Морфо

Длинная улица встретила Флинна без особого гостеприимства: тусклые фонари горели через один, в воздухе летала паутина, она же тонким кружевом накрыла почти все дома; под ногами темнел мокрый асфальт, а на деревьях дрожала пожухлая листва. Здесь царила вечная осень. Печальные души медленно шли, скукожившись от холода, повыше подняв вороты плащей и курток. Над головами многие держали зонты, хотя с неба не упало и капли.

Взгляд Флинна привлекла витрина магазина, на которой лежали странные товары. «Депрессивные пилюли» – было нацарапано на баночке кривыми буквами. «Как стать несчастным за 40 дней», «Как утратить веру в лучшее», «151 способ потерять смысл жизни» – гласили названия на выгоревших обложках. «Горький сахар», «Небодрящий кофе», «Твердое суфле» – красовались витиеватые надписи на всевозможных коробках.

«Странное место. Будто радость и грусть поменяли местами», – пронеслось у него в голове.

Во всей этой бледности он краем глаза заметил ярко-синее пятно. Бабочка сидела на дереве, мерно покачивая крылышками. Флинн на цыпочках подкрался к ней, стараясь не дышать.

– Флинн!!! – Возглас в гнетущей тишине показался особенно громким.

Сердце остановилось, мигом обледенело и разбилось на сотни острых осколков. Он узнал этот голос. Не мог не узнать. Голос, который так часто мерещился во сне. Флинн повернулся и посмотрел в глаза самой страшной тайне в своей жизни.

12. Погасшее солнце

С их последней встречи Кейти почти не изменилась: все такое же по-детски круглое личико, большие карие глаза, светлая кожа (вот только каштановые волосы стали намного короче). И как всегда, яркая: на плечах светло-голубое пальто с лиловыми пуговицами, а в руках раскрытый зонт лимонного цвета. На мрачном фоне квартала Потерявших Надежду она выглядела как красочный рисунок, прицепленный на бетонную стену.

– Это ведь правда ты? – взволнованно спросила Кейти, точно не верила, что перед ней настоящий Флинн, а не видение из прошлого.

Он же растворялся в кислоте вины. Ему хотелось исчезнуть, стереть свое имя со страниц мироздания, чтобы и следа не осталось.

– Да, Кейти, это я, – наконец-то отозвался Флинн, пересилив себя. Он попытался улыбнуться, но губы онемели.

– Флинн! Я так скучала!

Кейти сделала шаг навстречу, но Флинн испуганно отпрянул, словно перед ним была не хрупкая девушка, а тигр. Ее лицо застыло в изумлении.

– Прости, – стушевался он. – Не знаю, что на меня нашло.

– Ничего, я тоже удивлена нашей встрече, – крепче сжав ручку зонта, ответила Кейти, а после осмотрела Флинна с головы до ног. – Я так надеялась, что ты проживешь долгую и счастливую жизнь, но тебе лет двадцать.

– Семнадцать, – поправил он. – Мне было почти семнадцать, когда я умер.

Кейти ахнула, приложив пальцы к приоткрытому рту.

– Как это произошло?

– Не знаю, – ответил Флинн. – Может, в приступе лунатизма вывалился из окна, а может, съел бутерброд из больничной столовой и отравился. Помнишь, какая там была ужасная еда? – попытался пошутить он, и у него получилось – Кейти звонко рассмеялась. Осколки разбитого сердца беспощадно вонзились ему в грудь.

– Да, еда там была отвратительной. Если бы не ты, я бы скорее умерла от голода, чем от болезни. – Кейти озарила улицу ослепительной улыбкой. – Так ты, получается, еще не вспомнил свою смерть?

Флинн отрицательно покачал головой.

– А ты? – спросил он.

– Нет, но нетрудно догадаться. – Искры в ее карих глазах померкли. – А ты почему перестал навещать меня? Я так ждала…

– Прости, Кейти, – виновато пробормотал Флинн. – Я не мог. Хотел, но не мог.

– Опять попал в какую-то передрягу? Как ты вообще додумался работать на этого жуткого мистера Баедда? – пожурила его Кейти. – Он же преступник!

– Мне позарез нужны были деньги, – оправдывался Флинн. – И вообще, мистер Баедд предпочитает называть себя не преступником, а деловым человеком, знающим, как обойти закон.

– Как кабана ни назови, хрюкать он от этого не перестанет, – грозно сказала Кейти, уперев руку в бок. – Отвратительный тип. Как таких земля носит?

– Уверен, если бы мистер Баедд встретил тебя, он бы тут же все осознал и перевоспитался, – засмеялся Флинн. – Ты своим взглядом можешь и застрелить. Опасная девушка.

Боль и тревога ушли, вместо них в груди калачиком свернулось счастье. Он и забыл, как легко бывает с Кейти.

– Но, поверь, – посерьезнел Флинн, – земля и не таких носит.

– Не защищай его, – насупилась Кейти.

Флинн открыл рот, чтобы ответить, но внезапно опомнился и посмотрел на дерево. Синекрылая бабочка все еще сидела там. Словно почуяв на себе пристальный взгляд, она затрепетала крыльями, готовясь улететь. Только не это! Воспользовавшись тем, что Кейти отвлеклась, он с ловкостью и быстротой змеи схватил бабочку и сжал в кулаке.

– Что у тебя там? – Кейти удивленно посмотрела на него.

– Ничего, – соврал Флинн, заводя руку за спину.

– Не лги, ты что-то схватил.

– Это листок дерева.

– Нет, не листок! Это было что-то яркое. Покажи, – заупрямилась Кейти.

– Это мой секрет, – неожиданно признался он.

– И ты не собираешься им со мной поделиться? – обиженно спросила Кейти. – Раньше у нас не было секретов друг от друга…

Флинн почувствовал, что ладонь горит. Он чуть не закричал, но сдержался, прикусив нижнюю губу до крови. Когда боль отступила, он протянул руку и раскрыл ладонь. На ней вместо бабочки лежала горстка пепла – тайна сгорела.

– Ты мне это не хотел показывать? Флинн, ответь, а тебе известно, что ты странный?

– Конечно известно! Об этом как-то раз даже в газетах писали, – сказал Флинн, стряхивая пепел. – А ты здесь живешь?

– Да. Теперь я почетный житель квартала Потерявших Надежду. – Она умолкла, о чем-то задумавшись. – Я совсем забыла! Меня же друзья ждут! Как раз направлялась к ним, а тут вижу – ты. Сначала пыталась убедить себя, что ошиблась, – не хотела верить, что ты умер.

– Но перепутать такого красавца с кем-то другим просто невозможно, – закончил за нее Флинн и просиял.

– Ты неисправим! – захихикала Кейти, аккуратно толкнув его в плечо. – Вот уж точно от чего ты не мог умереть, так это от скромности.

– Что правда, то правда. – Флинн с наигранным самолюбованием взъерошил свои волосы. – Вообще не понимаю, зачем придумали скромность. Кому она хоть раз принесла пользу? Если ты хорош, то пусть об этом знает весь мир.

Кейти улыбнулась и мельком глянула на наручные часы.

– Ох, Флинн, я уже опаздываю! – засуетилась она.

– Что ж, был очень рад увидеть тебя…

– Нет, не уходи! – Кейти схватила Флинна за рукав куртки, будто испугалась, что он сейчас испарится. – Пойдем со мной, я познакомлю тебя с моими новыми друзьями. Мы встречаемся в баре неподалеку.

– Предлагаешь посидеть с компашкой мертвецов?

– Да! – бодро закивала она. – Познакомишься с моей загробной тусовкой.

– Звучит заманчиво. Я тут пока ни с кем не знаком, если не считать моего вечно недовольного психофора. Родителям стоило назвать его не Тайло, а Ворчайло, – вздохнул Флинн.

– Он сейчас рядом с тобой? – спросила Кейти.

– Нет, остался дома. Наказан за плохое поведение, – усмехнулся Флинн.

– А вот мой психофор не отходит от меня ни на шаг. – Кейти погладила воздух рядом с собой. Флинн, как и все души, не мог видеть чужого психофора. – Ее зовут Коллин, такая милашка.

– Мой Тайло-Ворчайло мнит из себя взрослого, поэтому росточком он с меня. Подожди, – осекся Флинн, – ты сказала: «Коллин»?

– Да. – Кейти отвлеклась и посмотрела вниз: вероятно, девочка-невидимка обращалась к ней. – Она говорит, что знает тебя!

– Так и есть. Мы встретились в службе психофоров. Коллин угостила меня чаем и кексом – не дала умереть с голоду, так что я ее должник.

– Она просит передать, что тебе очень повезло с Тайло – он лучший из лучших. А еще, – Кейти замешкалась с ответом, прислушиваясь к невидимой собеседнице, – еще она говорит, что ты хороший.

– Малышка Коллин, – сказал Флинн, качая головой, – не разбираешься ты в людях.

– А по-моему, очень даже разбирается! – возразила Кейти, и на ее щеках появились ямочки.

– Сдаюсь. – Он поднял руки. – Я – хороший, признаю.

Заливистый смех Кейти заполнил улицу.

– Так что? Пойдешь знакомиться с моими новыми друзьями?

– Почему бы и нет? – пожал плечами Флинн. – Все равно до Страшного суда я совершенно свободен. Устроим спиритический сеанс наоборот: сядем вокруг стола, зажжем свечи и будем вызывать живых. Вдруг откликнутся?

– Боюсь, что после этого живые быстро присоединятся к нашей загробной тусовке, – прыснула Кейти.

– Это их проблемы, – невозмутимо сказал Флинн. – Нечего быть такими впечатлительными. Мертвые же не кричат и не хватаются за сердце при виде живых. Ну что, нам куда?

– Следуй за мной.

Кейти шла впереди, Флинн не отставал.

– Кстати, а почему ты ходишь с раскрытым зонтом? – спросил он. – Дождя ведь нет.

– А ты встань под него – увидишь.

Он сделал шаг и очутился с Кейти под одним зонтом. «Кап-кап-кап» – монотонно забарабанил дождь, сначала неуверенно, а потом все сильнее и сильнее. Небо еще больше потемнело, подул ветер, и холод пробрался под одежду.

– Для жителей квартала Потерявших Надежду тут всегда дождь. Ты не местный, поэтому сразу не увидел, – пояснила Кейти. – Здесь никогда не светит солнце.

– Почему?

– Мы потеряли надежду, а это самый главный свет в жизни любого человека, – ответила Кейти, нахмурившись больше неба над их головами. – Зачем же нам солнце, если нет надежды?

– Как же в этом месте уныло, – шепнул Флинн, взглядом провожая струйки дождя под ногами.

– А ты где живешь? В какой квартал тебя поселили?

– Ни в какой, – солгал Флинн и глазом не моргнул. – Живу на улице.

– А если серьезно? – сощурилась Кейти.

– Серьезно! – выпалил он. – Но я не жалуюсь: ночи в Чистилище теплые, газеткой укрываюсь, а утром новости читаю – удобно. Мне не привыкать.

– Да, не привыкать. Я прекрасно помню историю о том, как ты из-за собственного упрямства три недели жил под мостом с бродягой Уигги.

– Между прочим, это были лучшие дни в моей жизни! – Флинн изобразил фальшивый восторг. – Хотя, признаться, без крыс и клопов они были бы еще лучше.

– Охотно верю, – кивнула она.

Флинн шел и не мог понять: как улыбчивая и сильная духом Кейти могла попасть в квартал Потерявших Надежду? В это серое и убогое место? Несправедливо…

И все же она ошиблась, сказав, что здесь никогда не светит солнце. Оно сияло прямо сейчас – им была сама Кейти. Самое яркое солнце в жизни Флинна, которое так рано погасло.

13. Бар «Унылый слизень»

Деревянная вывеска, на которой был изображен слизень с большими печальными глазами, тихо поскрипывала на ветру. Мутные окна тоскливо уставились на Флинна и Кейти. Обшарпанная дверь открылась не с первой попытки: бар не хотел их впускать.

Зайдя внутрь, Флинн почувствовал себя незваным гостем. За стойкой бармен с большими водянистыми глазами – вылитый слизень с вывески! – разливал коктейли, очень напоминавшие грязь и болотную жижу. Круглые столики располагались так близко друг к другу, что, казалось, еще чуть-чуть – и они начнут толкаться, чтобы отвоевать себе хоть капельку места. Толстый слой липкого налета покрывал пол, пахло чем-то плесневелым. В общем, бар полностью соответствовал своему названию: он был унылым и склизким.

– Моя милая Катарина, наконец-то ты пришла! – воскликнул высокий брюнет, бесцеремонно расталкивая других посетителей.

Он подлетел к Кейти и помог снять пальто, а после принялся целовать ей руки.

– О, Хавьер, – смутилась она. – Ты, как всегда, галантен.

– Катарина, мой ангел, я чуть с ума не сошел, дожидаясь тебя, – проворковал брюнет медовым голосом.

Хавьер выглядел неряшливо: черные кудри, щедро залитые лаком, неприятно лоснились, старомодный костюм сидел мешковато, а из кармана пиджака торчал засаленный платок. Обут он был в пыльные туфли со сбитыми носками. Острое худое лицо Хавьера не отличалось красотой, но было в нем что-то притягательное. Наверное, это и называют харизмой.

– Хавьер, знакомься, это Флинн, мой давний друг, – прощебетала Кейти.

– Рад знакомству, – слегка натянуто улыбнулся Хавьер и протянул руку, испачканную сажей.

– Очень приятно, – сказал Флинн, глядя на грязную ладонь.

– О, прошу прощения, – перехватив его взгляд, стушевался Хавьер и убрал руку. – Я все время забываю, что Чистилище меня наказывает. Так неопрятно я выгляжу не по собственной воле, уж поверь. При жизни я никогда не позволял себе надевать рубашку больше одного раза, а в моих начищенных туфлях можно было запросто разглядеть собственное отражение. После смерти же мне решили преподать урок. Сколько бы ни прихорашивался, через пару минут я становлюсь вот таким. – Он расставил руки в стороны и крутанулся на месте.

– Хавьер, ты в любом виде прекрасен, – уверила его Кейти, погладив по плечу.

– Катарина, ты слишком добра ко мне. – Глаза Хавьера наполнились нежностью. – Я до сих пор не понимаю, почему такой ангел, как ты, все еще томится в этом ужасном месте. Ты должна была сразу попасть в Небесные Чертоги!

– Всему свое время, – спокойно ответила Кейти. – Не забывай, я все еще не прошла последнее испытание.

– И почему же они так тянут? – Хавьер возмущенно фыркнул. Кейти пожала плечами. – Впрочем, ты права – всему свое время. Сейчас, например, время коктейлей.

Хавьер повел их в глубь бара. За круглым столиком сидели двое. Желто-зеленая лампа мягко освещала их лица. Эффектная женщина лет сорока с небольшим пила ядовито-красный коктейль. Ее каштановые волосы были уложены в замысловатую прическу, а стройную фигуру облегало шелковое платье цвета крови. На запястьях незнакомки сверкали одинаковые рубиновые браслеты.

– О, в нашем клубе пополнение? – поинтересовалась женщина, заприметив Флинна.

– Аннабет, – обратилась к ней Кейти, – прошу любить и жаловать, это мой лучший друг – Флинн. Он совсем недавно умер.

– Здравствуй, парнишка. – Она кокетливо протянула руку, которую Флинн рассеянно пожал, но следом понял, что Аннабет рассчитывала на поцелуй.

– Приятно познакомиться, – сказал он.

– А это Твидл, – Кейти повернулась ко второй особе, сидевшей за столиком.

Флинн так и не смог определить возраст Твидл: верхнюю половину ее лица закрывала густая челка мышиного цвета, а нижнюю – высокая горловина грязно- оранжевого свитера, поэтому виднелся только крупный нос. Так что ей могло быть и двадцать лет, и сорок.

– Твидл, не молчи, это неприлично, – шепнула ей Кейти. – Скажи хоть слово.

Та ничего не ответила и глубже зарылась в свитер. Может, не в духе?

– Здравствуй, Твидл. Меня зовут Флинн, я друг Кейти. – Он пытался говорить максимально дружелюбно.

– Слышала, – наконец-то промычала она и уставилась на свой коктейль. Тот запузырился.

– Ну вот! Это и есть моя потусторонняя тусовка, – радостно сообщила Кейти, присаживаясь за столик. Флинн плюхнулся рядом.

– Отличное начало вечера, только напитков не хватает. Кому что принести? – Хавьер вопросительно посмотрел на компанию.

– Мне еще «Кровавой Элизабетты», – скучающе бросила Аннабет.

– «Слизня-Млизня», – коротко произнесла Твидл.

– Я, пожалуй, возьму то же, что и Твидл, – сказала Кейти.

– А что закажет наш новый друг? – обратился Хавьер к Флинну.

– Я не люблю алкоголь, – мрачно ответил он и заерзал на стуле.

– О, мой мальчик, – промурлыкала Аннабет, – тут все коктейли безалкогольные.

– Если бы в Чистилище подавали крепкие напитки, я бы остался тут навсегда, – признался Хавьер, замечтавшись.

– М-м-м, тогда понятия не имею, – растерялся Флинн, рассматривая меню. – Что такое «Хромный Монохром»? – вчитываясь в мелкий шрифт, спросил он.

– Не стоит, – предупредила Кейти. – Если выпьешь его, то потеряешь все краски. Будешь целый час выглядеть как герой черно-белого кино.

– А «Язык Истины»?

– Бери, если смелый. Но учти, после него ты не сможешь солгать. – Аннабет хитро сощурилась. – Мы заказываем этот коктейль, только когда играем в «Правду или действие», чтобы игра была честной.

– Тогда, может, стопку «Нытика Джо»? – протянул Флинн.

– Будешь ныть, – кинула Твидл.

– Странный ассортимент, – нахмурился он. – Какой смысл пить такие коктейли?

– Лучше такое развлечение, чем никакого, – отозвался Хавьер.

– Попробуй «Звезды перед глазами», – порекомендовала Кейти.

– Хорошо, доверюсь твоему вкусу, – сказал Флинн, захлопнув меню.

– Все заказы приняты, я пошел.

Когда Хавьер удалился, Аннабет устроила Флинну и Кейти допрос с пристрастием.

– Ну, рассказывайте, голубки. Давно это у вас? – Глаза женщины загорелись интересом. Только сейчас Флинн заметил, что они бордового цвета.

– Что именно? – не понял он.

– Отношения! Я не хотела спрашивать при Хавьере, он ведь боготворит тебя, Кейти. – Аннабет пригубила коктейль. – Если Хави узнает про вас, сразу же вызовет твоего блондинчика на дуэль. Не буду лукавить, я бы на это с удовольствием посмотрела – обожаю кровавые зрелища, – но мне стало жалко тебя, милая Кейти. И хоть никто из них уже не сможет убить другого, держу пари, ты все равно будешь жутко волноваться.

– Мы с Флинном всего лишь друзья! – горячо возразила Кейти и густо покраснела.

– Ты тоже так считаешь? – Аннабет недоверчиво покосилась на Флинна, изогнув тонкие брови.

– Да, – твердо сказал он. – Кейти – моя семья, она мне как сестра.

– Стесняетесь говорить, что ли? – хмыкнула Аннабет и залпом осушила бокал. Ее губы стали алыми как кровь. – Ну же! Нет смысла скрывать. Вы умерли, так что забудьте о неловкости.

Флинн и Кейти недоуменно переглянулись.

– Мы действительно только друзья, – повторила она.

– Досадно, – расстроилась Аннабет. – Так хотелось услышать захватывающую историю любви. – Она театрально приложила руку к сердцу. – Кейти умерла, а ты не выдержал одиночества и покончил с собой. Что-то в этом роде.

– Уж простите, что оставил вас без романтической истории. – Флинн развел руками. – Уверен, что умер я вполне обыденно. Без пафосных речей и предсмертной записки на двадцати листах.

– Романтики встречаются все реже и реже, – разочарованно вздохнула Аннабет. – Я так понимаю, ты еще не знаешь, как умер?

– Нет, – ответила за него Кейти. – Как и я.

– Мужайтесь, деточки мои, – сочувственно проговорила Аннабет. – Видеть свою смерть – испытание не из легких.

– А как умерли вы? – спросил Флинн без всякой задней мысли.

– Вообще-то в приличном обществе мертвецов считается дурным тоном вот так в лоб спрашивать о чужой смерти. Это личное. – Аннабет поджала губы. – Но раз ты друг Кейти, то, так уж и быть, расскажу, – вдруг передумала она.

– Вы не обязаны, – спохватился Флинн.

– О нет, парнишка, – запротестовала Аннабет. – Раз спросил, то слушай. – Она набрала в грудь побольше воздуха и, беззаботно улыбаясь, начала свой рассказ: – Мой личный ад начался с любви. Эланд был из небогатой семьи, в отличие от меня. Все вокруг предупреждали: «Будь осторожна, Аннабет. Ты уверена, что он любит тебя, а не твои деньги?» Но разве влюбленный человек умеет мыслить трезво? Конечно же нет! Когда ты счастлив, то не думаешь о плохом. Тебе кажется, что улыбка до самой смерти не сойдет с твоих губ. – Она опустила глаза, всматриваясь в дно пустого бокала, будто искала там что-то. – Мой драгоценный Эланд играл влюбленного целых двадцать лет (стоит отдать должное его выдержке, не каждый так сможет), пока не умерли мои родители и я не стала единственной наследницей баснословного состояния. Будь оно проклято! Мое богатство превратилось в мой приговор.

Улыбка иногда сползала с лица Аннабет, но каждый раз она упрямо возвращала ее на место, все шире растягивая уголки губ.

– Муж начал изводить меня, но тогда я этого не понимала, думала, что действительно схожу с ума. Ночью по дому бродили люди, переодетые в зверей, – нанятые им актеры. При их виде я так сильно кричала – окна чуть не лопались. Когда же на мои вопли прибегал муженек, он притворялся, что никого не видит. Кто-то постоянно переставлял предметы в комнате, стоило мне ненадолго отлучиться. Иногда сама по себе включалась музыка, а на зеркалах в ванной появлялись угрозы. Из моего супруга вышел отличный полтергейст. Сам же он всегда делал вид, что ничего странного не происходит. Как позже выяснилось, Эланд давно запланировал свести меня с ума – и у него это превосходно получилось. – Ее голос дрогнул, она с полминуты помолчала, а потом продолжила: – Совсем скоро меня признали невменяемой и упрятали в психушку, где привязали к кровати и три раза в день обкалывали какой-то дрянью. Мой благоверный заплатил докторам, чтобы они побыстрее свели меня в могилу. Последние дни своей жизни я провела в полубреду, но даже тогда – окончательно выжившая из ума – я не переставала любить Эланда. И только умерев и попав в квартал Разбитых Сердец, я поняла, что моя любовь – безжалостная тварь.

– Почему вы обо всем этом говорите с улыбкой? – мрачно спросил Флинн.

– За улыбкой проще всего скрыть боль, – ответила Аннабет. – Когда сердце кровоточит, то ничего другого не остается. – Она немного отодвинула шелковую ткань платья, обнажив рану на груди. – Видишь? Теперь что бы я ни надела, все становится красным. – Аннабет вытянула руки, демонстрируя браслеты. – Раньше это были бриллианты, но, напившись моей крови, они поменяли цвет. – Она прикоснулась к алым камням. – Красный мне к лицу, не так ли?

Флинн по-новому взглянул на женщину: она и правда была вся в красном. Про себя он прозвал ее Алой Аннабет.

– Да, вам идет, – чуть слышно согласился Флинн.

– Видел бы ты, как эта скотина рыдала на моих похоронах! Человеческое лицемерие иногда поражает. Будто бы существует какой-то тайный клуб, где люди соревнуются в двуличии. И победитель получит весь мир, – засмеялась Аннабет.

– А на моих похоронах никто не плакал! – пожаловался Хавьер, вернувшись с напитками. – Разве только небо! Дождь лил как из ведра, поэтому единственными, кто пришел, были самые близкие родственники: дядюшка Эстебан и тетушка Пасифика. А они такие сухари, что слез от них дождаться – как снега летом.

– Мой милый Хави, не хочу тебя расстраивать, – начала Аннабет, принимая бокал, – но причина не в плохой погоде. Все куда проще, дружочек: всем было на тебя плевать.

– Смею не согласиться! У меня было очень много друзей! – оскорбился Хавьер, отдавая высокие стаканы с болотной жижей Кейти и Твидл.

Он поставил перед Флинном стакан с темно-фиолетовой жидкостью и сел на место, держа в руках свой напиток – нечто мутно-коричневое и дымящееся.

– Дорогуша, у алкоголиков нет друзей, – с видом знатока произнесла Аннабет и отпила из бокала. – Вам дорого только чертово пойло, ни о чем другом вы думать не способны. Оно заменяет вам все: любовь, страсть, дружбу, семью; поэтому на твои похороны никто и не пришел. Твоих знакомых пьяниц сложно назвать друзьями. Хоть вы и плыли в одной лодке, но если бы она пошла ко дну, то каждый бы спасал лишь собственную шкуру. Для них единственным другом всегда была исключительно бутылка, а ты на нее, согласись, не очень-то похож. Хотя нет, постой, что-то общее с бутылкой у тебя все-таки было – содержимое, – она задорно хихикнула.

– Аннабет, милая, где твое сострадание? – угрюмо осведомился Хавьер.

– Потеряла в прошлый вторник, – съязвила Аннабет.

– Сдается мне, что это произошло много раньше, моя прелестная бессердечная леди. – Хавьер сделал глоток мутно-коричневого напитка, скривился и выпустил изо рта струю дыма. – И все же в «Унылом слизне» самый лучший «Дымный Грог» во всем Чистилище. Как вам идея перекинуться в картишки? – предложил он.

– Тебе при жизни было мало азартных игр? – Аннабет наморщила лоб.

– От земных привычек сложно отказаться, каждый имеет право на свою маленькую слабость, – надулся Хавьер.

– Вы о чем? – Флинн потерял нить разговора.

Хавьер открыл рот, но и звука не успел издать – Аннабет его перебила:

– О том, что наш милый Хави в свои девятнадцать лет умудрился пропить и промотать в карты целое состояние, завещанное родителями. Когда же у него не осталось и ломаного гроша, наш дружочек поставил на кон самое ценное, что у него было на тот момент. К несчастью, госпожа Фортуна в тот вечер отвернула от Хавьера свой лучезарный лик и он проиграл в карты собственную жизнь.

– Я и предположить не мог, что они действительно меня застрелят! – пытался оправдаться Хавьер. – Думал, что мы вместе посмеемся над этой нелепой ставкой и разойдемся по домам.

– Но вышло так, что твоя «маленькая слабость» вырыла тебе могилу, – кольнула Аннабет. – Так что даже не думай брать карты в руки.

– Ну теперь-то меня не смогут застрелить, – парировал Хавьер.