Не проскочи мимо! Два кусочечка колбаски… Стоянка поезда одна минута

– Слушай, давай выйдем, покурим… Ты что творишь, Серега, он же меня потом станет на Байкал тянуть. Деревья, понимаешь, «ходульные», от омуля слюнки текут, нерпы, рафты, КБЖ какое-то, я сам таких слов не знаю. Ещё не хватало, чтоб я с рюкзаком за плечами по бездорожью таскался, кончай тут живописанием заниматься, хорошо, что хоть фотки не показал

– Поздно, Володька, смотри, по-моему, Люка уже сам в интернете всё нашел.

– Вот засада, ещё одна сияющая физиономия.

– Да, ладно, не парься, может, забудет.

– Ага, как же, забудет, у него в тетрадочке всё записано. Ладно, пойдем. Вот навязался на мою голову…

5 – А это что?

18

«А в ночь перед нашим отъездом из бухты, погода резко испортилась, как будто и не валялись вчера под солнышком на ласковом песочке в купальниках. Проснулись мы от сильного ветра, трепавшего наши палатки. Небо было сплошь затянуто тучами, а Байкал бил берег такими волнами, какое тут озеро?! – суровое северное разгневанное море. Но наши шерпы уверили нас, что мы успеем проскочить основной накал стихии на судне на воздушной подушке. И, правда, потрепало нас немножко, но мы почти без опоздания прибыли в Листвянку.

А там мы увидели живых нерп. Это такое трогательное существо с умилительнейшей мордашкой и круглыми глазищами на пол-лица. Их так мало осталось, не представляю, как можно было в них стрелять.

А дальше нас ожидал проезд по кусочку Кругобайкальской железной дороги. Ничего, кстати, особенного, кроме тарелки густого горячего борща за общим столом каждого вагона (представляете, весь поезд одновременно обедает), так как все два дня переезда до следующего этапа нашего похода не переставая лил дождь. Зато подружке удалось сделать редкий снимок очень красивой молнии! После чего она опять сказала, что дальше ничего интересного, уж,

точно, не будет.

Палатки в ночь перед водным походом ставили под дождем, кое-как согрелись. «И ты что же, не будешь опять у меня спрашивать в чем «прелесть» похода?» «А вот и не буду! Как сформулировать не знаю, но я бы опять заново всё с удовольствием прошла» «Косметику свою хочешь под кустиками подобрать?» «Вот злыдня, ладно насмехаться, просто всё самое интересное закончилось, и я боюсь порогов» «Да уж, настращали нас шерпы своими рассказами у костра. Только вряд ли это правда – не продавали бы путевки всем подряд, если пороги такой уж высокой сложности. Я больше переживаю, как нам это сфотографировать». «Да ты что, какие уж тут фотографии, быть бы живу…»

«Что ж там бояться-то было? – утром на нас такое количество экипировки одели, что я себя ощущала неповоротливым пингвином. Конечно, оказаться в холодной воде, а потом представлять себя сплавляемым бревном, не очень хотелось» «Да ну, пороги называется, мы с Антохой разочаровались. Первый вообще не заметили, если бы проводники не сказали».

«А нам с подружкой понравилось, тем более, что погода наладилась. После стоянки на перекус подружка уже не цеплялась судорожно за веревку рафта, а вспомнила, наконец, о своей миссии фотографа. Когда окончательно пристали к берегу – чуть не расплакалась, так хотелось, чтобы поход не заканчивался».

«А закончился тур в Иркутске, где все, конечно, побежали на рынок покупать омуля домашним в подарок»

И тут Сашка с торжественным видом достал из-под стола приличный деревянный бочонок и водрузил на стол:

– А это вам!

– Боже мой, неужели омуль?! – запричитала Маринка, – Как вы его довезли – нормально? Я такой же домашним купила, а он у меня в такси, когда в аэропорт ехали, вдруг потёк. И мне пришлось суматошно бегать по магазинам аэропорта, искать, чем бы его залатать. В конце концов, догадалась залепить жвачкой. Ещё целый час полета ощущала себя жвачной коровой, пока течь не прекратилась совсем, благо, что весь самолет пах рыбой и поэтому было хоть не так стыдно. А как у вас сейчас дела с Антоном?

– А Антоха ушёл в поход по Карелии. Как только вернулись домой, он часами из интернета не вылезал, нашел компанию любителей-водников.

– Лучше я буду переживать, как он там сейчас пороги преодолевает, чем смотреть по утрам на его бледно-синюшное лицо и принюхиваться к тому, что пил, что курил или ещё чего хуже.

19

– Похоже, они нас с Вами парой считают, – сказала Маринка, кивая на бочонок.

– А мы опять на «Вы»?

– Извини, всё время путаюсь. Что мы с ним делать будем?

– Отвезем к тебе домой. Выделишь мне пару рыбешек на пробу, а если по пробкам постоим, может в меня сразу и бутерброд с омулем поместится.

– Тогда надо по дороге черного хлебушка купить.

Сердце ёкнуло, что предложение зайти к ней домой не отмела, а приняла как само собой разумеющееся, без колебаний. А вот когда я попал к ней квартиру, тут окончательно понял, что действительно – судьба. Уходить не хотелось, хотя квартирка маленькая, однокомнатная, совсем не мой формат. Но так в ней было уютно и по-домашнему тепло, что закралась надежда остаться на ближайшую ночь здесь. Но – увы, после бутерброда с омулем и крепкого чая (а удержаться и не съесть, после густых пряных запахов, ударивших в нос, когда вскрыли бочонок, было просто не возможно, не смотря на набитый желудок после ресторана), меня тактично отправили восвояси.

20

Какое-то время наши отношения буксовали на месте. Маринка была дружелюбна, мы перезванивались, иногда коротко встречались и вместе обедали, но ближе не подпускала, чувствовалась, как барьер какой-то вокруг неё. А потом мы вместе пошли на концерт в Консерваторию… Не делай такое удивленно-трагическое лицо, Володька, не такой уж я и медведь! …Оказывается, между частями хлопать не принято, а я, было, уже поднял руки, но Маринка меня остановила, положив на них свою ладонь. А я накрыл её ладонь своей и удержал, и она, о – чудо, её не отняла. Так мы и сидели до конца отделения, взявшись за руки. Дальше я уже, конечно, музыку не слышал, а только прислушивался к своим ощущениям, пока Маринкина ладонь из холодной лапки превращалась в горящую ладошку. Значит, процесс пошел! Только не торопиться, чтоб не спугнуть.

21

Тридцать первого декабря мы были в ресторане. Маринка, как оказалась, с домашними Новый год не встречает, внучка маленькая ещё. Они вместе с семьей брата традиционно съезжаются первого января к её маме к обеду. Я тоже одинокий волк, с Эльвирой уже совсем не тянуло встречаться даже ради секса. Так мы и оказались вдвоем в ресторане. Ну и вот, топчемся в очередном медленном танце, как сейчас помню, под «Снегири»6, и такая на меня теплая волна желания накатила, так и хочется прижать её к себе плотно-плотно, всем телом. Взгляд от губ отвести не могу и вдруг чувствую, как она вспыхивает вся, становится горячей, поднимаю глаза и вижу такую отчаянную решимость в её зеленых омутах, как будто она готовится со скалы в пропасть броситься. Дальше всё как в тумане происходило. По-моему, мы с ней до самого дома практически не разговаривали. Помню только, как она сказала: «У меня давно никого не было», а может она этого вслух и не говорила, а я это сам понял по её смятенно-решительному состоянию.

В общем, в первый раз всё прошло очень быстро и сумбурно, то ли долгое воздержание сказалось, то ли так подействовала её нервозность, но я почти сразу вырубился, хотя краешком сознания понял, что до оргазма она не дошла, но поделать со своим организмом ничего не смог.

6 – музыка и стихи Сергея Трофимова

За окошком снегири

Греют куст рябиновый,

Наливные ягоды

Рдеют на снегу,

Я сегодня ночевал

С женщиной любимою,

Без которой дальше жить

Просто не могу.

Я сегодня ночевал

С женщиной любимою,

Без которой дальше жить

Просто не могу.

У меня своя семья,

Жизнь давно очерчена,

Но себя не обмануть,

Сколько не хитри.

С этой женщиною я

Словно небом венчаный,

И от счастья своего

Пьяный до зари.

С этой женщиною я

Словно небом венчаный,

И от счастья своего

Пьяный до зари.

Я смотрю в её глаза,

Словно в море синее,

И, прощаясь у двери,

Обнимаю вновь.

А рябина на снегу

Плачет белым инеем,

Как продрогшая моя

Поздняя любовь.

А рябина на снегу

Плачет белым инеем,

Как продрогшая моя

Поздняя любовь.

За окошком снегири

Греют куст рябиновый,

Наливные ягоды

Рдеют на снегу.

Я сегодня ночевал

С женщиной любимою,

Без которой дальше жить

Просто не могу.

Я сегодня ночевал

С женщиной любимою,

Без которой дальше жить

Просто не могу.

Без которой дальше жить

Просто не могу.

22

«Заснул, как тумблер выключили. А я теперь точно до утра не засну. Сама виновата, тянула долго, ведь понимала уже, к чему дело движется. Да и самой хотелось, что уж перед собой лукавить. Только так давно никого рядом не было, что казалось – ничего уже и не нужно, и так всё замечательно. А оно, вон как, повернулось…А как уютно он прижался к моей спине, как будто только так и положено…Странно, чужой дом, чужая постель, а мне так уютно…У него рука не отерпнет, на которой я лежу?..Не отпускает, ещё крепче второй прижал… Надо же, как пазлики прямо сложились…Ой, как внизу горячо вдруг сделалось, и, кажется, зашевелилось там…»

23

Проснулся я неожиданно, как будто включился после короткого замыкания. А я, оказывается, уже готов, и она вроде не спит, дышит часто-часто. Второй раз получилось очень нежно, я сдерживал себя, как мог, и, по-моему, заснули мы одновременно, размягченные и удовлетворенные.

(«…Боже мой, как волшебно, я уже и забыла, что так бывает…Как же я устала, кажется, сейчас засну…»)

24

Утром я, ещё не до конца проснувшись, понял: что-то не так – рядом никого не было. Мне что это всё приснилось? Да нет. Вот же подушка ещё хранит её запах. Или она уехала? Я её чем-то обидел? Если всё так и было, как помнится, то – ничем. Стоп, куда она могла уехать, мы же у меня дома, а, значит, ей без машины не уехать…Что-то звякнуло внизу и я, на ходу надевая брюки, скатился вниз. Маринка была на кухне и осматривала содержимое одной из верхних полок. Обернулась на мое появление и, засмущавшись, сказала: «Голова начинает болеть, надо срочно кофе выпить, не хотела тебя будить, думала – сама найду, но пока нашла только кружку». Одета уже полностью… Не отпущу. Аж челюсти свело от желания, говорить ничего не могу. Так, молча, и усадил её в вертящееся кресло, а сам начал варить в турке кофе и параллельно делать бутерброды из всего, что увидел в холодильнике…

«… Молчит как-то холодно, только желваки ходят. Рассердился, что хозяйничала у него на кухне? Но я же не сейф вскрывала. Или хочет, чтобы я побыстрее ушла? Я же всё равно без машины отсюда не выберусь. Зарос уже немножко, а ему идет, хотя я никогда не любила мужчин с усами и бородой. Интересно, а щетина у него мягкая или колючая?..»

– Если ты так на меня будешь смотреть – я тебе не дам допить кофе, и мы опробуем этот стеклянный стол.

Покраснела (надо же, как девчонка, прям).

– Нет уж, лучше всё-таки кровать….

Вот же, так смотрит поверх чашки, по-моему, даже медленнее стала пить… Так мы кокетничаем, значит, ну, я тебе покажу…

25

– Серега, Серега, э-эй, очнись…Мы тут, в кафе, а ты где?

– Что опять был глупый вид?

– Не то слово, счастливая улыбка олигофрена.

– Ну, уж, скажешь тоже… Хотя я теперь и на совещаниях с таким видом сижу. Вдруг очухиваюсь, что вокруг тишина какая-то напряженная и понимаю, что от меня все чего-то ждут, а я в упор не помню, не только на чем мы остановились, но и вообще тему совещания. Но знаешь, дела как-то пошли сами собой, мне вдруг стало не так интересно заниматься бизнесом и я, зачастую, принимаю первое попавшееся решение и, как ни странно, оно оказывается оптимально верным…

– Так что же дело пахнет свадьбой?

– Пока нет, но я полон оптимизма.

– Неужели Марина против?

– Да, она считает, что в её годы это как-то смешно, и вообще, ей больше нравится букетно-конфетный период. А ещё я, видишь ли, не соответствую представлению её семьи о настоящем мужчине.

– Это как же?

– Понимаешь, у них ценится, чтобы у мужчины руки росли из правильного места, а не из задницы.

– Как-то странно в наше время.

– Да мне даже по приколу. Молоток я уже освоил, так что ещё пара-тройка предметов, и у Маринки не останется аргументов против.

– Рассказал бы про пророчество, может, быстрее получилось.

– А я рассказал, только хуже получилось, начала вообще во всем сомневаться… Так что сейчас я учусь заново ухаживать за женщиной и мне, как оказалось, это очень нравится.

– Знакомить будешь?

– А вот это – фиг, вам. Хватит мне одного влюбленного Коляныча, даже наш друг Арсен, не смотря на то, что не «персик», глазами-то постреливает. Маринка прямо расцвела, куда ни пойдем, везде на неё мужики заглядываются. Поздно, братцы, поздно, раньше надо было, а теперь всё, моё. Так что знакомиться будешь только на свадьбе, когда уже распишемся…

27

Из кафе вышли трое мужчин.

У одного из них блуждала на лице улыбка счастливого человека.

У того, что помоложе, читалось радостное нетерпение, казалось, что он торопится куда-то, где его ждет что-то очень-очень хорошее, радостное.

Третий с завистью посматривал то на одного, то на другого своего спутника…

«Ну и пусть, выгляжу как дурачок. Не хочу, чтобы это заканчивалось…»

«Baikal Lago Baikal! Voglio Baikal! E 'necessario chiamare rapidamente il Papa7 …»

«Я тоже хочу быть таким же счастливым…»

7 – Байкал, Байкал! Хочу на Байкал! Надо быстрее позвонить папе…

Октябрь 2016

Два кусочечка колбаски…

Первая встреча

– Девушка, отрежьте мне, пожалуйста, грамм сто – сто пятьдесят Краковской. Кусочком.

– Полукопчёную не режем!

– А пополам?

– Женщина, я же говорю – не режем!

Валентина Петровна расстроилась. Краковской хотелось – аж запах стоял в носу, а во рту уже слюна выделилась. В их семье она одна любила полукопчёную колбаску, дочь и зять признавали только сырокопчёную. Целую ей не съесть одной. А выкидывать продукты у Валентины Петровны рука не поднималась. Опять давиться? Или проигнорировать соблазнительные запахи? И почему не режут? Ладно, на рынке, а в магазине-то почему?

– Девушка, я заберу вторую половину. Разрежьте!

Продавщица подняла взгляд на обладателя низкого командного голоса и увидела высокого статного мужчину в возрасте, по выправке явно бывшего военного, отсвечивающего абсолютно лысой головой, и…смягчилась. Мужчина был похож на её любимого актёра – брутального Максима Аверина.

– Ладно, уж, разрежу!

Валентина Петровна с радостью взяла вожделенную покупку, поблагодарила так удачно подвернувшегося второго любителя полукопченой колбасы, и тут же переключилась на подсчёт – всё ли она купила, что нужно? Хлеб, сметана, майонез, сгущёнка, колбаса (спасибо мужчине)… Что же ещё? Она явно что-то забыла, но что? В памяти ничего не всплывало. Всё-таки, надо писать список. Память уже не та. Нельзя надеяться на то, что, пройдясь взглядом по полкам, всё нужное купишь. И она озабоченно пошла в следующий отдел магазина.

«Одинокую старушку сразу видно», – подумал Семен Михайлович, счастливый обладатель второй половины Краковской, глядя на беззвучно шевелящую губами женщину. Его гастрит категорически не одобрял никакие копчёности, но так хотелось иногда себя побаловать! А вот выкидывать продукты категорически не одобрял сам Семён Михайлович. Половинки полукопчёненькой как раз хватит, чтобы удовлетворить аппетит. Заесть таблетками, и всё будет тип-топ!

Встреча вторая

Второй раз Семен Михайлович встретил женщину через несколько недель в этом же магазине около полок с хлебом. Она, всё также шевеля губами, рассматривала батоны нарезного хлеба. Что-то там её не устраивало.

Семён Михайлович обрадовался – может, на этот раз она его выручит? Белый хлеб он обожал. Но съесть целый батон свежим не получалось. А доедать уже чёрствым не доставляло никакого удовольствия.

– Здравствуйте! – обратил на себя внимание женщины Семён Михайлович, поскольку та была сосредоточена только на хлебе, ничего не замечая вокруг.

– Ой, здравствуйте! – вскинула на него глаза женщина.

Валентина Петровна не запомнила внешности выручившего её тогда, с колбасой, мужчины, но голос его узнала.

– Есть предложение купить батон пополам.

– Зачем? – удивилась Валентина Петровна.

– Чтобы не зачерствел.

– А я сразу его нарезаю и кладу в морозилку. А, когда нужно, достаю по кусочку и в целлофан. Через пару часов он свежий и мягкий. Попробуйте!

– И даже запах остаётся?

– Вот каким заморозите, таким и оттает!

– Спасибо! – поблагодарил Семён Михайлович, а сам подумал: «Хозяйственная женщина! Может, она и настоящий украинский борщ умеет готовить? Надо будет поинтересоваться в следующий раз»

Густой, наваристый борщ знатно готовила Семёну Михайловичу супруга. Когда её не стало, пришлось довольствоваться кислыми московскими щами снохи. Он и сам пробовал готовить борщ, и в ресторанах заказывал, но всё было не то…

…И взял целый батон нарезного.

Третья встреча

Валентина Петровна расположилась в парке на лавочке и с удовольствием подставила лицо солнышку. Московская зима впервые в этом сезоне порадовала ясным солнечным денёчком. А ещё накануне, наконец-то, выпал снег. Давно пора! Конец января, а настоящая русская зима, с обильным белым снегом, с морозцем, с чистым голубым небом, только началась.

В парке было изумительно красиво. Деревья обзавелись пышными белоснежными шапками и приветливо наклонились, образуя вдоль пешеходных дорожек и узких лыжных троп, высокие коридоры. Сказка, да и только!

Валентина Петровна расположилась на лавочке у пруда. Она пока боялась заходить далеко вглубь парка. Его схема ещё не уложилась в её голове. Она уже побывала на Поляне сказок, где каким-то народным умельцем были вырезаны из дерева забавные фигурки животных. К Поляне уходила пешеходная дорожка,

ответвляющаяся от основной, более широкой, дорожки. И стояли указатели.

К пруду вела прямая от входа основная дорога. Народу здесь было не много. Лыжники, в основном, расходились по лыжне то направо, то налево до пруда. Мамы с детками катались на санках на его высоком берегу. А Валентина Петровна облюбовала лавочку напротив мостков в воду в низкой части пруда. Там даже полынья была! Но любителей зимнего плаванья что-то не наблюдалось. И Валентина Петровна с блаженством закрыла глаза, подняв голову вверх.

– Ой! – вскрикнула она от неожиданности, когда кто-то ощутимо толкнулся в её колени.

Кругом было так тихо, что нападения она никак не ожидала. Перед ней стоял огромный пёс и внимательно её рассматривал. Валентина Петровна реально испугалась. Она уважала собак, в отличие от кошек, которых терпеть не могла. Но в доме у них никогда собаки не водились. Ни в её детстве, ни в уже во взрослой, самостоятельной жизни. И она не представляла себе, как с ними обращаться, а потому обходила собак и их хозяев стороной, не раз наблюдая, сколь ласковы собачники со своими питомцами и сколь, бывает, агрессивны с людьми.

– Рекс, стоять! Ко мне! – закричал лыжник, выскочивший из-за деревьев на открытое пространство пруда.

Собака нехотя потрусила к хозяину.

– Не бойтесь! – сказал хозяин собаки, когда поравнялся с Валентиной Петровной, – Рекс никого не укусит. Он просто хотел с Вами познакомиться.

– Что же это Вы, мужчина, отпускаете такого большого пса одного и без поводка, и без намордника? Так и до инфаркта можно довести. А если он ребёнка испугает? Можно на всю жизнь заикой остаться!

– Извините! Вы абсолютно правы.

Мужчина снял лыжи. Присел рядом на лавочку и надел намордник на собаку. Рексу это не понравилось. Вообще-то, Семен Михайлович в подобной ситуации ограничивался одной фразой и сразу уходил, особенно, если ему начинали читать мораль незнакомые люди. Он сразу относил их к врагам животных, и разговаривать ему с ними было не о чем. Но эту женщину он узнал. Она была той, хозяйственной, из магазина. И перед почти знакомой было по-настоящему неудобно.

– Ещё раз – извините! – повторил он, но женщина что-то буркнула неразборчивое в ответ и отвернулась.

«Какая неотходчивая, – подумал Семен Михайлович, – что это она? Ведь ничего страшного не произошло!»

Валентина Петровна, и правда, никак не могла отойти от случившегося. Оно напомнило ей давний случай, который произошёл с ней и внучкой, Полинкой. Поленьке тогда было годика два. Дочь с зятем куда-то завеялись на выходные, а Полинку оставили ей. Они гуляли на детской площадке во дворе. Малышка с удовольствием ковыряла снег лопаткой, когда к ней подскочила средних размеров шавка, начала лаять и наскакивать. Валентина Петровна так испугалась! Подхватила внучку на руки и ногой отшвырнула собаку. Пёс оказался маленьким злобным пуделем. Это в сказке пудель мудрый, добрый и красивый. А на самом деле, морда у него была злая, в открытой остроносой пасти торчали два ряда мелких острых зубов. По крайней мере, у этого. А ещё он оказался трусом. Взвизгнул, когда Валентина Петровна дала ему под зад ногой, и спрятался за хозяйку. А та бросилась на Валентину Петровну с кулаками, защищая свою животину и не обращая внимания на то, что она стоит перед ней с ребёнком на руках. Хорошо, мамашки, гуляющие на площадке, заступились. Женщины орут. Шавка из-за спины хозяйки лаем заливается. Хозяйка пуделя поливает всех угрозами и проклятиями: и мамаш, и их выродков. Полинка рыдает, маму зовёт.

Еле Валентина Петровна её успокоила. Но и во сне Полинка вздрагивала и протяжно всхлипывала. А Валентина Петровна никак не могла заснуть. Только закрывала глаза – ей представлялась картина, что на Поленьку набрасывается бультерьер (их Валентина Петровна боялась больше всего), а она не успевает схватить внучку на руки…

Это потом, много позже, Валентина Петровна поняла, что и сама частично была виновата в этой истории. Надо было спокойно сесть между Полинкой и собакой, поднять внучку на руки и рассказать про собачку. И ребёнка бы не перепугала. И пуделя бы не ударила. И не было бы всей этой последовавшей затем отвратительной сцены. Одно было хорошо в этой истории. Отступившая под превосходящими силами противника хозяйка пуделя, никогда больше не появлялась ни на детской площадке, ни в их дворе. Одной гадящей псиной было меньше…

Семён Михайлович не привык отступать. Третий раз просить прощения было как-то глупо. Женщина явно его не узнавала. И он решил пойти на таран:

– Здравствуйте! А Вы меня не узнаёте? – и снял лыжную шапочку.

Женщина посмотрела на его голую, как бильярдный шар, голову, и в её глазах промелькнуло узнавание:

– Ой, здравствуйте!

Семён Михайлович почёл за благо оставить тему с Рексом в покое и заговорил о другом:

– Что-то Вас давно не было.

– Уезжала с детьми в отпуск.

– А что же Вы не на лыжах? Или не любите?

– Да нет, лыжи я люблю. Просто парка не знаю. Я недавно сюда переехала. Боюсь заблудиться.

– Давайте в следующий раз вместе покатаемся? Я Вам всё покажу.

Женщина на мгновение заколебалась, а потом вполне доброжелательно согласилась.

– Тогда в следующую субботу?

– Ой, нет! По субботам я с внучкой. А в воскресенье?

– В воскресенье, так в воскресенье! – согласился Семён Михайлович, – Часиков в десять?

– Договорились!

– Обязуюсь прийти без Рекса.

– Он, кажется, и так на меня обиделся…

– Ничего, – сказал Семён Михайлович, ласково потрепав собаку по загривку, – Он у меня отходчивый! Я с ним договорюсь! Разрешите представиться, – без перехода продолжил он, – Семён Михайлович, полковник в запасе (словосочетание «в отставке» Семён Михайлович не любил. Звучало так, как будто его, как ненужную фигуру, вышибли с шахматной доски).

– Валентина Петровна, инженер на пенсии, – в тон ему ответила женщина.

«А ничего так, с юмором», – подумал Семён Михайлович, у которого ёкнуло сердце от её имени. Любимую супругу тоже звали Валентиной. Валей. Валечкой. Валюшей.