Александра

На столе лежали стопки сшитых дел, просто бумаги, какие-то изрисованные четкими, прямыми линиями, наискось заштрихованными другими, просто квадраты, чьи стороны многократно прорисованы. Похоже, следователь, общаясь с кем-то по телефону любил порисовать, периодически вписывая в изрисованное листы данные и сведения, которые получал из разговора.

Много было на столе простых карандашей, каждый из которых был чертовски остро заточен. Пара печатей, набережно валяющихся на дальнем углу стола. На компьютерном стуле с большой спинкой, обтянутой то ли натуральной кожей, то ли качественным кожзамом, висел китель.

Пока Макс изучал обитель следователя, следователь изучал мимику свидетеля или подозреваемого, Лев Анатольевич пока не определился, как величать сидящего напротив юношу. То, что он волнуется, даже побаивается, Лев Анатольевич прекрасно видел: все поведение Макса сдавало следователю каждую эмоцию, которая провоцировало то или иное движение. Более того, о некоторых движениях, выдавших тревогу, Макс и не догадывался. Лев Анатольевич думал над одним важным вопросом: парень боится потому, что отравил подругу и сейчас его выведут на чистую воду или его так тревожит место, где он находится, не зная своего статуса.

– Давайте я еще раз представлюсь, – мужчина сел за стол, – Лев Анатольевич Орлов, следователь (посмотреть, как представляются). Я веду дело Мартишиной Анны Витальевны. Я бы хотел задавать Вам некоторые вопросы. Вы готовы?

Макс неуверенно кивнул. Готов ли он говорить о своей мертвой девушке, которую очень любил, и которая сладчайшими поцелуями провожала какого-то мужика? Скорее не готов. Будь его воля он бы еще долго не говорил ни о чем из того, что хоть как-то связно с его бывшей возлюбленной. Но вопреки свои истинным желаниям, Макс утвердительно кивнул, отчетливо понимая, что выбора у него все равно нет.

– Мне известно, что покойная и вы состояли в отношениях. Долго?

– Не очень, – Макс нахмурился, – с 2011 года. Мы начали встречаться 15 сентября.

– Насколько близки вы были в отношениях с покойной?

Макс удивлённо посмотрел на следователя. Его вопрос был адекватен? Такие вещи можно спрашивать? И какое это отношение могло иметь к делу? Максим смотрел круглыми глазами, не понимая, как себя вести дальше и что ответить.

– И? Между вами была связь? Сексуальная связь? – следователь повторил свой вопрос.

– Да, – Макс вздохнул, – мы встречались. Я любил ее и собирался сделать предложение. – Макс вспомнил с какой злостью зашвырнул кольцо в неизвестном направлении в момент ссоры.

– Понятно, – следователь сделал очередные пометки на своем листочке. – Вы часто ссорились?

– Хм, – Макс нахмурился. – Я бы так не сказал. Ссоры, конечно, бывали, но не чаще, чем у других. Я бы даже сказал, что по сравнению с другими, мы практически не ссорились.

– Что становилось причиной ссор?

– Скажите, а какое это имеет отношение к делу? – Макс не удержался, искренне не понимая причину всех этих странных вопросов.

– Самое прямое, Максим Андреевич, – Лев Анатольевич строго посмотрел на парня. – Юная девушку выпила смертельное количества яда и умерла. Каков мотив? – спросил сам себя следователь. – Часто в подобных случаях мотивом выступает ревность партнера. Он или она травит своего возлюбленного, пытаясь выставить убийство как самоубийство. Вот каков мотив. Мотив убийцы, не жертвы.

– Вы подозреваете меня? – Макс почувствовал холодный пот на спине и страх на сей раз за свое будущее и жизнь.

– Пока нет, – безразлично ответил Лев Анатольевич, – но у меня есть причины допросить Вас. И я хочу, чтобы Вы были откровенны со мной. Если Вы не причастны к убийству, я это пойму и докажу, и нет необходимости нервничать в таком случае. Согласны?

Макс медленно кивнул. Только сейчас он осознал, как нелицеприятно его положение. В каком амплуа следователь сейчас рассматривает его?

– Так что выступало толчком к ссорам между вами? – следователь повторил вопрос.

– Ее капризы.

– Капризы? – переспросил Лев Анатольевич, – в чем это выражалось?

– В желаниях, которые возникали ни к месту и неожиданно, – Макс старался говорить коротко и отвечать только на то, о чем его спрашивали.

– Как это понимать?

– Никак, – буркнул Макс, – никак. Вы сам мужчина и Вам чужда алогическая и непоследовательная активность женщины. Но по большей части я никогда не обращал особого внимания на ее заскоки. Это нормально вести себя так для женщины.

– Вы говорите, слишком размыто, мне бы хотелось услышать конкретику. Будь любезны.

– Послушайте, – Макс чувствовал, что раздражается. – Мне больно говорить о ней, неужели Вы не понимаете? Я любил эту девушку. У нас все было хорошо. Малочисленные недопонимания, которые были между нами и которые Вы так жаждите услышать, не стоят и яйца выеденного и ни я, ни Аня не запоминали их. Наши отношения были если неидеальными, то близки к идеалу. И описывать идеал сложно, тем более после того, что случилось с ней и понимание того, что я больше никогда не увижу ее.

– Хорошо, – следователь вновь что-то отметил у себя на листке, – когда вы виделись в последний раз с покойной?

– 29 июня.

– Как прошла ваша встреча?

– Как обычно, – Макс напрягся, ему не хотелось рассказывать о расставании с Аней с учетом того, что следователь и так скептически относился к его персоне.

– Можно поподробнее?

– Тот вечер ничем не отличался от других совместно проведённых. Мы встретились около подъезда, поговорили две минуты и разошлись.

– Хорошо, – следователь внимательно следил за парнем напротив, – вы знаете Сулиманова Альберта Ибрагимовича?

– Нет, – Макс нахмурился, вспоминая имя. – Впервые слышу.

– Я сейчас Вам кое-что скажу, надеюсь, что это сильно не разобьет Вашу иллюзию идеальной девушки.

– О чем Вы говорите? – кровь Макса закипала в жилах.

– Покойная состояла в отношениях с господином Сулимановым. Я бы не назвал их отношения дружескими. Но теле покойной найдены следы спермы господина Сулиманова и нет никаких следов, указывающих на то, что интимная связь случилась насильственным путем. В пользу взаимного времяпрепровождения покойной и господина Сулиманова говорят факты, предоставленные свидетелями.

– Но… – Макс собирался что-то сказать, но Лев Анатольевич не дал ему продолжить.

– А также у меня имеются свидетельства того, что между Вами и покойной произошла ссора 29 июня. Серьезная ссора, а не то, что Вы пытаетесь мне описать. Мне известно, что Вы были у дома Анны в момент, когда господин Сулиманов уходил от нее. Почему Вы не сказали мне об этом?

Макс посмотрел в сторону. Как же было глупо полагать, что следователь не осведомлен деталями их последней встречи. Как теперь он выглядит в глазах следователя? Как быстро и непродуманно Макс создал себе крайне нелицеприятную репутацию. И как теперь выкручиваться из этого шаткого положения? Но этот вопрос сильно не тревожил Макса. Больше всего он думал об Анне и мужчине, с которым она встречалась. И давно? Давно она водила его за нос? Давно он любил ее, в то время как ее любовь размножалась почкованием? Сколько у нее было таких Альбертов, о которых ему неизвестно? Сколько раз он целовал ее губы, на которых застывали поцелуи другого? Сколько раз он мысленно называл ее своей женой, матерью своих детей, в то время пока она отдавалась разврату с другими мужиками? Максиму стало тошно. Он едва сдерживал рвотный позыв. В тот момент пришла мысль, что он даже рад, что она умерла, потому что узнай он о красочных деталях сексуальной жизни своей возлюбленной, проведенной не с ним, он мог поклясться чем угодно, что сам убил бы ее.

– Я знал об этом. Точнее узнал 29 июня, когда приехал к ней, – Макс откашлялся, занял удобную позицию, положив ногу на ногу, а руки на подлокотники. – Я не стал говорить об этом, потому что не хотел дискриминировать покойную. И сам старался забыть об этом потому, что о мертвых либо хорошо, либо никак. Я хотел сохранить только позитивные воспоминания о наших с Аней отношениях.

– Как Вы отреагировали, когда узнали об измене Анны? Как Вы вообще узнали об этом?

– По чистой случайности, – Макс смотрел в глаза следователю, крутил ногой и тихо постукивал пальцами по подлокотникам. – У меня появился внеплановый выходной, и я решил сделать Ане сюрприз и провести с ней вечер. Я подъехал к ее дому и увидел, как она прощается с каким-то мужчиной. Честно говоря, я не знаю, кто он – Альберт или, кто другой. Меня это не волновало в тот момент.

–Так, – следователь внимательно взглянул на Макс, – а что Вы сделали, когда увидели возлюбленную в объятиях другого мужчины?

– Подождал, когда эта сердцеразрывающая картина закончится.

– Потом?

– Вы хотите знать отравил ли я ее сразу же или подождал? – Макс посмотрел на Льва Анатольевича с презрением.

– Нет, я пока не в чем не обвиняю Вас, – он улыбнулся, стараясь сделать свой голос мягче, а интонацию добрее. – Я просто собираю информацию по делу.

– Я вышел из машины и подошел к Ане, сказал, что между нами все кончено, вышвырнул кольцо, с которым собирался делать ей предложение и уехал. Больше я не видел ее.

– Где Вы были между двумя и четырьмя часами ночи 30 июня? – Лев Анатольевич прищурил глаза.

– Дома, в кровати. Пытался уснуть, осмысливая все, что со мной случилось. Знаете ли, не каждый день девушка, которую ты любишь, попадается с поличным на улице.

– Кто может подтвердить ваши слова?

– Родители, – Макс пожал плечами. – Почему речь идет именно об этом промежутке времени?

– Экспертиза установила, что яд попал в организм погибшей в этот период времени.

– И Вы решили, что именно в это время убийца пришел и насыпал ей яд? – усмехнулся Максим. – Яд мог попасть в пищу или воду, гораздо раньше или даже позже, зависит от яда…

– А вот здесь, – следователь поднял указательный палец вверх и хитро улыбнулся, – таится самое интересное. Как установила экспертиза, яд попал в организм именно в этот промежуток времени и действовать начал мгновенно.

– Почему Вы не рассматриваете версию самоубийства?

– Первое, мотив? – Лев Анатольевич вопросительно поднял брови, – какой мотив может быть у 22-летней девушки, приведший к решению наложить на себя руки? Я уже достаточно осведомлен о ее личной жизни, окружении, материальном положении, планах на будущее. У нее не было мотива для самоубийства. Она была полна жизни и собиралась жить дальше. Второе, – следователь растеряно улыбнулся, опустив глаза, – удивительное попадание яда в ее организм.

Макс нахмурился еще сильнее, внимательно рассматривая лицо мужчины напротив, пытаясь предугадать, что он сейчас скажет.

– Яд попал в кровоток как после инъекции.

– Кто-то вколол ей яд? – ужаснулся Максим, чувствуя, как в горле образуется сухой, шершавый комок, мешающий вдохнуть и сделать глотательные движения. Ужас из-за жестокости, с которой какой-то зверь убил его девушку, поверг его в истинный шок, пробуждая злость и желание отомстить. Найти зверя и сделать с ним то же самое. Нет! Сделать хуже! Заставить его мучиться еще сильнее в десятки раз. В сотни!

– Я тоже так подумал, – следователь усмехнулся, – но на теле не обнаружено никаких повреждений. Вообще! Ни единого намека на то, что ей вообще делали недавно хоть какие-то уколы. Как только судмедэксперты установили, что яд был введён в кроваток, именно введен в жидком виде, они с увеличительным стеклом исследовали тело в поисках следов от иглы, но… – следователь обреченно пожал плечами.

– Как так? – удивился Максим, неоднократно бывавший в морге, видавший много мертвых тел и еще больше различных пигментных отметин на коже. Если яд был введен внутривенно, как утверждает судебная экспертиза, что и спровоцировало смерть, значит на теле должны были остаться следы. Должны быть следы! Плохо ищут! Или может не хотят искать? Безалаберность и бездейственность встречаются повсеместно, к сожалению, и в области медицины. Макс знал об этом не понаслышке. В отделении в градской больнице одна из медсестёр, забыв спросить пациента о имеющихся аллергических реакциях, вколола ему препарат, который назначил врач, также плохо осведомленный наличием аллергических реакции. Пациент выдал анафилактический шок и последующую смерть через 5 минут, пока медсестра пыталась сложить 2+2. После этого собрался целый консилиум врачей терапевтического отделения, который вместо того, чтобы взывать к справедливости и привлечь к ответственности виновных, в течение долгого времени сочинял новую историю болезни пациенту, который уже не мог оспорить истинные факты.

Сколько раз он сталкивался с безалаберностью и безответственностью в операционной? Забыть в теле пациента инструмент – это не самое худшее. И никто после не спрашивает, почему по завершению не пересчитали инструменты и сверили с тем количеством, которое было перед операцией. Потому что никто и не считал их до начала операции. А теперь у кого-то перитонит. И много примеров было у Максима, когда, казалось бы, медицина, позиционируемая как наука жизни, требующая максимального человеческого вложения всех мыслимых и немыслимых благодетелей, позитивных качеств, любви и доброжелательности, в реальности лишь покрывает свое истинное лицо. К счастью, ни все такие, но здесь, в этом конкретном случае, установить причину смерти и не соизволить найти следы инъекции больше, чем странно! Каков же уровень безразличия судмедэкспертов, от которых зависит дальнейший ход дела? Судьбы живых людей, которые могут находиться под подозрением?

– Не может быть, чтобы не было следов. В чем-то ошибка! – Максим вздрогнул, унимая растущую дрожь в теле. – Либо неверно установлено, как яд попал в организм, либо следы есть, а их не могут найти. Или не хотят, – на автомате добавил Максим, но тут же запнулся, внимательно следя за реакцией следователя, пытаясь понять, не сболтнул ли он лишнего, к тому же и оскорбительного.

– Да, молодой человек, консервативного материализма у Вас не отнять, – улыбнулся Лев Анатольевич, – давайте я еще кое-что Вам скажу.

Макс внимательно смотрел на мужчину, как тот сузил глаза, поджал губы и в легкой нерешительности уставился на Макса, а затем продолжил.

– Яд, который ввели девушке, не просто бытовой химикат. Все гораздо интереснее. Речь идет о высокотоксичном яде, обладающим нейротоксичными свойствами и коагулянтом.

– И? – не понял Макс. – Нейротоксины действуют на нервную и дыхательные системы… – пожал он плечами, – часто впрыскивается при укусе пчелами и осами, – тут Максим совсем замолчал. Где убийца мог достать нейротоксин? В какой дозе был яд в ее организме?

– Вы сообразительный, – следователь улыбнулся. – Очень много. Судебная экспертиза после проведения химического анализа утверждает, что смерть девушки наступила от укуса змеи! Нескольких укусов, если быть точнее.

– Которые не были обнаружены на ее теле, – утвердительно добавил Макс, смотря в одну точку.

– Да, – Лев Анатольевич кивнул, – а Вы неплохо осведомлены о ядах, к тому же вы – врач. Скажите, Вы увлекаетесь серпентологией?

Макс встревожено поднял взгляд. Что? К чему этот вопрос? Зачем? Его руки вспотели, ладони словно плохо было вытерты после того, как были помыты. Лоб покрылся испариной. Хорошо, что недлинная челка спускалась на глаза и следователь не мог видеть блестящую испарину на лбу.

– Нет, – в горле все пересохло, язык прилип к небу, но Макс заставил себя говорить. – Терпеть не могу змей. Почему Вы спрашиваете?

– У Вас мог быть мотив, – Лев Анатольевич встал и потянулся. – Мог быть, – повторил он. – Я ничего Вам не предъявляю и не обвиняю, но попрошу Вас, пока идет следствие из Москвы не выезжать. Идет?

Макс качнул головой, на самом деле не понимая свой статус. Кто он теперь? Подозреваемый? Подозреваемый в убийстве своей девушки? Или жертва, лишившаяся любви?

Макс ехал домой, плохо соображая, то и дело прокручивая весь диалог со следователем. Что же он сказа лишнего, что его хотят вписать в число подозреваемых? Где эта брешь?

11

– Как прошло? – в квартиру вошел Слава, поджидавший все это время друга около дома. Макс зашел следом и закрыл дверь. Он вздохнул, оперся на дверь, закрыл глаза и глубоко выдохнул. У него все еще дрожали руки и голос, все еще мучался от жажды, пытаясь разомкнуть сухие губы, шевельнуть сухим языком. Все, что происходило, казалось ему страшным сном, пробравшимся и застывшем в его реальности. Не отходя от входной двери Макс, рассказал Славе о встрече со следователем, периодически зажмуриваясь, пытаясь сдержать слезы, которые уже не первый раз пытались сбежать с его глаз.

– Ты сам-то что думаешь? – спросил Слава, выслушав рассказ. – Убийство или самоубийство?

Макс отрешенно посмотрел в коридор, ведущий на кухню, снова вздохнул и опустил голову, поглаживая свое бедро, словно стряхивал невидимую грязь пальцами.

– Не знаю, – ответил он и прошел на кухню. Слава следом за ним. Макс грузно упал на стул, откинулся на спинку, запрокинул голову, прижавшись к холодной стене, чтобы хоть как-то унять жар.

– Кофе? – спросил Слава, по-хозяйски доставая себе кружку и насыпая 3 ложки молотого кофе. Макс кивнул, и Слава тут же достал вторую кружку, сыпанув в нее 3 ложки кофе и 3 ложки сахара. Сам он всегда пил много кофе, крепкий, без сахара и без молока. Работая на скорой, ничего кроме кофе не могло вернуть его к бурной жизни среди ночи.

– Слав, – Макс оторвал голову от стены и исчерпывающе впился красными и уставшими глазами в своего друга. – Я уже 10 лет чертовски плотно связан с медициной. Я уже 6 лет работаю на скорой, у меня полставки в патанатомичке и еще полставки в 7ой градской, – Макс замолчал, чтобы вдохнуть воздуха, которого ему критически не хватало в тот день. – Вот, – снова пауза, – я настолько пропитан и запрограммирован материализмом и реальными фактами, и наукой, что я просто не могу поверить в версию следователя, звучавшую между строк.

– Что именно? – Слав внимательно смотрел на Макса.

– Экспертиза установила, что Аня умерла от большого количества нейротоксического яда, выпущенного в ее кровоток. Такое количество могла впрыснуть только змея. Да и вообще, складывая весь пазл воедино, получается, что Аню искусала какая-то змеюка. Ночью. В московской квартире. Уже звучит мистично, хотя можно допустить мысль, что некто вошел в ее квартиру и бросил ей змею на кровать…

– Ну? – удивился Слава. Предположение конечно слабое, но имеет право на существование. Это могло объяснить присутствие змеи в квартире.

– Не ну, а но! – Макс глотнул горячий кофе и продолжил, не отрывая взгляда от Славкинового лица, – на теле нет ни единого следа уколов или укусов. Вообще ничего. Как яд попал в кровь?

Ребята уставились друг на друга, каждый мысленно пытался ответить на поставленный вопрос. Микроиглой? Но таких игл, которые не оставляют следы не бывает. Может это яд пролонгированного действия?

Они оба думали об Александре. Макс не решался никому сказать о том, что наводкой ему послужила смс от Саши. И на всякий случай, Макс даже удалил ее. А Славка вспомнил свой кошмарный сон, где Саша в свете Луны пригрела черную змею на коленях. Слава хотел и верил в то, что все что случилось той ночью – всего лишь плод его воображения. Сон! И он настолько сильно поверил в это, что действительно считал, что все то был сон, иначе все это объяснить нельзя было. Два друга предпочитали молчать о своих страхах и подозрениях относительно Саши.

Саша же, пока ребята промывали кости произошедшего, строя бесконечный гипотезы и выдвигая различного рода предположения, которые падали и разбивались сражу же, смотрела в чистые, темно-голубого, как васильковое поле, цвета глаза. Она сосредоточено изучала всевозможные вкрапления и точки зрачков и радужки парня, стоявшего словно зомби напротив нее. Больше ничего не привлекало ее внимание в парне: ни его густая шевелюра, грязная у корней, где виднелась шелуха неперводневной перхоти; ни его густая кучерявая борода, словно мелированная, состоящая из прядей рыжих волос, пересекающихся с каштановыми прядями и тут же, разбавлялась седыми волосками, непонятно откуда взявшимися у 32летнего тракториста Федора.

Они вдвоем стояли в молоденькой березовой роще, изучая лица друг друга. Хотя скорее Саша больше всего была занята его глазами, а Федор выглядел больше, как восковая фигура.

Саша вытянула руку и плавным движением дотронулась до его плеча. Парень вздрогнул, но глаз не отвел от ее лица.

– Ты подбивал местных, чтобы они подловили моего брата, – тихо сказала она. Федя, не чувствуя никаких эмоций, словно его выключили, кивнул головой. – А зачем?

Мужчина опустил взгляд на обнаженную грудь девушки и сердце его стало стучать чаще. Саша улыбнулась, испепеляя Федора своими невозможными черными с золотистым отливом глазами. Уголки его губ подрагивали, словно хотели растянуться в улыбке, но что-то мешало им. На внешних уголках глаз появились продольные морщинки, готовя глаза к улыбке. Он слышал голос девушки, звучавший в ушах как нежная соловьиная трель, но Федор вовсе не понимал смысла слов, которые произносила Саша. Она говорила на странном, непонятном, несуществующем языке. Да, какая разница? Пускай щебечет, лишь бы слушать ее уникальный голос, не имеющих равных.

– Что он тебе сделал? – спросила Саша, не ожидая услышать ответ на вопрос. – Деревенское мещанство, – прошептала она, – только потому, что он приехал из Москвы. Только потому, что он не родился и не вырос здесь, а посмел сюда приехать, – Саша заглянула в глаза парня еще глубже. Он же опустил взгляд ниже по ее телу, рассматривая нежное лоно, животик, бархатную кожу, лоснящуюся в проходящих сквозь маленькие листочки березок лучах солнца. Белая кожа вызывала чрезмерно нежные чувства в сердце, когда выглядела в его глазах как слиток чистейшего серебра, одиноко лежащего среди груды застывшей глины и страшных, черных, кургузых камней. И никто не охраняет это сокровище: бери его прямо здесь и прямо сейчас. Федор, слепо и рьяно повинуясь своим желаниям и инстинктам, обхватил руками талию и притянул девушку к себе. Саша усмехнулась, позволяя мужчине схватить ее, но зрительного контакта она не прерывала. Их глаза были словно соединены толстыми цепями, невидимыми и ничего не весящими. Он мог позволить себе провести взглядом по ее обнаженному телу, быстро скользнуть глазами и не очень стыдливо, но тут же вернуться к ее томному, гипнотизирующему взгляду.

– Что же ты так робок? – игриво спросила она, зная, что Федор не ответит на вопрос. Он же откусывал скользящим взглядом кусочки утонченной красоты ее фигуры, прожёвывал, перетирая зубами в труху, размазывая по нёбу частички гибкого стана, глотая по крохам атомы изгибов талии и бедер. Федор не слышал Сашу, не обращал внимания на ее неестественно черные глаза, поблескивающие золотом, на кривые зубы и неправильный прикус, на зловещую ухмылку, родившуюся вследствие кривых зубов, испещрённые заживающими болячками губы. Фёдор был поглощён ее совершенной фигурой, на которую безустанно метались его глаза.

– Поцелуй меня, – Саша вытянула губы, скрыв неровные клыки. – Прямо сейчас. Больше у тебя никогда не будет такого шанса, – прошептала она уже соприкасаясь губами с его губами, – никогда. Не упусти его.

Парень стиснул осиную талию в крепких руках и прильнул к ее губам жадно заглатывая их, полностью и даже сверх того отдаваясь поцелую. Он в жизни так никого не целовал. Ни от кого он не получал столько страстной отдачи. Никогда он не чувствовал таких горячих пухлых губ. Никогда его рот не пробовал ничего подобного. Если бы только Федор знал, как на самом деле его «никогда» было действительно близко к реальности. Он не знал и не мог знать, что в момент бурлящих чувств страсти, полностью охмурившей его рассудок, в руках своих, сведённых судорогой, он сжимал пугало, которое самолично принес с огорода соседки, откровенно говоря, не ведая, что творит и зачем. Не мог он знать и о том, что его губы так жадно облизывают пухлых, белых опарышей, словно искусственно выкормленных для удачной рыбалки на хорошего окушка в живописной горной речке, выпадающих из противного рта, обложенного соломой, пугала. Федор не мог знать в силу своей умопомрачительной вовлеченности в безудержную страсть, что пухлые белые брюшка обожратых, еле двигающихся, червей, взрываются новогодними хлопушками у него во рту, в то время как Федор уверено наслаждался пухлыми юными губками Саши. И не мог он знать и не знал, что подгнившая солома, все еще сохраняющая свою чрезвычайную стойкость, царапала в кровь его губы, обмазанные внутренностями уничтоженных страстью опарышей. И уже тем более Федор и мысли не допустить не мог, что Саша стоит неподалеку, держится за тонкий, все еще белый ствол, с едва заметными черными пятнами, молоденькой березки, неотрывно, не моргая вперев свой черный взгляд в Фёдора и вакханалию, которую он исполнял, и на ее губах уже нет никакой ухмылки. Лицо сжато небывалой серьёзностью и сосредоточенностью.