А сколько ещё неизведанного! Найду! Обниму! Не отдам никому! От ненависти до любви и обратно. Что обещает её лицо

12

Женя и сама не заметила, с какого времени стала ощущать себя счастливой. Наверное, с успешной операции Ярика. Со второй? Или сразу с первой? Перед второй была тревога – заплатит Глеб или не заплатит? Он молча заплатил, и тревога ушла.

А, может ещё раньше, когда не стал её домогаться? Сразу определил в отдельную комнату и ни разу за эти 5 месяцев не попытался нарушить её личностное пространство. Он её вообще не замечал. Женя поначалу старалась не попадаться ему на глаза, шугалась по углам, но вскоре осмелела, перестала шарахаться, почувствовала себя свободно. Хотя, какая свобода, если твоя жизнь ограничена забором загородного дома, а Ярику в больницу можно позвонить только с городского телефона, поскольку своего мобильника она была лишена в первый же день «семейной жизни»? И всё твоё общение – это люди, постоянно живущие здесь: Сергей Семёнович, садовник Михаил, Антонина Алексеевна, Марина Николаевна и Мария Васильевна. Да-да! Ни уборщицу, ни кухарку Глеб не уволил. То ли забыл, то ли побоялся быть отравленным кулинарными изысками свежеиспечённой «жены».

Домой Глеб приходил только ночевать. Если не очень поздно – обязательно заходил в детскую пообщаться с Анютой. Женя ещё раз убедилась, что отцом он, действительно, был хорошим, любящим. И не таким, уж, монстром, как пытался ей себя представить. Во всяком случае, с Яриком контакт нашёл быстро, когда между операциями тот жил в доме 3 месяца.

Правда, Женькины деньги, те самые триста тысяч, накопленные ему на операцию, забрал, не побрезговал мелочевкой. Пренебрежительно кинул в верхний ящик стола и спросил – «Всё?». Женя так и не поняла, к чему относился этот вопрос, но кивнула утвердительно. А он отпустил её взмахом руки, мол, – вали отсюда!

Это «Всё» и ещё «Спасибо за вкусный ужин» были единственными словами, сказанными Глебом Женьке за 5 месяцев. Правда, за ужин он поблагодарил Марию Васильевну, а когда та сказала, что ужин готовила Катюша и благодарить надо её, только взглянул и кивнул.

Женя не считала, что она сделала что-то особенное. Просто когда в её жизни появился Ярик, пришлось освоить кухню, а из всего многообразия блюд выбрать то, что было вкусно, питательно, максимально безвредно и быстро в приготовлении. Одним из таких блюд была куриная грудка в лодочке из фольги14. А, поскольку надо было занять себя чем-то в течение дня (уроков-то не было – ни выезжать из дома, ни приглашать учеников к себе Глеб не разрешил, а языками с Анютой занималась Антонина Алексеевна), Женя крутилась на кухне. (Мария Васильевна в свою епархию молодую хозяйку допустила, в отличие от Марины Николаевны, которая категорически не позволяла участвовать в уборке. А к Антонине Алексеевне Женя и сама не навязывалась – во-первых, не хотела ломать под себя учебный процесс, а во-вторых, боялась, что Глеб может уволить уже не нужную няню, и тогда Женя останется без единого человека, с которым можно поговорить по душам). И ещё с удовольствием помогала в саду дяде Мише. В качестве ученицы. Не столько по велению сердца, сколько для занятия свободного времени.

И как убивают время настоящие жёны богатых бизнесменов? Ну, почитала (хотя в их любви к такому времяпрепровождению Женя сомневалась). Ну, посмотрела телевизор. Потрындела по телефону (этого Женя была лишена, да и не любила). Массаж, маникюр, педикюр, макияж, причёска. Господи! Скука смертная! Да, и не будешь этим заниматься каждый день. Ах, да, ещё шопинг! Вот, уж, по нему Женя совсем не скучала, поскольку он никогда не входил в её интересы. Нужно что-то – забежал, быстренько купил и побежал дальше.

В загородном доме же процветал шопинг онлайн. И, слава богу, что он был в руках Антонины Алексеевны. Женя хоть и ощущала себя в доме Глеба приживалкой, не смотря на статус жены (господи, ну какая жена!), ничего у него не просила, но какие-то траты всё равно были необходимы. Те же прокладки закончились через месяц. С какими глазами она бы просила у него денег на подобное? Катерине он, небось, сразу выдал бы карточку с неограниченным кредитом, а ей, «Катюше», какая карточка? И так, последнее время как-то странно стал на неё поглядывать. К добру это было или к худу, Женя не понимала. То ли он раздумывал над очередной тратой на Ярика, то ли над её дальнейшей судьбой. Ведь приближалась дата, которую он определил первым рубежом их «семейной жизни» – полгода.

Ни о каких рубежах Глеб не думал. Он вообще забыл все угрозы, которыми мучил Женьку на свадьбе. Увольнять никого и не собирался. Люди у него работали давно, все были проверенные, почти семья. Женька по его плану должна была сидеть безвылазно дома, так что никакого разоблачения он не боялся. А даже если и случится утечка, так прекрасно! Появится отличный повод развестись, мол, это афёра сестриц-близняшек, обманули ослеплённого любовью мужчину. Женька против не пикнет, она ради Ярика на всё готова. Но всё же, чтобы разоблачение Женьки-Екатерины не произошло раньше времени, он поговорил с Анютой специально при няне. Поставил трёхлетней малышке взрослое условие – если она хочет, чтобы с ними жила тётя Женя (а она её, действительно, сразу узнала, бросилась навстречу, ухватила за ноги с радостным криком: «Тетя Женя вернулась! Тетя Женя вернулась!), то должна называть её «тетей Катей». «Почему? – задала закономерный вопрос Анюта, – Я не хочу «тётей Катей». Вопрос «Почему» Глеб спихнул на няню и саму Женьку – «Они тебе объяснят». Антонина Алексеевна поспешила вмешаться: «Анюточка, это игра такая. Ты же знаешь, что у каждой игры есть свои правила? Вот папа тебе объясняет правила новой игры, где тетя Женя будет играть тетю Катю». Глеб кивнул головой: «А если тётей Катей называть не будешь, тётя Женя сейчас же уедет». Анюта заупрямилась: «Я не хочу тётю Катю. Я хочу… я хочу… Катюшу». На этом «компромиссном» варианте они договорились.

И отдавать Ярика в детский дом Глеб не собирался. Екатерину лишил бы родительских прав не задумываясь, но, поскольку, для неё это наказанием не было, то и думать тут было не о чем. Хотя, о самой Екатерине думал много. Не хотел думать, вспоминать, но не получалось. Застывал иногда прямо посреди разговора от жаркой волны воспоминаний, тело тут же реагировало, возбуждалось, горело желанием. И никто не мог её заменить, затмить. Ни бывшие любовницы, ни её бледная, унылая копия.

Да и как тут забудешь, если информация о ней поступала с завидной регулярностью. Ждать, когда соберётся полная картина, у Глеба терпения не было. Он велел сразу же докладывать ему любую информацию по мере её поступления и сам укладывал всё по порядку.

Первым выяснился вопрос – куда умотала Екатерина из Москвы. Оказалось, совсем не в Лондон, а в Париж. С одной стороны отпустило, что не к Вандербилту, а, значит, они не любовники. С другой стороны, в Париж Глеб хотел повезти Екатерину сам. Но самым болезненным стало сравнение дат – Екатерина приобрела билет из Москвы в Париж на следующий день после того, как они согласовали дату их свадьбы! Они признавались друг другу в любви, любили ночи напролёт, шептали ласковые слова, а она уже знала, что уедет! Глеб скрежетал зубами от её коварства и своего бессилия.

Не сложным оказалось и начать распутывать клубок переплетений судеб сестриц от самого зачатия. Почти от зачатия, с его 16-й недели. По Свидетельству о рождении Женьки легко нашёлся роддом, где их мать рожала. Место проживания родителей даже не пришлось вытрясать из Женьки, поскольку по их полным именам и их номерам телефонов из изъятого у неё мобильника, услужливый интернет выдал их адрес и то, что там же они жили и до рождения близняшек, и там же живут сейчас. Гинекологическое отделение поликлиники, где наблюдалась во время беременности мать Екатерины и Женьки, тоже было на месте. Дальше всё было делом техники и денег.

В карте вставшей на первичный учёт беременной, сразу же был указан странный диагноз – синдром плацентарной трансфузии. Это что ещё такое? Глеб полез в интернет и начитался там таких ужасов! Попросту говоря, один ребёнок питался за счёт другого, что могло привести того к гибели, но и сам мог умереть, объевшись. Не трудно было догадаться, кто кого ел. В карте ещё лежала бумага с отказом на избавление от ослабленного плода и с согласием на экспериментальную операцию – «фетоскопическая коагуляция анастомозов». Блин, язык сломаешь, пока выговоришь! Про неё Глеб уже не стал ничего выяснять в интернете, чтобы ночью кошмары не снились. Главное, что операция помогла, и на седьмом месяце беременности было сделано кесарево сечение. Родились две девочки, близнецы. 3кг 250г и рост 49см – Екатерина. 1кг 260г и рост 38см – Евгения.

Дальше про детский сад и школу было не очень интересно, кроме одного зигзага. Почему-то в пятом классе родители перевели Женьку в другую школу. Оно и к лучшему оказалось, потому что троечница Женька (Екатерина училась на «отлично») сразу подтянулась по учёбе до хорошистки, а по литературе, русскому языку и иностранному выбилась в отличницы.

После школы сёстры разъехались в разные города. Екатерина в Москву, Женька в Санкт-Петербург. Отличница Екатерина никуда не поступила, во всяком случае, документ хоть о каком-нибудь её образовании сыщики не нашли. А вот Женька поступила в РГПУ им. А.И.Герцена, окончила его с красным дипломом, имея уже в багаже не один, а целых 3 иностранных языка, и тут же получила работу в издательстве Вита Нова.

Чем занималась Екатерина в Москве, на какие средства жила, пока было не понятно. Отрывочные сведения о её кратковременных местах работы общей картины не давали. Но не работа Екатерины волновала Глеба. Он искал однозначного ответа на вопрос – чей сын Ярик? По документам, изъятым его людьми из квартиры, которую снимала в Кургане Женька, следовало, что мать Ярослава Эдуардовича Измайлова Екатерина. В графе «отец» его Свидетельства о рождении стоял прочерк, отчество не понятно откуда взялось, фамилия матери. Но мало ли что можно написать на бумаге? Сыщики поглубже копнули Женьку и дали однозначный ответ – она никуда не выезжала из Питера и каждый день ходила на работу в период рождения Ярика. Значит, Екатерина.

Жизни сестриц не пересекались до того момента, когда Женька, ни с того, ни с сего продала квартиру в Питере (между прочим, всего за четыре месяца до этого погасив ипотечный кредит), уволилась с работы и переехала к сестре с племянником в Москву.

Следующий существенный момент, который накопали сыщики, это отъезд Екатерины в Бельгию. Разыскивать её следы за границей было гораздо труднее и затратнее, чем на родине, и Глеб отложил их на потом, бросив все силы своих помощников на период в Москве между приездом Женьки и отъездом Екатерины. Где-то на этом отрезке произошла та автомобильная авария, о которой говорили обе сестрицы, но так по-разному.

Следующими пришли сведения о телефонном разговоре между сёстрами в день бегства Екатерины. Сергей Семёнович с IT-инженерами задействовали смекалку, и нашли запись с видеокамеры Шереметьева, где была запечатлена Екатерина, разговаривающая по телефону с Женькой (время уточнили по мобильнику последней). Потом была проведена титаническая работа по вычленению разговора из неумолчного шума аэропорта. И даже приглашён специалист, умеющий читать по губам, поскольку было несколько провалов в разговоре из-за всё перекрывающих объявлений о посадках на рейсы. О чём говорила Женька, можно было понять только по ответам Екатерины, а что говорила она сама, чёрным по белому было написано в отчёте.

Вот где Глеб получил под дых. Неужели он ещё на что-то надеялся? Выходит, да, если его так скрутило, что он предпочёл надраться в хлам, чтобы уйти в несознанку. «Зануда», «князёк местного разлива», «захолустный городишко», «повешу себе на шею его капризную девчонку». Такими эпитетами она награждала человека, перед которым разыгрывала влюблённую, так презрительно говорила о его дочери, Анюте. А потом и вообще предложила Женьке забрать его себе, как будто он вещь какая-то никчёмная! Так и сказала: «…возьми его себе! Дарю без-возд-мезд-но. Зануда и моралистка – прекрасная пара!» И то, что в постели он «вполне себе ничего», и она осталась довольна, отнюдь, не утешало. Наоборот, Глеб чувствовал себя не просто обманутым и преданным, а полным ослом с длиннющими ушами.

А на следующий день ещё и выговор получил от Женьки за матерные слова, которые орал при детях. Глеб ничего не помнил. Но даже, если это так и было, какое она имеет право указывать ему как себя вести в его собственном доме? Кто она такая? Ишь ты, смелая какая вдруг стала! И Глеб послал Женьку к чёрту, обозвал занудой, моралисткой, синим чулком и бледной молью, но от мата воздержался.

Запой продолжался неделю с ночёвкой на рабочем месте и закончился только тогда, когда от него потребовалось разрешение на проведение действий устрашающего характера, подводящих под уголовную статью. Его ребята и так уже с расследованием увязли по самое не балуйся, но пока это можно было квалифицировать как административные правонарушения и отмазать с помощью денег. А вот похищение людей и их запугивание до неизвестно какого предела, грозило уже уголовной статьёй с наказанием в виде лишения свободы сроком до 5 лет.

Пробел в сведениях о жизни сестёр, во время которого могла произойти авария, сыщики восстановили с помощью социальных сетей. Катерина вела себя в интернете достаточно активно до своего отъезда заграницу. Выкладывала фото с экзотических мест отдыха, во время шопинга, на фоне машин, в обнимку с разными мужиками. Странно только, что ни сведений о сыне, ни его фотографий на её страничках не было.

Женька была зарегистрирована только на Одноклассниках. Регулярно переписывалась и поздравляла с праздниками внушительное количество людей. После переезда в Москву через сеть настойчиво начала искать тех, кто был связан с медициной и юриспруденцией сам или через знакомых. Нашла врача – своего одноклассника Константина Корчагина и адвоката Александра Морозова – общего их с Катериной одноклассника. После этого переписка одноклассников в сети прекратилась. Видимо, общение перешло в телефонный формат. Выяснить предмет разговоров можно было только двумя путями – либо протрясти Женьку, чего Глеб не хотел, либо протрясти Корчагина и Морозова.

Корчагин разговаривать с кем бы то ни было наотрез отказался, сославшись на врачебную тайну. Мало того, попытался предупредить Женьку о наезде неизвестных личностей, интересующихся ею, но, поскольку телефона она была лишена, у него ничего не вышло.

Корчагину Глеб велел больше не докучать. И так понятно, для чего его искала Женька – для неофициальной консультации о здоровье Ярика, поскольку официально к врачам никто не обращался. Сыщики это тщательно проверили. Гораздо интереснее было узнать – для чего сёстрам понадобился юрист. Вот его Глеб разрешил расколоть любыми методами.

Морозов, адвокат, сначала хорохорился, но припугнутый физическими пытками, выдал такое, от чего у Глеба волосы встали дыбом – и об аварии, в которой была виновата исключительно Екатерина, и о пренебрежении здоровьем собственного сына из-за чего 4-х летний малыш стал калекой, и об огромной сумме взятки, которая была уплачена, чтобы уголовное преследование в отношении Екатерины Алексеевны Измайловой было прекращено. Авария была, но теперь её как бы и не было. Вот на что пошли деньги за Женькину квартиру под Питером!

Женька, оказывается, появлялась в Москве ещё раз, за месяц до окончательного переезда. И этот первый приезд был примерно через 2 месяца после аварии. Вот такие вот дела… Выходит, Екатерина врала по-чёрному, а Женька не договаривала, боясь навредить сестре. Как начала ещё в утробе матери подпитывать сестру-эгоистку, так и продолжает это делать до сих пор.

Как бы то ни было, но поведение Женьки невольно заставило Глеба уважать её как личность. Как самоотверженную мать. Ведь Глеб тоже был родителем, нежно любящим своё чадо. И пусть это никоим образом не возбуждало его интерес к ней, как к женщине, но он стал поглядывать на Женьку уже без раздражения и равнодушия.

14 – рецепт куриной грудки в лодочке из фольги

Ингредиенты:

куриная грудка – 3шт

помидор – 1шт

сыр – 100г

сметана – 3 ст.л,

соевый соус – 2 ст.л

соль, перец, копченая паприка, прованские травы, сушеный чеснок, кунжут

*************

Способ приготовления:

На курином филе сделать глубокие надрезы, посолить и поперчить. Приготовить смесь из сметаны и соевого соуса. Помидоры и сыр нарезать пластинками.

В отверстия на грудке поместить помидоры и сыр, полить смесью сметаны и соевого соуса, посыпать любыми из перечисленных приправ на ваш вкус.

Поместить куриное филе в лодочки из фольги либо из пергамента и запечь в духовке при температуре 200 градусов 30-40 минут

13

Лёшка позвонил Глебу, когда тот ещё не отошёл от недельного запоя и находился не в самом хорошем расположении духа. Друзья не общались со дня свадьбы. Лёшка, конечно, всё понимал – молодожёны, медовый месяц и всё такое, но предстоял его день рождения, и уж тут-то Глеб с женой не отвертятся от приглашения.

Глебу идти никуда не хотелось, но и друга обижать не хотелось тоже, так что пришлось согласиться. Была надежда, что «Катюша» (а теперь её в доме только так и называли, пришлось и Глебу перестроиться, чтобы не ляпнуть нечаянно «Женька», хотя ему это уменьшительно-ласкательное имя резало слух) откажется и тогда он пойдёт один, погуляет на славу, расслабится. Но «Катюша» с радостью согласилась. Её тоже можно было понять – сидеть в заточении в золотой башне не сладко, заточение оно и есть заточение.

К моменту праздника Глеб был совершенно в другом настроении, чем две недели назад, когда его приглашал Алексей. После запоя Глеба отпустило. Он уже спокойно воспринимал информацию о Екатерине и даже остановил дальнейшее расследование – а на фига? Мстить женщине – мелко и затратно. Всё главное для себя он уяснил. Ярика он долечит в любом случае, просто будет считать потраченные на него средства благотворительностью. И «Катюшу» пора отпустить на свободу. Она-то уж точно ни в чём не виновата. Пусть живёт своей жизнью, пусть вернётся Женька. И ему пора возвращаться к нормальной жизни, а то бизнес запустил, Анюту забросил, а когда был последний раз с женщиной в постели уже и не вспомнишь.

День рождения главы семьи отмечался в том же загородном поместье, что и юбилей её прекрасной половины. Глеб порадовался за себя, что место, которое «подарило» ему знакомство с Екатериной, не заставляет его сердце сжиматься от боли. Вот только от ночёвки категорически отказался, сославшись на детей (Ярика отпустили из клиники после второй операции). Повод был формальным, поскольку на самом деле не хотелось ночевать на той же кровати, где бурно начинался их с Екатериной роман, и на полу ночевать не хотелось (не мальчик уже!), а ведь придётся уступать мягкую постель «Катюше».

Юбилея у Алексея в этом году не было, и потому народу на празднике было существенно меньше, чем у Аллы. Родственники, друзья и близкие коллеги по работе, вот и всё. Все как-то разбрелись по территории, играла тихая музыка, было по-домашнему уютно, без суеты. Глеб с «Катюшей» поздравили именинника и разошлись в разные стороны. Всё, что нужно было знать «Катюше» о двухдневном юбилее Аллы, где Екатерина была переводчицей сэра Вандербилта, Глеб ей рассказал, девушка она была не глупая, разберётся, что сказать и как увести разговор в сторону от опасной темы.

Глеб забрался в беседку, уселся в уютное плетёное кресло с бокалом вина и просто наслаждался последними тёплыми деньками осени. Вокруг было так красиво и умиротворяюще спокойно. Так вот крутишься в бизнесе и не замечаешь окружающей красоты, а жизнь проходит, в следующем году уже у него юбилей – 45. Почему-то эта цифра ужасно пугала Глеба. Казалось, что от неё гораздо ближе до пятидесяти, а это вообще край жизни, чем было от сорока, когда он ощущал себя ещё молодым, полным сил. В эту первую пятилетку пятого десятка он впервые стал отцом, и казалось, что не в последний раз. Была какая-то наивная вера, что дети склеют их семью, которая растекалась в разные стороны, как убегавшее молоко. Но дети не случились, Анюта осталась единственным ребёнком. Если бы жена не погибла в автокатастрофе, они бы обязательно разбежались. А молоко он научился подогревать так, что оно не убегало…

– Привет, дружище! Вот куда ты забрался! Не помешаю? – прервал мысли Глеба Лёшка.

– Да ладно тебе, садись!

– Спасибо за приглашение! – шутовски поклонился Лёшка, и Глеб, поняв весь комизм ситуации, когда гость что-то разрешает хозяину, рассмеялся, а Лёшка подхватил.

– Как она, жизнь молодая? – поинтересовался Алексей.

– Да так, по всякому, – осторожно ответил Глеб, не решив, стоит ли уже подкладывать основания в их предстоящий с «Катюшей» развод.

– Что, поссорились? – сочувственно спросил Алексей.

– Не без этого – подтвердил Глеб, решив, что лишними эти слова не будут.

– Ты извини, что я лезу. Если не хочешь говорить – давай сменим тему.

– Да не о чем просто говорить, ерунда всякая.

– Ну, и отлично! А то Алла уже расстроилась. Знаешь, как у них, у женщин, чуть что – сразу трепыхаться начинают. Ты куда-то слинял. Катюшу молодежь окружила. Не боишься, кстати, что уведут?

– А что, есть опасность? – поинтересовался Глеб, делая вид, что пытается встать с кресла.

– Да шучу я, шучу! Не разберёшься, накостыляешь всем подряд, а там мой сын в первых кавалерах.

– Это Сашка, что ли? Он же пацан совсем. Сколько ему, четырнадцать, пятнадцать?

– Двадцать уже.

– Ё-моё! Какие же мы старые уже с тобой, Лёха. Постой, а его что, не было на юбилее Аллы? Я что-то его не помню.

– Да ты разве кого-нибудь замечал тогда, кроме Екатерины?

– Это было так очевидно? – расстроился Глеб, который считал, что они оба вели себя крайне осторожно и скрытно.

– Да, ладно! Не смущайся! Накрыло, бывает! Всё же хорошо закончилось. Правда, мы тогда с Аллой попереживали за тебя. Рады, что ошиблись.

– Не понял, это ты сейчас о чём? – насторожился Глеб.

– Да понимаешь, – замялся Алексей, – та Екатерина и эта Катюша, они как два разных человека. Тогда, на юбилее, она нам показалась расчётливой, хладнокровной хищницей. И красота её такая была, ну, как сказать… И манящая, и отталкивающая одновременно. А сейчас что-то неуловимо изменилось. Глаза что ли? Мягкость в них, женственность. Внутренний свет, что ли, вырвался наружу? Прости, что так не правильно её поняли. А ты молодец, что разглядел. Или это ваша любовь её так изменила? Мы уже на свадьбе не могли с Аллой понять, что происходит. И ты был не ты, и она – не она.

– Ты меня заинтриговал, – сказал Глеб, поднимаясь с кресла и пряча за насмешкой своё внутреннее смятение, – пойду, посмотрю – та она или не та? Вдруг, где-то по дороге и вправду подменили, а я и не заметил?!

«Катюшу» Глеб обнаружил, действительно, в окружении молодых ребят. Он остановился поодаль и стал наблюдать. Пацаны лет восемнадцати-двадцати, видимо, сокурсники Сашки, старшего сына Алексея и Аллы, выглядели как павлины, распушившие хвосты перед павой. Глеб напряг слух и через некоторое время понял, что они читают стихи, похоже, на французском. «Катюша» без всякой игры, с искренней заинтересованностью в глазах смотрела на говорившего, и каждый из них спешил подхватить эстафетную палочку её внимания, чтобы блестящие эти глаза обратили свой взор на него. Едва кто-то замолкал, тут же начинал говорить другой. А, если начинали несколько человек одновременно, «Катюша» лёгким прикосновением руки выбирала следующего счастливчика.

Пристальный взгляд Глеба, наконец, обратил на него внимание «Катюши». Она дождалась паузы в стихах, с улыбкой что-то сказала, встала и пошла по направлению к Глебу. Пять пар глаз с завистью смотрели на человека, который обладал правом молча, одним взглядом, призвать их Музу к себе.

– Такие хорошие ребятишки! – подходя, с улыбкой сказала «Катюша». – Учатся в Смоленском Государственном Университете на факультете иностранных языков. Такое чисто парижское произношение. Мы читали стихи.

– Это я понял. Не понял только кого и про что.

– Бодлера15. Про любовь, конечно.

– А мне прочтёшь что-нибудь?

«Катюша» кивнула головой и начала певуче, с мягкой картавинкой:

– Que diras-tu, аme, seule dans la nuit…

– Стоп-стоп-стоп! – остановил её Глеб, – Очень красиво, но я ничего не понимаю. На русском можешь?

«Катюша» улыбнулась и без паузы перешла на родной язык:

Что скажешь ты, душа, одна в ночи безбрежной,

И ты, о сердце, ты, поникшее без сил,

Ей, самой милой, самой доброй, самой нежной,

Чей взор божественный тебя вдруг воскресил?

Ей славу будем петь, живя и умирая,

И с гордостью во всем повиноваться ей.

Духовна плоть ее, в ней ароматы рая,