Глориаль

Торопливо допивая кофе и доедая ароматную пасту, запеченную насекомыми, Бет заметила, что Редвинг вообще не спал. Когда он явился за своим кофе, глаза у него явственно слезились.

– Я раскачал магнитный парус, – проговорил он хриплым, беспокойным голосом; Бет привыкла различать нюансы его настроения за годы совместной тяжкой работы. – Скорость больше тысячи километров в секунду, так что в окрестности Глории по спирали попадем в течение года. Времени вполне хватит, чтобы исследовать этот гравиволновый передатчик.

– Вивьен куда-то запропала, – сказала Бет. – Наверное, ей нужно больше времени, чтобы освоиться.

– Я принял у нее отчет, – сказал Редвинг, прикрывая лицо кружкой кофе, так что выражение осталось непроницаемым. До Бет доходили слухи, что у этих двоих шуры-муры – еще одно ископаемое выражение… Вивьен уже выходила из фертильного возраста, даже если учитывать продвинутую технологию. Может, решили сразу взять быка за рога? – Кажется, с ней всё в порядке. Я услал ее отдыхать, пускай наверстывает упущенное. Узнает про Чашу и диафанов, восстанавливает навыки работы с артилектами.

С мостика донесся сигнал. Редвинг метнулся к рабочему экрану.

– Ага, модификация магнитного поля. Порядок, – сказал он и, выжидательно вскинув брови, посмотрел на Бет. – Я решил подвести нас ближе к источнику.

– Правда? Вы изменили геометрию магнитного поля?

Редвинг передернул плечами:

– Это как с морскими парусами. Я приказал артилектам попросить диафанов, чтобы исказили поле, отклонили нас в сторону. Это удлинит дугу сближения и приплюснет спираль. И поможет с коэффициентом сопротивления. Я хочу выяснить как можно больше для отчета Земле, и важно подойти к источнику ближе.

Бет свыклась с обычаем капитана делать важные объявления небрежным тоном.

– Насколько ближе?

– Настолько, насколько потребуется. – Он подмигнул, так же привычно дав понять, что у него в рукаве еще козыри припрятаны.

За время сна Бет корабельный артилект-системщик провел диагностику озаренной плазменным сиянием гравиволновой системы: «Искательница солнц» падала к орбитальной плоскости, приближаясь под углом к плазменному комку. Артилекты проделали за Бет самую сложную работу, и она уверенно начала:

– Это система черных дыр со множественными зарядами. Наши гравиволновые антенны по правому и левому борту растянуты на километры. Улучшенная разрешающая способность позволяет им отслеживать интенсивность волн и перемещения каждой из семнадцати черных дыр меньшей массы. Вот образец орбитального профиля.

Редвинг нахмурился.

– Мы его из сигнатур плазменных волн вытянули?

– Да, артилекты в состоянии восстановить орбиты по данным об эмиссии. Но по мере работы наших антенн информации стало еще больше.

– Насколько велики эти черные дыры?

– Крошечные. Диаметром менее сантиметра: это мы можем установить из данных об их массе по формуле радиуса черной дыры.

– А массы – по орбитальным периодам?

– Да, сэр.

– Впечатляет, – отозвался капитан чуть рассеянно.

– Более крупный объект, в центре группировки, имеет массу от десяти до двадцати земных, так что его радиус должен составлять около десяти сантиметров. По существу, это всё очень крупные заряженные частицы. Они несутся по траекториям, эксцентриситет которых близок к 0.99: крайне вытянутые эллипсы. Орбиты кажутся прямыми линиями. Астроартилекты полагают, что движение системы каким-то образом контролируется – вероятно, сильнейшими электромагнитными полями. Это предотвращает столкновения дыр. Но потом их что-то отклоняет, совсем чуть-чуть – и возмущенные траектории, близкие к столкновительным, порождают гравиволновое излучение в точке, которую астрономы называют периастром дыры.

Редвингу было известно, что пространство-время может закручиваться вокруг мертвой звезды и облекать ее саваном черной дыры – или трястись, как жировые складки брюха, и посылать окрест волны одновременного сжатия и кручения. Но в остальное он не вникал.

– Я перелистал данные земного анализа волновых рисунков. – Он взмахнул рукой, и в воздухе зависли слова. Бет прочла:

ВОЛНОВАЯ КАРТИНА НЕ ХАРАКТЕРНА ДЛЯ СЛИЯНИЯ ЧЕРНЫХ ДЫР ИЛИ НЕЙТРОННЫХ ЗВЕЗД. СИГНАТУРЫ, ОДНАКО, ОСЦИЛЛИРУЮТ, ДЕМОНСТРИРУЯ ЧИРПЫ, ЭФФЕКТЫ ПРОЗВОНА И БОЛЕЕ СЛОЖНЫЕ – ОТ ИХ НАЛОЖЕНИЯ.

– Утверждают, что это простая картинка. Большая часть куда хуже.

Редвинг фыркнул.

– А взгляни-ка на это!

ВОЗМОЖНО, ЭФФЕКТ СЛЕДУЕТ ПРИЗНАТЬ ФИКТИВНЫМ, СЫМИТИРОВАННЫМ С ЦЕЛЬЮ ВВЕСТИ НАС В ЗАБЛУЖДЕНИЕ.

Бет тоже улыбнулась.

– Фиктивным? Наверное, земной язык изменился? Фактам-то необязательно быть правдоподобными, а вот фикции – пожалуйста.

– И что же заставляет дыры испускать эти волны растяжения и сжатия? – Редвинг исчерпал свой арсенал терминов гравиволновой астрономии.

Бет указала на трехмерное изображение.

– Видите? Черные дыры обращаются друг около друга с периодом около трех суток, а потом… – Изображение замерцало и начало прокручиваться: меньшая дыра метнулась по вытянутому эллипсу к большой, которая, в свою очередь, также описывала петлю, но маленькую. – Мы фиксируем скачки амплитуды высокоамплитудных плазменных волн при каждом сближении. Они вынуждают черные дыры джиттерить туда-сюда.

Бет наблюдала, как Редвинг скрывает скептическим выражением лица свое непонимание.

– И что?

Она нажала на газ:

– Когда черные дыры так близко друг от друга – десятки километров! – они излучают мощные гравитационные волны. И глорианцы именно в этот момент вызывают дрожание малых дыр. Приливное взаимодействие бонусом прибавляет гармоники и позволяет регулировать амплитуду сигнала. Гравиволновый телеграф – вот что у них за сигнальная система. Доступны амплитудная и частотная модуляция, как в обычном AM/FM-радио.

– А-а. – Он встретил напряженный взгляд Бет, скакнувший от танцев черных дыр по орбитам назад к Редвингу. Она к чему-то готовилась. – И?..

– Думаю, надо совершить вылазку туда и промониторить ситуацию.

– Внутрь чернодырных орбит? – Редвинг не потрудился скрыть беспокойства в голосе.

– Именно! Мы сейчас тормозим по полной. Если поиграться с факелом, можем скользнуть мимо гравиволновой системы, как на глайдере. Вы ведь это и планировали, не так ли?

Редвинг снова фыркнул.

– Я не заговаривал об этом, но да. Потому я и притащил нас в эту систему. Никаких опасностей не предвиделось.

Настал черед Бет улыбнуться.

– Потому что здесь так мало массивных объектов?

– Верно. Глорианцы, очевидно, подмели в своем облаке Оорта. И, возможно, в поясе Койпера. Чтобы построить вот это. А значит, в окрестностях гравиволнового передатчика шансы врезаться в какой-то мусор минимальны. Так? Сотворив дыры, они явно сбросили туда весь оставшийся хлам, просто затем, чтобы амплитуду сигнала прокачать.

Она села и отсалютовала ему чашкой фальшкофе.

– Я это почему-то упустила из виду. А ведь и правда.

Он нахмурился.

– Но! Наша цель – Глория. Чернодырная система лишь осложняет ситуацию. Мы тут ничего толком не знаем. Мы словно трехногие антилопы близ охотящегося прайда. И что же мы особенного узнаем, если просто проскочим мимо черных дыр на скорости пятьсот километров в секунду?

Бет опять усмехнулась.

– А мы диафанов туда отрядим.

3. Диафаны

Редвинг понимал, что в экипаже «Искательницы» всегда найдется тот, кто перещеголяет его в знаниях по тем или иным вопросам. Но предельным гиковством отличались артилекты: ИИ знали то, что людям знать не хотелось, а вот социальными навыками, необходимыми, чтобы угадывать чужие пожелания, не обладали.

А тут еще диафаны: предельный результат воздухотворчества. Самоорганизующиеся магнитные поля, разумы в плазменных оболочках. Гонка за управляемым термоядом позволила Земле под конец двадцать первого века отказаться от использования ископаемого топлива – а затем возникла абсолютно непредвиденная технология, основанная на умных тороидах. Оказалось, что на Солнце обитают самовоспроизводящиеся спиралевидные создания, способные мыслить. Им пришлось этому научиться[6]. Турбулентная энергия земного светила подпитывала эволюцию стабильных структур. Наиболее примитивными формами их были гигантские солнечные протуберанцы. Колоссальные скрученные поля постепенно распадались на устойчивые пончикообразные структуры со сложной намоткой магнитных потоков. Гибкость этих огненных лент регулировалась плазменными волнами; а структура позволяла как сохранять информацию, так и продлевать эволюцию. Возьмите пончик, сдавите его как следует, и он раскрошится надвое – а каждый кусочек унесет в себе начинку: информацию о волнах и полях накачки. Перемещение магнитных полей накачивало электродуги, а те записывали сигналы в тонкой структуре смещавшихся очагов электромагнитной энергии.

Конкурс красоты, совмещенный с естественным отбором, парад организмов из ионизированного газа, начало которому было положено в дни образования Солнца: у Редвинга голова пухла при попытке это осмыслить. Но диафаны-то, вне сомнения, реальны.

Диафаны управляли двигателями «Искательницы» и обитали там. Они регулировали геометрию магнитных полей и параметры выхлопной струи, подстраивались под форму корабля и ловушки. Редвингу они представлялись кем-то вроде пастушьих собак из электронов и ионов – незримыми, но сильными. Они обладали даже способностью к общению, пусть и ограниченными. Никогда еще не предпринимали они столь смелой затеи – вылазки к звездам! Редвинг подозревал, что истинные мотивы диафанов людям всегда будут непонятны. Ну и что? Разве могут люди похвастаться полнотой понимания своих кошек?

«Пращи и стрелы яростного астрофизика» – так шутила о них Бет давным-давно, когда они занимались тренировкой диафанов, которым предстояло заботиться о таранном двигателе. Возглавляли эту стайку Аполлон с Дафной, а им подчинялись «дети» – малые тороиды, способные к обучению и самостоятельной работе: своеобразная общественная иерархия ионизированных разумов.

Бет подалась вперед, разглядывая график плазменных конфигураций звездолета.

– Я хочу, чтобы кто-нибудь из диафанов к нашему фильтру перебрался. Пускай отслеживают параметры термоядерника, пока флиттер прямо в гравиплазменное облако прет.

Редвинг подрегулировал трехмерку, и в воздухе повисли изображения текучих плазменных течений, магнитных сетей, утолщенных тороидов – насыщенные желтые контуры на бледно-синем фоне. Танец, в котором процесс важнее границ этикета. Танцоры сталкивались, заплетались, выкручивались, порождали новые полевые катушки. Магнитная рябь приводила к переносу информации и воспроизводству личностных черт. Интеллект, или, во всяком случае, зачаточное самосознание. Диафаны использовали мальцов как дополнения к своим разумам, иногда – просто в роли хранилищ памяти. Дарвиновский заплыв на пылающей реке, которая формировала двигательную сердцевину «Искательницы». И лишь управляющие тороиды, Дафна и Аполлон, пребывали в неизменности. Они, вероятно, могли существовать вечно, была бы энергия доступна.

Редвинг терпеть не мог неуверенности, как и полагается капитану. Да, исследования этой системы открывают значительные возможности, однако… Впрочем, кто лучше магнитных интеллектов управится с плазменными механизмами и навигацией на гравиволнах?

Клифф отправился позавтракать. По лицам Редвинга с Бет было заметно, что назревает нечто грандиозное. Вивьен сидела в боковом отсеке, мерно поглощая пищу и вроде бы игнорируя их. Клифф заказал пасту, запеченную с пряностями. Бет в такой кулинарии, обманчиво несложной, была мастерица. Пока Клиффа вводили в курс дел, он смаковал еду и кофе. Голова у него работала еще скверно, однако ключевые моменты он улавливал и не удержался от очевидного вопроса:

– А кто флиттером управляет?

– Артилекты, – сказал Редвинг.

– Флиттерные интеллекты – навигаторы, – ответил Клифф, зачерпывая ложкой пурпурную белковую кашицу; вновь пробудившиеся неизменно испытывали лютый голод. – Они недостаточно сообразительны для непредсказуемых ситуаций.

Редвинг ощетинился.

– Можно кого-нибудь получше туда инсталлировать.

Клифф помотал головой:

– Нет, не получится так просто взять и перекинуть туда других ИИ – на это требуется время. Сколько осталось до пролета?

– Почти двое суток, – нахмурился Редвинг.

– Недостаточно. – Клифф был биологом, но в базовых инженерных вопросах разбирался. – Кроме того, я поработал с Дафной и Аполлоном, мы испытывали флиттерные движки. Вы же понимаете, это далеко не послушные лошадки.

Теперь настал черед Редвингу покачать головой.

– На борту флиттера нормальный автодок не поместится. Там лишь аптечка. Это чересчур рискованно.

Бет раздраженно вскинулась:

– Всего лишь короткая вылазка.

Они уже прибегали к помощи автопереводчика, чтобы выяснить, согласны ли диафаны отщепить частицы себя для управления термоядерным флиттером, «Эксплорером».

Клифф улыбнулся.

– Разве не ты говорила, что мы обязаны это выяснить сами?

Бет покачала головой.

– Послушай, Аполлон и Дафна готовы. Малые тороиды, если что, с двигателем управятся. Пускай поработают – неплохая тренировка для них. Скажешь, что получили временное повышение в ранге.

Редвинг рассмеялся, и Клифф понял, что капитан даст согласие. Пусть это и означает, что придется выслать человека. Или двоих.

Редвинг уже сожалел, что диафанам когда-то дали имена. Это уподобляло их людям, а с людьми они не имели ничего общего. Да и с кошками.

– Хотите пролететь совсем рядом, чтобы эти двое нырнули в плазменное облако? А если мы их потеряем?

Тон его сделался жестче, он поджал губы, как сжимается актиния, если ее ткнуть палкой.

Бет поднялась и стала мерить шагами помещение.

– Они вызвались добровольцами. У нас шестеро других остаются – Малые, как их называют Дафна с Аполлоном.

– Мы в режиме максимального торможения. Пропорционально кубу скорости. Важен каждый километр в секунду.

Бет изогнула руку в сторону борта и вызвала изображение траектории корабля: длинной желтой дуги на стеноэкране. «Искательница солнц» была показана пульсирующей красной точкой на окраине системы Эксельсии. Двигатели переключены в реверсный режим, термоядерное пламя тормозит продвижение. Магнитная ловушка раскрыта шире обычного, словно расставленная в воздухе оранжевая трепетная сеть. Магнитные паруса, как и солнечные, приспособлены к смене галса. Если магнитный парус ориентирован под углом к солнечному ветру, заряженные частицы преимущественно отражаются к одному из бортов звездолета, а магнитный парус толкает в противоположную сторону.

– Аполлону и Дафне скучно! А шанс заглянуть в устройство гравитационно-волнового передатчика при пролете мимо у нас единственный.

Редвинга не отпускала тревога, но он признал, что Бет права.

Время утекало. Нужно было поспешать, переоснащая «Эксплорер» в грузовом модуле. Дафна стабилизировала реактор в экономичном режиме, а Аполлон выравнивал выхлопные линии магнитного сопла.

И другая работа предстояла им. В модуле анабиоза заканчивали оживлять еще одного члена команды, Чжай. Она сразу взялась за работу с аппаратурой связи. Чжай была невысокая, стремительная, резковатая, и перспектива невиданного приключения вселила в нее восторг. Пока Вивьен вводила ее в курс дела, а потом подключала к артилекту, Чжай улыбалась во весь рот.

Бет знала, что перед полетом на «Эксплорере» им с Клиффом нужно побыть наедине. Она вспоминала, как выводила его из десятилетий холодного сна, принимала в теплые объятия. Массировала ослабевшую плоть, натирала кожу аромалосьонами, развеивала панику, проступавшую на его лице, – пробуждение из анабиоза провоцирует хаотичные сны. Веки трепетали, лицо подрагивало в нервном тике, отражая подспудный страх. Затем глаза Клиффа сфокусировались, он прищурился, и Бет увидела в его взоре узнавание. Он медленно заулыбался.

За десять часов до старта они решили совместно сбросить напряжение. Миссия им, несомненно, выпадет опасная, но и Бет, и Клиффу не терпелось выбраться с корабля, поработать снаружи. В таком случае лучше предварительно расслабиться.

Они закончили работу в биозоне – среди лишайников и сочной зелени гидропонного болота. Жужжали насекомые, ползали муравьи, червецы и жуки, которых разводили ради космического белка. Покончив с этим делом, Бет и Клифф двинули прямо в сундлауг, зарезервированный для них на два следующих часа. Сундлауг – исландское слово для общественного бассейна с горячей водой, которым по какой-то причине стали обозначать сферические бассейны с нулевой гравитацией на множестве хабитатов Солнечной системы.

Они поспешили в зону невесомости «Искательницы». Давно уже стало понятно, что гидропоники и ферм недостаточно. Природу на звездолете не сымитируешь, как ни старайся, поэтому наилучшим приближением к ней оставался оргазм.

Сферический бассейн «Искательницы солнц» был не лишен дизайнерского изящества. Рядом с основным пузырем помещался стеноэкран, так что можно было через внешние камеры вести своеобразное ленивое дежурство: плавать в сдерживаемой поверхностным натяжением оболочке и наблюдать, как Вселенная движется мимо. Клифф бросился в десятиметровую сферу, взбудоражив скопища флуоресцентных микробов, которые янтарными сполохами отмечали пути скованных течений. Бет опередила его. Мерцающее тепло облекало ее так, как никогда не случается в воде при силе тяжести. Зависнув, она поймала Клиффа за ногу и чмокнула. Изобразила полоумную улыбку и, ударив по воде, вылетела на поверхность как раз вовремя, чтобы глотнуть воздуху. Порывисто отдышалась. Сфера содрогалась и выгибалась под их напором, отрывались капельки, летели поперек поля обзора к далекой бледной точке – Глории.

В океане ночи они занялись любовью, и волны перехлестывали через край бассейна. В последнее время, с тех пор как Клиффа разбудили, Бет открыла для себя неожиданную глубину отношений. Непредвиденный оттенок. Они сошлись: голова Клиффа меж бедер Бет, в невесомости легко дается любая поза; влага, соль, мускусный аромат. Пружинистая плоть, витки мускулов, алмазно-резкие звезды проплывают мимо. Ее язык затрепетал, вызывая к жизни новый род тепла. Тела выражали то, чего не выскажешь словами. По коже пробегали волны энергии, высвобожденные плавной грацией невесомой жидкости. Спутанность и смятение, одолевшие было Бет, каким-то образом положили начало судорожному рывку к желанной геометрии. Да, вот он, их общий центр.

Редвинг смотрел на мерцающий экран, где отображались данные свежего обзора орбит черных дыр и гравитационных волн.

– Это сечение одной из зон, – сказал Клифф, – для лучшего понимания плотности маршрутов.

Бет подалась вперед:

– Похоже, траектории распределены в пространстве так, что все дыры стремительно приближаются к центральной примерно в одно и то же время. Но не сферическая компоновка. Орбиты размещаются в двух перпендикулярных плоскостях. Возможно, не хотели чрезмерно всё усложнять? В любом случае гравиволновые всплески этим хорошо объясняются.

Редвинг подумал: Нервничаешь? Посчитай что-нибудь, отвлекись. Но промолчал.

– Я бы не хотел, чтобы вы в этот рой лезли.

Бет рассмеялась.

– Но мы и не станем. Я прошу выпустить нас с «Искательницы», чтобы мы пролетели по кромке плазменного облака, глянули, как там дела обстоят. На этом всё.

Редвинг кивнул.

– Это несложно сделать. Выдержав нужный крен, мы проскочим буквально по внешней границе целевой области. Я отклоню магнитный экран, и флиттер пролетит по дуге, цепляющей за край облака. Примерно двести тысяч километров от центра. Потом срежете угол и вылетите обратно к «Искательнице» без лишних затрат топлива.

Пока он говорил, артилекты чертили синими контурами в воздухе предложенный маршрут.

– Но держитесь подальше от этих масс.

– Мы пролетим между двумя плоскостями, в которых заключены чернодырные орбиты, – пообещал Клифф.

Бет встала и начала мерить шагами каюту.

– Это будет наш первый маневр на высоких скоростях. Надеюсь, флиттер выдержит.

– Обязан. Но да, мы его не проверяли на скорости порядка тысячи километров за секунду. И вот еще что: возможно, те, кто тут главные, даже не подозревают о нашем присутствии, – сказал Клифф.

Редвингу нравилось, как они с Бет балансируют друг дружку: Клифф неизменно смягчал тревожные предположения. На сей раз, однако, ему это не удалось.

Редвинг бросил на них резкий взгляд и произнес:

– Я должен рассекретить приказ, полученный много лет назад. Земля требует, чтобы мы заглушили передатчик.

Раздался сдавленный хохот. Редвинг присоединился.

– Пр-равильно! Щелкнуть переключателем роя планетарных масс величиной с мраморные шарики. Земля полагает, что глорианцы таким образом переговариваются с другими цивилизациями, находящимися примерно на уровне 2.5. С чужаками, которые тоже умеют строить такие передатчики. Электромагнитное излучение – не их уровень, а? Возможно, они слушают, как и мы, но поговорить мы не в состоянии.

Бет сказала:

– И что, те, кто не умеет переговариваться гравиволнами, с точки зрения глорианцев, варвары?

Это вызвало очередной приступ смешков и вздохов. Правда глаза колет.

– Подготовьтесь к отлету. Перед стартом все данные мне на проверку.

Они ушли.

4. Мыши среди слонов

Редвинг наблюдал, как флиттер удаляется от «Искательницы». На экране он постепенно умалился до точки. И всё это ради гонки за чудовищем, игравшим на струнах пространства-времени.

Редвинг вспомнил, что Христофору Колумбу случилось принять ламантинов за русалок; Колумб позднее приписал эту ошибку эстетическому вкусу.

Глядя, как уплывает в неизвестность пылинка, подсвеченная термоядерным сиянием, Редвинг припомнил и еще кое-что: объявление, которое Эрнест Шеклтон разместил при наборе участников одной из первых своих полярных экспедиций. У Редвинга этот текст был среди любимых. Он вывел его на дисплей.

ТРЕБУЮТСЯ МУЖЧИНЫ В ОПАСНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. ЖАЛОВАНЬЕ НИЗКОЕ, ХОЛОД ЛЮТЫЙ, МНОГОМЕСЯЧНАЯ ДОРОГА В КРОМЕШНОЙ ТЬМЕ, ПОСТОЯННАЯ ОПАСНОСТЬ, БЛАГОПОЛУЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ МАЛОВЕРОЯТНО. В СЛУЧАЕ УСПЕХА – ЧЕСТЬ И ПРИЗНАНИЕ.

В то же самое время Эйнштейн разрабатывал принципы общей теории относительности. 1914-й.

Минули столетия.

Клифф и Бет трудились над сглаживанием профиля плазменной струи, добиваясь плавного полета. Термоядерник флиттера после многовековой неактивности вышел на проектный режим под умелым присмотром Аполлона и Дафны. Простая игрушка, протонно-борный реактор инвертированного поля, диафаны в несколько минут подрегулировали его выхлоп до оптимума. Вот и чернодырный массив излучателя. Люди взялись за руки, наблюдая за раздуванием изображения на экране. Впереди туманом клубились кумулятивные плазменные волны.

Голоса впереди, пришел в автопереводе сигнал от Дафны.

– Голоса? – пожал плечами Клифф. – В смысле волны?

Бет хмурилась.

– Они никогда еще не пользовались этим словом.

Сигналы. Много. Интенсивные. Непонятно.

– Вы имеете в виду когерентные сообщения?

Верно. Не можем понять.

– Но… разумны ли те, кто их посылает?

Вероятно.

Клифф наблюдал, как флиттер вонзается в плазменную тучу. На экранах отображалось возрастание плотности: они будто бы углублялись в исполинский мягкий сугроб. Правда, со скоростью тысячи километров в секунду.

Клифф покосился на Бет:

– Магнитный разум?.. Здесь?..

Она усмехнулась: идея пришлась ей по нраву.

– Глорианцы ведь как-то довели до ума этот гравиизлучатель. Возможно, эта работа аналогична той, какую проделали Аполлон с Дафной в нашем термоядернике. Просто в миллиард раз масштабнее.

Клифф размышлял. По экранам ползли завитки, порождаемые чем-то впереди – в недрах облака. Аполлон и Дафна бессильны были справиться с этой загадкой и переложили ее на людей.

Как же решить ее, не прерывая нырка в бездонную яму?

Грубые силы мироздания, по впечатлению, обречены склонять эволюцию к возникновению существ, осознающих свое окружение. Миллиарды лет уходят на конструирование подобных воззрений. Время от времени модели внешнего мира усложняются. Некоторые работают лучше, если существам удается создавать внутри себя модели… других моделей. Или себя самих. Таким образом у высших животных возникает самосознание.

– Получается, плазменная жизнь довольно обычна, – заключил Клифф. – Она здесь. Пытается с нами говорить.

Бет отрезала:

– Это неважно. Мы тут с разведывательной миссией, а не диссертацию пишем.

– Да, но…

Разновидность диафанов у другой звезды? Он вгляделся в карту плазменных волн.

Обширные пространства впереди пестрели узлами и морщинами, вихрями и трещинами. Частицы то уплотнялись, то рассеивались, оставляя по себе лишь легкие паутинчатые следы. А среди этой изменчивости виднелись еще более плотные узлы, пылавшие огнем накала. Живые? Их поверхности поблескивали, выгибались пинчами магнитных сокращений, выдавая сложные внутренние течения. Волоконца, подобные блистающим волосам, мерцали в медленных ионных струях. Жужжала радиация: язык плазмы.