скачать книгу бесплатно
В отличие от Пельменя, лошадь оказалась совсем не глупой. Справив своё дело, она безо всякого понукания сама пошла по лесной дороге.
– Дядя Иван, – спросил Витька, – а лошадь как звать?
Лесник таинственно улыбнулся и сказал:
– Имя у неё самое знаменитое. Сивка-бурка! Может, слыхали о такой? – и он, размахивая в воздухе пальцем, наизусть прочёл куплетик из известной сказки Ершова, наверное, запомнив ещё со школьной скамьи:
Сивка-бурка,
Вещая каурка,
Встань передо мной,
Как лист перед травой!
Витька критическим взглядом оглядел едва тащившуюся лошадь и засомневался:
– Что-то не очень похоже.
Лесник, продолжая посмеиваться, пояснил:
– Раньше на ней почту возили. Вот она и привыкла к медленной ходьбе.
– А! Ну тогда конечно…
Оттого, что настоящая Сивка совсем была не похожа на сказочную и не летала как чумовая, а шла неторопливо (Витька вспомнил, как у бабушки в деревне скакал верхом на козе Фроське, и прикусил язык), было даже лучше: никакой тебе тряски, дыши в своё удовольствие свежим лесным воздухом, настоянным на диких лесных цветах, да слушай концерт в исполнении лесных музыкантов – кукушки, иволги, дятла, синицы и других не менее талантливых пташек.
Резиновые колёса мягко катились по мокрому песку.
Витька лежал на спине и, свесив ногу с телеги, беззаботно покачивал. Пельмень правил, точнее держался за вожжи, делая вид, что правит, и иногда важно чмокал губами, хотя лошадь не обращала на него внимания и шла знакомой дорогой самостоятельно, мечтая о доме, где её ждала вкусная сочная травка.
Вовчик подсел к леснику, который сидел, свесив ноги на одну сторону, и на правах человека учёного повёл разговор с ним на равных, показывая свою осведомлённость в лесных науках:
– Дядя Иван, а у вас тут в лесу случаи происходят?
– Какие случаи?
– Интересные!
– Интересные? – переспросил лесник и призадумался, потом оживился: – Ну слухай… Есть тут у нас один любитель охотиться на кабанов – Коля Палый. Браконьер он известный, не один раз его штрафовали, а затем и ружья лишили, чтобы, значит, угомонился. Да где там! Стал он баловаться силками – на кабаньей тропе расставлять. Раз попался в силок крупный секач, ну Коля и решил добить его топором. Однако случилась накладка: кабан, не будь дурак, резко рванул в сторону… и обух сбил металлическую петлю с его шеи. Коля перетрусил и, спасаясь от клыков разъярённого зверя, каким-то чудом успел забраться на стоявшую рядом сосну… Да и просидел там часов шесть, дрожа от страха как осиновый листок.. Всё это время кабан грозно хрюкал внизу… Наверное, ждал, когда Палый устанет сидеть и упадёт… И лишь поздним вечером кабан скрылся в чаще… Да и то только из-за того, что я его ненароком спугнул. Тут закоченевший на дереве пленник и свалился к моим ногам… Отогрел я его, ну и само собой в – кутузку…
Смешная история про растяпу браконьера ребятам очень понравилась. А нечего невинных животных ловить, да ещё с топором! Самого бы этого Колю Палого обухом по голове, чтобы поумнел… Ребята в восторге захохотали.
Лошадь запрядала ушами и прибавила шаг, косясь лиловым глазом на ездоков.
Вовчик спрыгнул с телеги и ухарски исполнил дикарский танец, показывая как ему весело. Витька поднялся и, сидя, заколотил себя в грудь кулаками, улюлюкая на весь лес:
– У-лю-лю-лю-лю!
Пельмень, не отставая от своих дружков, небрежно перехватил вожжи в одну руку, а другой залихватски свистнул, сложив средний и большой пальцы в кольцо. Даже суровый Петрович, повидавший всякое, поддался общему азарту – захлопал в ладоши, да так громко, что где-то далеко-далеко отозвалось раскатистое эхо.
И тут произошло непредвиденное: Сивка то ли перепугалась такого необычного шума, то ли проголодалась и заторопилась домой пожевать пахучего сена, только она вдруг поскакала галопом, задрав хвост, так, как, наверное, не бегала с самого детства, когда числилась ещё жеребёнком.
Пельмень от неожиданности выронил вожжи и кувыркнулся на спину, Витька успел испуганно вцепиться в край телеги, а лесник, покачнувшись, только и смог удивлённо воскликнуть:
– Ты гляди-ко! Ожила!
Вовчик перестал кривляться и застыл посреди дороги, в растерянности вылупив и без того увеличенные линзами глаза. Потом спохватился и со всех ног кинулся догонять, выкрикивая:
– Эй, вы куда! Стойте! Меня забыли!
Но Сивка, по-видимому, наслушавшись про своего сказочного собрата, неслась намного быстрее, и в скором времени Вовчик остался далеко позади.
Лесник изловчился и, ухватив вожжи, натянул. Сивка, роняя изо рта пену, заплясала на месте, пару раз поднялась на дыбки и с неохотой перешла на нормальный шаг, а потом и совсем остановилась, дрожа и тяжело вздымая боками.
– Ну что ты, милая, что? – стал уговаривать её Петрович. – Чего ж ты, глупая, испугалась?
И лошадь постепенно успокоилась, даже от стыда за своё недостойное поведение перед гостями прикрыла глаза.
На узкой дороге развернуться было негде, а задом сдавать Сивка не умела или не хотела – пришлось ждать, пока Вовчик дойдёт своими ногами. Минут через двадцать шаткой походкой появился и сам запалённый танцор и ничком повалился в телегу, не проронив ни слова, будто Витька с Пельменем и Петрович были виноваты в том, что лошадь не стала его ждать, а убежала. Может, она до поры до времени нарочно притворялась, что не умеет бегать, чтобы в один прекрасный момент, когда соберётся побольше народу, и показать свою удаль. А сегодня как раз такой прекрасный момент и наступил, по её мнению. Кто может знать, что у лошади на уме!
5
Лесную сторожку за деревьями было не видно: ехали, ехали, потом повернули с дороги (как ребятам показалось, в самую чащу, где заблудиться для городского жителя ничего не стоило) и неожиданно за кустами, будто по волшебству, появился маленький домик со старой грушей в крошечном огородике. Срубленный из сосновых брёвен домик, снаружи почерневший от дождей и времени, больше был похож не на жилище такого геройского лесника, как Петрович, а на избушку Бабы-Яги, если к ней приделать курьи ножки.
Витька с любопытством поглядел на крышу, надеясь увидеть там жестяного петуха, но, к его удивлению, конёк украшал флюгер, выполненный по современному – в виде самолёта, у которого на ветру крутились три пропеллера.
Дворик был огорожен жердями, чтобы по нему свободно не разгуливали лоси и кабаны: одни – любители Сивкиного сена, другие – поковыряться в огороде.
– А если медведь придёт? – спросил Витька и сам ответил: – Он все жерди, словно спички, переломает!
– Ну, брат, тут уж ничего не поделаешь, – развёл руками Петрович. – Не буду же я из-за него железный забор городить. Да и не водятся они здесь…
– А если медведь припрётся, – воинственно заявил Пельмень, выставив свой знаменитый живот, – будем отстреливаться!
– Дельный совет, – не стал спорить с ним Петрович.
Витьке, которому доводилось близко видеть зверей только в передвижном зоопарке ( где прямо у него на глазах с голоду околела тощая облезлая лиса), не верилось, что если бы не изгородь, то самые настоящие вольные звери могли бы так близко подходить к дому, что им ничего не стоило бы заглянуть в окно – поинтересоваться, чем там занимается хозяин.
– Дядя Иван, – спросил Витька, желая выяснить взволновавший его вопрос, – а вот другая… мелкая живность, она ведь запросто может проникнуть сквозь такую дырявую ограду?
– Они и проникают, – подтвердил Петрович.
– И что… прямо в окна заглядывают? – Витька вытаращил свои в крапинку глаза и затаил дыхание.
– Бывает и в окна.
– Вот это да!
– Но больше, конечно, на огород целятся…
– Чтоб чем-нибудь вкусненьким поживиться! – встрял в разговор прожорливый Пельмень. – Уж я-то их знаю!
Витька хотел было Пельменя осадить, чтобы помалкивал, когда разговаривают два уважаемых человека, но тут его осенила одна мысль, и он, хитро поглядывая на этот жиртрест, самым добреньким голосом полюбопытствовал:
– Дядя Иван, и какими способами вы боретесь с их обжорством? Неужели расстреливаете на месте?
Пельмень громко икнул, вздрогнув всем туловищем.
Петрович, не заметив намёка, сказал:
– На этот случай у меня имеется свой метод… бескровный. Но действенный.
И он, сложив губы трубочкой, свистнул, как обычно свистят хозяева, подзывая своих собак. И точно – из конуры, которую за кустами жимолости ребята не сразу разглядели, вылез огромный лохматый пёс и, зевая во всю свою зубастую пасть (Колюнин обострённый слух даже расслышал хруст), с грозным видом двинулся в их сторону.
В этот миг и сам Пельмень, и Витька подумали одинаково: собака нужна для того, чтобы гонять толстяков, пока у них не растрясётся жир. Подтвердил такую версию и Петрович, сказав:
– При виде Чука всякому любителю поживиться сразу становится не до еды. Надо быть вёртким, чтобы успеть от него убежать.
От перспективы быть покусанным Пельмень впал в уныние и стал испуганно озираться, прикидывая, в какую сторону задать стрекача, чтобы эту здоровенную псину оставить ни с чем. Зато худощавый Витька отнёсся более спокойно, полагая, что как объект для нападения он особого интереса не представляет.
Петрович потрепал по холке подошедшего пса и, указывая на ребят, раздельно сказал:
– Чук, это друзья. Дру-узья. Их надо охранять. Понял? Ох-ра-нять!
Смышлёный пёс звучно клацнул зубами и негромко зарычал, показывая, как будет охранять.
– Может, это самое… не надо нас охранять, – запнулся было Пельмень, не сводя тоскливых глаз с Чука. Но лесник суровым голосом прервал: – Парни, здесь не город… Здесь лес. И случиться может всякое… Можно ненароком заблудиться, можно угодить в болото, которых тут полно… Наконец, могут напасть и волки, – припугнул он.
Услышав про волков, Пельмень сразу согласился, видно, до него дошло, какую аппетитную закуску он для них представляет.
Витька с минуту поразмыслил, а потом спросил:
– Дядя Иван, а как вот Чук к лосям и кабанам относится?
– А у них нейтралитет.
– Чего у них?
– Нейтралитет. Обоюдное ненападение.
– Ну вы тоже скажете… – хмыкнул Витька.
– А вот слухай! – Лесник присел на одну из оглобель телеги, из которой только что выпряг Сивку, и начал рассказывать: – Жила у меня тут кошка Муся. И вот как-то вышел из леса сохатый, а моя Муся возьми к нему и подойди. Ну, думаю, раздавит её или рогами проткнёт… Хотел уж было для острастки пальнуть вверх… Да смотрю, лось мою кошку обнюхал и… Как уж они там между собой договаривались, я не знаю. Но только с той поры сохатый стал приходить каждый день часов около двенадцати, а Муся заранее выходила на крыльцо и ждала его. Свиданья эти обычно длились недолго – обнюхают они друг друга, Муся потрётся о ноги сохатого, пообщаются несколько минут, и всё. Вот только кошка стала частенько уходить вечерами гулять. А потом и совсем пропала. Видно, увёл её жених. А ты говоришь!
Витька покрутил головой, восхищённый такой крепкой дружбой совсем разных животных, и предположил:
– Наверное, они в свадебное путешествие отправились? Нагуляются и вернутся.
– Ну что ж, – захохотал во всё горло Петрович, – будем ждать.
– А что, законно! – сказал Витька, довольный, что развеселил серьёзного Петровича.
Лесник хлопнул себя по коленям и поднялся:
– Ну что ж, парни, как говорится, делу время, потехе час. Пока отдыхайте, а я с объездом поеду, погляжу, что в моих владениях происходит. Это вам не заграница, где лесок можно за пару часов пешком обойти. У нас дела посерьёзнее… Так-то!
Он прошёл под навес, где у него хранился лошадиный инвентарь, снял со стены потёртое седло и взгромоздил на спину Сивке. Пока Петрович затягивал подпругу, лошадь продолжала невозмутимо хрумкать сено, но слегка заартачилась, когда он всунул в её жёлтые оскаленные зубы удила, оторвав от такой вкусной еды и при этом ещё пошутив:
– На-ка шоколадку!
Пельмень, глядя на прежде невиданную процедуру, явственно почувствовал у себя во рту металлический привкус и брезгливо сморщился, ощерившись, как только что Сивка.
– До вечера, парни! – крикнул Петрович и, нахлёстывая Сивку по бокам, затрусил на ней по лесной тропинке.
Лесник уехал с объездом, и ребята остались одни.
Пельмень передёрнул плечами и сам себе сказал:
– Пора подкрепиться!
Он уселся на сене возле навеса и, покопавшись в рюкзаке, извлёк свёрток с бутербродами, которые незамедлительно стал уплетать.
– Вкуснотиш-ша! – прошамкал набитым ртом Пельмень, и тут его взгляд встретился с взглядом Чука.
Пёс лежал напротив и, положив голову на лапы, внимательно наблюдал за жующим толстяком.
Пельмень икнул, едва не подавившись, и, перестав жевать, тоже уставился, не моргая, на собаку. Сидеть с раздувшимися щеками было нелегко, потому – что скопившейся во рту слюны становилось всё больше и больше, грозя потечь по подбородку, что, несомненно, послужило бы сигналом собаке к гонению обжоры по лесу до полного его истощения.
Чук зевнул, прикрыв глаза, и Пельмень быстро-быстро заработал челюстями. Чук перестал зевать, и Пельмень тоже перестал жевать.
Борьба человека с собакой продолжалась долго: когда собака на секунду переключала своё внимание на что-то другое, человек быстро жевал, не сводя с неё настороженных глаз; как только собака опять устремляла на него грозный взгляд, челюсти человека замирали в застигнутом положении.
Таким неудобным способом Пельмень кое-как всё-таки умудрился дожевать бутерброд и облегчённо вздохнул.
Тут собака встала и ушла.
Пельмень дождался, когда Чук залезет в конуру, и торопливо приложился к полуторалитровой баклажке с молоком, опустошив её почти наполовину. Довольный тем, что ему так ловко удалось обхитрить собаку, Пельмень блаженно растянулся на душистом сене. Через минуту его могучий храп разнёсся далеко окрест, не на шутку перепугав лесных обитателей. На короткое время в лесу наступила тишина. А когда юркий воробей слетал на разведку и доложил об увиденном, лесные обитатели запели с новой силой, радуясь, что это всего-навсего обыкновенный человеческий храп, только очень громкий.
6
Вовчик, испытавший шок оттого, что его чуть не потеряли в лесу, перейти спать на душистое сено был не в силах и остался лежать в телеге. Он только и мог, что во сне постанывать и сучить ногами, видно, всё ещё догонял Сивку.
Только Витька, как настоящий путешественник, привыкший неутомимо преодолевать всякие опасности и трудности, которые всегда подстерегают на пути знаменитых исследователей, не развалился, как остальные, спать, будто они до этого не спали тысячу лет и сюда приехали отсыпаться, а решил исследовать местность на предмет её ознакомления.
Вначале он хотел забраться на самую высокую сосну и сверху всё осмотреть в бинокль, но, прикинув, что из-за разлапистых веток обзора не будет, остановился на крыше, как на месте наиболее подходящем для наблюдения. По приставленной к стене лестнице, словно заранее кем-то приготовленной для такого нужного дела, Витька залез на крышу. Но даже оттуда его зоркие глаза, усиленные во сто крат биноклем, видели одни макушки сосен, правда, так близко, что, если протянуть руку, можно было запросто дотронуться, а вот то, что находилось за ними, всё так же оставалось покрыто тайной. Витька, любитель разгадывать всяческие тайны, загорелся желанием разгадать и эту и полез повыше – туда, где крепился флюгер, а заодно уж и его получше рассмотреть. И обязательно бы у него всё получилось, но подвела нога, поскользнувшись в самый ответственный момент, когда Витька почти приблизился к разгадке – оставалось только навести бинокль. А так как Витька не аист, чтобы стоять на одной ноге на самом гребне крыши, то он, сохраняя равновесие, ухватился за флюгер, который его не только не удержал, но и сам сломался. Гремя всеми частями тела по ребристому шиферу, Витька прокатился по крыше дома, затем по скату и свалился прямо на спящего Пельменя.
Тот со сна подумал, что на него упала печная труба, и перепугался так, что чуть не тронулся умом. Воя толстым голосом, будто паровозный гудок, Пельмень стал носиться по двору, сметая всё на своём пути, не зная, что в таких случаях делают, ведь печные трубы на людей не каждый день падают. Потом у него в голове, наверное, совсем перемкнуло, и он побежал, куда глядят глаза. И если бы не умный Чук, который вылез посмотреть, что происходит на вверенной ему территории, и за штанину не притащил обратно проблемного толстяка, Пельмень убежал бы далеко в лес и заблудился. А там его нашли бы голодные волки и съели. Конечно, если бы сами не сошли с ума при виде такой горы мяса.
