
Полная версия:
Спящая писательница

Татьяна Грац
Спящая писательница
От автора
Дорогие читатели!
Должна вас предупредить, что эта история написана в стиле – а почему бы и нет?!
Рекомендую не относиться к ее содержанию чересчур серьезно, расслабиться и получить удовольствие от прочтения. Ну или просто предлагаю вам провести один вечерок в моей бредовой компании.
С любовью,
Татьяна Грац ♥
Глава 1
Остывший кофе пахнет отчаянием. Вик допивает его на бегу. Сует в сумку все подряд, лишь бы медленнее собираться и как можно дольше не выходить из дома. На улице ливень. Дождь льет без жалости который день, а он все сидит на стуле за чаем – который час. Он не смотрит на нее, ни разу не поднял взгляд. А Вик это злит, пожалуй, даже больше, чем затянувшийся осенний дождь. Теперь она крутится перед зеркалом в прихожей и говорит громче обычного, чтобы он услышал.
– Наверно, нужно куртку накинуть, – предполагает она.
– Да.
– Зонт брать с собой не буду, все равно на метро добираться.
– Угу, – не оглядываясь, поддакивает он.
– Блин, и волосы не мешало бы покрасить. Может, омбре? – поправляет рукой копну темно-рыжих волос Вик.
– Конечно.
– Ос, я тебя хочу! – Вик не выдерживает полный игнор со стороны мужа и идет ва-банк.
– Да, хорошо, я куплю, – ответ не заставляет себя ждать.
В доме повисает тишина. Вик уже не крутится перед зеркалом, она стоит в столовой, рядом с обеденным столом, сложив руки на груди, и испепеляет взглядом своего благоверного. Видимо, на интуитивном уровне он это чувствует, потому что в следующую же секунду отрывается от чтения и поднимает голову.
– Что? – спокойно спрашивает он, наблюдая жену почти на взводе.
Очки в тонкой оправе делают его зеленые глаза больше и выразительнее, а сцепленные сзади в пучок светлые волосы – привлекательнее. Выражение лица такое же спокойное, как и всегда, похоже, Оскару все равно, в чем его обвиняют. Еще чуть-чуть – и он снова погрузится в книгу.
– И что ты собрался мне купить? – Вик становится интересно.
– М-м… зонт?
– Вам неуд, Оскар Юрьевич, отправляйтесь на пересдачу! – фыркает Вик, хватает сумку и стремительно несется в прихожую.
«Он же меня совсем не слушает! Ну как?! Как учебник по библиотековедению может быть интереснее собственной жены?! Или я что, ему вообще побоку?!» – Вик накручивает себя, завязывая шнурки на кроссовках. Она прислушивается к шагам из столовой, но их неслышно ни сейчас, ни потом. Оскар продолжает читать как ни в чем не бывало. «Сухарь!» – раздается в голове Вик. Она вешает сумку на плечо и громыхает входной дверью.
– Не жди. Буду поздно и пьяная! – бросает Вик прежде чем выйти в подъезд.
– Надень ботинки, – предостерегает ее Оскар, так и не узнав, что ушла она все-таки в летних кроссовках.
На улице становится легче дышать, но Вик не покидает чувство полного одиночества. Она спускается в подземку и садится в поезд. Вставляет в уши гарнитуру с очередной аудиокнигой и погружается в историю, закрыв глаза. Ехать всего-то пару станций, так что прослушает она максимум три главы, а потом опять вернется в реальность. Серую, мокрую, тягучую реальность несбывшихся ожиданий. «Сама виновата», – все-таки сегодняшняя аудиокнига слабенькая, раз собственные мысли просачиваются сквозь повествование. А какие истории у Вик? Она надеется, что сильные, подруги говорят, что сильные, настолько, что даже оторваться от них тяжело, особенно ближе к финалу.
Вик пишет. И пишет давно – еще с детства. Возможно, катализатором стал детский дом, в который она попала в восемь лет, потому что родители так и не смогли отказаться от алкогольной зависимости; а может, началом ее творческого пути послужила библиотека, в которую Вик ныряла чаще, чем в столовую. А потом закрутилось: детские наивные истории, рисунки на тетрадных страничках, нескончаемый поток мыслей и вдохновения, девяносто семь баллов на ЕГЭ по литературе и поступление в МГИК на библиотечное отделение. Потом сессии, курсовые, Оскар, диплом и замужество.
И вот Виктории двадцать пять. Она наполовину пути к успеху, как сама считает, одна из ее книг уже в издательстве, остальные пробует подтянуть, терроризируя электронную почту редактора. Но пока впустую. Поэтому Вик пришлось себя занять чем-то еще. Оскар пристроил ее в небольшую арт-студию, к которой девушка как раз таки только что подобралась и стоит теперь перед самым входом, купаясь под проливным дождем.
«Неохота», – Вик хнычет, но заходит внутрь, приветствует Миру на ресепшене и идет дальше. Излюбленная комнатка находится почти в самом конце коридора, но, по сути, распоряжаться Вик может всеми без исключения, она – один из организаторов. Так что ответственность за различные выставки, мероприятия и концерты ложится на ее хрупкие плечи, плечи библиотекаря с красным дипломом.
– Вик, наконец-то! Я уж думала, тебя дождем смыло! – Муся мчит обниматься, правда, вскоре до нее доходит, что одежда Вик мокрая, поэтому зависает в нескольких сантиметрах от подруги и выхватывает у нее сумку.
– Почему ты одна? – осматривается Вик.
– Никого, – пожимает плечами та.
– Опять…
– Да ладно тебе! Будто ты и сама не помнишь, зачем мы создали этот книжный клуб?! – отмахивается Муся под вопросительным взглядом Вик. Ей приходится уточнить: – Посидеть за чашкой чая, о своем, о девичьем поболтать.
– Роб, завари нам чай, – просит их личного бариста Вик, стягивает мокрую куртку и бросает ее на стул, так и не удосужившись добраться до вешалки.
– Понял, – отвечает бариста Роберт, а если быть точнее – мальчик на побегушках: он заваривает клиентам чай, помогает вешать на стены картины местных художников, иногда настраивает аппаратуру, может отпаривать шторы, в общем-то, занимается всяким, о чем его начальство попросит.
Сегодня начальство собралось в составе двух «калек» – Вики и Муси. У них здесь книжный клуб, имеющий странное название «Норка Букли». По идее, каждые две недели выбирается определенная книга, которую участницы клуба обязуются читать, а потом обсуждать на таких вот уютных встречах. И участницы вроде бы есть, но на встречу так никто и не дошел. Вик сидит за столом с томиком Достоевского в руке, а обсуждать содержание произведения ей совершенно не хочется.
– Идиот! – хлюпает носом она.
– Вижу, что не «Бесы». Ты прочитала? – кивает на книженцию Муся.
– Я про другое!
– Оскар?
Муся проницательна и готова выслушать. Вик облокачивается на столешницу и ловит руками голову, смотрит на аромасвечу с задорно пляшущим огоньком. На этаже тихо, все давно разошлись по домам, разве что Мира сидит на входе и Роберт где-то рядом с ней околачивается, все еще не приготовив чай.
– Такое ощущение, что ему плевать на меня! Я ему говорю «хочу тебя», а он мне – «хорошо, куплю», представляешь? – жалуется Вик.
– И в какой момент состоялся этот разговор? – спрашивает Муся.
– Ну я собиралась в наш клуб, а Ос читал…
– Уже десятки раз на те же грабли, Вик! Мы с тобой это обсуждали: когда Оскар читает – он вне досягаемости. Особенно когда читает по работе.
– Знаю, но иногда так хочется это правило сломать… Чтобы он накинулся с поцелуем или обнял, прям вот прижал и…
– Вик, очнись, он – наш бывший препод. Он всегда был таким… э-э… сдержанным?
– Муся, он – мой муж.
– Три года прошло, а я до сих пор не могу поверить в ваш союз.
– Я тоже, – вздыхает Вик.
В чем-то Муся все-таки права: Оскар всегда сдержанный. Что об этом говорить, если он впервые пригласил Вик на свидание лишь тогда, когда она окончила институт?! А все те долгие четыре года ее студенчества он попросту преподавал «библиотечный фонд», «социальные коммуникации» и другие дисциплины, хоть как-нибудь связанные с ее профилем. О его чувствах она узнала от Муси, которая решила, что Оскар смотрит на Вик чуть дольше, чем на остальных студенток. Подруга так и сказала: «Он пялится на тебя». И как-то это «он пялится» переросло во взаимные гляделки со стороны Вик, так и поженились.
– С Оскаром все понятно, ничего нового. С писательством что? – переключает тему подруга, поймав унылую волну от Вик.
– Ничего. Отказы, никаких продаж, даже мой редактор мне не отвечает, прикинь?
– Ты его достала.
– Нет.
– У него много работы.
– Нет.
– Тогда отвлекись.
– На что?
– Мне тебя учить? На новую книгу, конечно!
Вик чуть ли не стонет раненым зверем. Мусе говорить о новой книге легко: она тоже писательница, и вдохновения у нее – хоть отбавляй. Подруга пишет каждый день по двадцать-тридцать тысяч знаков и ни в чем себе не отказывает. Издательства бегают за ней, а Муся выбирает, с кем заключить договор на только что вышедшую из-под ее пера историю. Плюс ко всему – продажи у нее хорошие, а писательский псевдоним работает на ура. Муся в жизни просто Арина Сергеева, зато в писательстве она – Ария Гончарова. Просто и со вкусом, но должное внимание на себе удерживает. Проверено.
– Я уже целый месяц ничего не пишу, – бурчит Вик.
Роберт возвращается к столику с белым крошечным чайничком, выставляет две маленькие кружечки и заливает в них заварку. Кипяток льется в гнетущем молчании, Муся, кое-как сдерживая смех, посматривает на Вик. Та закатывает глаза, ожидая, когда же бариста завершит экзекуцию. Муся берет кружечку на блюдце и сосредоточенно размешивает сахар чайной ложкой, методично постукивая по краям. «Даже немного бесит», – думает Вик.
– Сейчас в моде ретеллинги, лови момент, – заявляет подруга и еле касается чашки губами, боясь обжечься.
– Переписать историю про Колобка, которого чуть не съели собственные опекуны? Или попробовать разобрать ситуацию с незакрытым гештальтом бабы и деда, когда они попытались слепить себе Снегурочку?
– Пф! Вечно ты все перекручиваешь! – посмеивается Муся. – Можно взять, например, «Принцессу на горошине» или «Алису в Зазеркалье». Да с твоей фамилией вообще любую немецкую сказку можно переделать! Только представь: «Отважный из ателье», «Бледная в снегу», «Алая береточка» и тому подобное. Пишет Виктория Кауц.
Вик не выдерживает этого безумия и прыскает от смеха молочным улуном на стол. Муся откидывается на стул и ухохатывается, глядя в потолок. Роберт стоит за стойкой и старается не слушать, о чем говорит начальство. Но его уголки губ все-таки ползут вверх, в то время как Вик и Муся совершенно не могут остановиться. Смеются так, что слезы идут из глаз.
– Все, таймаут! – пытается отдышаться подруга, вытаскивает из кармана платок и, посматривая в маленькое зеркальце, утирает им скатавшуюся в уголках глаз тушь.
Муся сосредоточенно поправляет макияж и совсем не слышит, что сзади к ней кое-кто крадется. Вик стискивает зубы, чтобы не выдать гостя. Он в один большой прыжок оказывается около девушки и заключает ее сидящую в крепкие объятия.
– Арр! – рычит парень и впивается губами ей в шею.
Муся взвизгивает – сначала от неожиданности, потом от радости. А парень продолжает ее целовать, поднимается к скуле, чмокает в щеку и, в конце концов, находит ее губы. Вик улыбчиво ждет, когда парочка вдоволь нацелуется, чтобы после поприветствовать заблудшего в их книжный клуб:
– Женя, привет!
Он отвлекается от Муси буквально на секунду, чтобы бросить в ответ:
– Хай, Вик!
И они продолжают. Это происходит настолько часто, что Вик уже не смущается, а только размышляет: «Ну вот, у ребят все как у людей, видно, что друг друга любят». Еще Вик помнит, каким Женя был года четыре назад: бунтарь с ирокезом через день и грязными берцами, в джинсах с каскадом цепей и разодранной кожаной куртке. Теперь же он в чистой рубашечке, выглаженных брюках и при пиджаке. Весь такой прилизанный и статный. Это его Муся «причесала». Пусть Женя взял ее харизмой и брутальностью – нахрапом, точнее сказать, – но свое дело подруга знает: негоже рядом с писательницей ходить как обормот. Вымыла, вычистила, вскормила его на писательских гонорарах – и вот он уже не Женя, а Абрамов Евгений Олегович, руководитель туристической фирмы в Москве.
Женя подсаживается к девушкам за столик:
– Чем занимаетесь? – с напускным интересом листает томик. – «Идиот»? И что? Никто не пришел на «Идиота»?
– Дело не в Достоевском, а в людской лени и выборе времени. Кому охота в пятницу вечером тащиться в книжный клуб после работы? Ни-ко-му, – пожимает плечами Вик.
– Киса, а чего вы время такое выбрали? – к слову, из-за этого Женькиного «Киса» Мусю и стали называть «Мусей» в институте.
– В другое я не могу, у меня книга! – отвечает Муся, а потом мечтательно смотрит в никуда. – Сегодня такой сон снился, нужно его записать, это шикарная идея для главы.
– А мне ничего не снится. Если и снится, то ерунда какая-то, которую я забываю моментально! – признается Вик.
– Ты пишешь когда? Днем? Ты попробуй на ночь, может быть, тебе продолжение приснится. У меня обычно так и бывает.
– Э, опять писать будешь всю ночь? А как же наш с тобой… сюжет? – возникает Женя, снова ластится к своей пассии и берет ее за руку. – Любовная история восемнадцать плюс, – намекает парень.
– По мне так, это эротическая, – усмехается Вик.
– Ага, он десять из десяти, но не дает писать, – хихикает Муся.
– Да это еще что?! Вот: он десять из десяти, но просто не дает…
– Сочувствую, – наигранно вздыхает Женя.
– Женский клуб «Неприступный Оскар» закрывается! Мы с Женей домой, а ты, Вик, попробуй проявить инициативу. Ну белье там надень какое, раскиньтесь по ролям, типа студентка и препод. А если все равно ничего не светит, тогда пиши! Не повезет в любви, так, может, в карьере писательской преуспеешь.
– Удачи, ребят! – прощается с парочкой Вик.
– Не унывай, подруга, – подмигивает Муся.
Женя машет ладошкой Вик на прощание, крепче обнимает Мусю, и они уходят. По коридору раздается цокот каблучков Муси, ее приятный голос разливается эхом, а телефон Вик вибрирует оповещением:
«Концерт System of a Down в ноябре!» – пишет Женя.
«Ты чудо!» – отвечает Вик.
Хоть Муся и поработала над образом своего парня, все равно – панк всегда панк. И ни один рок-концерт в Москве не проходит без того, чтобы Женька о нем не заикнулся. Вик тоже любит отрываться в клубе под тяжелую музыку, так почему бы им не сходить на концерт вместе? Обычно Муся не против, только много ворчит и возмущается по этому поводу, но, если надавить на нужные «рычаги», – любое брюзжание легко остановить.
«Ну а Оскар снова останется в стороне. Если вообще услышит, куда я там собираюсь…» – рассуждает Вик и отмечает дату предстоящего мероприятия в календаре. Она по-любому в деле.
Глава 2
Вик возвращается домой поздно и знает, что застанет мужа за курсовыми. Едва она заходит в дом – чувствует в квартире аромат пикантных колбасок с печеным картофелем. Втягивает запах носом и сглатывает скопившуюся слюну. Вик думает, что Ос ни разу не упрекнул ее в растрачивании времени понапрасну, а сам каждую минуту использует для дела: если готовит, то это – произведение искусства с обязательной высококлассной сервировкой стола; если что-то ремонтирует дома, то непременно достает все ящички с инструментами и вдумчиво проектирует предстоящую работу; если моет посуду, значит, тарелочка к тарелочке, кружка к кружке – все в узаконенном порядке и никак иначе. В общем-то, перфекционист должен быть перфекционистом во всем. Даже сейчас – Вик заходит в спальню и предчувствует, какой последует вопрос.
– Голодна? Ужин еще теплый, – не отворачиваясь от светящегося монитора, произносит Оскар.
И тут дело не в предсказуемости, а в исключительной педантичности мужа. Скорее всего, Оскару не по душе, что Вик так задержалась, ведь он ждал ее к ужину. Но здесь ничего не попишешь, и подстраиваться под нее он не собирается. «Поужинал и счастливый сидит за работой», – хмыкает Вик, разглядывая мужчину со спины.
Она крадется к нему кошкой и осторожно кладет руки на его плечи. Под видом внепланового массажа девушка становится ближе. Слышится ухмылка Оскара, Вик удивленно пристраивает голову на его плече и смотрит – легкая улыбка занимает его лицо.
– Что смешного? – спрашивает она.
– Ну она, конечно, выдала, – тихонько посмеивается Оскар. – Ты только послушай: социально-коммуникативная связь достигается в результате получения информации коммуникантом от реципиента. Форменное безобразие!
Вик прокручивает в голове когда-то полученные на курсе знания, но не находит ничего смешного в выражении, тогда как Оскар негодует и продолжает посмеиваться, порицая нерадивую студентку. Но Вик не дура, поэтому делает вид, что понимает и ей тоже смешно. Она пользуется моментом и пристраивается у Оскара на коленях, теперь также таращась в монитор, но как будто бы в объятиях мужчины – а это, на секундочку, уже немного другое. Он придерживает ее левой рукой, чтобы Вик не слетела с кресла на пол. А та безумно счастлива, когда его крепкая ладонь удерживает ее под ребра. Это прикосновение вызывает табун мурашек по спине.
– Что хочешь на день рождения? – Вик пытается развести мужа на разговор.
– Все как обычно: приглашу друзей по кафедре в ресторан, хотя бы там поговорим нормально. В последнее время редко пересекаемся между парами. Всюду эти проверки.
– Это понятно. Но, возможно, ты хочешь какой-нибудь особенный подарок от меня? – ласково мурчит Вик, целуя Оскара в подбородок и желая достать до его губ.
Чтобы испытать больше шансов, она стягивает с его носа очки и откладывает их на компьютерный стол, затем берется ладонями за его скулы и смотрит в расфокусированные зрачки.
– У тебя сегодня игривое настроение, – подмечает Оскар и придерживает супругу теперь двумя руками, опасаясь, что она все-таки свалится. А потом как будто бы вспоминает: – Как твой книжный клуб?
– Были только я и Муся, потом еще Женя пришел. Скучно. Вот если бы еще трое человек пришли, дискуссия состоялась бы, а так…
– Понимаю, неприятно. Я все же настаиваю на магистратуре и аспирантуре, Вик. В тебе есть эти преподавательские зачатки. Подумай об этом.
Вик тяжело вздыхает, рассматривая лицо Оскара. Морщинки достигли лишь его глаз в уголках, ладно, еще эта межбровная складка, в остальном Ос выглядит очень хорошо для тридцати семи лет: подтянутая и стройная фигура благодаря ежедневной зарядке и правильному питанию; ровная осанка и размеренное дыхание – результат медитации, которая у Оса чередуется с закаливанием; а еще густые светлые волосы. По длине они вполне могут сравниться с вымученными от плойки рыжими локонами Вик, только Ос редко свои распускает, все же чаще оставляя их на затылке собранными в хвост или пучок.
– Чуть не забыл: Михаил Дмитриевич просил выделить ему комнату на две недели для его новой выставки, – вспоминает Оскар именно тогда, когда Вик уже готова его поцеловать.
Ее настрой тут же сбивается, она резко сползает с колен мужа и запрыгивает на кровать. Тянется за ноутбуком и зарядкой на тумбочке, подключает питание в розетку и раскрывает крышку, усевшись по-турецки и подставив под спину подушку к стене.
– Тебя не поймешь! То ты говоришь, что хочешь детей, то отправляешь меня в магистратуру, а это ведь не одно и то же! – загружая новый вордовский файл, высказывает Вик.
– Одно другому не мешает, если правильно распределить время, – Оскар надевает очки и более чем внимательно разглядывает обиженную жену. – Я бы помогал и с ребенком, и с диссертацией. Статьи, написанные «в стол», у тебя уже имеются; нужно только проверить их на актуальность и поправить библиографическое описание – и пожалуйста. Если уж совсем тяжело придется, можно взять академический отпуск…
– Не хочу, Ос! Ни ребенка, ни диссертацию! Такой момент своим Михаилом Дмитриевичем испортил! Все, я пишу, ясно?! А ты продолжай сидеть со своими курсовыми до седой задницы!
Сначала писать совсем не выходит: Вик печатает первое предложение и стирает его; потом на экране снова появляются слова, не слишком похожие на начало истории, скорее на середину. Но Вик не обращает внимания – она выделяет крошечный текст и редактирует размер шрифта, его стиль, настраивает отступ, как раньше проделывала подобное с научными работами. «Это основа основ! – говорил Оскар. – Порядок должен быть во всем!» – а говорил он такое тогда, когда кто-нибудь из студентов сдавал ему доклад с разными шрифтами и «танцующими» межстрочными интервалами, не пойми какими отступами, а чаще просто – с выравненным по левому краю текстом. Было видно невооруженным взглядом, что собрано сообщение с разных сайтов по кускам. И Оса это сильно расстраивало. С тех пор Вик придерживается официального оформления даже в своих рукописях.
Вик не любит первые строчки, нет, ей больше нравится, когда она не замечает стука пальцев по клавиатуре, когда холодный расчет и презрение к каждой буковке стираются, а заодно стираются границы между мирами. И вот герои кажутся ей уже знакомыми, будто бы сидят рядом и подсказывают, что написать. Вик специально не возвращается к началу и не перечитывает, чтобы закончить сегодня хотя бы первую главу. Она смотрит время на экране, но тут же забывает увиденные числа. Зевает, потирает глаза. Ей кажется, словно кто-то приглушенным голосом говорит:
– Спокойной ночи, Вик.
***
Поле. Зеленое поле с чистым безоблачным небом. Вик глядит под ноги, а там ровная трава – и ни одного цветочка. Небо тоже какое-то чересчур голубое, ненатуральное, будто детский неумелый рисунок. Отдаленно слышится пение птиц, но нет ни одного дерева, откуда бы они могли вещать свою песню. «Как-то все плоско», – думает Вик, медленно шагая по земле. Она еще не знает, куда пойдет, но понимает, что направление зависит от нее. «Если это сон, то ощутимый», – подмечает писательница. Она сжимает и разжимает ладони, чувствует, как они напрягаются, кожу на среднем пальце саднит, если в него упереться ногтем большого. И удивительно, что по такому огромному полю не гуляет ветер, напротив, здесь абсолютный штиль.
– Вижу голубеющую даль,
Нарушать такую просто жаль… – слышит Вик. Оборачивается на голос, а по полю идет мужчина в латах, словно доблестный рыцарь, только почему-то без шлема. Он продолжает: – Жаль, что ты ее не видишь
Путь наш труден и далек…
– Стой! – орет ему Вик.
Тот останавливается и ждет, когда Вик подбежит. И чем ближе она оказывается к нему, тем отчетливее видит лицо Жени – парня Муси. Она где угодно узнает эти выбритые виски и длинную челку, уложенную назад. Вот только в латах Вик его еще ни разу не видела.
– Женя? – на всякий случай уточняет она.
– Вик? Ты че здесь делаешь? Меня, вообще-то, Юджином величают. Вот, иду свою принцессу спасать, – для благородного рыцаря он разговаривает слишком дерзко.
– А ты что здесь забыл? Юджин королевских кровей! Это мой сон! Это моя история!
– Может, ты меня представляла, когда писала про своего Юджина, – самодовольно улыбается Женя. Потом он окидывает себя взглядом и щурится: – Позволь спросить, а где мой верный конь? Ну или меч-кладенец, которым я разрублю монстра?
– Не успела прописать детали. У меня с началом не очень. Почему-то представился рыцарь. Он идет, как ты, и поет песни. Путь долгий, трудный…
– Ты считаешь – «Фантом» уместен?
– Я и не вписывала, ты сам! – возмущается Вик.
Женя задумчиво чешет затылок. Ему не нравится, что его ждет впереди опасное приключение, а он не подготовлен. И латы словно картонные, больше декорация, чем защита.
«М-да, вот что бывает, когда мир не прописан как следует», – подмечает Вик.
– Не расстраивайся. Зато у тебя есть попутчик, – хлопает Женю по плечу писательница.
– Ты, что ли?
Не успевает она ответить, как из ниоткуда появляется девушка с золотистыми волосами и в пышном платье, расписанном яркими узорами. Девица даже не смотрит в сторону Жени и Вик, просто идет вперед, зная, что двое потащатся за ней следом.
– Курица какая-то… – фыркает Женя.
– Меня зовут Ряба, – величаво вскидывает подбородок девица.
– Серьезно?! Вик, это что?
– Ну модно переписывать всякие сказки и добавлять в них психологическую составляющую. Вот я и решила, что курочку Рябу можно интерпретировать как девушку, которая…
– Ну вы только послушайте! Я их – своих стариков – значит, кормила, пирожки готовила, десерты всякие, яичницу, а тут денег принесла – и все, стоят и ругаются, мол, сделай как было! – возмущается Ряба. – А ничего, что на вырученное золото можно столько еды накупить, что на год вперед хватит?! Так нет же! Вечно эти людишки привыкнут к чему-то одному, жалуются на все, а менять ничего не хотят. Тут всего-то надо было подойти к делу с умом…