Трёхэтажные блины

– Пока, Тим. Пока маляв… – он чуть не ляпнул обидное прозвище, которое дал девочке, но поймал её предупреждающий взгляд и быстро исправился: – До завтра, Тань.

Глава 6. Мандариновое солнце

Январь вцепился в город, как голодный волк, скрёб ледяными когтями по стёклам и завывал ветром. «Середина зимы, – сказал папа. – Крещенские морозы».

Аллея, по которой Максим шёл в школу, казалась высеченной из хрусталя и серебра: деревья, одетые в тяжёлые снежные шубы, сугробы, похожие на спящих белых медведей, и мороз, что звенел, как тонкое стекло. Мальчик выдохнул, облако пара повисло в воздухе и рассыпалось ледяными осколками. Макс поёжился от холода, натянул шарф до самых глаз и сунул руки в карманы. Он ускорил шаг, а в голове крутились невесёлые мысли:

«Двенадцать лет – вроде уже не маленький. Но этот мир взрослых проблем такой огромный и… немного страшный. А навалилось-то их… как гора снежная. Сначала Лёвка с гриппом слёг. Целую неделю его место пустует. И на контрольной по математике не у кого было спросить, верно ли примеры решил. Скучно без него, хоть и звоню каждый день. Даже онлайн сейчас не играет, только хрипит: «Прикинь, Макс, температура как у раскалённой сковородки!».

Но главное – это мама. Папа, конечно, понятно объяснил про «сохранение», но мамочка такая бледная была, когда мы её навещали. Вот бы папу с работы сегодня пораньше отпустили. Мы бы снова в больницу поехали».

Школьные занятия, как назло, тянулись медленно. Монотонный гул четвёртого урока показался Максу особенно утомительным. Противно скрипел мел по классной доске, учитель математики терпеливо объяснял решение задачи. Но Максим никак не мог уловить смысл, его мысли витали то в больничной палате, где лежала мама, то уносились в соседнюю многоэтажку, где хворал друг Лёвка, сражённый коварным гриппом.

Звонок на перемену стал глотком свежего воздуха. Класс взорвался стуком рюкзаков о столы, гамом и топотом. Одноклассники затеяли беготню. Кто-то с разгона врезался в Тимоху, тот рявкнул басом и пошёл разбираться. Максим лениво проводил взглядом Вахрушева и стал задумчиво собирать карандаши в пенал. К нему повернулась Таня, в её глазах читалась тревога.

– Максим, – сказала негромко девочка. Она смотрела пристально и нервно теребила тёмно-русую косу. – А Лёва Вайнер сильно болеет? Ты звонил ему вчера?

Макс мельком глянул на пустующее место друга. Оно выглядело непривычно грустным без аккуратно разложенных тетрадей Лёвки.

– Да, Тань, – вздохнул он. – Грипп, температура держится. Кашляет так, что, по его словам, люстра дрожит. И насморк… Лёвка говорит, что это отдельный океан». – Максим попытался улыбнуться, но получилось как-то криво.

Таня поморщила носик, но в её взгляде не было насмешки, только искреннее сочувствие.

– Значит, его нельзя навестить? Что говорят врачи?

– Говорят, что сильный вирус и лучше воздержаться от посещений ещё пару дней. Мама его заставляет лежать в постели и поит морсами разными: из малины, брусники, клюквы.

– А Лёва… он не сильно страдает? – спросила Таня так тихо, что Максу пришлось даже наклониться. Щёки девочки слегка порозовели, и Максим вдруг понял: Таня не просто так спрашивает. Она переживает. Как настоящий друг, а не просто как соседка по парте.

– Ну, температура – это всегда паршиво, – честно ответил Макс. – Голова болит, всё ломит. Ещё и лежать нужно. Я бы озверел от скуки, но Лёвка молодец, он держится и даже уроки делает. Шутит, что чувствует себя, как выжатый лимон. – Максим увидел, как уголки губ Тани дрогнули в улыбке. – Я ему каждый вечер звоню и новости рассказываю. Вот, например, как вчера мы в снежки играли, и один Тимохе в лоб прилетел. Так Лёвка чуть не закашлялся от смеха.

Таня невольно расплылась в улыбке, вспомнила вчерашнюю игру и переполох, который устроил Тимофей. Потом её лицо снова стало серьёзным.

– Слушай, Максим… Может, ему что-нибудь передать, чтобы поднять настроение?

– Мы с Тимохой хотели принести ему фрукты. Лёвкина мама сказала, что завтра уже можно будет навестить его.

– А я могла бы испечь имбирные пряники. Кова говорит, имбирь полезен при простуде. Или, может быть, написать записку? – Она замолчала, смущённо опустив глаза.

Максим был тронут. Он знал, что Таня – гордая девочка, но в эту минуту она проявила заботу… Это было приятно.

– Пряники – это супер, Тань! – искренне обрадовался он. – Лёвка обожает сладкое. А записка… Лучше, давай, завтра вместе навестим его. Он там один, как штык, скучает и злится, что пропускает уроки. Лёвка такой… ботан.

Максим вспомнил свой вечерний звонок и Лёвкины расспросы про школу.

– Хорошо! – Таня закивала, и в её глазах засветились вишнёвые искорки. – Я сегодня испеку пряники. Обязательно.

– Отлично! А я вечером позвоню Лёве и скажу, что мы готовим сюрприз. Он обрадуется, – пообещал Максим. Он представил удивлённое лицо друга, а потом его широкую улыбку.

В этот момент одноклассник, проносившийся мимо с диким воплем, зацепился за розовый Танин рюкзак и чуть не упал. Девчушка вскрикнула и погрозила хулигану. Суматоха перемены вновь поглотила ребят.

Пустое Лёвкино место уже не казалось Максиму таким унылым. Оно было наполнено чем-то тёплым и важным – заботой Тани, его собственными вечерними звонками, общими воспоминаниями. Даже в этой январской стуже, когда близкие болеют, есть то, что согревает, как маленькое солнышко. Он сунул руку в карман и нащупал гладкую, прохладную кожуру мандарина, которым его угостил Тимоха на большой перемене и сказал: «Не грусти, бро».

***

Сегодня был день посещений. Макс прислушивался к шорохам. Он ждал. Никак не мог сосредоточиться и доделать домашнее задание. В груди клокотала тревога. Наконец, щёлкнул замок на входной двери.

– Собирайся, сынок! Через полчаса выдвигаемся, – раздался голос отца из прихожей.

– Ура! К маме поедем! – воскликнул мальчишка, подпрыгнул от радости и, поглядев на тетради, буркнул: – А домашку я потом доделаю.

Он торопливо натянул бежевый свитер, который связала мама ещё осенью, он пах вкусной маминой выпечкой. Максим взял упаковку детских витаминов для укрепления иммунитета в виде мармеладных мишек, вынул три штуки, положил их в конвертик со своим рисунком и поспешил на кухню. Папа укладывал в пакет фрукты: румяные яблоки, бананы и сочные мандарины, яркие и весёлые, как солнечные зайчики.

– Вот, отвезём маме, – сказал он, а Макс увидел в глазах отца ту же тревогу и нежность.

– Это тоже маме, – произнёс мальчик и положил сверху конверт.

Отец улыбнулся и кивнул.

Дорога до больницы была похожа на полосу препятствий. Папин автомобиль то недовольно урчал, вынужденно простаивая в пробках, то фыркал, устремляясь на зелёный сигнал светофора, то крался по гололёду за грузовым фургоном. Максим прижался лбом к холодному стеклу и наблюдал, как серый зимний день превращается в сумерки, а фонари вспыхивают и растекаются жёлтыми шарами. Он думал о маме. О том, как обнимет её при встрече и всё-всё ей расскажет: и про контрольную, и про Тимоху, и про Танину идею с имбирными пряниками для Лёвки, ведь как хорошо, что вокруг есть люди, готовые поделиться своим теплом.

Больница встретила их стерильно-чистым запахом лекарств. Макс ёжился от него всегда, представляя медсестру с большим шприцем. Он страшно не любил уколы. Но сегодня было не до этого. Мальчишка лишь вздохнул глубоко и взял отца за руку.

Они прошли по длинным, ярко освещённым коридорам, мимо кабинетов с табличками, и, наконец, остановились у двери палаты, где лежала мама.

Папа глубоко вдохнул, его лицо вдруг стало мягким, усталым и любящим одновременно. Он постучал.

– Войдите! – донёсся из-за двери немного слабый, но такой родной голос.

Максим замер на пороге. Мама лежала на кровати, укрытая белым одеялом. Она была бледнее обычного, под глазами залегли лёгкие тени. Но когда она увидела «своих мальчиков», как часто она их называла, её лицо озарилось тёплой, ласковой улыбкой. И Максу показалось, что в палате сразу стало светлее и радостнее.

– Мои мальчики пришли! – воскликнула мама, присаживаясь.

– Привет, солнце моё! – папа подошёл, осторожно обнял её и поцеловал.

А Макс кинулся стремительно, словно распрямилась внутри него пружина.

– Мама… – выдохнул он, и комок подступил к горлу.

– Мальчик мой, родной!

Мамины нежные руки притянули его, губы коснулись макушки. Он прижался щекой к её плечу, вдыхая знакомый, родной запах, который смешался теперь с больничным. Волнение стало потихоньку отступать. Мама рядом. Она улыбается. Он столько хотел ей сказать, но молчал и боялся расплакаться.

– Как ты, сынок? – Мама гладила его непослушные вихры.

И Макса прорвало. Он заговорил, да так быстро и сбивчиво. Он рассказывал всё подряд, стараясь впихнуть в эти драгоценные минуты самое важное. Мама слушала, гладила его по спине и тихо смеялась.

Папа держал в руках пакет с фруктами. Он смотрел на родных людей и счастливо улыбался.

– Ой, мама! Мы же тебе вот что принесли! – Максим вспомнил про угощение. – Витаминный заряд.

– Ага, то, что доктор прописал, – поддакнул Анатолий и протянул пакет жене.

Наташа взяла в руки мандарин. Яркий оранжевый шарик казался кусочком лета в этой белой палате.

– Ах, какие красавцы! Спасибо, мои дорогие! – Она прикрыла глаза и вдохнула цитрусовый аромат. – Солнцем пахнет…

Потом её пальцы нащупали маленький конвертик с мармеладками. Она удивлённо посмотрела на сына. Он покраснел и потупился.

– Это… Это я… На всякий случай… Вдруг тебе витаминов не хватит.

Слёзы блеснули на маминых ресницах, но это было от счастья.

– Какой красивый рисунок, – сказала она, рассматривая конверт, распечатала его, достала одну мармеладку-мишку и протянула Максиму. – Давай разделим? Чтобы витаминов хватило всем. Первую – тебе за то, что принёс. Вторую – папе. – Анатолий нагнулся и высунул язык. Наташа со смехом положила мармеладного мишку мужу в рот. – А третья витаминка будет моей, я съем её на завтрак.

А потом они сидели втроём и весело болтали: мама в кровати, Максим, примостившись рядом, а папа на скрипучем стуле, который так и норовил развалиться под ним. Они с аппетитом уплетали мандарины. Кисло-сладкие дольки взрывались во рту свежестью. Сок тёк по пальцам, пахло детством и Новым годом.

Время пролетело слишком быстро. Когда медсестра вежливо напомнила, что посещение подошло к концу, Максиму стало грустно, но уже не так тревожно. Он видел мамины глаза – тёплые, спокойные и полные любви. Видел крепкую руку папы, лежащую на её руке. Видел на тумбочке яркие шарики мандаринов и своего мармеладного мишку.

– Мамочка, возвращайся поскорее домой, – прошептал он, обнимая её на прощание.

– Я постараюсь, мой родной, – тихо ответила она, целуя сына в макушку.

Максим шагал рядом с отцом на парковку, его рука в тёплой варежке лежала в большой папиной руке. Он смотрел на своё дыхание, превращающееся в облачко пара, и думал о маминой улыбке. О тепле, которое они унесли с собой из больничной палаты. О мармеладном мишке, который теперь лежал на маминой тумбочке, чтобы подарить ей витаминный заряд после завтрака.

Отец и сын повернули за угол больничного корпуса. Оранжевый диск храброго январского солнышка блеснул среди хмурых туч.

– Смотри, пап, даже солнце сегодня мандариновое!

– Хм, точно подметил! – Отец посмотрел на закат и крепче сжал руку сына.

Холод уже не казался таким пронизывающим. Их согревали любовь и вера. Максим стянул варежку и поймал снежинку, она тихо таяла – хрупкая и прекрасная, как этот январский день, подаривший ему столько тепла.

Вечер после больницы выдался тихим. Папа готовил ужин на кухне, а Максим сидел в своей комнате, глядя на смартфон. На аватарке с гривастым хищником светилось имя Лев. Друг ответил не сразу. Послышался приглушённый кашель, шуршание, и наконец, хриплый голос:

– Привет, Макс.

– Здорово, бро. Ты как?

– Как червяк под трактором, – выдал тот.

Максим расхохотался. Лёвка всегда умел описать свои ощущения красочно, даже с температурой.

– Представляю. А насморк? – поинтересовался он деловым тоном. – Всё так же океан?

– О, насморк – это отдельная история! – Лёвка оживился, хотя голос его дребезжал. – Третий рулон туалетной бумаги извёл. Представляешь?

– Представляю, – Макс ухмыльнулся. Он устроился поудобней на кровати и приготовился выдать порцию школьных новостей. – Жаль, что тебя в школе не было. Знаешь, что Тимоха сегодня натворил?! Притащил на физкультуру снег в пакете. Меня намылить хотел. А перед нами урок у старшаков был. Матюха кроссы шнуровал, а у Тимохи пакет порвался, и весь снег Матюхе за шиворот высыпался. Тот аж взвыл!

– Не-е-ет! – Лёвка закашлялся, но было слышно, что он хихикает. – И что? Подрались?

– Да не, кто до Тимохи полезет?! Матюха же только на словах герой. А тут как раз физрук зашёл, Палыч. Так обоих отчихвостил! Сказал, что они – «снежные пигмеи без мозгов». Все пацаны ржали!

– О, да! Палыч – мастер эпитетов! – Лёвка захлёбывался от смеха. – Жаль, не видел. А что по математике? Контрольная была?

– Была! – Макс понизил голос, хотя в комнате никого не было. – Ужас, Лёв! Я чуть не сгорел. Примеры эти… Сидел, как дурак. И спросить ответ не у кого.

– Ну справился?

– Да, решил вроде. А ещё мы тебе сюрприз готовим. Придём завтра – увидишь.

Наступила небольшая пауза. Максим слышал на том конце тяжёлое дыхание друга.

– Слушай, Лёв, – начал он тихо. – А я сегодня к маме ездил. В больницу.

– Ой, правда? – в голосе друга появилась искренняя забота. – Ну как она? Как малыш? Я бы тоже хотел братика или сестричку.

– Вроде нормально, – ответил Макс, и ему вдруг очень захотелось поделиться. – Бледная немного, но улыбалась. Мы ей фрукты привезли… Мандарины, яблоки… Знаешь, она так обрадовалась! Говорит, что мандарины пахнут солнышком. – Он помолчал. – Папа много купил, и я… один мандаринчик тебе припрятал. Спецом. Самый красивый. Завтра принесу. Чтобы и к тебе солнце заглянуло.

На том конце провода стало очень тихо. Так тихо, что Максим испугался, не скинул ли друг звонок.

– Лёва? Ты слышал?

– Слышал… – голос друга прозвучал как-то мокро, будто он снова сморкался. Или смахивал что-то с лица. – Спасибо, Макс… Серьёзно. Это… Это круто. Я точно быстрее выздоровею!

– Держись там, бро, – тепло произнёс Максим. – Не кашляй сильно на люстру, а то соседи снизу пожалуются, если она грохнется.

Лёвка шмыгнул носом.

– Постараюсь. Слушай, Макс, я, пожалуй, отбой. Голова что-то… Опять чугунная стала…

– Да, да, конечно! – засуетился Максим. – Отдыхай! Выздоравливай! Меня тоже папа ужинать зовёт.

– Ну давай, споки, Макс.

– Споки ноки, бро. Поправляйся.

Максим сбросил вызов. В комнате было тихо, только за стеной на кухне позвякивала посуда.

– Сынок, ты идёшь ужинать?

– Иду, па! – откликнулся мальчик. Он посмотрел на ярко-оранжевый цитрус, который лежал на учебнике литературы. Завтра он отнесёт его Лёве, пусть и у друга будет своё мандариновое солнышко.