скачать книгу бесплатно
Крот шел рядом с лошадью, разговаривая с ней, так как лошадь жаловалась, что ее ужасно обделяют вниманием и никто не обращает на нее ни малейшего внимания; а Жаб и Водяной Крыс шагали за фургоном и беседовали друг с другом… По крайне мере, Жаб что-то говорил, а Крыс время от времени вставлял:
– Да, именно так… И что ты ему на это сказал? – а сам в это время думал о чем-то своем.
И тут далеко позади послышалось слабое предупреждающее гудение, похожее на гудение приближающейся пчелы. Оглянувшись, путники увидели облачко пыли с чем-то темным и стремительным внутри; облачко приближалось с невероятной скоростью, из пыли слышалось слабое «бип-бип», похожее на стоны раненого зверя. Едва ли обратив внимание на это явление, Крыс и Жаб повернулись, чтобы продолжить разговор, как вдруг в одно мгновение (так им показалось) мирная сцена изменилась, и с порывом ветра и шумом, заставившими их отпрыгнуть в ближайшую канаву, их настигло нечто! В ушах у них зазвенело «бип-бип!», на мгновение они увидели внутри «нечто» блестящие зеркальные стекла и дорогой сафьян… А потом великолепный автомобиль, огромный, захватывающий дух, с напряженным, вцепившимся в руль водителем на долю секунды закрыл от них всю землю и все небо, взметнул облако пыли, которое полностью ослепило и окутало их, и превратился в точку вдалеке, снова уподобившись гудящей пчеле.
Старая серая лошадь, мечтающая на ходу о своем тихом загоне, в такой непривычной ситуации просто дала волю своим естественным чувствам. Вздыбившись и тут же снова резко упав на все четыре ноги, она попятилась и, несмотря на все попытки Крота ее обуздать, несмотря на его пылкие речи, направила фургон задом наперед к глубокой канаве на обочине. Фургон на мгновение покачнулся, затем раздался душераздирающий грохот… И вот канареечного цвета повозка, гордость и отрада путешественников, лежит на боку в канаве, безнадежно сломанная.
Крыс приплясывал на дороге вне себя от ярости.
– Негодяи! – кричал он, потрясая сжатыми кулаками. – Негодяи, разбойники с большой дороги… Водятлы! Я подам на вас в суд! Я напишу жалобу! Я затаскиваю вас по судам!
Его тоска по дому была забыта – сейчас он чувствовал себя шкипером канареечного судна, оказавшегося на мели из-за безрассудной выходки моряков-соперников, и пытался вспомнить все неприятные и язвительные слова, которые обычно выкрикивал капитанам паровых катеров, если те направляли свои катера слишком близко к берегу и окатывали волной ковер в его гостиной.
Жаб сидел прямо посреди пыльной дороги, вытянув лапы, и пристально глядел вслед удаляющемуся автомобилю. Со спокойным, довольным видом он прерывисто дышал и время от времени тихо бормотал:
– Бип-бип!
Крот был занят тем, что пытался успокоить лошадь, и спустя некоторое время ему это удалось. Тогда он пошел взглянуть на повозку, лежащую на боку в канаве. То было воистину жалкое зрелище. Филенки и окна разбиты, оси безнадежно погнуты, одно колесо оторвано, банки из-под сардин разбросаны везде и всюду, а птица в клетке жалобно щебечет и просит, чтобы ее выпустили на волю.
Крыс бросился на помощь Кроту, но их объединенных усилий не хватило, чтобы перевернуть фургон.
– Эй! Жаб! – закричали они. – Иди сюда, помогай!
Жаб не ответил ни слова и не двинулся с места. Друзья подошли посмотреть, что с ним – и нашли его в некоем трансе, со счастливой улыбкой на морде; глаза его все еще были прикованы к пыльному следу, оставленному разрушителем фургона. Время от времени Жаб бормотал:
– Бип-бип!
Крыс потряс его за плечо и строго спросил:
– Ты будешь помогать или нет?
– Великолепное, волнующее зрелище! – зачастил Жаб, даже не пошевелившись. – Поэзия движения! Настоящий способ путешествовать! Единственный способ! Сегодня здесь, завтра там! Деревни мелькают мимо, поселки и веси мелькают мимо – и всегда на горизонте что-то новое! О блаженство! О, бип-бип! Боже мой! Боже мой!
– Хватит дурить, Жаб! – в отчаянии воскликнул Крот.
– Подумать только, я никогда не знал, – мечтательно продолжал Жаб. – Все потраченные впустую годы я никогда даже не подозревал, никогда даже не мечтал о таком! Но теперь… О, теперь-то я все понял, теперь-то я осознал! Какая цветущая дорога отныне расстилается передо мной! Какие облака пыли я подниму, когда с бешеной скоростью помчусь вперед! Сколько фургонов останется лежать в канавах в моем кильватере, а я на них даже не оглянусь! Ужасных маленьких фургончиков… простеньких фургонов… канареечного цвета…
– Что нам с ним делать? – спросил Крот Водяного Крыса.
– Ничего, – твердо ответил Крыс. – Потому что тут ничего уже не поделаешь. Видишь ли, я знаю его с давних пор. Теперь он одержим. Он нашел новое увлечение, а поначалу любое новое увлечение действует на него вот так. Он еще несколько дней будет смахивать на лунатика, и толку от него не будет никакого. Не обращай внимания. Лучше посмотрим, что можно сделать с фургоном.
Тщательный осмотр показал, что даже если бы им удалось поставить фургон на колеса, он не смог бы двигаться дальше. Оси были безнадежно погнуты, отлетевшее колесо разломалось в щепы.
Крыс перекинул поводья через спину лошади, чтобы вести ее в поводу, а в другую лапу взял птичью клетку с заходящейся щебетом птицей.
– Пошли! – мрачно сказал он Кроту. – До ближайшего города пять или шесть миль, и нам придется пройти их пешком. Чем скорее отправимся в путь, тем лучше.
– А как же Жаб? – с тревогой спросил Крот, когда они тронулись в путь. – Мы не можем оставить его одного посреди дороги, да еще в таком состоянии! Это опасно. А вдруг появится еще один «бип-бип»?
– Да чтоб он провалился, этот Жаб! – свирепо воскликнул Крыс. – С меня хватит!
Но не успели они уйти далеко, как сзади послышался топот, и Жаб, догнав их, взял обоих друзей под руки, все еще прерывисто дыша и глядя в никуда.
– Послушай-ка, Жаб! – резко сказал Крыс. – Как только мы доберемся до города, ты пойдешь прямиком в полицейский участок, выяснишь, что им известно об этом автомобиле и его владельце, и подашь на него жалобу. А потом тебе придется пойти к кузнецу и колеснику и договориться, чтобы фургон починили и привели в порядок. На это потребуется время, но поломка не безнадежная. Тем временем мы с Кротом отправимся на постоялый двор и найдем уютные комнаты, где сможем пожить, пока не починят фургон, а ты не оправишься от потрясения.
– Полицейский участок! Жалоба! – мечтательно пробормотал Жаб. – Чтобы я жаловался на то прекрасное небесное видение, которое мне явилось? Чинить фургон? Я навсегда покончил с фургонами. Никогда больше не хочу видеть ни одного фургона, не хочу даже слышать о них. О, Крысик! Ты просто не представляешь, как я тебе благодарен за то, что ты согласился отправиться в это путешествие! Без тебя я бы не поехал, и тогда, возможно, никогда не увидел бы того… Лебедя, солнечный луч, молнию! Возможно, я никогда бы не услышал тот чарующий звук и не почуял тот чарующий запах! Всем этим я обязан вам, мои лучшие друзья!
Крыс в отчаянии отвернулся от него.
– Ну, ты понял? – через голову Жаба обратился он к Кроту. – Он совершенно безнадежен. Я сдаюсь. Когда доберемся до города, пойдем на железнодорожную станцию и, если повезет, сядем на поезд, который сегодня же вечером доставит нас обратно на берег реки. И чтобы я еще хоть раз проводил время с этим провокатором, – фыркнул он и до конца утомительного пути ни с кем, кроме Крота, не разговаривал.
Добравшись до города, они направились прямиком на вокзал и усадили Жаба в зале ожидания второго класса, дав носильщику два пенса и велев за ним приглядывать. Затем оставили лошадь в конюшне гостиницы и дали все указания относительно фургона и его содержимого. В конце концов, когда поезд дотащился до станции неподалеку от Жаб-холла, они проводили Жаба (тот шел, как во сне или как заколдованный) до дома, где велели экономке накормить его, раздеть и уложить в постель. Забрав свою лодку из лодочного сарая, друзья поплыли вниз по реке и уселись за очень поздний ужин в своей уютной гостиной, к великой радости и удовлетворению Крыса.
На следующий вечер Крот, вставший поздно и бивший баклуши весь день, сидел с удочкой на берегу – там его и нашел Крыс, который отправился посплетничать с друзьями.
– Слыхал новости? – спросил Крыс. – На реке только об этом и говорят. Сегодня утром Жаб ранним поездом отправился в город и заказал там большой и очень дорогой автомобиль.
Глава третья. Дикий Лес
Крот давно хотел познакомиться с Барсуком, который считался очень важной персоной. Барсук редко появлялся в обществе, но все вокруг ощущали его незримое влияние. Однако каждый раз, когда Крот заговаривал о Барсуке с Водяным Крысом, тот начинал мяться.
– Да ты не беспокойся, – говорил Крыс. – Барсук когда-нибудь сам появится… Он всегда появляется, и тогда я вас познакомлю. Он самый лучший! Но его надо принимать не только таким, каков он есть, но и тогда, когда он есть.
– А ты не мог бы пригласить его на ужин или что-нибудь в этом роде? – спросил Крот.
– Он не придет, – коротко ответил Крыс. – Барсук терпеть не может общество, приглашения, обеды и все такое прочее.
– Может, тогда пойдем и навестим его? – предложил Крот.
– О, я уверен, что ему это не понравится, – встревожился Крыс. – Он ужасно нелюдимый и наверняка разозлится. Я никогда не отваживался нагрянуть к нему домой, хотя хорошо с ним знаком. Кроме того, мы не можем к нему пойти, это исключено, ведь он живет в самой гуще Дикого Леса.
– Ну и что? – не понял Крот. – Ты же говорил, что с Диким Лесом все в порядке.
– Да знаю, знаю, что в порядке, – уклончиво ответил Крыс. – Но лучше не надо туда сейчас ходить. Пока не надо. До леса долгий путь, и в любом случае Барсук в такое время года не сидит дома. Когда-нибудь он явится, если ты подождешь спокойно.
Кроту пришлось довольствоваться этим. Но Барсук так и не появился, и каждый день приносил свои развлечения. Только когда лето давно закончилось, и холод, изморозь и топкая грязь заперли двух друзей дома, а разлившаяся река неслась за их окнами так быстро, как будто насмехалась над самой усердной греблей, Крот поймал себя на том, что его мысли настойчиво возвращаются к одинокому серому барсуку, живущему в норе посреди Дикого Леса.
Зимой Крыс много спал, ложился рано и вставал поздно. В течение короткого дня он иногда писал стихи или выполнял мелкую работу по дому; и, конечно, к нему заглядывали в гости соседи, поэтому не было недостатка в болтовне: все сравнивали свои впечатления о прошедшем лете и о тогдашних событиях.
Когда оглядываешься назад, лето кажется такой насыщенной главой в книге жизни! В ней столько иллюстраций и они такие яркие! На берегу реки время неуклонно продвигалось вперед, разворачивая все новые сцены, которые сменяли друг друга в величественной процессии. Первым появился багряноцветник, разметав пышные спутанные локоны по краю зеркала, откуда на него смотрело его отражение. За ним последовал иван-чай, нежный и задумчивый, как розовое облачко на закате. Окопник – лиловое с белым – понемногу пробрался вперед, чтобы занять свое место в шеренге. И наконец, однажды утром робкий и медлительный шиповник осторожно ступил на сцену, и все поняли (как будто струнная музыка возвестила об этом аккордами, перешедшими в гавот), что наконец-то наступил июнь. Оставалось дождаться еще одного члена труппы: мальчика-пастушка, за которым должны были ухаживать нимфы, рыцаря, которого дамы ждали у окна, принца, который должен был поцелуем вернуть спящее лето к жизни и любви. И когда лабазник, жизнерадостный и благоухающий, в янтарной куртке, грациозно занял свое место, спектакль был готов к началу.
И какой это получился спектакль!
Сонные животные, уютно устроившиеся в норках, пока ветер и дождь барабанили в их двери, вспоминали тихое ясное утро за час до восхода солнца, когда еще не рассеявшийся плотный белый туман стлался по поверхности воды. Вспоминали шок от раннего нырка в воду, беготню по берегу и лучезарное преображение земли, воздуха и воды, когда внезапно возвращалось солнце и серое становилось золотым, а цвета снова растекались по земле. Они вспоминали душную полуденную сиесту в глубине зеленых зарослей, куда солнце проникало тоненькими золотыми лучиками; катание на лодках и купание во второй половине дня; прогулки по пыльным тропинкам и желтым кукурузным полям; и, наконец, долгий прохладный вечер, когда завязывалось столько нитей, собиралось столько друзей и столько приключений задумывалось на завтра.
Да уж, зверям было о чем поговорить в короткие зимние дни, собравшись у камелька. И все же у Крота оставалось много свободного времени, и вот однажды днем, когда Крыс, сидя в кресле перед камином, то дремал, то подбирал непослушные рифмы, Крот решил в одиночку отправиться исследовать Дикий Лес и, если получится, свести знакомство с мистером Барсуком.
Был холодный безветренный полдень, над головой висело суровое стальное небо, когда Крот выскользнул из теплой гостиной на свежий воздух. На деревьях вокруг не осталось ни листика, и он подумал, что никогда еще его взгляд не проникал так далеко, как в этот зимний день. Природа погрузилась в ежегодный сон и, казалось, сбросила все одежды. Рощи, лощины, каменоломни, все потаенные места, которые в летней зелени были таинственными, ожидающими своего исследователя, теперь жалко раскрывали свои секреты. Они как будто просили не обращать внимания на их убожество до тех пор, пока они не смогут, как прежде, буйствовать в роскошном одеянии, соблазнять и завлекать своими старыми трюками. Это было по-своему трогательно, но в то же время бодряще… даже волнующе.
Крот порадовался, что здешние края ему нравятся и без украшений, суровыми, лишенными былого изящества. Он проник в их суть, прекрасную, сильную и простую. Сейчас ему не хотелось теплого клевера и игры прорастающих трав; ему казалось, что лучше держаться подальше от зыбучих зарослей бука и вяза. Преисполнившись бодрости духа, он направился к Дикому Лесу, который грозно лежал вдалеке, как черный риф в тихом южном море.
Крот вошел в лес, и сперва ничто его не тревожило. Под ногами хрустели ветки, он спотыкался о бревна, грибы на пнях напоминали карикатуры и иногда поражали сходством с чем-то знакомым и далеким, но все было весело и волнующе. Лес вел его вперед, и Крот мало-помалу забирался туда, где света становилось все меньше, деревья росли все ближе, а норы с обеих сторон тропы разевали уродливые рты.
Теперь вокруг стало очень тихо. Сумерки надвигались неуклонно, быстро, сгущаясь сзади и спереди, и свет, казалось, утекал прочь, как вода в половодье.
Потом появились морды.
Кроту показалось, что он увидел чью-то морду за своей спиной – маленькую злобную острую мордочку, глядевшую на него из норы. Когда он повернулся, существо исчезло.
Крот ускорил шаг, бодро уговаривая себя не фантазировать, иначе этому не будет конца. Он прошел мимо еще одной норы, и еще одной, и еще, а потом…
Да!
Нет?
Да – маленькая узкая мордочка с жесткими глазами на мгновение показалась из норы и исчезла.
Крот заколебался, но, собравшись с духом, зашагал дальше. И тут внезапно каждая нора, далекая и близкая (а их были сотни), казалось, обрела свою морду, и все они устремляли на него взгляды, полные злобы и ненависти. Куда ни глянь, отовсюду на него были устремлены колючие, недобрые, пронзительные взгляды.
«Только бы убраться подальше от этих нор, тогда не станет и выглядывающих из них морд», – подумал он, свернул с тропинки и углубился в непроходимую чащу.
И тут послышался свист.
Сперва очень слабый и тонкий, он звучал где-то далеко позади, но все равно заставил Крота прибавить шагу. Потом, все такой же слабый и тонкий, он раздался далеко впереди, и Крот заколебался – ему захотелось повернуть обратно. Он остановился в нерешительности, и тут свист грянул с обеих сторон, и его как будто подхватили отовсюду, так что он зазвучал до самого дальнего края леса. Очевидно, те, кто свистели, были готовы ко всему, кем бы они ни были! А он… он тут один, без оружия, и никто не придет к нему на помощь, и уже сгущается ночь.
Затем послышался топот.
Сначала Крот подумал, что это просто падают листья, настолько тихим и нежным был звук. Затем, когда он усилился и приобрел устойчивый ритм, Крот понял, что это не что иное, как топот маленьких ножек, пока еще далекий. Впереди топочут или сзади? Сначала ему показалось, что впереди, потом – что сзади, потом – что и там, и там. Топот усиливался и множился. Крот тревожно прислушивался, наклоняя голову туда-сюда, пока ему не показалось, что к нему приближаются со всех сторон.
Застыв на месте, он продолжал прислушиваться, и тут из-за деревьев на него стремглав выскочил кролик. Крот ожидал, что зверек замедлит бег или свернет в сторону, но тот пронесся мимо с застывшей мордочкой и вытаращенными глазами, едва не задев Крота.
– Убирайся отсюда, дурак, убирайся, – услышал Крот его бормотание, и кролик, обогнув пень, исчез в укромной норе.
Топот звучал все громче, пока не стал похож на стук града по ковру из сухих листьев, расстелившемуся повсюду. Казалось, весь лес бежит, бежит изо всех сил, выслеживая, преследуя, окружая… кого? В панике Крот тоже бросился бежать, бесцельно, сам не зная куда. Он натыкался на стволы и пни, спотыкался о них и врезался в них, проскакивал под чем-то и огибал что-то.
Наконец, он укрылся в глубоком темном дупле старого бука. Возможно, тут будет безопасно, но разве можно знать наверняка? В любом случае Крот слишком устал, чтобы бежать дальше. Он мог только зарыться в сухие листья, занесенные ветром в дупло, и надеяться, что некоторое время его тут не достанут. Он лежал, тяжело дыша и дрожа, прислушивался к свисту и топоту снаружи, и, наконец, осознал во всей полноте те ужасы, с которыми сталкивались здесь другие маленькие обитатели полей и живых изгородей. Так вот он какой, самый большой их страх – то, от чего Крыс напрасно пытался его уберечь – страх Дикого Леса!
Тем временем Крыс дремал в тепле и уюте у своего очага. Листок с незаконченными стихами соскользнул с его колен, голова откинулась, рот приоткрылся, и Крыс побрел по зеленым берегам реки грез. Но из камина выпал уголек, пламя в очаге затрещало и взметнулось, и хозяин дома, вздрогнув, проснулся. Вспомнив, чем он недавно занимался, Крыс поднял лежащий на полу листок, с минуту перечитывал написанные на нем строки, потом оглянулся в поисках Крота, чтобы спросить, не знает ли тот хорошей рифмы вот к этому и к тому слову.
Крота в гостиной не было.
Некоторое время Крыс прислушивался. Дом казался очень тихим.
– Крот! – несколько раз окликнул Крыс и, не получив ответа, встал и вышел в прихожую.
Шапки Крота не было на привычном крючке. Его галоши, которые всегда стояли рядом с подставкой для зонтов, тоже исчезли.
Крыс вышел из дома и внимательно осмотрел землю снаружи, надеясь обнаружить следы Крота. Конечно же, он их нашел. Галоши были новыми, только что купленными на зиму, и ребристый рисунок подошв четко отпечатался в грязи: следы прямо и целеустремленно вели к Дикому Лесу.
Крыс стал очень серьезным. Минуту или две он стоял в глубокой задумчивости. Потом вернулся в дом, подпоясался ремнем, засунул за него пару пистолетов, взял крепкую палку, стоявшую в углу прихожей, и быстрым шагом направился к Дикому Лесу.
Когда он добрался до первой опушки, уже смеркалось. Он без колебаний углубился в чащу, с тревогой оглядываясь по сторонам в поисках следов друга. То и дело из нор высовывались злобные мордочки, но тут же исчезали при виде отважного зверя с пистолетами за поясом и огромной суковатой палкой в лапах. Свист и топот, которые Крыс отчетливо слышал, когда вошел в лес, замерли вдали, и кругом стало очень тихо. Он мужественно прошел до самого дальнего края чащи, а потом, наплевав на тропинки, принялся пересекать ее зигзагом, старательно обыскивая все уголки и время от времени энергично выкрикивая:
– Кротик, Кротик, Кротик! Где ты? Это я – старина Крыс!
Он терпеливо бродил по лесу около часа, когда, наконец, к радости своей, услышал негромкий ответный крик. Идя на звук, Крыс в сгущающейся темноте добрался до подножия старого бука. В стволе он увидел дыру и из этой дыры донесся слабый голос:
– Крысик! Это и вправду ты?
Крыс забрался в дупло и нашел там Крота, измученного и все еще дрожащего.
– О Крыс! – воскликнул Крот. – Ты не представляешь, как я напугался!
– Знаю-знаю, – успокаивающе сказал Крыс. – Вообще-то зря ты сюда пришел, Крот. Я сделал все, что мог, чтобы тебя от этого удержать. Мы, речные жители, редко приходим сюда поодиночке, а если нам обязательно надо в лес, идем хотя бы по двое. Тогда, как правило, все заканчивается благополучно. Кроме того, надо знать сотню вещей, в которых мы разбираемся, а ты пока нет. Я имею в виду пароли, обереги, защитные талисманы, растения, которые надо носить в кармане, разные стихотворные заклинания, уловки и трюки. Если ты в них разбираешься, они кажутся довольно простыми, но без них маленькому зверьку можно угодить в беду. Конечно, будь ты барсуком или выдрой, было бы совсем другое дело.
– А храбрый мистер Жаб ведь не дрогнул бы и пришел сюда в одиночку, правда? – спросил Крот.
– Старина Жаб? – Крыс от души рассмеялся. – Да он бы не сунулся сюда в одиночку даже за целую шляпу золотых гиней, какое там.
Беззаботный смех Крыса, вид его палки и блестящих пистолетов очень ободрили Крота, он перестал дрожать и снова почувствовал себя смелее и самим собой.
– Ну а теперь, – сказал Крыс, – нам нужно собираться домой, пока еще светло. Ты же понимаешь, что ночевать здесь не стоит. Во-первых, слишком холодно…
– Дорогой Крысик, – перебил бедный Крот, – мне ужасно жаль, но я просто смертельно устал, и тут уж ничего не попишешь. Мне нужно немного отдохнуть и набраться сил, если я вообще хочу добраться до дома.
– Ну ладно, – сказал добродушный Крыс, – отдыхай. Все равно сейчас уже почти темно, а чуть позже должна показаться луна.
И Крот растянулся на сухих листьях, поуютнее зарылся в них и вскоре заснул, хотя и рваным и беспокойным сном. Крыс тоже укрылся, как мог, чтобы согреться, и терпеливо ждал, держа в лапе пистолет.
Когда наконец Крот проснулся, отдохнувший и в своем обычном настроении, Крыс сказал:
– Ладно, я только выгляну наружу, проверю, все ли спокойно, а потом нам и вправду пора в путь.
Он подошел ко входу в убежище, высунулся, и Крот услышал, как он тихо говорит сам себе:
– Здрасьте пожалуйста! Началось!
– Что там такое, Крысик? – спросил Крот.
– Снег выпал, – коротко ответил Крыс. – Вернее, еще идет. Так и валит.
Крот подошел, присел рядом с ним и, выглянув наружу, увидел, что ужасный лес полностью преобразился. Ямы, впадины, лужи, рытвины и другие темные угрозы путнику исчезали на глазах, их заменял сверкающий волшебный ковер, слишком нежный на вид, чтобы по нему можно было ступать грубыми лапами. Воздух наполняла мелкая пыль, которая слегка колола щеки, черные стволы деревьев были как будто подсвечены снизу.
– Что ж, с этим ничего не поделаешь, – сказал Крыс после недолгого раздумья. – Наверное, мы должны рискнуть и все-таки отправиться в путь-дорогу. Плохо, что я точно не знаю, где мы, а теперь из-за снега все выглядит совсем другим.
Он был прав, Крот совсем не узнавал леса. И все-таки друзья храбро двинулись в путь, выбрав направление, которое казалось им самым верным. Держась рядом, они с непобедимой веселостью притворялись, будто узнают то или иное угрюмое безмолвное дерево, или видят знакомые проемы, прогалины и тропинки среди монотонного белого пространства и черных стволов, упорно остающихся одинаковыми.
Спустя час или два (они потеряли счет времени) Крыс и Крот остановились, подавленные, усталые, безнадежно заблудившиеся, и уселись на поваленном дереве, чтобы перевести дух и подумать, что делать дальше. У них болели лапы и ушибы после падений; они провалились в несколько ям и промокли насквозь; снег стал таким глубоким, что путники с трудом вытаскивали из него свои маленькие лапки, а деревья росли гуще и стали больше похожи друг на друга, чем когда-либо. Казалось, лесу нет конца и края, нет в нем никаких примет, и, что хуже всего, из него нет выхода.
