скачать книгу бесплатно
Когда смеется тот, от кого ты зависишь, лучше посмеяться с ним вместе, чем потом плакать в одиночестве. Обычно тот, кто смеется, как лидер, имеет нихеровую власть, а спорить с властью, ничего не имея при этом – лучше не стоит… Но я всегда пытался, поэтому Лафортаньяна не упускала возможности посмеяться надо мною, заставляя всю аудиторию смеяться. Я никак не мог привыкнуть к тому, что меня постоянно высмеивают, наверное, поэтому, не переставая, хамил и сам пытался поржать над ней. Стоит ли говорить, что у меня ни черта не получалось?
– Мистер Прей, Вы готовы отвечать? – ее голос прозвучал на всю аудиторию, как ржавый колокольчик.
Не поднимая головы, я улыбнулся – а что мне оставалось еще делать?
– Который, мэм? – спросил Люц, удивлено хлопая глазами.
– Ваш брат! – Лафортаньяна улыбнулась ему не так, как мне.
Я понимал ту очевидную разницу, которую она определила между нами: по каким-то мифическим причинам Лафортаньяна симпатизировала Люциферу и громко ненавидела меня, как мне казалось. А мне ничего не оставалось, как только наслаждаться этим.
– Да, профессор, готов! – не дожидаясь ее очередного вопроса, ответил я.
– Прошу Вас, Гавриил! – Лафортаньяна указала мне на пустой стул около ее стола.
Я пошел к ней. Мне казалось, что я шел несколько сраных лет эти метры. Я превратился в окаменелую черепаху, которая сама уже давно не двигается, а только с помощью ветра и эрозий. Как только я все-таки дополз до стола, я с грустной улыбкой уставился на ее бледноватое лицо.
– Садитесь! – она разбирала какие-то листы, аккуратно раскладывая их в стопки.
Ее движения говорили только об одном – она нервничала! И в тот момент я обосрался! Она нервничала не потому, что боялась меня, а потому, что была рада, что вот-вот влепит мне парашу. Эти мысли не давали ей покоя…и мне уже тоже…
Я медленно опустился на стул и неподвижно уставился на нее. Лафортаньяна не переставая ковырялась на столе, чем начала меня жутко раздражать. Но что я мог сделать? Ничего.
– Что с Вами? Вам плохо? – с долей сарказма и шаловливый улыбкой подняла на меня глаза Лафортаньяна.
– Нет! С чего Вы взяли? – быстро спросил я, в действительности же, пытаясь прийти в себя от внезапных нервов.
– Вы бледны, как полотно! – усмехнулась она. – Я так понимаю, что это не тот цвет, с которым Вы родились! Ваш брат выглядит намного натуральнее!
Она снова принялась за свое, пытаясь выставить меня жалким ничтожеством перед пятью студентами, сидящими в аудитории. Я улыбнулся ей в ответ, с видом «как же ты меня достала, глупая стерва».
– Начинайте! – кивнула она, подперла рукой голову и принялась смотреть в окно, не обращая никакого внимания на меня, как будто меня там и не было.
В очередной раз она показывала свое превосходство и указывала на мое ничтожное место в жизни.
Мой первый вопрос был такой же, как и мой первый долг: про разрушение в городе. Наверное, стоит сказать, что это было великое счастье. Я мысленно начал перечитывать доклад и сразу же рассказывать. Я говорил медленно, тянул время, иногда откашливался, делал паузы… Лафортаньяне было наплевать! Она даже не скрывала этого! Скука, лазающая по ее лицу, жутко бесила меня. Но моя участь была такова, чтобы хавать все это! И я хавал!
Когда я договорил, я помолчал несколько секунд, а затем сказал «все».
– Это было очень интересно! Правда! – Лафортаньяна зевнула, хорошо, что не потянулась. – Я почти не спала!
На секунду, я подумал, что мне не жаль тех нескольких лет тюрьмы, которые мне дадут, если я воткну ручку профессорше в шею. Оно того стоило. Я бы стал спасителем для последующих курсов. Я бы освободил их от жуткой твари, ее гнилого сарказма и цинизма, от ее гнусной рожи… Но затем перед глазами пробежала одна белая и пушистая овца, за ней другая, за ней третья… Так я досчитал до пятнадцать и улыбнулся.
– Я старался, мэм! – громко и четко ответил я, гордо вскидывая голову.
– Ну что ж, друг мой, Вы заработали крошечный плюсик, который возможно поможет Вам сдать экзамен в итоге! – блажным и тихим голосом сказала она.
– Почему «крошечный» плюсик? – поинтересовался я.
В билете было два вопроса, на один я ответил, так какого же черта «крошечный» плюсик? Да я почти снова впал в приступ бешенства!
– Насколько я помню, мистер Прей, этот вопрос Вы отвечали мне докладом, совсем недавно, так? Так! Ну, так вот я считаю, что вполне имею права задать Вам дополнительный вопрос, чтобы поставить полноценную оценку! Вы согласны со мной, мистер Прей?
Лафортаньяна впилась в меня глазами, ожидая ответа… Я вспоминал, как выглядят вблизи сетчатые глаза стрекозы – мысли об этом забавном насекомом отвлекли меня от желания прибить Лафортаньяну.
– А у меня есть другой выход, как сказать «я согласен»? – спросил я, тоже улыбнувшись.
Действительно, что мне еще оставалось, только сидеть и улыбаться.
– Выход есть всегда, мистер Прей! И только от Вас зависит, что за цифра будет нарисована в Вашей зачетке! – улыбнулась Лафортаньяна. – Начинайте следующий вопрос!
Я вздохнул и посмотрел на вопрос в билете: «Парк или два новых жилищных дома. Значимость. Решение». Все чертовы боги и божества были на моей стороне, ибо я помнил, как Лафортаньяна вычитывала лекцию о городских парках и застройках. Я отчетливо помнил, как она говорила о совершенстве, комфорте, удобстве и других важных выгодах для человека при стройке. Я помнил, как она говорила: «…что толку от этих никчемных парков? Животных там нет, молодежь устраивает вечеринки, вместо того, чтобы заниматься чем-то полезном, учебой например. Парки, особенно с незначительными прудиками, отвлекают людей от важных дел. Воздуха, как такого, парки дать не могут. В этом можно убедиться, зайдя в городской «лес» и выйдя – ни один из вас не почувствует разницы между воздухом в парке и вне. Деревья, несчастные кустарники с разными ядовитыми ягодами, которые, кстати, иногда едят дети и умирают от этого, также бесполезны. А по осени слишком много сухих листьев, которые засоряют пешеходные дороги даже вне парка. Парки занимают не маленькие территории, на которых могли бы появиться несколько жилых домов с большей выгодой для человека, нежели пара деревьев, одно из которых хвойное. Постройка домов дает большое преимущество человеку в виде места жительства. Стройки приносят крупные доходы государству, подумайте о благосостоянии вашей страны…».
Весь этот бред я вспомнил и с горечью подумал о том, что у меня все-таки не было выхода, как только повторить речь Лафортаньяны, которую она жаждала услышать. Как можно было вообще сравнивать природу и несчастные жилые постройки, которые падают, как карточные домики при легком дуновении ветерка? Как эта дура, Лафортаньяна, не могла понять, что рано или поздно природа все равно трахнет человечество в тупую голову так, что мы исчезнем не оставив даже грязного следа после себя. Для Лафортаньяны мелкий парк не значил ничего… Но как я мог ей объяснить, что для меня парк, например, место, где мы гуляли с Розой, значит больше, чем ничтожный дом! Мне снова стало грустно…но делать было нечего и я медленно начал мямлить ее слова ей же, пока она опять таращилась в окно…
– Достаточно! – минут через десять она уставилась на меня с легкой улыбкой раздражения.
Я был в шоке: вот это да! Она раздражалась из-за того, что я отвечал ей… Совершенно чокнутая женщина!
– На несчастную тройку Вы уже достаточно ответили! – тихо сказала она и снова уставилась в окно.
Я хотел спросить, почему на тройку? Ведь я достаточно хорошо ответил на два экзаменационных вопроса… можно сказать, даже на пятерку! Но потом я подумал, а не все ли равно, что эта идиотина мне поставит? Что такое оценка? Кто дал ей право оценивать меня? Оценка, во многих случаях, зависит от отношения преподавателя к студенту. Отношение ко мне было оценено в туманную тройку, чуть ли не в парашу… Но я был уверен, что мой брат получит твердую четверку, если не туманную пятерку. Нет, как я уже сказал, у Лафортаньяны не было любимчиков, она просто специально поступала так с моим братом, чтобы позлить меня. Но я твердо сказал себе, что мне должно быть все равно…
Лафортаньяна молчала, я тоже. Спросить что-либо – означало нарваться на очередную порцию унижений, честно говоря, мне больше уже не хотелось. Я скосил глаза на брата. Он, подперев голову рукой пустым взглядом таращился на меня. Правильно, зачем ему готовиться к ответу?!…
– Последний вопрос, мистер Прей! – тихо сказала она, поворачивая ко мне голову.
«Давай, завали меня уже, и мы оба отмучаемся», подумал я. Ее безразличные глаза снова уставились на меня и повисал жуткая тишина. Лафортаньяна хмурилась, мрачнела и молчала.
– Давайте зачетку, Вы мне надоели! – строго, даже раздражено заявила она, окидывая меня недовольным взглядом.
Ничего не понимая, я протянул ей зачетку и мельком посмотрел на брата: он пялился в окно.
– Счастливо! – выкрикнула Лафортаньяна, сунула мне зачетку и позвала следующего неудачника – моего брата.
Я вышел из кабинета, даже не посмотрев на оценку. В коридоре было полно народу… там была Роза. Я попытался перезагрузить голову, удалив оттуда всю информацию…неприятную информацию.
– Как ты? – я обнял ее и прижал к себе. – Прости…
Ну хер с этим со всем. Плохо мне было, плохо чувствовать дрянь у себя в теле, осадок после ссоры… Черт с Люцифером…плевать на все.
Она улыбнулась и уткнулась мне в грудь. Может я и был мудаком в тот момент, но это было такое счастье – чувствовать ее тепло и видеть нежную улыбку, понимая, что я прощен.
Роза пошла сдавать экзамен, а я остался ждать ее под дверью. В это время из-за нее показался ненаглядный братец. Ну, вот на него мне совсем не хотелось смотреть и я отвернулся.
– Эй, братишка! – но Люцифер не любил, когда к нему поворачивались спиной.
– Ну? – буркнул я, но решил все-таки остановиться.
Люцифер подошел ко мне. На его лице, как и обычно, в общем-то, бегала легкая улыбочка. Для моего брата словно не существовало ничего святого…ничего.
– Ты действительно дуешься на меня из-за подарка? – спросил он, жуя жвачку.
Как же мне хотелось двинуть ему по роже…а что мне мешало это сделать? Ничего! Я и двинул, да так, что у меня кости на руки свело. Братишка же не заставил себя долго ждать! Дальше я ничего не понял, что произошло: кулаки, звезды, ноги, пыль, снова кулаки, крики… Крик Трокосто и дальше мы повисли у него в руках, как несчастные щенки, но продолжали брыкаться, пытаясь дать друг другу по морде.
– Вы совсем обнаглели? – Трокосто вернул мне немного разума, но это не все…
Через секунду выскочила Лафортаньяна, услышав вопли в коридоре.
– Что здесь происходит? Вы, двое, почему еще здесь? – спросила она грозно, затем, наконец, заметила Трокосто. – Профессор?
– Просите, профессор… – я попытался извиниться, лишь бы только ничего не выслушивать, но я опоздал…
– Драка? – взвизгнула Лафортаньяна, увидев кровь на лице Люца. – Вы что, совсем бессовестные? Срывать мне экзамен своими глупыми криками и драками? Что все это значит? Глупые дети! Почему вы вообще еще здесь, около кабинета? У вас уже есть оценки, а вы мешаете мне атестовывать других! Обнаглели…
– Профессор, я разберусь! – улыбнулся Трокосто. – Продолжайте экзамен! За мной!
Трокосто отпустил нас и пошел вперед. Лафортаньяна продолжала что-то орать. Мы с братом поплелись следом за Трокосто.
– Мудак! – шепнул мне Люц.
У меня сжались кулаки и мне снова захотелось двинуть ему по роже, но провоцировать Трокосто мне не хотелось…
– Заткнись! – буркнул я и отвернулся от него.
Не хотелось признаваться, но настроение у меня поднялось, адреналин взыграл и мне стало как-то легче и горячее!
– Что это было? – строго спросил Трокосто, как только мы оказались у него в кабинете.
– Ничего, сэр! – ответил я.
– Что-то не очень похоже на «ничего». Врать вы еще не научились так, чтобы выглядело правдоподобно! Я слушаю!
Люцифер сглотнул и с веселой рожей уставился в окно. Я просто пялился на книги, стоящие в шкафу. Придурок! На кой черт ему нужно было знать причину нашего семейного конфликта? Почему мы должны были выкладывать ему наши проблемы? На паршивого психолога он был не очень похож…а чистить нам мозги – мне совсем этого не хотелось!
– Пока я не услышу ответ, вы никуда не пойдете! – Трокосто окинул нас сумеречным взглядом. – У меня уйма свободного времени! Выбор за вами!
Я шмыгнул носом и вдруг понял, как сильно он болит. На руке я обнаружил капли крови. Облизнув губы, я почувствовал соленый вкус. Неужели было можно еще ненавидеть кого-то так сильно, как я ненавидел своего брата? Я мечтал что-нибудь сломать ему! Но как бы я ни ненавидел его – я ни разу не пожелал ему смерти! А надо было бы!
– Чего молчите-то? В коридоре вы не были такими молчаливыми! – Трокосто уселся за стол.
– Что Вы хотите от нас? – спросил Люц.
– Я хочу услышать причину драки между братьями…родными! – он заострил внимание на нашем ненавистном родстве. – Единственное, что…нет, кто, может спровоцировать такое в вашем возрасте, так это девушка! Сознайтесь мне, олухи, что разбитые носы и губы из-за девушки?
Я мельком взглянул на брата: он облизнул кровавые губы и усмехнулся. Он еще и усмехается! Мерзкий жук!
– Что если это так? Дальше что, профессор? – Люц вопросительно поднял брови. – Неужто Вы хотите запретите нам, парням, драться из-за девчонок?
– Хе-хе… – я услышал смешок от Трокосто. – Все-таки девушка…
Я закатил глаза: все, сейчас начнется, мы будем выслушивать длинную мораль… Ненависть к брату была беспредельна, всеобъемлющая и бездонная!
– Неужели вы считаете, что девушка достойна драки между братьями? – с загадочной улыбкой спросил он. – Если да, то вы оба должны понимать, чего стоит эта девушка! Кто из вас влюблен в нее?
– Я, сэр! – быстро крикнул я и окинул взглядом Люцифера.
Он улыбался. Его улыбка, обычно циничная и жестокая, в тот раз была мягкой и доброй. На какое-то мгновение я даже подумал, что он искренне рад за меня и желает мне только счастья.
– Бравый рыцарь современности… – протянул Трокосто.
Выглянувшее солнце бросило свои золотые и холодные лучи на лысину профессора – мне так хотелось увидеть маразмотичных солнечных зайчиков, прыгающих по скучному и убогому кабинету!
– Ладно уж, профессор! – усмехнулся я. – Давайте уже, скажите, назовите меня каким-нибудь словом…
– Рыцарь… – снова прошептал Трокосто. – Я расскажу вам кое-что в следующем году! Вы свободны, и я прошу вас, не деритесь друг с другом…ни одна…не стоит… Идете!
***
Апрель. Наверное, даже середина апреля. Зимние каникулы прошли, как несколько секунд, но таких счастливых и радостных секунд, которые поселились в моих венах, наполняя тело теплом, страстью и желанием к Розе. Мы почти не ссорились. Каждый день мы ходили в злосчастный университет, ненавидели профессоров, но обожали друг друга.
В начале апреля мы справили с братом день рождения, где изрядно нажрались и чуть не устроили мордобой, но Роза не позволила. Нам исполнилось двадцать лет… разницы я не заметил. С братом мы постоянно конфликтовали, пререкались, иногда обижались и не разговаривали друг с другом.
Я почти свыкся с мыслью, что Люцифер и Роза могут мило общаться друг с другом. На дне рождения они даже танцевали. Естественно, я жаждал переломать брату ноги, но в то время я учил себя терпению. Все же орут в одно горло, что терпение – сраный вид счастья! Терпи, когда с твоей девушкой танцуют. Терпи, когда твою девушку целуют. Терпи, когда твою девушку трахают. Человечество – современные терпила без тормозов. Какой у меня был выход – только вступить в их ряды! Стать одаренным терпилой!
Я позволил Розе и Люцу общаться, закрыл глаза на их общение. Именно поэтому мы не ссорились с ней, а не потому, что Роза внезапно стала идеальной девушкой. Я – несчастный кусок хлебной корки, лежащий в слякоти, по которой проходят тысячи людей, а меня даже голуби не хотели жрать. Я был этой коркой потому, что отчетливо понимал всю зыбкость своего априори незавидного и глупого положения. Ведь я прекрасно осознавал, что Роза вьет из меня гнездо, тыкая соломинками и палочками. Конечно, мне это совсем не нравилось, к тому же, Роза, по своей неумелости и глупости, не могла всего этого скрыть. Но я так хотел сраной, несуществующей идиллии с этой девушкой… И я просто плюнул на все, переступил через себя и решил не трепать нервы ни себе, ни ей. Хотелось ей шептаться с гадом Люцифером, пускай шепчется. Я переживу… зато у нас не будет очередной ссоры, как в бесконечной Санта-Барбаре.
Я просто устал говорить этим двум людям, моему особо тупому брату и моей особо любимой девушки, что мне неприятно смотреть и слушать, как они мило общаются между собой. Ладно Люц, ему всю жизнь было наплевать на всех, кроме себя и собственного хера, мне же было больше всего обидно, что Розе тоже наплевать на мои чувства и переживания. Ей хотелось тусить с моим братом – она тусила, делая вид, что меня, точнее моих просьб, не существует, их просто не было.
Порой, когда они ругались, а это явление для них было не редким, Роза вбегала в комнату и кричала, кричала так громко, что мой брат невыносимый мудак и нет ли какой возможности избавиться от его постоянного присутствия. Я, как влюбленный егерь в Белоснежку, пытался успокоить ее и объяснить, что для Люца хамить девушке – было нормально.
Что такое успокоить Розу? На самом деле, теорию относительности Эйнштейна проще опровергнуть и снова доказать, чем успокоить Розу. Когда она была чем-то расстроена, ее голос становился похож на мерзкую сирену, у которой нет ни проводов, которые можно было бы отрезать, ни батареи, которую можно было бы вынуть. В ней не было ничего, что смогло бы заставить сирену заткнуться. Роза могла говорить чрезвычайное количество слов в минуту, оскорбляя, к примеру, моего брата.
Я слушал, какой он дурак, мудак, неуч, бестолковщина… какой он не совершенный. Я же думал, ведь у нас с братом были одинаковые рожи, почему же он вообще несовершенен, а я типа прошел фейс-контроль. Я слушал, слушал и слушал. Роза просто визжала.
Что делал Люцифер в такие моменты, я понятия не имею! Но я ни разу не слышал и не видел, чтобы он извинился перед ней за то или иное слово, которое она посчитала обидным или восприняла как повод для того, чтобы устроит истерику. Иногда мне хотелось притащить Люца за шкирку к Розе и сказать: «Смотри, сволочь, что ты наделал!» а после заставить его извиняться. А потом я думал, а зачем я должен это делать? Что от этого изменится? Эти двое померятся через пару дней и буду хохотать во всю глотку, сидя на кухне.
Порой Роза обвиняла меня в том, что я не веду себя как мужик. По ее мнению я должен был разбить брату рожу. Я же так не считал. Люц не переходил рамки дозволенного. К тому же он не хамил, как казалось ей, более того всегда подбирал различные уменьшительно-ласкательные словечки и в итоге получалось: лапушка, солнышко, милочка, дорогуша и тому подобные высказывания, которые меня жутко раздражали, зато Розу радовали. Я молча переживал внутри весь тот ад, а Роза явно выказывала, что ей приятно, как с ней обходится Люц. В этом плане она была молодец: она говорила и показывала, когда брат бесил ее и когда нет.
Как-то так. Со временем я начал привыкать к беспределу в нашем доме. У брата постоянно были разные девушки и мне казалось, что их круговорот никогда не кончится. Я даже не мог поверить в то, что в нашем затхлом городишке было столько девушек. Люцифер, питаемый энергией природы, никогда не останавливался. Был бы я на его месте, я бы просто утомился сношаться каждую ночь, пытаясь ублажить очередную дуру! Это реально отнимает много сил. Поэтому я думал, что Люцифер существует за счет солнечной энергии, ну или еще что-нибудь такое. У брата не было ничего нового, его жизнь одного спермотозоида просто продолжалась.
Порой Роза смотрела на его девушек, как на что-то чрезвычайно заразное, с некой брезгливостью в глазах… с ревностью. Но я сразу же начинал вести разговор сам с собой, типа, «ты чего, чувак, чокнулся? Совсем уже оскотинился?». Вроде после прочтения лекций самому себе, я становился спокойнее, ревность к Люциферу в глазах Розы исчезала.
В какой-то момент я начал замечать, какой отпечаток оставлял на нас наш злополучный ВУЗ… особенно на Розе.
Почти с каждой неделей она менялась. Она становилась все тяжелее и тяжелее. Мне было тяжело носить ее в голове. Она сменила стиль одежды, стала более вызывающе что ли, броской и вульгарной. Роза одевалась так, чтобы подчеркнуть фигуру, чтобы уничтожить меня морально. Она почти перестала убого красить свои брови. На каждой паре, которую вел мужик, Роза была просто бесподобна. Она медленно превращалась в стерву, пока только во внешности. Поначалу я был чуть-чуть рад этому: уж слишком она была хороша, что, несомненно, стало причиной для ревности.
Но я опять же молчал. Честно, я не хотел ничего говорить ей, чтобы не поругаться. Мне очень не нравилось когда мы с ней были в ссоре. Но как же хреново, когда всякое говно переживается внутри, особенно ревность, когда хочется снести голову, а ты можешь только улыбаться и говорить о любви.
