скачать книгу бесплатно
Парни из Карго
Алексей Владимирович Гребиняк
Наши дни. Экипажу русского грузового самолета по прозвищу «Веселый Роджер» ставится нелегкая задача – доставить на высокогорный аэродром Катманду надувной домкрат для эвакуации выкатившегося накануне пассажирского лайнера. Ситуация осложняется тем, что часть взлетно-посадочной полосы заблокирована тем самым лайнером. И это только начало целой цепочки их приключений. Будет сложно оставаться хладнокровным, когда мир вокруг тебя буквально рушится, а твой самолет остается единственным средством спасения – но другого выбора судьба экипажу «Веселого Роджера» не оставит.Содержит нецензурную брань.
Алексей Гребиняк
Парни из Карго
От автора.
Как писал Иосиф Бродский в стихотворении «Генералу Z», «…для переживших великий блеф жизнь оставляет клочок бумаги».
Настал и у меня однажды день, когда жизнь положила передо мной лист бумаги и сказала: пиши! И я стал писать. О людях и самолетах, о путешествиях и приключениях. Что-то в этой книге вымышлено. Но у всех людей, самолетов, событий были реальные прототипы. Кое-кого из участников описанных событий я знал лично. Впрочем, все совпадения, конечно, случайны.
Музыка многое для меня значит. Она создает определенное настроение, иногда удачно оттеняя развитие ситуации. Не поленитесь – для создания нужной атмосферы найдите упомянутые в тексте композиции и прослушайте, пока читаете.
Добро пожаловать на борт. Пристегнитесь, и приятного вам полета на грузовом самолете через горы и моря!
Глава 1. Воздушными дорогами
.
Вопреки уверениям второго пилота, экватор планеты вовсе не был отмечен цепью буев с красными огоньками, протянутой поперек моря. Пустынную поверхность океана неспешно рассекали несколько ползущих в разных направлениях разномастных контейнеровозов и танкеров. Солнце погружалось в красные воды океана, почти прямо по курсу. На островах внизу уже смеркалось, но здесь, на высоте в десять тысяч метров, все еще царил день – даром, что часы показывали семь пятнадцать вечера. И, если не смотреть на приборы, то было бы и непонятно, что лайнер уже в северном полушарии, а не в южном.
Белоснежный транспортный самолет с ярко-красной надписью «FIREBIRD CARGO» вдоль фюзеляжа легко скользил между оранжевых, розовых, фиолетовых, желтых облаков, похожих на причудливой формы горы. В темнеющих просветах между ними далеко внизу виднелась морская гладь. Два реактивных двигателя, закрытых блестящими оранжевыми капотами, уверенно тянули груженую машину к далекому Сингапуру, где экипажу предстояла ночевка. За день они уже почти успели пересечь Индонезию, и всем теперь хотелось поскорее отужинать, да поспать часов шесть-семь. А потом должен был последовать еще один полет – к месту разгрузки, в Дакку, столицу Бангладеша.
Позади пилотской кабины располагалась кухня, выкрашенная в белый цвет и залитая желтоватым светом потолочных светильников. Была она крохотной – всего несколько квадратных метров, зажатых между кабиной и грузовым отсеком. Слева от входа в кабину располагался туалет, справа – столик, под которым находились контейнеры для провизии (а над ним – духовка и чайник). Задняя стенка кухни представляла собой защитный барьер – толстую стальную плиту, отделявшую грузовой отсек от носовой части фюзеляжа и страховавшую экипаж от пожара или смещения груза. Вплотную к этому барьеру стояли в рядок три обычных пассажирских самолетных сиденья с поднимающимися подлокотниками. Две двери – по одной в каждом борту – вели из кухни наружу. В каждой из них был установлен маленький – с чайное блюдце – иллюминатор. На левой двери его перечеркивал оранжевый ремешок, под которым грозные надписи красными буквами предупреждали о том, что эта дверь оборудована автоматически надувающимся при открытии аварийным трапом. Последняя же дверь – самая маленькая – вела через защитный барьер в грузовой отсек. В ней тоже был установлен иллюминатор для визуального контроля происходящего в отсеке. На этой двери кто-то в шутку в свое время нарисовал по трафарету пиратский флаг с черепом и костями, отчего самолет быстро получил прозвище «Веселый Роджер» (благодушно принятое всеми его экипажами и ставшее фирменным его названием в компании, помимо сухого официального имени «Оскар», данного по последней букве бортового номера[1 - Бортовые номера воздушных судов, имеющих иностранную регистрацию, нередко состоят из одних только букв латинского алфавита.]).
Бронированная дверь в кабину пилотов была открыта и зафиксирована стопором, так что кухня казалась немного просторнее. Здесь коротали время два члена экипажа в серых рабочих комбинезонах со множеством карманов и с нашивками в виде русского триколора на левых рукавах. Двадцатисемилетний бортоператор Саша, темноволосый худощавый парень со скуластым лицом и голубыми глазами, читал исторический роман, сидя в кресле и попутно жуя бутерброд, а инженер Эдик, выбритый налысо тридцатипятилетний зеленоглазый и круглолицый здоровяк, уплетал баранину с тушеными овощами, стоя у столика.
– Куда мы после Дакки-то летим? – спросил Эдик, выбросив разовую касалетку из фольги в контейнер для мусора, располагавшийся под столиком.
– В Индию, порожняком, оттуда – в Москву с грузом, – отозвался Саша. – Пока решают, в какой аэропорт, клиент не определился, откуда ему удобнее везти.
– В Дакке бывал раньше?
– Был пару раз. Кормежка неплохая, но специй многовато. Потом неделю воешь в сортире. А вода местная – отрава, свою с борта бери в отель.
У Саши (в чьи задачи входили погрузка-разгрузка самолета, подготовка груза, заказ отеля, транспорта, питания и обеспечение всех бумажных дел в рейсе) было три градации качества еды: «хреново», «неплохо» и «прекрасно». Саша был гурманом – что, однако, никак не сказывалось на его поджарой фигуре.
– Так от специй молоко помогает, – авторитетно заявил Эдик, наливая себе в стакан воды. – Кстати, у нас оно закончилось.
– Согласен, – кивнул Саша и достал из нагрудного кармана блокнот с присоединенным к нему веревочкой карандашом. – Дозакажем в Сингапуре.
Последний свет уходящего дня, пробившиеся вдруг через иллюминатор входной двери, высветили оранжевый солнечный зайчик на переборке. Из туалета вышел коротко стриженый и тщательно выбритый кареглазый крепыш в кедах, шортах и белой футболке – второй пилот Миша, ровесник Саши и обладатель самой волевой челюсти среди всех пилотов компании. За ним на кухню потянулся легкий, еле уловимый запах табачного дымка. Несмотря на то, что на двери туалета было написано грозное «NO SMOKING![2 - «Не курить!» (англ.).]», курить все ходили именно туда – датчик дыма там не работал уже с полгода.
– Приятного аппетита! – пожелал Миша. – Что сегодня на обед?
– Мерси! Все, как заказывали, – отозвался Саша и, сняв очки, потер уставшие глаза. – Тебе сочный бургер, Бате бараньи ребрышки с картофелем. Ну, и ланчбоксик каждому, как обычно.
– Превосходно, – улыбнулся, потирая руки, Миша и ушел в кабину, чуть пригнувшись, чтобы на входе не врезаться лбом в ее верхние панели с множеством переключателей. Кабина пилотов была лишь чуть менее тесной, чем кухня. Зато с хорошим обзором в три направления.
Капитан – он же Дмитрий Львович, сорокапятилетний элегантный голубоглазый брюнет с аккуратной щетиной – был одет неброско: пляжные пестрые шорты, синие кеды на босу ногу, белая футболка со стилизованным силуэтом самолета и надписью «Will Fly For Food»[3 - «Буду летать за еду» (англ.).]. Он как раз закончил пристраивать ламинированные чек-листы из плотной бумаги к лобовому стеклу, отгораживаясь от бьющих прямо в глаза лучей солнца, и нажал кнопку связи на штурвале:
– Джейтаун-Контроль, добрый вечер! «Жар-Птица» девять ноль ноль семь, прошел точку BABLO, следую на ZAKAT.
На жидкокристаллическом дисплее перед ним затейливо извивалась розовая линия, соединявшая несколько навигационных точек, разбросанных между хаотичных зеленых, желтых и красных пятен. Каждая точка была обозначена кодом из пяти букв латинского алфавита, иногда случайно складывавшихся в более-менее осмысленные слова, а чаще – нет. Это и был маршрут их самолета, проложенный в обход наиболее опасных метеоявлений и высоких горных пиков вдоль побережья, которые на дисплее обозначались разноцветными пятнами – красными, желтыми, зелеными.
– Понял Вас, «Жар-Птица», – отозвался издалека диспетчер, – разрешаю спрямление на RAPSI, проход точки доложить.
– Конец связи.
Двигатели ровно шумели, поглощая топливо – по тонне в час каждый. Борт иногда потряхивало в турбулентности. Второй пилот поудобнее устроился в кресле и застегнул привязной ремень:
– I have control[4 - «Я взял управление» (англ.).].
– Не возражаю. На RAPSI спрямляй. Ты дом достроил уже? – спросил Львович, отметив в плане полета остаток топлива. Миша тем временем скорректировал курс в памяти бортового компьютера. Самолет плавно лег на крыло, доворачивая к северу в соответствии с пересчитанным маршрутом.
– Строю, Дмитрий Львович. Крышу делают сейчас. А что?
– Посоветоваться хотел…
– Отцы-командиры, sorry! Галю дернем? – сунулся с кухни Эдик. – Чаю с кофе охота!
– Дернем, – отозвался второй пилот, поднимая руку и щелкая переключателем Galley на верхней потолочной панели, где теснились предохранители и вспомогательные тумблеры. Без этого не включились бы ни печка, ни чайник. На взлете и посадке кухню отключали от генераторов электрического тока, чтобы снизить нагрузку на них (мало ли откажет двигатель, а с ним и один из генераторов). А в горизонтальном полете – включали по необходимости.
– Благодарствую! – инженер исчез, и с кухни в кабину донеслось журчание воды, лившейся из бутылки в металлический чайник. Затем звонко лязгнула крышка, и вдруг заиграла музыка:
Ученый посмотрел на небесные дали – и тело придумал мое.
Конструктор исполнил идею в металле: штамповка, шлифовка, литье.
Ракета летела туда куда надо: посадка, команда "Вперед!"
Надежда народа, планеты отрада, по трапу сошел луноход.
Кто по заданию мудрых людей прыгает в Море Дождей?
– Саня, опять балуешься? – крикнул Батя через плечо.
«Веселый Роджер» в прошлой своей жизни был пассажирским самолетом, который после пятнадцати лет полетов переделали в грузовой (убрав пассажирские сиденья, прорезав в левом борту здоровенный грузолюк, усилив стальными балками пол и установив в получившемся грузовом отсеке роликовые дорожки, по которым перекатывались грузовые контейнера и паллеты). По странной прихоти инженеров, при конвертации самолета в грузовик на его кухне оставили динамик и магнитофон для объявлений по громкой связи, проигрывавшей обычные аудиокассеты. Прознав об этом, экипажи натащили на борт множество кассет с разной музыкой и иногда от скуки слушали ее даже в полете.
– Балуюсь, Дмитрий Львович.
– Погромче тогда сделай, что ли!
– Слушаюсь, мой капитан!
Снятся ночами им луноходы, больше не могут терпеть.
Я понимаю их яркие грезы, но все же работа важней.
Вытрите, девушки, горькие слезы, много хороших парней.
Кто всех на свете сильней и умней, прыгает в Море Дождей?[5 - Песня «Луноход» группы «Манго-Манго».]
– Так что хотели спросить, Дмитрий Львович? – поинтересовался Миша.
– Ты крышу чем крыл, если не секрет?
– «Жар-Птица» девять ноль ноль семь, снижайтесь, эшелон[6 - В авиации – условная высота, отстоящая от других высот на определенные интервалы. Эшелонирование позволяет создать интервалы между воздушными судами по высоте и расстоянию.] триста двадцать, – сказал вдруг по-английски динамик радиостанции.
– Принял, «Жар-Птица» девять ноль ноль семь, – второй пилот подкрутил колесико на приборной панели, задавая автопилоту нужную высоту полета, и самолет плавно пошел на снижение, чтобы занять назначенную ему высоту в тридцать две тысячи футов[7 - Эшелон 320 = 32000 футов. Ну, или 9750 метров, если так удобнее.]. Стремительно смеркалось, но на западе, там, где закатилось за горизонт солнце, еще тлела заря, выхватывая из темной синевы светло-голубой лоскут неба. – Проект надо смотреть, так не помню навскидку. Могу на планшете глянуть, как до отеля доедем.
– Добро. А то мне как раз проект делают. Хочу сравнить.
– Сделаем, конечно.
– Гран мерси!
– Чай, кофе, круассаны! Чай, кофе, круассаны! – пародируя пляжных торговцев, пробасил с кухни Эдик.
– Я чай буду, – отозвался Львович.
– А я кофе, – решил Миша.
– Два сахара, без молока? – осведомился инженер.
– Да, пожалуйста.
– Прошу! – Эдик вскоре появился в кабине с подносом, на котором стояли два стакана с напитками и лежали на заботливо расстеленных бумажных салфетках два разогретых в печке сэндвича с сыром и ветчиной. – Угощайтесь.
– Ай, спасибо, дай бог тебе здоровья и бабу покрепче, – крякнул Львович и забрал стакан. – Миша, ну, что, по стаканчику – и брифинг?
– Поддерживаю!
– Приятного!
Потрапезничали, обсудили порядок снижения и действий в нештатных ситуациях. Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, и настала ночь – транспортник влился в воздушную карусель над Сингапуром. В темном небе тут и там вспыхивали навигационные огни десятков самолетов – небольших бизнес-джетов, грузных пассажирских лайнеров, грузовиков и даже крошечных частных самолетиков на три-четыре пассажира. Кто летел из далекого Нью-Йорка, кто с соседнего острова – все выстраивались в очередь и заходили на посадку, повинуясь командам диспетчеров, следивших за самолетами с вышки при помощи локатора. К приземлявшимся самолетам присоединялись те, кто взлетал из той же воздушной гавани, или соседнего аэропорта, так что в небе над морем и сушей постоянно висел не один десяток бортов, и лишь внимательность и опыт диспетчеров позволяли безопасно развести потоки летающих машин.
Эдик разместился на откидном сиденье позади пилотов, – ему хотелось посмотреть на ночной Сингапур во время посадки. Саша остался в пассажирском кресле на кухне. Свет там пилоты приглушили, чтобы он не мешал им, отчего читать стало невозможно – поэтому бортоператор отложил книгу и воткнул в правое ухо наушник плеера. Левое ухо он оставил свободным, чтобы слышать команды Львовича, если пилотам вдруг понадобится какая-то помощь, или прозвучит какая-то команда – приготовиться к аварийной посадке, например. Маловероятно, но – мало ли.
В наушнике звучала одна из его любимых песен:
И от тусклых картин мне ни холодно, ни жарко,
Твой фонарик прорезал мне путь в темноте.
Пусть не чувствую горя, не чувствую счастья,
Всё осталось в тумане, забыто на дне.
И после роскошной переклички синтезатора со скрипкой – финальный взрыв:
От касаний твоих у меня лихорадка,
В старом парке в тумане на Тихом холме.
Ты подходишь ко мне, озираясь с опаской,
Этот взгляд мне знаком и приятен вдвойне.[8 - Песня «На тихом холме» российской рок-группы «Мария-Режина».]
С точки зрения Саши, снижение пока отличалось от горизонтального полета разве что чуть более энергичными маневрами вправо-влево, да один раз хрустнула, сминаясь под невидимым кулаком атмосферного давления, пластиковая бутылка с остатками воды, когда самолет разгерметизировался, и давление в кабине сравнялось с забортным. Видимость c пассажирских кресел на кухне и днем-то была никакой, а сейчас во мгле и глазу и не зацепиться было пока за горизонт, и развороты Львович закладывал плавные и размашистые – так что организм не успевал воспринять их и сообщить мозгу, что пол кабины накренился.
Капитан переключил радио с наушников на внешние динамики, поэтому Саша все же слышал с кухни весь англоязычный радиообмен между диспетчерами на земле и пилотами других бортов. Что-то даже успевал разобрать в разноголосых скороговорках с разными акцентами:
– «Жар-Птица» девять ноль ноль семь, эшелон перехода семьдесят, снижайтесь эшелон ноль шестьдесят.
– Принял, «Жар-Птица» девять ноль ноль семь.
– ВПП[9 - Взлетно-посадочная полоса.] двадцать семь, посадку разрешили, Катай Пасифик четыре пять ноль.
– Сингапур Карго, взлет, по схеме «Галф ноль шесть Ромео» набираем три тысячи футов.
Наконец, после ряда разворотов и смен эшелонов с высоких на более низкие транспортник снизился до нужной высоты и вышел на предпосадочную прямую. Под крыльями его ярко сияли огни ночного города. Полоса – яркая черточка, все увеличивающаяся в размерах, – лежала впереди и ниже. Далеко за ней, в море, мерцали огоньки стоящих на якоре сухогрузов и танкеров.
– Выпустить шасси.
– Шасси выпущены, – Миша перевел рычаг уборки в нижнее положение, и тотчас зашумел возмущаемый выпускаемым шасси воздух. Стойки со стуком встали на замки, надежно зафиксировавшись, чтобы принять на себя весь вес самолета, когда он коснется планеты. Полоса уже была так близко, что видны стали отдельные огни вдоль нее, убегающие вдаль.
– Десять… восемь… пять… три… – отсчитал в кабине последние метры голосовой информатор. Колеса с ощутимым ударом коснулись взлетно-посадочной полосы. Обжав стойки, транспортник налег на планету всеми своими шестьюдесятью тоннами максимальной посадочной массы[10 - У любого летательного аппарата есть максимальная взлетная масса (с которой он может взлететь) и максимальная посадочная (с которой он может безопасно приземлиться). Посадка с превышением максимальной посадочной массы возможна, но является весьма специфическим мероприятием, требующим обследования конструкции воздушного судна в связи с возможными повреждениями. Взлет же с превышением максимальной взлетной массы недопустим, хотя и глубоко теоретически возможен при некоторых условиях. Фактическая взлетная масса может еще и снижаться относительно максимальной для конкретных условий рейса – возвышение над уровнем моря, тяга двигателей, температура воздуха, и так далее.].
– Реверс.
– Есть реверс, – сдвинул Миша маленькие рычажки, расположенные прямо на рычагах управления двигателями.
Спустя мгновение раскрылись ковши реверса, и двигатели надсадно зашумели, отбрасывая воздух вперед и замедляя бег многотонной машины. Ремни всех четверых членов экипажа слегка натянулись – инерция потащила их тела вперед. Понемногу самолет сбросил скорость, Миша закрыл створки реверса, и двигатели заработали тише.
– Сто двадцать… Восемьдесят… шестьдесят…
Львович стал плавно притормаживать обычными колесными тормозами. Огни полосы уходили назад все медленнее.
– …пятьдесят… сорок… – продолжал отсчитывать вслух второй пилот.
– «Жар-Птица» девять ноль ноль семь, добрый вечер, следуйте на стоянку тридцать пять Альфа по рулежной дорожке Браво-четыре, пересечение Альфа-шесть доложить, – скороговоркой произнес диспетчер.
– Добрый вечер, «Жар-Птица» девять ноль ноль семь принял, – такой же скороговоркой ответил второй пилот.
«Веселый Роджер» свернул с полосы на рулежную дорожку, обозначенную светящейся табличкой «В4», и еще долго катил мимо залитого огнями пассажирского терминала и длинного здания грузового склада, изредка останавливаясь, чтобы пропустить выруливающие на вылет самолеты. Потом повернул еще раз и остановился на стоянке на самом краю поля, напротив светящегося знака «35А» с желтой табличкой, на которой были нанесены широта и долгота стоянки. Судя по ним, до южного полушария от столба оставалось всего ничего.
