скачать книгу бесплатно
Шампанское шипело в бокалах, а худо-бедно приодевшиеся Ньеман с Иваной держались неестественно прямо. Платье лейтенанта могло сойти за вечернее, затяжек на колготках не было (уже спасибо!). Ньеман выбрал пиджак с галстуком, но кобуру с пистолетом сорок пятого калибра не снял. Его одежда выглядела много лучше наряда Иваны, а вот лицо было мятое, он урвал для сна всего два часа. Ньеман, грозный шеф криминальной полиции, резкий и непредсказуемый, превратился в пятидесятивосьмилетнего легавого, который при любом удобном случае задремывает и с трудом нагибается, чтобы завязать шнурки.
Пиджак стеснял движения, галстук душил, бокал лежал в ладони, как маленькая живая птица, а произносил он совершеннейшие банальности.
– Вы прекрасно говорите по-французски. Где вы учили наш язык?
– Прочтите мою биографию, майор, – ответила графиня. – Я много времени провела в Париже. В Сорбонне.
– Я бы скорее вообразил вас в одной из Высших национальных школ.
– Сорбонна – лучшая среди высших. Я изучала там философию и французскую литературу.
Ньеман кивнул, поморщился – воротник больно натирал шею – и пояснил свою мысль:
– Я имел в виду… одну из Высших коммерческих школ.
– Коммерции нельзя научиться! – Улыбка Лауры напомнила полицейскому опасно тонкий край бокала. – У Гейерсбергов она в крови.
– Вы уже вернулись к работе?
– Я и не прерывалась.
Выглядела Лаура феерически: черное платье облегало тело на манер зентая кукловода[20 - Зентай – черное обтягивающее трико из спандекса.], открывая очень бледную спину и сияющие плечи, усыпанные родинками.
Ньеману захотелось произнести тост за знать и ее умение сбивать собеседников с толку. Юрген фон Гейерсберг мертв, убит, а его сестра с блеском играет роль радушной хозяйки, наряженная, как Малефисента.
Комиссар нашел взглядом Ивану. Она рассматривала мебель, пытаясь держаться независимо и свободно, но больше всего напоминала налогового инспектора, приценивающегося к имуществу должника.
– Кляйнерт донес до вас новость? – как бы между прочим поинтересовалась Лаура. – Убийца моего брата арестован.
– Кто вам это сказал?
– «Ни один лист не опадает в этой стране без моего ведома».
– Рискуете цитировать генерала Пиночета?
– Хочу утвердить вас в сложившемся на мой счет мнении. – Графиня насмешливо улыбнулась.
– Каком именно?
– Вы наверняка считаете всех богачей мерзавцами, а всех немцев – фашизоидами, потому и находите меня неотразимой.
Ньеман рассмеялся – без всякой натуги.
– Вы верите, что Томас Краус – убийца?
– Ни на секунду! Он давний враг семьи, но не убийца.
– И тем не менее этот человек признался.
– Его признания гроша ломаного не стоят!
– Согласен. Но зачем он оговаривает себя?
– Краус – провокатор, мечтающий стать мучеником. Смысл его жизни – ненависть к охотникам. Увы – он ничего не понял.
Ньеман против воли посмотрел на руки графини: чистота и сияние кожи были почти невыносимыми. Эта плоть посылала противоречивые сигналы, балансировала между мрамором и веленевой кожей[21 - Велень (фр.) – тонкий сорт пергамента, выделываемый преимущественно из телячьей кожи, выравненный и отполированный.], твердостью и эластичной прозрачностью.
Он поднял глаза, чтобы стряхнуть наваждение, и тут же уперся взглядом в переплетение синеватых жилок, едва заметных между ключицами. «Дрожат и колышутся, как водоросли подо льдом зимней реки…» – подумал он и едва не зашипел, разозлившись на себя за банальность сравнения.
– Чего именно Краус не понял? – спросил он, пытаясь сосредоточиться.
– Он думает, что защищает природу, регулируя популяции. Природа кормится смертью. У этой слепой машины чувствительность отсутствует.
Все подобные аргументы Ньеман знал наизусть.
– Согласен, хотя способ убийства все равно имеет значение.
Она дружески подмигнула и сказала:
– Как в любви.
Он не знал, как реагировать. Из других уст, в другом контексте он счел бы сказанное провокацией «динамистки». Но сегодня вечером?
В этот момент Лаура как будто насторожилась. Ньеман проследил ее взгляд: Ивана все еще изображала инспектрису из налоговой, изучая ружейную пирамиду, которую майор приметил еще в начале вечера.
– Вас интересует огнестрельное оружие? – спросила графиня, присоединившись к девушке.
– Вовсе нет.
Ивана не пыталась быть дружелюбной, у нее едва хватало сил на элементарную вежливость. Она ненавидела пушки, и Ньеман знал почему.
Сам майор питал к оружию страсть. К любому. Он считал его результатом особой творческой деятельности человека, а то, что в конечном счете эта самая деятельность неизбежно ведет к смерти, только добавляет ей красоты.
– Можно? – спросил он, протягивая руку к карабину с оптическим прицелом.
– Наслаждайтесь… – выдохнула графиня, отодвигаясь в сторону.
Майор взял карабин и взвесил его на руке под удивленно-заинтересованным взглядом Лауры. Между ними возникло нечто вроде общности, и Ивана, не скрывая отвращения, вернулась к своей «инвентаризации».
Комиссар любовался тонкой резьбой на прикладе и курке, украшенных дубовыми листьями и сценами охоты… Он с трудом удерживался от желания вскинуть карабин и прицелиться, глядя на лес в оптический прицел.
– Не вижу фабричной марки.
– Все наши ружья уникальны и сделаны в Ферлахе – оружейной столице Австрии. С тысяча двести сорок шестого года здесь живут и работают многие лучшие мастера мира.
Ньеман поддался искушению…
– На какое расстояние отрегулирован прицел?
– Сто метров.
– Как для охоты с подхода.
Он опустил ружье.
Лаура бросила на него укоризненный взгляд:
– Не пытайтесь подловить меня, Ньеман. Я уже говорила, что не участвую в этом виде охоты. И очень давно не использовала это ружье.
Полицейский аккуратно поставил карабин на подставку.
– Которое из них ваше любимое?
Графиня подхватила другое ружье так легко, словно оно весило триста граммов.
– Вот это, для облавы.
Экземпляр был великолепный, с легчайшим налетом патины, подтверждавшим, что им часто пользовались.
– Однозарядное?
– Мой отец говорил: «Если не хватило одной пули, значит вы уже мертвы. А если вы еще здесь, ваша жизнь ничего не стоит».
– Симпатичный был человек. Наверное…
Лаура протянула ему любимую «игрушку»:
– Еще какой!
Ньеман передернул затвор и удивился бесшумности механизма. Еще одно чудо виртуозности.
– Какой калибр?
– Двести семидесятый. Винчестер.
– Патроны?
– Я делаю их в моей мастерской.
Ньеман посмотрел на графиню.
– Пули с мягкой головкой, – продолжила она. – В зависимости от дичи, на которую собираюсь охотиться, я заливаю свинец, сделав расплав в медной оболочке сердечника. Вам не хуже, чем мне, известно, что все зависит от уравнения: скорость – расстояние – материал – сопротивление…
Конечно известно! Свинец деформируется при ударе и принимает форму грибной шляпки, передавая энергию тканям и приводя к смертельному исходу. Но сначала пуля в медной оболочке должна проникнуть в плоть, которая сразу распадается.
– Мне редко удается поговорить о подобном с дамой.
– Нынешние женщины изменились, – сказала Лаура делано-огорченным тоном.
Она взяла у Ньемана ружье и бережно вернула его в пирамиду.
– Все уходит, – заявила она, – даже невежество.
– А это что? – Комиссар указал на антрацитовый карабин с прицелом того же цвета. Казалось, что он сделан из цельного куска черного мрамора.
– К нему мы не прикасаемся, – ответила Лаура, отступив на шаг. – Это ружье моего отца. Великого стрелка, попадавшего в глаз оленю с двухсот метров.
Ньеман восхищенно покачал головой. Он мог сделать куда лучший выстрел, но решил похвастаться в другой раз.
По гравию зашуршали шины.
– Прибыли мои кузены, – сказала Лаура, повернув голову к окну. – Пора за стол. – Она лукаво улыбнулась и пошла к двери.
Ньеман решительно не понимал, какой тон выбрать для общения с этой женщиной.
Ей полагается лежать без сил в своей комнате, наглотавшись антидепрессантов, а она стоит рядом с ним в вечернем платье, шутит, играет роль хозяйки великосветского дома, ведет беседу об оружии…
Ньеман чувствовал: приглашение на ужин и ночлег – ловушка, отвлекающий маневр. Она вроде бы собирается представить им членов своей семьи, рассказать о традициях рода Гейерсбергов, а на самом деле пытается скрыть главное.
В голову пришла еще одна мысль, от которой скрутило желудок. Такая женщина не полагается на полицию, она намерена сама найти и уничтожить убийцу брата. Да, им предложили «стол и кров», чтобы усыпить бдительность.
Началась игра наперегонки.
Тот, кто первым найдет убийцу Юргена, пустит ему пулю в сердце.
Чистую пулю.
Такую, какими убивают на охоте с подхода.
13
У тридцатилетнего Макса фон Гейерсберга было узкое, со впалыми щеками лицо, темные глаза и тонкие, как лезвие бритвы, губы. Черные, сильно напомаженные и потому будто нарисованные на черепе волосы подчеркивали бледность кожи.
Удо был моложе – возможно, лет двадцати пяти – и намного красивее. Густая шевелюра, мощный выпуклый лоб, обаятельная «кошачья» мордашка. Ну просто смерть бабам, да и только… Ньеман почувствовал укол зависти и принялся выискивать недостатки в «картине»: слишком вялый рот, нервный смех, обнажающий десны, скупая мимика, делающая его похожим на алкаша, страдающего от тяжелого похмелья.
Он уже полчаса слушал их разговор (на французском, разумеется) и понимал, что эти наследники являют собой полную противоположность графине: никчемные аристократишки, кичащиеся происхождением и ни на что не годные. Лаура фон Гейерсберг производила впечатление силой породы, кузены выглядели анемичными, способными лишь поминать к месту и не к месту славных предков.
Удивляли Ньемана не сотрапезники, а зал, где был накрыт ужин: никаких стеклянных стен и современного дизайна. Они сидели за столом в маленькой комнате со стенами, обитыми красным бархатом, которые украшали головы животных. Охотничьи трофеи Гейерсбергов. Огонь в камине трещал и клацал, как безжалостные челюсти людоеда. Звяканье вилок наводило на мысль о лязге цепей кандальника, запертого в худшем из казематов. Жуткая атмосфера…
Ньеман смотрел на горящие свечи и с трудом сдерживал свой «азарт легавого»: он здесь, в «гнезде», рядом с членами семьи миллиардеров, пережившими худший вид насилия – убийство. Майор был на сто процентов уверен, что мотив представления нужно искать здесь, среди наследников, в их прошлом или в «мертвом углу» настоящего.
Застольная беседа началась в мрачном тоне, прозвучал панегирик усопшему Юргену, но «Троллингер», красное вино рубинового цвета, произвел нужный эффект, языки развязались, все разгорячились.
– Мы найдем убийцу и займемся им! – пообещал Удо.
Ньеман изобразил непонимание:
– То есть?
