Меня зовут Дикси

В какой-то момент, когда веселье приближалось к точке кипения и пистолеты в карманах клиентов готовились выстрелить все разом, официанты спешили разрядить обстановку, направив энергию посетителей в безопасное русло.

Два официанта занимали позиции в противоположных концах зала и, пританцовывая, двигались друг к другу. По пути они подхватывали подвыпивших клиентов, и два потока гуськом неслись навстречу. Они сближались, проходили паралельными курсами совсем рядом, миновали друг друга и разворачивались, чтобы опять сблизиться и пронестись один мимо другого. Всё это сопровождалось воплями, шутками, хлопками, жестикуляцией.

Все оставались довольны. Посетители ─ тем, что их развлекали, заведение ─ тем, что обошлось без пьяных драк.

Другой забавой была «дегустация» шампанского. Два аюданте (помощники официантов) влезали на столик, откупоривали бутылки с игристым вином (разумеется, самым дешёвым) и разливали пенящийся напиток в подставляемые рты веселящейся толпы.

Эти нехитрые потехи служили приятным дополнением к выпивке,

* Los meseros (исп.) ─ официанты

нравились завсегдатаям заведения, и в конце недели «Ярдас» бывал переполнен.

В тот вечер мы сразу заказали бутылку тёмного ямайского рома, поскольку рассчитывали провести здесь весь вечер. К рому подали лёд, кока-колу и нарезанные тонкими ломтиками лимоны.

Мы разлили ароматный ром на приятно затрещавшие кубики льда, добавили кока-колу, лимон и чокнулись. Вечер обещал стать просто чудесным.

Дороги, которые привели нас в Мексику, начинались в разных исходных пунктах, но пересекались эти три линии в одной точке ─ Монреаль, Канада.

Себастьян Комаров прибыл в Монреаль из Москвы. В конце лихих девяностых годов ещё не Себастьян, а просто Сева Комаров имел свой авторемонтный гараж. Дела, по его словам, шли неплохо, он купил двухкомнатную квартиру в пределах Садового кольца, не новый, но исправный японский автомобиль и начал было копить деньги на дачу в Подмосковье. И тут ему сильно не повезло.

У парка Горького Сева столкнулся с новеньким белым «мерседесом». На таких автомобилях в те времена в Москве ездили только бандиты из серьёзных криминальных группировок, поделившие город на зоны влияния.

─ Представляешь, в новенький «мерин» с братвой из с-кой бригады! Тут меня взяли в такой оборот, что я мигом потерял бизнес и квартиру, ─ рассказывал Сева.

─ Как же тебя в них занесло? ─ обычно сочуственно спрашивали его на этом месте.

Сева огорчённо махал рукой:

─ То-то и обидно, что на самом деле это не я в них, а они в меня врезались, когда из переулка выскочили и против движения поехали. А мне претензии предъявили не за аварию, а за то, что я им дорогу не уступил. Молчать мне надо было! А я объяснить им чего-то пытался: не моя, а ваша вина. Они послушали, послушали и проникновенно так говорят: «Ты чё, совсем берегов не видишь?! ешь, на скока ты тут щас наговорил?!» Всё, что могли, забрали сволочи ─ и бизнес, и квартиру. Несколько лет бедствовал, на ноги так и не встал. В итоге решили в Канаду податься. Один из моих бывших клиентов в посольстве Канады работал. Он и помог турвизы нам с женой подмахнуть; если бы не он, то кранты! Прилетели мы в Монреаль и сразу в аэропорту статус беженцев попросили. Отказать в рассмотрении они не имеют права, ну и началась эта канитель. Два года дело тянулось, наконец суд. Через полгода получили отказ по беженству, а спустя пару месяцев депортационный ордер принесли. Но мы эту диспозицию предвидели и ещё загодя начали легальную иммиграцию оформлять. Пришёл нам депорт, так мы из Канады в Мексику перескочили и подали анкеты в консульство канадской провинции Квебек. Первичное собеседование прошли, они передали наши документы в посольство Канады для окончательного решения. Теперь вот ждём его.

История иммиграции Мишки, совершенно не похожая на историю Себастьяна в своём дебюте и развитии, имеет идентичный финал.

Мишка, как и я, человек южный. Он из Ростова. После распада СССР Мишка уехал в Израиль. Впрочем, и там он не прижился.

─ Там хорошо ─ тепло, красиво. Море, народ южный, всё как у нас, но у меня как-то не сложилось. А почему ─ и сам не знаю, ─ говорил он, не вдаваясь в подробности.

Мишка стремился в США, пытался туда прорваться через Канаду, но что-то в этой схеме у него не сложилось, и в аэропорту Монреаля он «сдался» иммиграционным властям Канады.

Дальнейшие его похождения очень похожи на историю Севы: отказ в статусе беженца, депортационный ордер, прибытие в Мехико, собеседование в консулате Квебека, ожидание окончательного решения посольства Канады.

О моей истории поговорим немного позже.

Итак, мы чокнулись, выпили, налили ещё и завели неторопливый разговор. Мы пришли за всем этим. А зачем ещё мужчины ходят в бары? Выпить и потрепаться.

Мишка заговорил об Израиле, и я невольно погрузился в море воспоминаний. Я вспомнил тихий монастырский парк, разбитый на высоком холме. Вокруг раскинулся захлёбывающийся от удушливой ближневосточной жары Иерусалим. А здесь прохладный ветерок раскачивает верхушки стройных кипарисов. Рядом стоит Лена. Она слегка склонила голову набок и смотрит с озорной улыбкой…

Сева, которого в этой его жизни правильнее именовать Себастьяном (во всяком случае, так он называет теперь себя сам, и у нас нет никаких оснований это оспаривать), заметил, что я «отъехал», и ткнул меня локтем в плечо:

─ Ты с нами?

─ Ну а с кем же ещё!

─ Тогда скажи: зачем люди женятся?

─ Ты ещё спроси, зачем люди писают!

─ Да не валяй дурака, пожалуйста. Мы тут не сошлись мнениями.

─ Где именно не сошлись? Просто любопытно, где там можно не сойтись мнениями.

─ Не умничай. Люди стремятся обзавестись потомством. Продолжение рода и есть та самая катушка, на которую наматывается любовь с её романтической мишурой ─ все эти поцелуи, букеты цветов…

─ А Мишель с этим не согласен?

─ Он завинтил идею о стремлении человека иметь свидетеля своей гениальности. Пусть сам.

Мишка отхлебнул рома и криво усмехнулся:

─ Летописный синдром.

─ Чего?

─ Пиплам хочется иметь карманного летописца. Свидетеля своей жизненной борьбы. Чтобы супруг изо дня в день заценивал твои великие ходы, подачи, подсечки, рокировки…

─ Если бы ты сейчас пил бренди, Мигель, я бы сказал, что ты сбрендил, ─ махнул рукой Себастьян. ─ Ну какие рокировки нах? Всё просто. Продолжение рода ─ вот, что движет людьми. А обеспечивает это дело любовь.

─ Любовь? А что это? ─ быстро спросил Мишка. ─ За этим словом ничего конкретного. Люди напридумывали определений: любовь, темнота, ветер, мысль, материя. За ними ничего нет. Это всё категории человеческого мышления, то есть иллюзия. Ну вот что такое ветер?

─ Колебания воздуха, ─ сказал я.

─ А что такое воздух? ─ немедленно спросил Мишка.

─ Ну… мы им дышим.

─ Ядрён батон! ─ презрительно отрезал Мишка. ─ Дышим мы смесью кислорода с азотом. Воздух же ─ это нечто эфемерное и неопределённое. А что такое темнота?

─ Ну не знаю… Но ты ведь не станешь утверждать, что темноты нет?

─ Что такое темнота? ─ терпеливо повторил Мишка.

─ Ну, блин… Ну, скажем, отсутствие света.

─ Мысль?

─ Импульс головного мозга.

─ Да что ты? Спасибо, что не спинного. Всё это не ответы на вопросы. Это уходы от ответов. Маскировка незнания. Что такое «импульс головного мозга»?! Кто-нибудь его видел? Какого он цвета? Все эти определения людям нужны, чтобы как-то обозначить непонятные вещи. Те, которые нельзя потрогать руками. А истина в том, что всеми поступками человека двигают амбиции, а по-простому говоря ─ выпендрёж. Этот выпендрёж проявляется в разной форме, но его следы окружают нас со всех сторон, ─ Мишка обвёл глазами бар, засунул руку в карман. ─ Ну вот хотя бы, чтоб далеко не ходить, ─ он вытащил несколько смятых мексиканских купюр, выбрал одну достоинством в двадцать песо, разгладил: ─ Кто это изображён?

─ Ты бы бумажник завёл, деньги мнёшь.

─ Ай! ─ Мишка махнул рукой. ─ Кто это?

─ Написано же ─ Бенито Хуарес. Один из президентов Мексики.

─ Вот! Перед нами пример классического выпендрёжа. В античную эпоху правители завели моду тискать свои фейсы на баблосе. Чтобы благодарный народ их почаще видел и вообще узнавал в лицо. Античные времена давно минули, а традиция осталась. Пусть сегодня она формальная, потому что не сам Бенито Хуарес принял решение тиснуть себя на двадцатке, это скорее всего сделали после его смерти, но это древний памятник человеческим амбициям. И таких памятников вокруг хоть пруд пруди.

─ Что-то ты не те груши околачиваешь. Каким боком всё это к женитьбе?

─ Повремени, сейчас догонишь. Всякий царёк чеканил свой профиль на монете, строил всякую каменную хрень типа пирамид или дворцов, устраивал войны, а потом… Что потом он делал? ─ Мишка вопросительно посмотрел на нас.

─ Ну, бухти дальше, ─ ответил Себастьян.

─ Потом он заказывал барельеф с наглядными изображениями своих художеств. То есть отливал себя в граните на века. Вот оно! И простой пипл тоже любит принимать красивые позы. Но! ─ Мишка многозначительно поднял вверх указательный палец. ─ Царь мог замесить барельеф на главной площади, а Вася Пупкин ─ нет. Вот он и женится, чтобы супруге свою гениальность демонстрировать. А если, как Комар говорит, для продолжения рода, то зачем тогда изобрели всякую полигамию или полиандрию? Ведь один мужик и одна баба гораздо эффективнее. Во всяком случае, лучше этого для продолжения рода пока ничего нормального не придумали. А однополые браки? Какое тут может быть продолжение рода? Это же демографический тупик. Э нет! Свидетель собственной гениальности нужен. Или свидетели. И никакой любви!

Мы с Себастьяном переглянулись и принялись раскручивать воображаемые лассо. Первым в воздух взлетело моё:

─ Не умничай. Смесь азота и кислорода и есть воздух. Зачем произносить четыре слова, когда можно обойтись одним? Попробуй не дышать. Через двадцать секунд ты гарантированно прекратишь валять дурака и поймёшь, что воздух не иллюзия.

Пойдём дальше. Полигамия и полиандрия существовали при царе Горохе, а сегодня если и сохранились, то где-то на периферии большой цивилизации. Массового характера эти явления не имеют, и ссылаться на них некорректно.

И вообще полигамия была проявлением борьбы за выживание. Продолжение рода. Тут Комар прав на все сто. Всё гораздо проще, чем ты нагородил. В древности большая семья являлась гарантией выживания. Жили по принципу: чем больше женщин осеменит каждый мужик, тем больше в племени будет охотников, воинов, собирательниц кореньев. Большой размер рода являлся гарантией его сопротивляемости врагам, голоду, климату. Вот мужчина и трудился в поте лица.

Я замолк. В дискуссию вступил Комаров:

─ А однополые браки вообще особая тема со своим набором фишек и жетонов. Однако, если учесть, что многие однополые партнёры усыновляют детей, можно констатировать, что стремление к продолжению рода и здесь каким-то образом пытается самореализоваться.

Мишка хмыкнул.

─ Напрасно хмыкаешь, ─ изрёк Себастьян. ─ Если бы ими двигало только желание иметь супруга-летописца, детишки им были бы ни к чему. Не так? Так. Ещё как так.

Он самодовольно хлопнул Мишку по плечу.

─ Интеллект не пропьёшь, Мишель. Лёгким движением мускулов лба мы разорвали твои сети. Теперь давайте наполним стаканы, потому как держать их пустыми нет никакого резона, и выпьем за…

За что хотел выпить Себастьян Комаров, осталось неизвестным, потому что в этот момент наше внимание привлекла сцена, разыгрывшаяся за соседним столиком.

ГЛАВА 4

За столиком напротив нашего сидели три человека. Высокий худощавый мексиканец лет двадцати пяти и две девицы того же возраста. Девицы подходили под определение «симпотные киски».

Красота означает сочетание приятной наружности и ума. Интеллект всегда как-то проявляется ─ в манере разговора, осанке, особом блеске глаз, в жестах. Стройные длинноногие девицы, о которых идёт речь, хотя и были весьма привлекательны, тем не менее не имели налёта той одухотворённости, за которым обычно скрывается развитый интеллект.

Между прочим, паренёк, с которым они сидели, явился в бар один. Он пришёл после нас, а киски, вертевшиеся вдвоём у стойки, подсели к нему немного позже. Я приметил эту парочку в самом начале, когда уселся и оглядел заведение, а потом машинально отметил, что они переместились за столик напротив нашего.

Там назревал скандал.

Одна из девиц громко жаловалась другой. При этом она энергично жестикулировала. Источником раздражения являлся парень который растерянно следил за происходящим, не зная, как потушить разгорающийся пожар.

─ Лохотрон, ─ проговорил Себастьян, ─ эти ванильные пипетки разводят дурилку. Смотрите!

В это время скандалившая девица, словно осознав, что привлекает к себе внимание людей, притихла и огляделась.

─ Сейчас знак своим подаст: волосы пригладит или сигарету закурит, ─ предположил Себастьян. ─ Я на такое в Москве насмотрелся. Что, интересно знать, им от этого мена понадобилось?

В разговор вступила вторая, которая до того молчала и даже не пыталась урезонить подругу. Сейчас она вела себя дружелюбно и успокаивающе гладила парня по волосам.

─ Контрастный душ, ─ сказал Мишка, ─ воздействие на психику клиенту. Сначала угроза скандала на виду у народа. Потом резкий переход. Клиент напрягается, потом расслабляется, теряет бдительность, и тут должен быть сделан тот самый ход, ради которого заваривалась вся каша.

Оскандалившаяся киска ещё раз скользнула глазами по залу и, убедившись в том, что никто на них не смотрит, придвинулась к парню. Вторая вовсю льнула к нему со своей стороны, обнимала за шею и поглаживала голову. Притянув его к себе, она поцеловала его в губы.

В это время первая сунула руку в боковой карман его пиджака и молниеносно выудила ключи.

─ Момент истины! ─ провозгласил Себастьян. ─ Всё оказалось банально просто. Угон автомобиля. Вот он, третий мир. Такая комбинация ради не новой тачки.

─ Ты того… аккуратнее, ─ возразил Мишка, глаза которого оказались зорче, ─ судя по брелоку на ключах, эта «не новая тачка» ─ «ламборджини».

─ Во как! ─ поразился Себастьян. ─ Впрочем, не будем забывать о том, что мы находимся в Латинской Америке. Здесь пускают пыль в глаза: ездят на ржавом «понтиаке» а брелоки на ключи цепляют от «ламборджини». Вот пипетки и повелись. Подставляйте стаканы, братцы, самое время выпить за тех, кто ходит пешком, то есть, как утверждали Ильф и Петров, за лучшую часть человечества.

Но не успели мы последовать совету Себастьяна, как ситуация, казалось, достигшая своего пика, продолжила стремительно развиваться.

Очевидно, девушка проявила недостаточную ловкость или парень оказался не так прост, во всяком случае, он почуствовал движение и, резко обернувшись, поймал руку, сжимавшую связку ключей.

Он выхватил ключи, быстро спрятал их, вытащил бумажник и, достав оттуда несколько купюр, одну положил на стол, по одной вручил растерянным кискам и встал, собираясь уходить.

Всё это выглядело очень странно. Несомненно у парня имелись причины не затевать скандала, а напротив, избегать его любой ценой.

Однако у девиц был свой план, и, как показали дальнейшие события, сдаваться они не собирались. Оправившись от растерянности, они вцепились в парня с двух сторон, уговаривая его не уходить. Та, которая вытащила ключи, сконфуженно хихикала, уверяя, что пыталась пошутить.

Паренёк отстранил её и направился к выходу. Она тихонько сказала, что-то подруге, и обе кинулись за ним.

Одна схватила его за руку и, когда он обернулся, влепила ему пощёчину, другая опустилась на пол и заплакала.

Теперь они не считались с тем, что привлекают всеобщее внимание. Именно это им и было нужно.

─ Он избил мою подругу! ─ крикнула она подскочившему к ним администратору. ─ Уговорил нас сесть за его столик, начал распускать руки, а когда мы хотели уйти, сильно ударил её в живот.

─ План Б, ─ прокомментировал Мишка. ─ А девчонки пришли подготовленными. Кто-то с ними работал.

─ Хотите, чтобы я вызвал полицию? ─ спросил администратор.

─ Это неправда! Я никого не бил. Они подсели ко мне, а одна из них хотела украсть ключи, ─ проговорил парень.

Четверо крепко сбитых мужчин, сидевших неподалёку от нас, неторопливо поднялись и подошли к администратору.

─ Не надо. Мы его сами выставим, ─ сказал круглолицый брюнет с тонкими усиками «карандаш», которые совершенно не подходили его широкому лицу. ─ Мы как раз собирались уходить.

Полные пивные кружки на их столике говорили об обратном, но на это никто не обратил внимания.

Мы переглянулись. Всё было ясно.

Комаров поднял свой стакан и посмотрел сквозь него на люстру:

─ Искажение, ─ проговорил он. ─ Когда смотришь сквозь стакан, всё приобретает гротескные формы, даже свет меняется.

Я оглянулся. Двое мужчин выволакивали парня на улицу. Третий стоял у входа лицом к залу, готовый пресечь неожиданное вмешательство. Впрочим, никто не собирался вмешиваться. Мало какая из разгорячённых алкоголем голов вообще обратила внимание на эту сцену. Подумаешь! Кто-то оскандалился ─ обычное дело.

Я поискал глазами четвёртого. Так и есть. Он был снаружи. Я приметил его слегка размытый светом вечерних фонарей силуэт. Рядом с ним виднелись две девицы. Мужской силуэт протянул им что-то, они взяли и, развернувшись, торопливо зашагали прочь, на ходу засовывая полученное вознаграждение в сумки.

***

Парень сопротивлялся, но куда одному против двоих, когда в узком пространстве тебя крепко держат за локти. Он рванулся раз-другой, но его уже почти вытащили на улицу. Перед тем как дверь закрылась, он успел бросить полный отчаяния взгляд в зал, его глаза встретились с моими, их заслонил мощный торс номера третьего, и дверь захлопнулась.

Я допил ром, поставил стакан на стол и встал.

Знаю! Да, это было безумием. Я собирался влезть в чужие дела в чужой стране, в какую-то, возможно, грязную историю, которая меня совершенно не касалась.

В чужие дела не следует встревать, потому что часто всё выглядит совсем не так, как обстоит на самом деле. Я знал эту нехитрую формулу. Но мы встретились взглядами, и я уловил зов о помощи, на который нельзя было не отозваться.

─ Оно нам надо? Спокойно сидели, ─ безрадостно констатировал Себастьян.

─ Кислое вино. Вчетвером на одного, так оно не делается. И с девчонками подленькая подстава. Вы со мной?

Они переглянулись и кивнули.

─ Тогда присмотрите за спиной. А там и так тесно будет. Столько народу, что только мешать друг другу станем.

Я быстрым шагом направился к выходу.

Плана у меня не было. На его принятие оставались те несколько секунд, которые требовались, чтобы добраться до дверей.

О том, чтобы справиться с этими буйволами, я не мог и мечтать. В реальной драке в большинстве случаев одному не выстоять даже против двоих. А здесь были четверо подготовленных, судя по их виду, бойцов.

В той ситуации мне оставалось только одно ─ внезапно появиться и сразу напасть. И сделать это предстояло с ходу, без церемоний и соплежуйства. Если бы мне удалось вырубить двоих, прежде чем они поймут, что я нападаю, я уравнивал шансы. Так бы мы остались вдвоём против двоих. Если нет… дальше обдумывать времени не было ─ я почти дошёл до двери.

Справа от меня, под столиком у самого выхода, стояла пустая бутылка. Мне не оставалось ничего другого. Не останавливаясь, я нагнулся и, схватив её за горлышко, вышел на улицу.

***

Тусклый свет фонарей освещал праздношатающихся гуляк. Многие были навеселе. Они шли по мостовой, громко разговаривали, смеялись, вливались в питейные заведения или покидали их, чтобы найти новые острые ощущения.

За углом находилась чёрная дыра, куда недотягивал свет фонарей. Я свернул туда и сразу услышал шум свалки ─ ругань, удары, угрозы. Шум улицы, напротив, стал приглушённым, словно я вышел из одной комнаты и вошёл в другую.

Несколько секунд я вглядывался в темноту, давая глазам привыкнуть к ней, чтобы разобраться в происходящем.

Четверо затаскивали пятого в автомобиль с выключенными фарами. Он, как мог, сопротивлялся. Похитителей это бесило. Ему выкручивали руки, избивали ногами, душили и медленно, но верно подтаскивали к кабине.

Бандиты (а теперь в этом не оставалось никаких сомнений) потеряли бдительность и оставили свой тыл без присмотра, всем скопом приняв участие в избиении. Одному из них следовало бы приглядывать за углом улицы.

Это давало мне шанс незаметно подобраться вплотную, но, честно говоря, я колебался. Побуждением к действию стала бейсбольная бита, мелькнувшая в руке одного из похитителей. Обозлённый сопротивлением, он решил перебить жертве колено, примерился, сделал короткий энергичный замах… Ещё мгновение ─ и бита резко опустится вниз, ломая кости…

Я метнулся вперёд и успел обрушить бутылку на голову этому скоту на долю секунды раньше, чем он завершил свой удар.

Бандит без звука рухнул на колени, выронив бейсбольную биту, которая со звонким деревянным стуком ударилась об утрамбованную, твёрдую, как бетон, поверхность земли и отскочила от неё вверх. Прежде чем она повторно коснулась земли, я налетел на следующего.

Мной овладело странное чувство. Всё поплыло так, словно кадры моего движения прокручивались в замедленной съёмке. При этом я каким-то внезапно проявившимся шестым чувством видел себя со стороны. Я делал шаг и в то же время отчётливо видел, как замедленно приподнимаюсь на носке, делаю широкий шаг другой ногой, замахиваюсь, резко выдыхаю воздух, одновременно нанося удар. Я испытывал невероятную злобу.

Наверное, нечто похожее испытывали берсерки, приняв на грудь настой, вводивший их в боевой транс, в состояние аффекта, приводивший к неистовой ярости, заставлявшей грызть щит и рычать, захлёбываясь пеной, рубить направо и налево, не разбирая ни своих, ни чужих. Не знаю, грыз бы я щит, имейся он у меня, но бутылкой я молотил направо и налево.

На самом деле мне просто повезло. Уверовав в свою безнаказанность, они оставили свой тыл открытым и сбились в кучу, как свиньи у корыта, не ожидая нападения сзади. Я всего лишь использовал свой единственный шанс, понимая, что другого не будет.

Всё было кончено. Четверо стонали, лёжа или сидя на земле. Никто из них не пытался подняться или напасть. Им сильно досталось.

Я с силой швырнул бутылку как можно дальше. Сыграв свою роль в этой истории, она улетела в темноту и, врезавшись в глухую кирпичную стену, с грохотом разлетелась на множество осколков.

Сзади подскочили Себастьян с Мишкой. Себастьян присвистнул:

─ Жёстко ты фиников навесил!

─ Быстро уходим! Только полиции нам не хватало! Глянь, ты ничего здесь не выронил? Скорее! ─ спохватился Мишка.

Конечно, не стоило разговаривать, так как иностранный язык, который не могли не отметить бандиты, как бы больно им ни было, сильно сужал ареал возможных поисков, но тогда никто из нас об этом не подумал.

Втроём мы поставили на ноги сильно избитого мексиканца и, увлекая его за собой, быстро скрылись с места событий.

Так я познакомился с Джорджем.

***

Чупа-Чупс и Петрович о чём-то спорили с Хосе на смеси русско-англо-испанского. Михалыч с Хайме опрокидывали по очередной стопке. Сверху в квадратный проём на них глядела только что взошедшая белая с серыми пятнами гор и безводных морей луна.

Звёзды немного расплывались в глазах. Пора останавливаться. Я поставил стакан на бетонный пол и поднялся.

─ Нужно в «Карлтон» гонца заслать, сказать Толяну, что комната Чесноковых освобождается, ─ сказал Себастьян.

─ Завтра с утра зайду к ним, ─ ответил я. ─ Вместо утренней прогулки. Мне доктор велел гулять.

Я повернулся к Джорджу: «Пойдём, amigo. Провожу тебя до машины».

Мы вышли из бойлерной, пересекли вестибюль и вышли на улицу.

Джордж оставил свой приземистый «Ламборджини» на углу Букарелли, напротив ярко освещённого бара. Это заведение, как и многие другие в центре Мехико, принадлежало его дяде.

─ Может, зайдём? Выпьем по «Маргарите», – ещё раз предложил Джордж, когда мы проходили мимо. Я отрицательно покачал головой:

─ Нет, баста. Я уже и так выпил больше, чем мне можно.

Перед тем как сесть в машину, Джордж спросил меня:

─ Как ты себя чувствуешь? Боли прошли?

─ Не совсем. Доктор сказал, что боли уйдут через месяц, не раньше.

─ Take care, bro*, ─ сказал Джордж, крепко пожимая мне руку. ─ На днях я заеду. Да, чуть не забыл! ─ он хлопнул себя по лбу, ─ Дядя приглашает нас в Канкун. Хочет с тобой познакомиться. Съездим? Проведём там месяц-другой. Океан, катер, рыбалка, ночные клубы ─ it’s Cancun, bro! ─ Там ты быстро придёшь в себя.

─ Звучит неслабо, ─ сказал я. ─ Посмотрим. На днях поеду в посольство, узнавать, не созрела ли для меня канадская виза. А там поглядим.