалет на перемене? – Лафортаньяна продолжила свой глупый допрос.
– У меня организм работает не по часам! – брат гневно уставился на нее.
«Заткнись ты уже, придурок», подумал я, забавляясь зрелищной картиной. Мне все-таки хотелось бы, чтобы Люц прекратил эти пустые пререкания.
– Вместо того, чтобы препираться со мной, Вы бы лучше извинились! – профессорша не стала скромничать.
Люцифер и извиниться – Хе-хе! Я чуть слюнями не брызнул!
– За что? – взревел Люц. – За то, что я захотел в туалет? Может мне теперь надо извиняться каждый раз, когда я захочу есть, пить, гадить…
– Вон отсюда! – крикнула Лафортаньяна и покрылась красным цветом.
Сидя даже на задней парте, я все равно видел, как ее начало трясти мелкой дрожью, как ее глаза приобрели форму теннисных мячей. Она просто ненавидела Люцифера.
– За что? – брат просто недоумевал, стоя в дверях.
– Я не обязана перед Вами отчитываться! Закройте дверь с той стороны! – снова крикнула она.
Люцифера не надо было долго упрашивать, поэтому он отвесил издевательский поклон и захлопнул дверь с такой дури, что я думал, идиотские портреты со стены попадают на пол.
– Хам! – она галантно произнесла три буквы. – Передайте своему брату, что эта сессия станет для него настоящим адом!
Лафортаньяна вскрикнула очередную угрозу и принялась выяснять, кого именно она выгнала: Люцифера или Гавриила, после чего уж начала свою лекцию.
Тема была посвящена вырубке парков или просто деревьев для создания наземных парковок и автомоек. Лафортаньяна говорила, что машина должна иметь свое парковочное место, к тому же она всегда должна быть чистой, как показатель, что у владельца есть финансы на содержание машины. Сраный престиж, чего уж там! В очередной раз, она говорила, что разве есть какой толк от деревьев в городе? Нет никакого преимущества в том, что у кого-то под окном растет зеленая чушь, она только мешает кругозору. Людей много, машин соответственно еще больше, и им нужны места для парковок и мытья…
Я уже давно перестал пытаться доказать свою точку зрения. У Лафортаньяны это было вообще бесполезно. Она плевать хотела на любую точку зрения! Только ее мнение имело место быть, только она всегда была права, а мы, жалкие гусеницы, должны были только пресмыкаться перед ней. Так что, разве мог я сказать ей, что машины надо на свалку отправлять, а не деревья вырубать. Была у меня мысль, чтобы машины были только у тех, кто живет за городом, а кто живет в городе – имели бы велосипеды: дешевле, практичнее, не надо ничего вырубать и застраивать свободные места мойками и парковками. Но в то же время я понимал, что дело было не только в Лафортаньяне. Дело было в том, что всем насрать на природу и ее дальнейшую участь. Какая на хер природа? У меня изумительный джип и срать мне на деревья, мне же надо ставить куда-то этот джип, чтобы по утрам в пробках загрязнять им воздух. Конечно, разве справится одно дерево с таким количеством выхлопных газов? Нет? Ну, тогда надо его к черту вырубить! Чего оно стоит-то, территорию занимает? Не порядок! Вот все замечательные мысли Лафортаньяны и еще нескольких миллионов человек. Машина – это все, окружающая среда – уже достала! Да и сдохла бы она поскорее, а то у меня уже сердце разрывалось смотреть на то, что с ней делают люди, а потом вот эту херню проповедуют в университетах.
Ну, в общем, пока ненавистная профессорша с упоением рассказывала об очередном закате глупо-мыслящих идиотов, я смотрел на Розу.
Она величаво сидела, демонстративно отвернувшись от меня и мило болтала с сидящим рядом мальчиком. Я ухмыльнулся: Роза особо-то не разговаривала на уроках. Значит, вывод был такой – она делала это специально. Но я не злился. Я ревновал только тогда, когда видел, что в ее поступках нет наигранности и напыщенности. Поэтому всю пару с ухмылкой я наблюдал за своей девушкой, пытаясь игнорировать бред, который несла Лафортаньяна.
В тот момент я жутко завидовал брату. Наверное, он уже был в каком-нибудь баре, обнимался с девчонкой и его жизнь, естественно, налаживалась, в отличие от моей.
