скачать книгу бесплатно
Мерцание зеркал старинных. Подчинившись воле провидения
Светлана Гребенникова
Почти триста лет спустя призрак Наташи поселился в доме той, кто является ее продолжением, той, в чье тело вселилась ее душа, и рассказал свою историю в надежде, что восторжествует истина. Наташа указывала на свои портреты и просила сорвать маски с тех, кто убил ее и воспользовался ее именем после смерти.Наташа считает, что срока давности у преступления, которое совершено над ней, нет! И просит, чтобы ее последовательница, ее отражение в этом мире, раскрыла все секреты.
Мерцание зеркал старинных
Подчинившись воле провидения
Светлана Гребенникова
Книга создана при содействии медиума, говорящей с призраками – Марианны Нафисату
Автор не претендует на историческую достоверность и все совпадения с историческими фактами – считать случайными.
© Светлана Гребенникова, 2021
ISBN 978-5-0055-6625-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 47. Побег удался
Я забыла обо всём, обдумывая приключения, которые ждут нас в пути, предвкушая встречу с Федором. Благодаря Анюте я благополучно выкрутилась из ситуации, которую, как я считала, своей непримиримостью и нежеланием понять меня создал мой отец: «Ах, если бы он принял Федора с самого начала, всё могло бы быть совсем по-другому…»
– Анечка, ты умница, я так тебе благодарна!
– Не благодарите, барышня. Ох, думается мне, я самолично приближаю вас к чему-то страшному. Грезилось мне ночью сегодняшней, что большою бедой всё закончится. Да разве ж вы меня послушаете… Эх… – Аня тяжело вздохнула и продолжала по-стариковски причитать. – Токмо из-за большой любви к вам и нежелания расстраивать я на это согласилася. Ох, я и сама не ведаю, как это мы так ловко всё провернули. И слова откуда-то взялись… Вот брехала-то, вот брехала, и настойку эту на ходу придумала… Я вам так скажу, барышня, мудрёно всё вокруг вас, ой, мудрёно. Почудилось мне, что не сама я своей судьбой распоряжаюсь, внутри меня будто чей-то голос повелевал, чтоб не смела я противиться вашим желаниям. Если вы даже умереть захотите, то и я должна уйтить умирать вместе с вами, а не становиться супротив да не пытаться отговорить. Нашептывал словно кто, что вы очень хитрая и мудрая. А я своими мозгами пораскинула: нельзя вам без меня. Вздорная вы и балованная, никак мне нельзя покинуть вас. Доля, видать, моя такая, оберегать и защищать вас, а то ведь пропадете, барышня.
Я звонко засмеялась. Несмотря на то, что все Анькины кликушества, каждое ее слово я воспринимала как пустую болтовню, мне была приятна ее забота. Рядом с Анютой я ничего не боялась, от этой рослой и крепкой да чистой душою деревенской девушки веяло силой.
Мне доставляло удовольствие нестись навстречу новым приключениям, ведь я ехала к Федору и точно знала, что он ждет меня. Чувствовала, что он сильно печалится, оттого что не может видеть меня и говорить со мной. Мысли обгоняли быстро движущийся экипаж, они обгоняли даже ветер: «Подожди еще немного, Феденька, скоро мы встретимся, будем вместе. А когда мы снова соединимся, ты познаешь, что такое любовь молодой барышни. Я всё сделаю, чтобы ты стал самым счастливым».
В мечтательном томлении я думала о предстоящей встрече. Напрочь вылетели из головы тягостные события, разговор с отцом тоже больше не мучил меня, все неприятные ощущения как по мановению волшебной палочки покинули и голову, и душу. Анюта неустанно подгоняла лошадей, вечерело, становилось холодно, я плотнее засунула руки в муфту и постаралась усесться поудобнее. Анька, не оборачиваясь, пробасила.
– Барышня, что вы там по коляске вошкаетесь, не ровён час вывалитесь, сидите смирно. Надо из города побыстрее выехать, пока нас не хватились.
И вот впереди застава. Мы подъехали к одной из рогаток, нас остановили. Проверяли каждый экипаж. По нескольким фразам часовых я поняла, что по городу продолжают искать убийцу Никиты. По дороге, пока мы не выехали из столицы, было еще несколько досмотров, из чего я поняла, что князь не теряет надежды отыскать душегуба и наказать его со всей строгостью, на которую он только способен. Мы подъехали к границе города, там стояли две полосатые будки. Охранники вышли из них и грозно прокричали:
– Кто?
– Две барышни путешествуют, едут к родственникам в деревню, – громко ответила Анюта.
– Почему вас никто не сопровождает в дальнем путешествии? Почему с вами нет мужчин? Кто вы вообще такие?
Он задал еще множество вопросов… Анюта начала что-то неуверенно лепетать, путаясь в словах. Почувствовав ее смятение, караульный двинулся в нашу сторону, чтобы рассмотреть лица. Пока он шел, я зашептала, наклонившись к самому Анькиному уху:
– Анюта, не тушуйся, не надо показывать, что ты боишься, иначе он вмиг нас разоблачит. Дождись, он сейчас подойдет, а ты Беню незаметно ущипни, пусть служивого напугает.
Караульный продолжал сыпать казенными вопросами.
Как только он подошел к лошадям и морда Бертрана оказалась на одном уровне с его лицом, Анюта незаметно проделала то, что я велела. Беня взметнулся на дыбы, а за ним и Яша, и третий пристяжной. Подняв копытами комья грязи, кони вызвали хаос и смятение. Караульный от испуга попятился и сел прямо в грязь.
Прикрыв лицо одеялом, чтобы солдат не видел меня и не догадался о моем происхождении, а думал, что в коляске молодая девка безродная, я залихватски свистнула. Наши лошади от резкого свиста рванули вперед, и мы понеслись так быстро, что обескураженные часовые только бестолково глядели нам вслед.
В таком темпе мы мчались около часа. Потом, придержав лошадок, Анюта выдохнула.
– Ну, будя гнать, отдохните, родимые, а то впереди еще долгий путь, умаетесь.
Я даже думать не хотела менять своих лошадей на каких-то казенных кляч. «Надо, наверное, давать им больше отдыха, чтобы передвигаться только на них», – размышляла я, радуясь, что мы благополучно миновали столичные окрестности. Я очень надеялась, что лошади вынесут наш путь от начала до конца: «Беню и Яшку ни за что не оставлю, а пегого можно и поменять будет. Если понадобится, каждый день будем останавливаться на ночлег, и лошади смогут отдыхать».
Дальше мы тронулись ровным шагом. Удивительно, но Анюта молчала, ничего не говорила, видимо, охала про себя. Только я порадовалась этому, как вдруг ее прорвало:
– Да что ж это такое деется… Мы еще, почитай, и уехать-то не успели, а уже набедокурили. Теперича нас точно искать будут. – И, хлопнув себя по тулупу, провозгласила: – А может, оно и к лучшему, ведь ежели нас найдут, сталоть назад поворотят…
Я резко оборвала ее: и так знала, что она хочет сказать дальше.
– Анька, достала ты меня своими причитаниями, поговори о чём-нибудь другом. Чтоб не смела сомневаться во мне!
Анька испуганно оглянулась.
– Ну что вы, барышня, злобствуете, я попросту сказывала, и не думала вовсе сомневаться в вас. Я сильно переживаю, как там Дмитрий Валерьянович, да и Кузенька меня всё пужал, когда я сборы чинила, бегал за мной, хватал за руки и всё просил: «Не надо, Анечка, отговори ты барышню, не стоит ей ехать, не к добру это всё, ой, не к добру». Очень просил…
– Аня, поздно уже говорить, сделанного не воротишь. Там, дома, разгневанный отец ждет, а тебя возьмут да в тюрьму бросят.
Специально стращала я Аньку, чтобы она меньше бубнила.
– Ты преступление совершила, вывезла меня, а то, что ты у меня на поводу пошла, никого волновать не будет.
Анька опасливо покосилась, но промолчала.
– Вот и молчи, лучше вперед смотри да на карту, всё полезнее будет, чтобы мы благополучно доехали.
Аня еще раз покосилась на меня.
– Барышня, а вы не сумлеваетеся, что вам по приезду окажут тот прием, какого вы ожидаете? А ну как по-другому всё случится, что вы тогда-то делать будете? И там ли он, этот Федор, родимец его побери? Ждет ли? Вы же ни в чём не уверены… Как вы осмелились в такой путь-то пуститься, не знаючи даже, что вас ждет в конце?
– Мне надоели твои бредни, Анюта, попридержи язык. Я тебя в последний раз прошу не пророчить всякие гадости. Чувствую я его, понимаешь, очень хорошо чувствую. Мы с ним словно два диких зверя, которых разлучили по чьей-то милости, и теперь они ищут друг друга. Можешь представить, они точно знают, где каждый находится, всё каждый о другом чувствуют, но никак соединиться не могут.
Она вздохнула:
– Ну что ж, барышня, не могу я такого себе представить. Мудрёно вы говорите, непонятно. Да с вами спорить, видать, бесполезно, делайте как знаете, а я буду молиться за вас и во всем вам помогать, раз вы такая.
Она отвернулась, с головы до ног закуталась в покрывало и продолжила править тройкой. Мы понеслись к первой почтовой станции, где собирались остановиться. Я не заметила, как уснула, а когда проснулась, мы уже прибыли.
Прежде чем снова отправить нас в путь, лошадей накормили и дали им отдых. Менять их на казенных я наотрез отказалась. Почтарь заспорил было, но Аннушка отвела его в сторонку, молвила несколько слов, сунула что-то в руку – и он сдался.
Мы с Аней сидели в теплой избе и наслаждались передышкой и горячим чаем из ведерного самовара.
– Что ты ему такого сказала?
– Да сказывала, что эти лошади у вас – последняя память, которая осталась от покойного дядюшки, больше ничего нет, дескать, сирота вы. Два целковых серебром ему сунула из тех, что вы мне дали заплатить сопровождающему, да бутылку самогонки, я их много в дорогу припасла, как знала, что понадобятся.
– Молодец, Анька, соображаешь, когда хочешь.
Анюта достала карту, на которой всё было так толково обозначено, что даже неграмотной понятно.
– Родственник мой нарисовал весь путь и станции до той деревни. Если что, нам по энтой картинке всё растолкуют. Каждый день нам проезжать по станции, одна позади, четыре осталось, я всё хорошо запомнила. Мы не по прямой следуем, а через деревни. Дорога эта надежная, по ней много народу проезжает, не робейте, не беспокойтеся, доедем. Он сказывал только так и езжать, никуда не сворачивать. По прямой немного короче, зато через деревни надежнее. Да и я не глупая, память у меня хорошая, всё поняла, запомнила. Та деревня Тютюревка, она большая, легко найдем. Да и личность ваш Федор там примечательная, сыщем, барышня.
Мы спокойно ехали всю ночь и утро. К полудню нам очень захотелось есть, но я просила Аню останавливаться как можно реже, только чтобы дать отдохнуть лошадям и покормить их. Мне хотелось быстрее пережить эту дорогу, тряску, холод…
Глава 48. Нелегкий путь
Мы подъехали к придорожному трактиру, и Анька взмолилась:
– Барышня, давайте остановимся, сами горячего попьем-поедим и лошадок наших накормим, да и отдохнут они, бедняги.
Я согласилась, мы вылезли из коляски. Навстречу вышел молодой мужчина.
– Чего изволите, барышни?
– Распрягите лошадей, дайте им овса. Только не шелухи, цельного.
Анька толкнула меня в бок и шикнула:
– Барышня, вам туточки не Петербург. Гонор свой подале спрячьте, только проблем наживем с таким обращением.
Я послушалась ее и повторила свою просьбу вежливо. Подумала и добавила, что мы и сами бы не прочь поесть горячего. Юноша усмехнулся и повел коней на задний двор.
Трактир находился в небольшой избушке, я стала с интересом его рассматривать. Стены были сложены из каких-то диковинных бревен, на свету отливающих серебром. Сверху крышу покрывала солома, она придавала постройке какой-то сказочный вид.
Мы зашли вовнутрь. На лавках у огромного грязного стола сидели мужики, которые что-то ели и пили. Когда мы вошли, все взоры обратились к нам. Им странно было видеть в убогом трактире барышню, разодетую в меха. Они разглядывали нас нагло, откровенно, и мне стало не по себе. Я посмотрела на Анюту. Лицо ее было непроницаемым, казалось, она ничего не боится. Но я почувствовала, что внутри Анька не так уверенна и спокойна, как виделось снаружи.
Мы молча сели друг против друга у дальнего конца стола и стали ждать. Анюта шепотом запричитала:
– Ох, не к добру это, барышня, не к добру. Чего это они там про нас шушукаются, поди, что-то плохое затевают.
– Анька, знай сиди да помалкивай. Tais-toi, – добавила я по-французски.
– Чаво? – открыла она рот.
– Закрой рот и жди. Поедим и двинемся дальше.
Но Анюту обуяло беспокойство: я увидела, как нервно дрожит ее рука, лежащая на столе.
К нам подошла женщина, видимо, хозяйка. Высокого роста, тучная, пышная грудь вываливалась из неопрятного платья, сшитого из дешевой ткани. Сверху был надет передник, видимо, когда-то белый, а теперь из-за постоянного вытирания грязных рук больше походящий на половую тряпку. Необъятный живот выглядел как опухоль, круглые бедра и огромный зад вызывали брезгливость.
Женщина внимательно рассматривала меня, глаза ее завистливо горели. Мне стало неуютно… Я очень кротко попросила горячей еды. Она уперла руки в крутые толстые бока, вперила в нас глаза, а потом, хитро прищурившись, спросила:
– Чегой-то вы забыли в нашей глухомани?
– Мы очень устали, очень спешим и очень хотим есть. Если же нам здесь не место, мы тотчас уедем.
– Ну конечно, уедете вы несолоно хлебавши, как же, – усмехнулась тетка. – Чичас щей горячих принесу.
– Вот спасибочки, – Анюта закивала, и по ее телу прошла нервная дрожь. Было странно наблюдать, как у огромной, крепкой девахи затряслись поджилки.
Хозяйка видела нас впервые, мы не сделали ей ничего плохого, но разговаривала она с нами отчего-то без приязни. Я добавила:
– Принесите еще теплого молока с белым хлебом.
Тетка кивнула и удалилась. Мы сидели тихонечко, а мужики всё оживленнее что-то обсуждали и уже не стесняясь тыкали пальцами в нашу сторону. Они громко ржали, точно кони, видимо, говорили какие-то непристойности. Что еще может вызвать такой животный смех у людей недалекого ума?
Вернулась хозяйка, поставила перед нами миски. Не дожидаясь, пока она отойдет, мы взялись за ложки и очень жадно начали есть. А она стояла, смотрела на нас и усмехалась. Я взглянула на нее и спросила:
– Вы хотите что-то сказать?
Она фыркнула и, ехидно улыбаясь, произнесла:
– Кушайте, ку-ушайте, барышни. Белого хлеба нетути, дак может вам че-е-рного принести?
Она как-то странно растягивала слова и говорила так громко, что ее было прекрасно слышно всем. Даже громко смеявшиеся до этого мужики притихли. Я почувствовала какой-то подвох и быстро сказала:
– Спасибо большое, более ничего не нужно. Мы уже сыты, ни молока, ни хлеба не приносите. Мы откушали щей, нам всё понравилось, сколько мы должны заплатить?
Она назвала незначительную сумму. Я положила на стол серебряный рубль. Она жадно раскрыла глаза.
– Ох, как много, у меня сдачи не будет…
– Ничего не нужно.
Мы торопливо прошествовали к выходу. Там стоял такой же толстый, как женщина, мужик. «Видимо, ее муж», – подумала я. От него крепко пахло потом, на грязной засаленной холщовой рубахе проступали мокрые пятна. Подавив приступ тошноты и брезгливость, я всё же обратилась к нему.
– Пусть запрягут наших лошадей, мы немедленно трогаемся. Велите подать экипаж.
Мужик ответил, зло блеснув маленькими глазками-буравчиками, которые были едва видны из-за заплывших жиром щек:
– Да они у вас бешеные какие-то, в упряжь не даются и кусаются, бестии. Вы уж ступайте на конюшню да сами запрягайте своих стервецов.
Я не стала ему перечить, лишь нервно дернула плечами. Я уже решилась идти, но Аня остановила меня, схватив за руку, и зашептала:
– Не надобно вам туда, барышня. Ох, чует моё сердце, что-то дурное он замышляет, не верю я ему, боязно мне.
– Анька, ты что, сдурела? Там же Бертран, это он, видно, тяпнул кого-то. Не дай Бог, они что-то с ним сделают. Надо немедленно идти. – Я резко повернулась и, обращаясь к мужику, в нетерпении спросила: – Ну, и где ваши треклятые конюшни? Как туда попасть?
Он махнул рукой направо, указывая на стоящие чуть в отдалении строения:
– Идите, эвон, первые два пройдете, третье и будет конюшня.
Не мешкая ни минуты, я направилась куда сказано, намереваясь как можно быстрее покинуть это неприятное место. Анюта покорно засеменила следом. Подойдя ближе, я услышала ржание лошадей и поняла, что иду правильно. Попав вглубь конюшен, я крутила головой, отыскивая своих лошадей, но их там не было: в стойлах стояли одни битюги. И только в самом дальнем углу я наконец увидела Бертрана и Яшу. Около них беспокойно бегал тот юноша, который встретил нас. Я отметила, что на них сбруя, всё на месте. Не понимая, зачем нас сюда зазвали, хотела уже разразиться гневной тирадой: «Вот шельмецы, могли бы их и вывести да поставить перед экипажем, а дальше мы бы и сами справились». В ту же секунду меня обуяли сомнения: «Что-то тут нечисто, не было бы беды».
