Песочница

– Лягушатник? – на всякий случай переспросил Маре у Альбины.

– Ну да, – ответила она. – Ах, да, вы же из Франции! «Лягушатником» у нас называют детский бассейн – они там, как маленькие лягушата.

– О, же ву компран, – смутился Маре. – Я вас понимаю.

Детям помогли переодеться и они с воплями восторга попрыгали в бассейн. Родители вышли в вестибюль. На большом стенном экране шел выпуск новостей, про завершение Большого шелкового пути – скоростной магистрали от Лиссабона до Гонконга через русский Транссиб. Теперь, с отменой виз с Китаем, европеец или азиат мог проехать от Атлантического океана до Тихого без остановок.

Через час довольные дети высыпали из раздевалки. Альбина вышла вместе с ними – пообщаться с родителями.

– У Клеопатры очень хорошие задатки, – сказала она Маре. – Если вы будете ходить регулярно, то я вижу у вашей девочки большие перспективы.

– Тебе понравилось? – спросил отец у дочери, суша ей волосы феном.

– Папа, – Клеопатра вдруг погрустнела. – Плавать так сложно. Антон и Мари уже умеют, а мне кажется, что я никогда не научусь… – Ее глаза стали наполняться слезами.

Маре присел, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Клео.

– Что ты, милая! Конечно же, научишься! Запомни, главное – верить в себя. Я верю в тебя. Альбина говорит, что ты уже скоро будешь очень хорошо плавать. Все у нас получится. А я тебе помогу.

– Папа, это тре бьен! – повеселела Клео. – Прекрасно! Я люблю тебя!

Она обвила тонкими ручками шею Маре и прижалась щекой к его лицу.

5

В Ночь Волны Маре оставил Клео ночевать у соседей. Сергей Антипов и его жена Аня работали в обсерватории вместе с Пьером. Поцеловав дочь, Маре сел в машину к Сергею, и они поехали в ПРОГОН. Маре обернулся и помахал рукой Клео с Аней, стоявшим на крыльце.

Почти весь научный персонал был на своих местах. Прохождение фронта волны ожидалось вскоре после часа ночи по Москве, и затем, затухая, она должна была фиксироваться детекторами еще в течение нескольких месяцев.

Маре прошел в Центр управления. Перед огромными экранами, как в Центрах управления полетами космических агентств, за мониторами компьютеров сидели люди – русские, украинцы, грузины, немцы, французы, итальянцы. Маре тянули руки, здороваясь.

Он подошел к академику Илецкому, руководителю обсерватории.

– Здравствуйте, Пьер, – сказал тот. – Волнуетесь?

– Да, Андре, конечно, волнуюсь, – ответил Маре. Его ощутимо мандражило.

– Ну, не волнуйтесь, нас на Волне качать не будет, – пошутил тот. – Расчеты проверены, все у нас с вами сходится. Пусть космос волнуется, а мы послушаем, а? – и он подмигнул французу. Маре прошел дальше в зал.

– Как связь? – крикнул Илецкий.

– Отличная связь, Андрей Максимович, – отозвался один из техников. – LIGO и eLISA22, VIRGO, KAGRA, SELIN, – все в готовности, системы синхронизированы.

– Отлично. Тогда прозвоните еще раз системы, чтоб без сбоев у нас.

– Добро, товарищ Главный, – ответили хором с нескольких сторон.

Маре сел за свой стол. Времени до прохождения фронта Волны оставалось еще больше двух часов. Не успел он чем-нибудь себя занять, как завибрировал телефон. Звонил отец. Маре посмотрел на часы – у отца в Японии было чуть больше пяти утра. Он нажал «ответить на звонок».

– Привет, пап. Не спится?

– Старческая бессонница, сын. И тебе доброй ночи. – Отец был, как обычно, суховат и сдержан в общении.

– Да ладно прибедняться, какой ты старик (отцу было уже под девяносто). Вот когда будет сто двадцать, тогда можно уже говорить.

– Ждете Волну? – ушел от темы отец.

– Ждем. А как там твой ILC23? Мышей ловит? Гравитон24 еще не поймали?

– Как бы вы его первыми не поймали, – хмыкнул Жюль Маре.

– Не думаю. Но мы будем стараться. Хотя мы сегодня ловим волны, а не частицы.

– Квантово-волновой дуализм25 никто не отменял, если ты не в курсе. Как там Селин, как дела у Клео?

– Все хорошо, пап. Давай я тебе завтра позвоню и расскажу, – Маре заметил какое-то оживление в зале.

– Давай. Маме позвони тоже. – Мать ухаживала за домом и садом в Гренобле, и ее круг общения мало пересекался с отцовским. Она проводила время с театралами, художниками и артистами, ее друзьями. Маре часто думал, что могло привлечь ее и отца друг к другу, таких разных по сути людей.

– Хорошо. До связи.

– До связи, Пьер. – Но отец не разъединился. Он помолчал пару секунд, и сказал:

– Я горжусь тобой, сын. – И в трубке пошли короткие гудки.

Тревога оказалась ложной, люди в зале Центра управления через несколько минут успокоились. Маре тихонько включил Дассена, музыка успокаивала и снимала часть напряжения.

– Ностальжи? – понимающе кинул сидящий за соседним монитором лазерщик Миша. – Скучаете по дому?

– У меня отец любил его слушать, когда я был мальчишкой, – кивнул Маре.

Принесли кофе и выпечку на выбор. Маре взял себе несколько круассанов и дымящуюся чашку, и вернулся за свой стол. Время тянулось нестерпимо медленно, в зале негромко переговаривались между собой специалисты. Миновал час ночи, потом два.

Некоторые сотрудники, из тех, кому не особенно было чем заняться, клевали носом. Маре подумал, что было бы лучше на ночь отпустить персонал по домам, чтобы утром люди пришли на работу со свежей головой. Миша, откинувшись на спинку кресла, начал со свистом похрапывать.

– Мишель, – потряс Маре его за плечо. – Мишель!

– Что, – тот подхватился, моргая на Маре сонными глазами. – Пьер? – Он перевел взгляд на монитор, и по волшебной случайности, как часто бывает, ровная линия регистрации сигнала вдруг всколыхнулась по вертикали, заосциллировала перепадами частот.

– Волна! – заорал Миша. – Пошел сигнал!

В зале загомонили, кто-то зааплодировал. Многие оглядывались на Маре.

– Звук! – распорядился Илецкий.

Техники дали звук, и зал накрыло голосом Волны26 – ударным пульсом галактик, шелестом космического прилива, накатывающего на невообразимо далекие берега.

Люди, стряхнув усталость, с энтузиазмом принялись за обработку параметров сигнала.

Через некоторое время академик подошел к Маре и с чувством пожал ему руку.

– Поздравляю, Пьер, – сказал он. – Вы большой ученый. Для меня честь, что вы работаете в нашей обсерватории.

– Мерси, мсье Илецки, – смутился француз.

– Андрей Максимович, – симпатичная Варенька из компьютерного отдела сзади потянула директора за рукав. – Тут мальчики просчитали волну.… Смотрите сами, – и она отдала Илецкому распечатку.

– Что? – оторопел директор, а вслед за ним глаза на лоб полезли и у Маре. – Раскладывается на составляющие, как ряд Фибоначчи27? Вы что-нибудь понимаете, Пьер?

Они в замешательстве смотрели друг на друга, а Центр все полнился трелями гравитационного эфира.

6

Пресс-конференцию организовали только через две недели. Все это время физики и техники искали ошибку. Ошибки не было – периоды прохождения волны от гравитационного удара в скоплении Девы относились друг другу, как числа Фибоначчи, постепенно возрастая до бесконечно больших значений.

Через день Маре снова позвонил отец. Слухи в научном сообществе расходились почти с той же скоростью, что и гравитационные волны во Вселенной.

– Пьер, это правда? – без обиняков начал отец. – Или мне вешают лапшу насчет Фибоначчи?

– Это правда, пап, – после паузы сказал Маре. – Что ты об этом думаешь?

– Думаю, что не нужно делать поспешных выводов, – ответил Жюль Маре. – Уже много раз мы принимали за инопланетный сигнал то, что впоследствии оказывалось очередным явлением природы.

– Разумеется. Никто и не делает. Но жаль, если это будут не они. – Маре выделил голосом «они» так, что сомнений в том, кто эти «они», не осталось.

– Ну, если и в этот раз будут не они, то в какой-нибудь из следующих, – точно они, – попытался пошутить отец. Но Маре знал, о чем он думает: «только вот я до этого раза, скорее всего, уже не доживу».

– Я вот тут подумал, пап. А что, если наша Вселенная – это лишь инкубатор для разума? Такой «лягушатник». Мы барахтаемся тут, как головастики в пруду, пока не наберемся сил, и не выберемся на сушу. В других вселенных, с иными физическими законами, развиваются другие формы разума. Ну а здесь кто-нибудь еще за нами и присматривает, только мы его не сможем увидеть, потому что мерность его пространства больше, чем нашего.

– Антропный принцип28? Я в целом с ним согласен, сын. И гипотеза о существовании Бога хорошо в него вписывается, кстати. А про мерность пространства – это ты про муху вспомнил?

В свое время отец объяснял Пьеру, как человечки, живущие на условном двумерном листе бумаги, видели бы севшую на лист трехмерную муху. Сначала посреди их мира «ниоткуда» возникли бы шесть дисков – проекции лап мухи. Муха переступала бы лапами по листу, а диски исчезали и появлялись вновь в неожиданных местах, внося сумятицу в ряды двумерных жителей. Причем саму муху они бы так и не увидели – ведь она существует не только в их двух измерениях, но и в дополнительном, куда обитателям листа нет доступа.

– Ты мне тогда хорошо объяснил, – улыбнулся Маре. – Так вот, физики давно уже предполагают, что темная энергия и материя – это реальные энергия и материя в пятимерном пространстве. А что, если в нашей Вселенной они играют роль неких ограничителей, барьеров, ограждения для нашей детской площадки? Или, тут я у Клео видел в садике, песочницу еще и крышкой закрывают – от кошек.

– Космические кошки, которые могут нагадить в нашу песочницу! – засмеялся отец. – Повеселил! Ну, а в целом – гипотеза как гипотеза, не исключено, что мы действительно единственный разумный вид в нашей Вселенной, но в других вселенных могут быть другие разумные формы жизни. И если мы научимся открывать калитку в нашей ограде – тем самым мы подтвердим право на разумность. Ведь мы даже не представляем, какие критерии разума могут быть у цивилизаций, обогнавших нас в развитии на миллионы лет. К тому же ограда делается не только для того, чтобы дети не разбежались, но и для того, чтоб дурной человек или опасное животное не попало на территорию детского сада – тут ты прав.

– А за оградой, – подхватил Маре, – автострады с движением в двенадцать полос, промышленные объекты, войны, наркотики, насилие, ядовитые змеи, ядерные полигоны…

– А еще, – продолжил отец, – медицина, наука, образование, хорошие и добрые люди, большие светлые города… Знаешь, Пьер, если подходить с твоей точки зрения, то мне кажется, что второго у них должно быть все же больше, чем первого. Должны были уже нахлебаться. Тем более – кто-то же ограду поставил и следит за ее целостностью. А если брать твою теорию, то в нашу калитку постучали, и ждут – откроем ли мы им, или, может, выйдем навстречу?

– Хорошая у нас гипотеза получилась, пап, – вздохнул Маре. – Жаль, что подтвердить или опровергнуть ее в обозримом будущем вряд ли получится.

– Может, и так. Мне пора идти, но вот, что я скажу тебе, сын: если уж взялся за что-то – никогда не сдавайся.

… На пресс-конференцию в актовый зал ПРОГОНа набилось человек двести журналистов, а еще примерно полторы сотни дроидов от всех мировых СМИ.

Первым выступил академик Илецкий, рассказавший об успехах обсерватории за два прошедших года. Потом к трибуне вышел директор ПРОГОН по науке – Матвей Григорович. Он вкратце описал события последних дней, а затем обернулся к сидевшим за трибуной сотрудникам обсерватории, в числе которых был и Маре.

– А теперь я хочу передать слово, так сказать, виновнику торжества – нашему французскому коллеге Пьеру Маре. Именно Пьер первым предсказал возможность гравитационных ударов в цепочке Маркаряна, и первым же составил математическую и астрофизическую модель этого процесса. Пьер, прошу вас!

Маре подошел к трибуне, поблагодарив Григоровича, и поклонился журналистам.

– Друзья! Нам с вами довелось жить в поистине замечательную эпоху для науки, когда все шире приоткрываются двери, ранее плотно закрытые для нас. Теперь мы точно знаем, что гравитационные события в скоплении Девы не случайны. Это согласованный в пространстве-времени процесс. Еще академик Маркарян в 1961 году в своей статье в «Астрономическом журнале»29 доказал, что «малая вероятность случайного образования цепи убедительно свидетельствует в пользу предположения, что цепочка является физической системой».

Теперь мы видим, что эта физическая система поддерживается в стабильном состоянии с помощью сгенерированных событий, последнее из которых было зарегистрировано две недели назад, и все еще продолжается.

Пусть нам пока полностью неясна природа этого явления, но я уверен, что уже в ближайшие годы мы будем знать о нем гораздо больше. Прошу вас, задавайте вопросы, пожалуйста.

– Мсье Маре, – вытянул руку один из журналистов, – а как вы можете объяснить числа Фибоначчи, на которые раскладывается волна? Это сигнал от инопланетян?

– Я бы не стал безоговорочно утверждать подобное, – покачал головой Маре. – Прежде всего, потому, что мы можем видеть эти числа в живой природе повсюду вокруг нас. Они известны с древности, их называли золотой пропорцией, золотым сечением. Если мы будем внимательно рассматривать соцветия различных сложноцветных растений: у цветка ириса мы обнаружим 3 лепестка, у примулы – 5, у амброзии полыннолистной – 13, у нивяника обыкновенного -34, а у астры – 55 и 89 лепестков. Спирали можно увидеть в том, как расположены семена подсолнечника, шишек сосны, в кактусах, ананасах и др. Во всех этих случаях проявляется число Фибоначчи. Спиралеобразно плетет паук свою паутину. Ураганы закручиваются спирально. Так закручены и галактики. Золотая симметрия наблюдается в переходах, связанных с энергетическими затратами элементарных частиц, в структуре отдельных химических соединений, в космических системах, в генетических структурах, в строении некоторых органов человека и его тела, проявляется в биоритмах, и даже в работе мозга. Так что повторюсь – я не стал бы утверждать, что это обязательно сигнал внеземного разума.

– Разрешите, – молодая журналистка поднялась со стула в третьем ряду. – Господин Маре, а откуда же приходят ваши волны? То есть, я понимаю, когда столкнулись две черных дыры – от них идет волна. У вас идет гравитационный удар, который «ровняет» галактики в цепочке Маркаряна. Но где источник этого удара?

– Вот, – удовлетворенно поднял палец француз, – это очень хороший вопрос! Действительно, откуда же исходит удар? Мы фиксируем только соударение гравитационной волны с галактикой в цепочке, что в свою очередь, вызывает новые волны. Но в той области пространства, где должна зарождаться первичная волна, мы не видим ничего! Тут есть две возможности – первая: наша аппаратура еще столь несовершенна, что не может зафиксировать источник столь сильного воздействия. Возможно? Да, но маловероятно. Все-таки на дворе не семнадцатый век. И вторая: волна приходит из сопредельных областей пространства, проще говоря, из параллельного измерения через складку в пространстве-времени, или же через так называемую «червоточину». Когда мы наберем больше статистических данных, мы сможем с большей уверенностью говорить об этом.

– И вы продолжаете утверждать, что это не инопланетяне, а какие-то «естественные причины»? – крикнул кто-то. В зале раздался смех.

– Пьер, вы позволите? – корреспондент в рубашке с логотипом France24 помахал рукой. – Ну, а если все же допустить, что это может быть именно сигнал от разумной расы, то для чего они могли бы нам его послать?

– Ладно, давайте допустим, – сдался Маре. – Во-первых, они бы послали его не конкретно нам, а всем, кто сможет его принять – волна идет во все стороны. Во-вторых, их мотивы нам неизвестны от слова совсем: мы не знаем, ни кто бы это мог быть, ни зачем они придали волне форму сигнала. Однако если исходить из соображений гуманизма, я бы решил, что они подают нам пример. Мол, вот, смотрите, это возможно! Теперь мы знаем, и можем попытаться повторить. Хотя, учитывая, сколько энергии уйдет на подобные вещи, нам потребуются века, если не тысячелетия. И еще: мы ищем следы деятельности сверхразума: какие-то циклопические сооружения, объекты… Но ведь это мышление середины двадцатого века. Не разумнее ли принять, что сверхразум будет создавать свои сооружения из естественных космических образований, не перекраивая их природу? В таком случае цепочка галактик – отличный пример. Ее видно издалека, она вызывает интерес и желание, разобраться, в чем дело.

– То есть, по аналогии получается, что взрослые показывают нам, детишкам, как надо? – ехидно ухмыльнулся журналист.

– Я бы сказал, что, по вселенским меркам, по аналогии, мы еще даже не детишки. Мы сопливые младенцы, которые копошатся в песочке, отпихивая друг друга, и только тянут ручки к своим первым инструментам – лопатке и ведерку.

– Мсье Маре, – прожужжал дроид, стоящий в боковом проходе, – я представляю канал Deutche Welle. – Какой же физический смысл имеет согласованное движение нескольких галактик? Или, если это творение разумных существ – то для чего? Что же такое цепочка Маркаряна?

– Как я уже говорил, мы пока только можем предполагать. Ранее думали, что галактики, быть может, попали в зависимость от какого-то сверхмассивного объекта. Но теперь, раз уж мы знаем о постороннем на них воздействии, гипотез стало гораздо больше. Возможно, это какой-то транспортный проект. Возможно – энергетическая установка. Может – исследовательская лаборатория. А если использовать вашу аналогию, мсье, – и Маре невоспитанно устремил палец на корреспондента France24, – то для этого существует интересное русское слово. Я бы сказал, что галактики цепочки, это… ммм, как это будет по-русски? – на секунду задумался Маре. – Вот! Куличики!

7

К возвращению Селин Маре взял двухнедельный отпуск.

В столицу Шри-Ланки, они прилетели рейсом русского «Аэрофлота». Суперкрыло30 «прыгнул» из Ставрополя в Коломбо за час и двадцать минут, преодолев пять тысяч шестьсот километров с пятикратным превышением скорости звука. Клео больше всего понравилось ее кресло, которое при наборе высоты превращалось в «чудесный маленький бассейн». Маре не очень любил летать даже обычными самолетами. От мысли же об отказе противоперегрузочных систем суперкрыла у него вообще судорогой сводило ноги. На восторги дочери Маре оставалось только вымученно улыбаться. «Обратно полетим на обычном самолете», твердо решил он.

Прибытие кабины Обаяши31 ожидалось по расписанию – в 18.40 по местному времени. Как бывает, первая компания, начавшая строить космические лифты, дала свое имя всем последующим сооружениям.

Май в Коломбо – сезон дождей, поэтому посмотреть достопримечательности не вышло. Настоящий тропический ливень хлестал по огромным окнам зала прибытия аэропорта, ветви пальм то и дело с мокрыми шлепками били по стеклу.

Маре приоделся в светло-синий костюм от Gucci и надел любимый галстук Селин – оранжевый. Они с Клео вышли из здания аэропорта в переход к экспрессу до Обаяши Центра. Влажная духота словно облепила отца с дочерью с головы до ног, брызги дождя залетали даже под широкий навес перехода, и они с облегчением нырнули в кондиционированную прохладу вагона.

– Папа, – спросила Клео, когда они уселись в мягкие кресла, – а мы когда-нибудь сможем встретиться с людьми из скопления Девы, теми, которые послали сигнал?

– Не знаю, принцесса. Ведь скорей всего, они даже не похожи на нас, а похожи на каких-нибудь, например, симпатичных многоножек (Клео хихикнула). И еще – сигнал они послали много-много лет назад (точнее, почти пятьдесят миллионов лет назад, поправил себя Маре), а что они делают теперь, знают только ангелы…

– А тогда зачем? – перебила его дочь. – Зачем если они все давно умерли?

– Ну, видишь ли, я бы сказал, что они, как добрые взрослые, которые сказали нам: вы сможете! Дерзайте, боритесь, и все у вас получится! Посмотрите сюда – у нас же получилось! Да, кстати, – продолжил Маре, – я не думаю, что они все умерли. Просто сейчас живут их далекие потомки. А вот встретиться с ними… Живут-то они не в нашем мире, а как бы на его изнанке, поэтому мы не можем увидеть их, а они – нас. Но…

– Возможно, – присоединилась к нему дочь, – в этот самый миг мы можем потрогать их, только ни мы, ни они этого не почувствуем.

Маре легонько сжал в руке ладонь дочери, а свободные руки они расставили в стороны – в проход, как бы касаясь мира с другой стороны, того, где управлять гравитацией так же легко, как электромагнитными полями с нашей. «Потусторонний», подумал Маре, это слово приобретает новый смысл.

В хрустальной башне Обаяши Центра они почти сразу встретили Антуана и Софи – родителей Селин, прилетевших из Парижа встречать дочь. Софи, быстро чмокнув зятя в щеку, сразу подхватила на руки внучку, и они отправились гулять по огромному залу, сливаясь друг с другом огненными волосами. Антуан, бодрый толстяк с седой бородкой, пристроился к худощавому высокому Маре, и он стали прогуливаться вдоль окон.

– Выглядишь отменно, – подкалывал тесть Маре, трогая пальцем его пиджак. – Вылитый функционер из Академии наук. Кстати, когда в академики?

– Вот живот отращу, как у тебя, тогда можно, – ответил Маре, косясь на потертую джинсовую куртку тестя.

Антуан только добродушно похохатывал.

Прибытие кабины лифта объявили за двадцать минут, и группа встречающих быстро собралась у выхода из зоны прибытия. Маре купил большой букет огненных лилий, они с Клео и родителями Селин пробрались поближе к ограждению.

Кабина прибывала на этаж выше, и прибывающие затем спускались к встречающим по двум широким эскалаторам.

Смена с SELIN смешалась с вахтовиками с Первой Лунной базы и нескольких орбитальных станций, получилась внушительная толпа. Все они переоделись в свою одежду еще наверху, в причальном доке для челноков, и теперь эта масса людей всех цветов кожи, в одеяниях всех оттенков радуги, гомоня, смеясь и маша руками, двигалась вниз по эскалатору. Селин пока не было видно, зато Маре сразу заприметил того блондина, который клеился к его жене на записи с крысой. К изумлению Маре, этого хлыща у ограждения встречала стройная блондинка, с которой они тут же принялись жарко целоваться. Маре отвел взгляд.

Селин появилась в последних рядах. Сердечно распрощавшись с какой-то темнокожей девушкой, она подбежала к ним.

– Мама, папа! – сумку на пол, быстрые чмоки. – Моя принцесса! – Клео на руки, много-много чмоков. – Пьер Маре! – на этот раз обошлось без чмоков. Селин отступила на шаг, ее зеленые глаза смерили мужа с головы до ног. Цветов в его руках она как будто не замечала.

– Значит, вот этот мужчина посмел обвинить меня в неверности!

– Селин, дорогая, я только… – пробормотал Маре.

– Помолчи! Этот мямля, который зажимался перед монитором, стесняясь сказать, как он любит меня! Меня, которую он отправил на Луну к куче чужих мужиков на целый год!

– Дорогая, ты же сама…

– Помолчи, я сказала! Я женщина, мне нужны эмоции, чувства, страсть! Или я превращусь в рыбу!

– Мама, – строго сказала Клео, – не устраивай папе сцен!

– Помолчи, доченька ты скоро сама все поймешь. – Селин подступила к Маре и схватила его за галстук.

– И если я невинно флиртовала с кем угодно, это еще не повод предъявлять мне свою ревность, ты понял, Маре?

– Я, да…

– Взрослые люди, а ведут себя, как дети малые, – сказала Клео бабушке с дедом. Софи стояла, глядя на дочь с обожанием, а Антуан сделал внучке большие глаза и снова хохотнул.

– Поэтому дай сюда цветы! – она отобрала у Маре букет. – Быстро обними меня! И поцелуй! – И Селин первая страстно поцеловала мужа. Маре почувствовал, что тает, словно воск. Софи и Антуан захлопали в ладоши. «Браво!», крикнул тесть. – Боже, как я соскучилась, – прошептала Селин примерно через минуту. – Дурень ты, Маре. Ведь ты же знаешь, что я люблю только тебя.

– Господи, просто детский сад, – закатив глаза, сказала Клео.

КОНЕЦ

Примечания

1

Ma fille (фр.) – моя дочь

2

Перспективная российская гравитационная обсерватория с нейтриноскопом

3

Oui (франц.) – да.

4

Скопление Волос Вероники – крупное скопление галактик, расположенное на расстоянии приблизительно 99 мегапарсек от Земли.

5

Скопление Девы – скопление галактик, расположенное на расстоянии от 15 до 22 мегапарсек от Земли, ближайшее к нашей Местной группе галактик крупное скопление.

6

Маре перечисляет некоторые группы и скопления, которые входят в сверхскопление Девы (в него также входят скопление Девы и наша Местная группа).

7

Search for Extraterrestrial Intelligence (англ. Поиск внеземного разума) – общее название проектов и мероприятий по поиску внеземных цивилизаций и возможному вступлению с ними в контакт. Программа действует и сегодня, помочь ей можно, присоединившись к проекту SETI@home.