Красная Мнига

Песочное Стекло

Под солнечными бликами песчаное великолепие расцветало особенно славно: золотое и медное, охряное с апельсиновой рыжиной, белоснежное с пепельным – всё это сверкало на диком свету, покрывало сказкой близкое соседство с дурными палатами, облагораживая своим присутствием все окружение.

Числам, Пятёрке и Семёрке, было всё легче преодолевать расстояния: в их движении теперь проглядывалась вящая легкость. Вся эта теплая красочность пленяет разум и числительные наши особы, подбираясь все ближе к средоточию Песка, наполнялись карамельным туманом.

Сладостная нега разливалась в их сердцах, и вся гневливость оказалась как рукой снята. На какие-то доли мгновения они практически забывали зачем, собственно, решились пожаловать в эти края.

Но не было бы сего сказа, если бы их внутренняя Магия не пылала огнем. Хоть у них и не было того запала, что в начале, но свое дело они планировали завершить уже к следующему обороту Потусторонности.

Семёрка налила в свои хрустальные палочки розовый блестящий эликсир, а Пять надела скрежещую шапку на свое верхнее, прямое основание. Взявшись за руки, они вприпрыжку рухнули в средоточие Песка. Вращение прекратилось в момент, когда Стекло отрезвило ангельским смехом движущую силу падения.

Всё вокруг заполнило игривое стрекотание, а числительные вместе с ним же стали заливаться радостным сиянием гостеприимства. Помня о своем плане, они мягкой поступью подошли к дверце и засмеялись пуще прежнего, силой собственного голоса далеко превосходя всю тамошнюю песчаную братию.

Стекло не смогло удержаться от подобной страсти, обращенной к нему одному, и в знак признательности распахнул дверцы своего внутреннего Стеклянного, в точности похожего на Дворец или на «будущую» числительную резиденцию.

Пятерка и Семёрка не сразу спохватились, и прежде чем глубокая весть опрокинула их сознание, они сумели захлопнуть дверцу, прижали ее хрустальными палочками, чей розовый эликсир накрепко заморозил все возможные щели, а скрежещущей шапкой Пятёрка провела по хрустальным замкам, сдирая их со Стеклянного Смешка.

План сработал удивительно легко, но было еще одно, о чем цифры заранее не подумали: смешное полчище песочных сверчков-прыгунков заслонили путь к отходу, и осталось нашим циферкам вновь отворить дверцу и шмыгнуть к сердцевине самого Стекла, благо тот совершенно выбился из привычной колеи и не мог хоть как-то адекватно отразить это внезапное коловращение.

Полы внутреннего Замка оказались поистине малы и огромны одновременно, в его структуре явно прослеживалось наличие Двойки, которую наши числа хотели вернуть в свою реальность. Так же этот Дворец имел очень уловимое сходство с будущей числительной резиденцией, о чем уже было говорено.

Тогда Семёрке с Пятёркой подумалось, а не водит Стекло их за нос, ведь они недалеко как пару мгновений назад отломали его дорогие хрустальные замочки и нагло вторглись в его сердцевину. Восприятие все больше заволакивалось желанным елеем, и тут уже с костистым остовом уюта «будущей» резиденции примешалось Двоичное нечто, призрачной походкой забирая те зеленые сады, которые Числа с такой любовью высаживали.

Им такое не понравилось, но найти хоть что-то похожее на выход – долго не удавалось. Иллюзорность всё более крепким кольцом обвивала их сознание, пока крохи трезвости не канули в окончательное забытье.

Числа очнулись за несколько вершков от своей родной обители Утопии-ма, из которой произошли все мыслимые цифры всего неВременного континуума.

Пятёрка протерла красные глаза и поведала Семёрке, что у нее эхом в голове летают отзвуки Стеклянных Смешков, а Семь ответила, что в ее вместительной сумке оказались припрятанными не только хрустальные замки, но и пару песчаных сверчков-прыгунков. Теми можно было отрадно пообедать и крупно насытиться, но числа решили угостить сим свою родную семью. Чиселки прибыли к Дому ровно через пять мгновений и встречены они были с самым невозможным приятным радушием, на какое только возможно цифровое братие-сестринство.

Красные пятки сверкали, когда наша двоица принялась стряпать новую Двойку. То было действо необычайного размаха: на двух столах, размера с единицу копья, две подружки расстелили подобие квадратной скатерти (соединили скрепой два равных прямоугольника), пригубили розового вина семейства Красных и с напускной торжественностью вынули ворованные хрустальные замочки.

Поместили сё в серебряную емкость старожил, а также вложили свою светящуюся энергию, чтобы та покрыла замочки с верхом. Через два гудка посеребренных флейт новая Двойка вышла из видимого небытия. И как сверкающа была её сущность!

Всё она окропила своей славностью и все остальные числа, наблюдавшие за этим действом, впали в благоговейный экстаз, упав ниц перед Новым свершением.

– Отныне мое имя не Два, а Этакое Сиятельство! – Громадным эхом шелестел её голос, уносящий эти великие отзвуки далеко за пределы Утопии-ма.

– Мы согласны, ваше Превосходительство! – Хором ответили все наблюдатели.

А Семёрка с Пятёркой мигом окунулись в Стеклянный Смех и тотчас оказались в резиденции, которую Красное семейство оставило многие вращения назад. Вот и «будущее» стало настоящим. Что их ждет в сверкающей знати нового Святейшества, знает только Смех и его остатки походного супа. Песчаное тем временем продолжает ровно туманить белые палаты, лишая остатков разума цветастых посетителей-пациентов.

Нашим подругам-числам только что и сыпать красные розы на головы свои остается, при таких-то обстоятельствах, но не было бы беды без радости – не стало бы и счастья без разбитой посуды!

Красная Магия

Параллель между Красной Магией и Этаким Сиятельством прослеживалась отчетливо, покуда хватало Смеха и хрустальных рук. То есть средоточие умопомрачительных веяний среди морских треног и оных же волнообразований, стремящихся каждое мгновение прибрать под свою эгиду.

Красная Магия, доподлинно известно, является прародительницей Красному семейству и совершенно логично было бы предположить, что такое своенравие Этакого Сиятельства произошло именно из подобной породы.

К-Мнига острая как розовый суп, немая как стеклянные столешницы неКосмоса и донельзя яркая, как самая непомерная звезда на небосклоне неСовременности, что денно и нощно горит, собственной мощью ослепляя крутые миры, смело расположившиеся рядом с нею же.

Пять и Семь решились на отчаянный, но смелый шаг, а именно: слиться в единую сущность, таким образом обрубив все попытки обнаружить себя в виде отдельных форм и сделать любые поиски сущей неудачей.

Теперь Двенадцать цветочных соцветий кружатся в резиденции Чисел и Двенадцать сердец бьется среди зеленых садов числительного центра. Так как Этаким Сиятельством были упразднены Белые палаты, то тамошним посетителям не оставалось ничего другого, кроме как распрощаться с одурманивающей сиплостью Песчаного Стекла.

Такое неСоседство пришлось по вкусу свежей сущности Двенадцать, и она вознамерилась построить новую красоту на фоне иссиня-изумрудных небес, которую собиралась назвать Этаким Замешательством, отдав пост главы достопочтенному Стеклянному Смеху.

Двенадцать подружилась с Красной Магией и сделала эту силу своей первой матерью, чем недюжинно озадачила видоизменившуюся Двойку. Верха крыш родного города теперь утопали в розовых цветах и нежность сердечная превратилась в страсти по праздникам, устраивавшимся по некоторым мгновениям перед восходом Солнца, и после сумеречного заката, разящего наблюдателей красивейшей природой сине-лиловых мерцающих сполохов.

Остаток дней Двенадцать проводила в мирном содружестве с зелеными садами и другими Числами, а также много времени уделяла чтению апокрифических книг, придавая своему волевому движению уверенность перед довлеющей со всех сторон Этакой.

Если мир способен изменяться по щелчку пальцев, то она (Двенадцать) выбирает унестись прямо в красно-розовое марево некогда уютного города Утопии-ма и в два мгновения стереть с лица действительности свою бывшую подругу.

Двенадцать рассчитывала на помощь Красной Магии, а перед ней вовсе и не нужно было распинаться в пространных россказнях, ибо она все видела и все знала, и собиралась безвозмездно подарить свою энергию Двенадцатой Крови.

Улыбки Стеклянных Смешков и неправильное клеточное городишко, устроившееся близ резиденции, начали воссоздавать кровяные тельца, бережно укладывая тех в заботливо вырытые полости гладкостенного тела нового стиха.

Неуемная сила таилась в этом гениальном таланте слагать простые словесные формы в неКосмические сферы настоящего очарования. Этакое Замешательство приняло здесь окончательную форму и навело свой особенный творческий порядок, расширив область числительного влияния до целого Нуля.

Представляю вашему вниманию короткий очерк, показывающий поэтическую сторону ея звёздной росы:

Красочного много у Смешного песчака,

И толкователю нет дела до пустот кривых,

Ибо желает он расстаться с другом крови своей,

Сделав шаг вперед и рассмеявшись гулко.

Эхом все разносит, ветром нежно прикрывает,

И только некоторой поры не достает в ночи,

Когда звезда остывшая кладет главу на плечи наши:

Её сердечная краса расходится в темнотах бесовских,

Как емкое, заутреннее многоточие!

Видение рассеивает двоичное сложение. Сиятельство было очень осторожно в своих происках, но все же прокололось на металлической бляшке хрустального ремешка, которые всюду были разбросаны, напичканы и натолканы в любых уголках улыбок.

Двенадцать мигом увидела свою неприятельницу и силой Красной Магии, перечертив воздушное пространство, наволокла на Этакую клубы Замешательства, которые, по обыкновению, вводят все сознательное и думающее в кулуары громкой мелодики Не.

Стало сё «Не думающим» и в Несознательное море вплелось тело Этакого Сиятельства – её сущность прекратила житие, распавшись обратно на Двойку и красную пыль.

Чиселки стали громко смеяться и в небесах возникла огромная морда Стекла, сверкающая бриллиантовым светом и звездной же походкой своей умиляя всех Не присутствующих и Не смотрящих.

Двенадцать и Два принялись обниматься, и дружба их растолкала Красную Магию до состояния истинной радости. Её тело настолько прониклось приятным трепетом, что все её кривые доблести и ужимки тотчас же пропали, преобразовав сие в спокойное течение Мира.

Красное в розовое, стяжательство марочных привилегий перешло в натуральное пиршество горой. У дружбы была имущественная карточка на резиденцию, и она ей воспользовалась, превратив каменное изваяние прошлого в неочевидную, по первому взгляду, но говорливую улыбку и чистый смех. Стекло сделалось блистающим камнем в оправе из серебра и платины.

И всё натурной правдой было бы прекрасно, если бы не второе пришествие Кругов и Петель!

О, всевышний сделай нам одолжение! Принести с собой карточные домики Утопии-ма, чтобы мы смогли перенести неКосмическое следствие в искусственную полость Не столкновения. А после откроем же книгу Красной Магии, найдем новую страницу и повторим всё в точности как миллионы мгновений назад, а то есть – распадёмся на остаточный газ и пыльцу.

Новый Мир

Удивление проскальзывает в повествовании сквозь некоторые элементы некоего правдивого мира, который невидим нигде и никогда. Ни единой же матрицей связано новое небо, а человечество с удивлением посматривает ввысь и раскрывает рты. Глаза стёрты в порошок, напоминающий белый песок, только смешков больше не слышно.

Преобразование разрешило уравнение на Два, Пять и Семь. Структурная форма осталась той же самой, что и миллион мгновений назад, но некоторые элементы так оставались невиданными. Также неузнанным останется коротать свои холодные дни пёстрое цифровое недоразумение.

Цветы в этой реальности пахнут практически так же, как и в резиденции, и было бы смелостью сказать, что изменений коснулись только человеческие градации. Числительные с Красным семейством в своём времени слыли основой, что зачинает трезвый, сознательный неКосмос.

Возвращение Круга и Петли ознаменовало привычную нашей современности цикличность. Изогнутая ветка проходит тот же маршрут, но уже в другой пространственно-временной шкале. Круг приобретает бардовые оттенки, а Петля делается слабее для одних сущностей, кои на прошлом витке усвоили новые формации, а для других затягивает туже их хрустальное восприятие, чтобы поколебать застывший ледяной покров в умах и сердцах.

Это чувство – ассорти из конфетных батареек и электронного же огня, оно выразительно почти что донельзя. До невозможности выплевывая собственную суть, оно показывает зрителю настоящее ощущение полета и забытья. С другой стороны, такое чувство имеет свойство замораживать двигательный аппарат, от чего смотрящие в суть причудливо застывают в самых неожиданных позах.

Происходит видимое дрожание внутренних стен и круговая Петля, овевающая весь небосвод, заходит на новый виток. Потешное время и люди здесь улыбаются искрящимися улыбками, а смех-затворник переходит на спокойную интонацию и мелким шажками теперь раскачивает Откровение в морозных ландшафтах Земли.

Новый Мир – не тот однотипный Дом, что стоит на развилке сыпучих дорог, который явил старому свету город Утопия-ма, а пространство для открытой творческой манифестации в среде ниже и выше Нуля. Числительные никуда не ушли, так же, как и Круги с Петлей: они стали нашими вечными спутниками, являясь одновременно и отцом, и матерью.

Короткие ноги достают до небесных краев – раз плюнуть, а длинные ноги протягивают свою длань до самого сердца планетарной жизни, навещая мифический Аид и скрещиваясь с внутриутробным рыком Древности.

Настигает понимание рано, слишком рано, ребенок еще даже ходить не научился как подобает, а уже знает про движение Круга и Петли. Эта цикличность и старый Новый Мир – не замкнутой ли системой здесь попахивает, а?

Человеко-пятикнижие создало остров посреди большого водного изумруда, высадило там пять кустов вишни, семь кубов банановых дерев и вспахало два поля с солнечно-лунной ягодой, название которой – гениальность.

Человеко-пятикнижие распалило свое тело до основания галактической спирали «Млечный Путь», сделав испытание синим огнем привычной процедурой инициации. Смешно до колик в животе, стекляшка бы точно позавидовала такому!

Запутанность таится в супе идей, а освобождение равняется снежному горячему вихрю, беспрестанно создающему вращения межпланетных дисков, где обломки чёрной звезды попадают в сердечную мышцу, производя своими токами меланхоличную сентиментальность. Нужно уметь не поддаваться очарованию тёмной романтики, а находить красоту в добрых мотивах и простодушном веянии изумрудных океанов Основы, которой преисполнен Новый Мир.

Человек – это суть движение по спирали, неуклонно перемещающейся вверх, как бы не казалось это бреднями крошащемуся уму. Нет, Рассказчик тонок как прошлогодняя листва, и от него остался только незримый пряный аромат да ниточный скелетик призрака. И все же он здесь, размахивает перед вашими носами цветочными платками, обдавая острый нюх абсурдными верчениями мысли.

Однажды, не помнит уже никто сколько минуло времени с последней дневниковой записи, в небе возник сверкающий образ в ореоле серебристого света. Там находилась малютка-петелька с матушкой своей окружностью. Они плыли в воздухе подобно ангельскому благословению, распыляя на нас, жаждущих Вести, такую желанную медовую красоту.

Мы пали на круглые земли и накрыли головы шапками из океанической изумрудной воды, а петелька с окружностью всё смотрели и смотрели без продыху, прожигая нас многоголосым любящим взглядом. Серебристый блеск на два мгновения улыбнулся планете, а потом испарился, оставляя за собой лишь слабые токи энергетической волны.

Нас всех смело подобно невесомым крупинкам песка. Стекло высотой своей обметало низкие потолки океанической глади, а мы продолжали держать в руках изумрудные шапки из водяной материи. Это выглядело красиво и на половину было похоже на основу для клеточной доски, на которой, в достопамятные времена, резвились три подружки-циферки.

Цветное сё бдение одной секундой растормошило Новый Круг с Новой же Петлей и всё разом мигнув померкло. Наступила тишина и спокойствие. Замерло само дыхание, на носочках прокрадываясь в секретное пространство неРождения, к окошку, где только что свершилось Чудо – обновился матричный суп Нового Мира.

А мы сделались обыкновенным сумраком, даже не удосужившись попасть в поэтические сборники Гения, и с осторожностью разбрелись кто-куда в последних закатных отсветах солнечного величия.

Закаты Вдохновения

Рыбу ловят заводью, а хлебные палочки крошат перед тем, как опустить сетку во влажные хляби. Оное делает все наоборот, сперва ловит рыбешку, а уже после рассеивает своей сморщенной ребяческой рукой хлебные катышки.

Нравится думать, что Красная Магия пришла в восторг от приготовленных рёбер любимого медового окорока. Нравится думать, что элементарное превосходство наполняет сердечную полость Оной нежностью неизмеримых сфер.

Планетарное господство, розовощёкое безумие расхаживает перед закрытыми головами. Красная Магия стала солью земли и янтарем изумрудных лесов, перед чистым разумением устраивая пышные танцы космического восхождения.

Браво Звезде и браво же Красивой Магии, что взошла на золоченые столешницы перед нашими взорами! Роза на лбу пылает пуще прежнего и это не какое-то мгновение перед бурей или телом в ночи, а самая светлая утренняя месса-инкрустация алмазной крошки Стеклянной радости. Эти предметы никогда не выйдут из обихода обыкновенного опыта, ибо всё подобное уже срослось с ветхой структурой Магического присутствия.

Назвать эту работу Красной и неким Ничем или придумать что-то свежее, возложив интуитивный ток повыше? Туманные взоры вдохновения отягощают неРазум, а посему неРазумное нужно упразднить, как когда-то Этакое Сиятельство упразднило белые палаты. Только свет должен исходить из окон достопочтимых особ, не менее, но и не более!

Только розовые, с манящей припухлостью губы должны касаться священной эмблемы Вдохновения, только золоченой руке позволено делать изысканные па и приветствовать дорогих гостей. А их тут великое множество, уж поверьте, Оноя не ходит на прогулку без собачонок и кошечек с мягким длинным ворсом.

Мудрость веков плещется в глазах этой человекоподобной звезды, а мы – рассеявшаяся сумеречная пыль, предвещаем собой только закаты и томное присутствие вдохновенных речей. По картинным галереям ходят припудренные апельсины и лимоны, причудливо они морщат носы и брови от созерцаемых ими вращений идейного искусства.

Волшебство Красной Магии делает их похожими на сероватых клопов или болотного цвета лягушек. Однажды я поймала такую и вложила на язык, и тут же растекся по венам особенный цитрусовый привкус! Вот она достославная иллюзия королевской крови.

Розовощекость приманивает молодой красотой, а увядающее начало привлекает скорым отдохновением. Это всегда хрустальная палка о семи концах. И два и пять и двенадцать и человеко-пятикнижие и ещё куча всего тут намешано.

Суть привлекательного коктейля вместить как можно больше славных ингредиентов, припрятав в драгоценном ворохе крошечную песчинку смеха, что сделает этот напиток еще более желанным, хотя вкушающие и не поймут почему их так притягивает данная субстанция. Только и будет что звучать изумленное и хвалебное «изюминка»!

Читательское очарование делает два шага наперед, заоблачной бомбой лишая остатка гордости. Зачем все эти глумливые шаржи тут разбросаны, им больше смотреть не на что? Чтож, Красная Магия (уже подобная структуре К-Мниге) делает шаг назад и заключает нечестивцев в тюрьму среди блёклого океанического марева.

Сонное действо, третья нога и глубоко ценимая, в здешних кругах очищения, малютка-петелька, которой производится поверхностная и глубокая чистелка цифровых начал, пригубляет напиток из рыжей снякоти в два подхода: Новое время и Новый мир требует особых жертв. Так было честнее некуда.

Можно поймать птицу, что рьяно бьётся внутри, желая вылететь наружу, можно на свободных парах точить клейких червячков, выплескивать тонны вдохновенного сока – это есть движимая сила, что вращает наши небеса под общим носом и позволяет нам вдыхать розовые закаты, целуя всё подряд в нашедших чувствах совместной любви.

Оно ведь натурой своей есть благо и творческий экстаз – позволить току вырваться во внешние космические пейзажи. Горячее сердце с блеском глаз нагревает вселенский суп до состояния живорождения: пространство входит во время мизерных перемен.

Этот сок для всех и каждого, будь это восходящий элемент трёхзубия или ощипанный жизнью жаворонок – супу доподлинно не важно, что ты прикусывал в ночи и делал ли острое сладким или тонкое аскетическое грубым развратом. Матричный сок-суп – всеобщая радость и счастье!

В этих неизмеримых землях Закаты крепко милуются с Вдохновением, разменивая, оставшиеся с прошлого, монетные знаки на сухие вопросники с голодными персонами. Хорошее действо из всего этого вытекает: жижей оно точится, супом мелется, глаголется подобно последнему розовому рассвету, а ноги тянут прямо ввысь и наискось вниз.

Ведущая Оноя совершает бросок на земляные плиты и тело её блистающее превращается в звездный сок неКосмоса. Теперь у нас нет Оной, но есть её остаточная животворная субстанция и здесь возникает вопрос: облекать деланный шарж мягким шифром или превращать сие во смолу изумрудных лесов?

Важно делать и то, и это осторожно, с должным уважением, а также приправлять сё магнетическими пассами и громким придыханием остывающей плоти.

На стихотворение грозно трубит ангельский лик, самодурство Красной К-Мниги достигает своего апогея. Здесь некоторой пыльце невдомек, что приветливое отношение не более, чем обычная предрасположенность к этикету.

Звезда крепчает, роса бежит по лицу,

Роза целует алые ноздри,

А прекрасное существует как сущий пустяк.

В данной главе омываются ноги в пространном же

Медовом повествовании.

Любовь здесь похожа на чистое небо,

Но именным страданием вызван сей багровый закат.

Место для супа, область для сока,

Жижей раскатывается последний наш вздох!

Зелёный Сатурн и Чёрный Юпитер

Распластанный лёд, что бытует в быстром разбеге изумрудной воды и славные розы того и сего тихо пламенеют под светом горячей Звезды. Жертвенник то или Зелёный Сатурн?

Шар Воды стоит там на тонком постаменте и всем существом смотрит вниз. С испугом блея глазами, видит он весь пройденный путь будучи солнечным лучом, потом земноводной же тварью, а уже после летящим во чреве темного космоса человеческим отпрыском. Как оказалось, что эта наисовершеннейшая формация снизошла обратно до своего первичного начала?

Шар смотрит на свои истоптанные железистые ботинки и охает всей непомерной толщей: «Я есть Царевичье пристрастие, я был хорошей тварью, а стал еще лучше – моя Вода суть градус наклона мировой эклиптики!» Жертвенник то или Зелёный Сатурн – всё равно, и так и этак не щадит он своих дорогих детей, и постамент туда же: сбросил Шар Воды в оглушительные грани его же временного мытарства.

Сухопарое тело у Черного Юпитера. Во времена насущных бдений Красной К-Мниги он был оплотом золотой красоты и мудрости королей, а теперь эта сущность низвергнута в свою новую форму. Ибо там, где нет больше сознательного присутствия, там отпадает всякая нужда в золотых царевичьих настроениях.

Черная мгла степенного хода овевает тело сушенного Юпитера, он хочет достичь своего старшего собрата Сатурна, но это все лишь только мысленные пертурбации, не способные на большее. Чернота приметила упаднические движение Шара Воды и силой привлекательности привлекла к себе сию сонливую мару.

– Моя история написала в Красной К-Мниге. Я «человеком» был настороженным и начитанным, не съедай меня, не обгладывай меня о, Черный Юпитер! Ты всегда был мне другом-подругой, ценил ученое общество и красоту земной мысли, отчего же теперь твоя длань сделалась такой тёмной? Грешить против Красной Магии – дурной тон! – Шелестела Вода, силясь отдаться на мгновение вечности, стоя перед Юпитерианской глыбой.

– Твоя история написана в карточных туманах глубочайшего зловония, не нужно указывать что мне делать, о Вода, достойнейшая из последних структур Земли! Черный сон очистит твою сущность и сделает мне подарок – бесконечное мгновение с моим старшим братом Сатурном.

– Твоя красота все еще слоняется в материях сердечных, я тебе помогу достичь Зелёного, но сделай так, чтобы я больше никогда не вспоминала свою прошлую жизнь, ибо все эти бесконечно движущиеся перед взором кадры раскурочивают мои внутренности.

– Будет твоим Забвение, Вода.

Вечное-сонное, крашеное с черными сполохами и радостное с тем, где-то устало-вещательное и натуральное: вращение материи преградило пути к остановкам, и водная лазурь разбредалась по бескрайности тёмного ареола когда-то бывшего родным Дома.