О родном

говорит республика

О родном

Несколько месяцев мы в проекте упорно трудились над тем, чтобы подготовить и выпустить сборник, в котором все тексты были бы написаны представител:ьницами коренных народов России. Объединяющей темой стало представление о родном – художественное, дневниковое, рефлексивное, ностальгическое, критическое и искреннее.

В сборник вошли 17 текстов от людей разных локальностей, культур и опытов. Первые 11 – написаны в рамках бесплатного поддерживающего онлайн курса по написанию текстов “своими словами”, который мы в "говорит республика" запускали в январе этого года. Остальные – отобраны через опен-колл, который мы опубликовали в своих соцсетях в конце февраля.

В итоге, у нас получилась уникальная книга, в которой любой человек сможет найти какой-то откликающийся текст. А заодно задаться вопросом: а что для меня "родное"?

Пожалуйста, поддержите нас и авторо:к текстов – почитайте сборник и расскажите о нём другим.

И пусть таких текстов и книг будет как можно больше.

ВВЕДЕНИЕ

Что мы представляем, когда думаем о родном?

Лично я – мамины объятия, смеющиеся глаза отца, конфеты в протянутой ко мне смуглой руке деда, бабушкины тувинские песни, коричневую гряду гор на горизонте и это детское ощущение того, что мир огромен и непоколебим, а ещё – добр и щедр ко мне, любознательной девчушке из Кызыла.

А что представляете вы?

Этот сборник – текстовое путешествие в «родное» семнадцати человек из самых разных республик и регионов, самых разных опытов и идентичностей. Собранные здесь тексты написаны в разных жанрах: от сказки до научной фантастики, от художественного рассказа до рефлексивного эссе и дневника. И описывают они тоже самое разное: от улиц родного аула и пеших походов к заречным сопкам до буддийских мифов и встречи с альтернативной собой, оставшейся жить на родине.

Первые одиннадцать текстов написаны участни:цами бесплатного писательского курса «своими словами» от «говорит республика». Остальные шесть – отобраны через опен-колл, который мы запускали в соцсетях нашего проекта. Текст «Два неба» от Влада Алексеева является началом его будущей повести, а двуязычный текст «ОТТОН БОСКУОЙБУТ» – главой из второго романа Ксении Большаковой, который выйдет в следующем году.

Какими бы разными ни были все эти тексты и люди, их написавшие, объединяет их всех одно – крепкая, тёплая, живая связь с родной культурой, народом, землёй и языком. Этому и посвящён наш сборник – родному.

Желаю вам приятного чтения и доброго дня.

Даңхаяа Ховалыг,

составительница сборника

и авторка проекта «говорит республика»

"говорит республика" – медиа, посвящённое коренным народам России, и подкаст о шести республиках: Калмыкии, Бурятии, Тыва, Саха (Якутии), Хакасии и Алтае.

НЭГЭДЭХИ ГЭРЭЙ ДААБАРИ 1

Юмжана Доржиева

В конце занятия багша сказала, что наша группа подобна спящим вулканам: благодаря тому, что мы жили в бурятской культурно-языковой среде и уже изучали бурятский язык, мы на самом деле храним в себе немало знаний и можем пробудиться с помощью регулярной практики. Первое домашнее задание было таким: поставить таймер на пять минут и написать все бурятские слова, которые придут в голову за это время.

Несколько дней я думала о задании. Одни слова я вспоминала моментально вместе с их значениями, другие – звонко звучали в памяти, но не говорили мне, что они значат. Я вспоминала имена и фамилии, названия праздников, районов, городов, деревень, как говорят о семье, еде, погоде, учёбе, как шутят и как поют. Я вновь слышала голоса людей, произносивших эти слова, видела их лица, вспоминала, как вместе мы говорили, пели, слушали, ели, шли, ехали, смотрели, любовались, дышали, плавали, смеялись и жили. Портреты, пейзажи и натюрморты, картинки из давнего прошлого и недавнего настоящего мелькали в моих воспоминаниях. Волнительно и любопытно было пытаться представить, что именно из того, что я знаю и помню, я запишу в те самые пять минут? Вспомню ли я то, о чём вспоминала заранее? Сколько слов мне удастся написать? Буду ли я знать значение каждого из них?

В четверг утром я села за стол, открыла тетрадь по бурятскому языку, взяла ручку в левую руку, правой настроила таймер. Вдохнула, выдохнула и запустила обратный отсчёт. Слова волнительно побежали друг за другом. В первые секунды мне казалось, что их так много, что я не успею всё записать – рука торопливо выводила каждое, разделяя большими пробелами без запятых. Одна строка, вторая, третья, четвёртая. От стремительности письма во мне мелькнула радость. Я впервые обратила внимание на таймер и удивилась: оказалось, прошло всего полторы минуты, но я не сбавляла, не хотела сбавлять темп. Пятая, шестая строка.

В начале седьмой я остановилась и поняла, что мне нужно подумать, и не над написанием слова, а словом как таковым – что писать дальше? Слегка растерялась, но на это не было времени. Вспомнила школу и вместе с тем ещё несколько слов. Седьмая, восьмая строка. И вновь остановка. Огляделась вокруг, пытаясь вспомнить, как сказать по-бурятски «стол», «стул», «ручка», «рука», «тетрадь» – я была уверена, что знаю эти слова, но от скорости и волнения мне не удавалось вытащить их из памяти. «Неужели я не могу назвать такие простые вещи?» – от этой мысли было обидно и горько, но на эмоции всё ещё не хватало времени. Вспомнила, как представлялась онгонам – написала девятую строку. С мимолётным смешком и улыбкой вспомнила сленг, затем серьёзно подумала о географии Бурятии – написала десятую и одиннадцатую строки. Почувствовала, что время должно скоро кончиться: посмотрела на экран, выключила таймер за две секунды до сигнала, начертила пунктирную линию и записала двенадцатой строкой слова любви, прозвучавшие из памяти в последнее мгновение. От их нежности к глазам подступили слёзы.

Вдохнула и выдохнула. Начала читать двенадцать строк:

«гэр үдэр хонин морин нютаг тоонто эжы аба ахайнагаса хото амтатай буряадтоли басаган хүбүүн нохой гахай хэлэн хабар шабарсагаан hара жаргал баяр үхибүүд сайн байна хүндэтэнүхэд хурал хана хара яhатайб омогтойб үхэр жэл хаанахибши хамаагүй далайБайгал Шулуута Баргажан _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _баарhамни би шамда дуратайб».

Набор слов получился добрым, душевным, даже осмысленным и отчасти забавным. Почти все слова, что были написаны мной, входят в базовый бурятский лексикон и, как мне кажется, отражают то, что хранится не только в моей голове, но и у многих других людей с бурятскими корнями вне зависимости от их уровня владения бурятским языком. Я дважды перечитала список, пытаясь проверить по памяти, всё ли орфографически верно, правильно ли я поставила «ү» вместо «у» и «h» вместо «х». Особенно ломала голову над тем, как пишется и что точно значит «баарhамни», первое слово последней строки, которое я сперва записала как «бааргани». Найти его в гугл-переводчике и учебных материалах мне не удалось, поэтому я решила спросить об этом у мамы. «Баарhамни» всегда звучит во мне её голосом. Когда мы говорили по телефону, мама сказала, что это сложно перевести дословно. Многие бурятские слова и фразы очень ёмкие, и их смысл может заметно меняться от тона, ситуации, контекста и отношений между говорящими. Слово «баарhамни» переводят как «бедняжка», но «бедняжка» не описывает ту гамму чувств, что на самом деле вмещает в себя «баарhамни». Например, мама, обращаясь так ко мне, одновременно выражает свою материнскую любовь, сочувствие, жалость, поддержку, видя и зная, как я стараюсь, решаю проблемы и постепенно взрослею, оставаясь всегда её маленькой дочерью. Когда мама говорит мне «баарhамни», я ощущаю её тепло и мягкое понимающее объятие, сколько бы километров ни было между нами.

В воскресенье днём, до начала занятия, я нашла в интернете скан бурят-монгольско-русского словаря середины прошлого века, чтобы вновь проверить свою домашнюю работу. Словарь оказался очень объёмным – на первых страницах указано, что он содержит около двадцати пяти тысяч слов. Существует так много бурятских слов, а я не могла вспомнить, как будет «стол» или «рука». Горечь, которую я погасила в себе в четверг во время письма, вновь вылезла на поверхность. Теперь уже без спешки я попыталась вспомнить, как называются по-бурятски предметы, которые окружали меня тогда. В мыслях мелькнуло лишь слово «дэбтэр» (что значит «тетрадь»). Вздохнула, нашла в переводчике остальные слова и выписала их в дэбтэр. Как бы печально это ни было, я решила, что не стоит расстраиваться, а лучше настроиться и порадоваться, как много ещё мне предстоит вспомнить, узнать и выучить о бурятском и на бурятском языке.

Вечером все собрались на второе занятие. Сразу после знакомства с новыми одногруппницами мы приступили к проверке домашних работ, по очереди читая вслух свои списки. Я внимательно слушала, что говорят одногруппники, отмечая совпадения и выписывая знакомые слова, которые сама до этого не вспомнила. Было приятно заметить, что у всех звучали слова о семье, животных, праздниках, цветах и родных местах. Казалось, выбранные из памяти слова отражали не только сохранившиеся знания, но и воспоминания каждого. Ещё было приятно заметить, что все читали слова спокойно и без стеснения, попутно комментируя свои записи. Общая ученическая открытость и внимательная мягкость багша радуют и успокаивают меня – я чувствую, что я, как и все в группе, могу говорить, писать, спрашивать, не беспокоясь и не боясь.

Когда багша назвала моё имя, я, улыбаясь и глядя в дэбтэр, радостно прочла вслух написанные мной строки. Дочитав, я увидела на экране её ответную улыбку. Она сказала: «Вау, это стихотворение уже!». От столь неожиданного и милого отзыва я рассмеялась и впервые подумала, что строки и вправду можно превратить в стих, рассказ или сказку, что в этих словах хранится множество разных историй и что я могу уже сейчас начать писать художественные тексты на бурятском языке.

Удивительно, как быстро возник шанс сразу приступить к сочинению. Второе домашнее задание звучит так: взять список слов из своей прошлой домашней работы и составить десять предложений с ними.

Интересно, какую историю я напишу первой из своих двенадцати строк?

ДОМА МОЕГО АУЛА

Илюза Мухамедьян

Я лежу на полу летнего домика в ауле и смотрю в окно. За соседской кладовой на ветру покачивается берёза, кронами будто задевая облака.

1. Улица Крестьянская, 3

Деревья во дворе – нашей соседки Рахима иняй, посажены ещё в прошлом веке. Рядом с ними, наверное, росли её четыре дочери – играя вокруг и разбрасывая листья. Она – как говорят на башкирском – наша «ут курше», «соседка огня». Во времена, когда было мало спичек, наши предки ходили к ближайшему соседу за «ут» – огнём. Сейчас мы ходим к ней за хлебом, солью, табуретками – в общем, за всем тем, что не успели купить во время работы единственного магазина в ауле.

Она живёт одна и зовёт маму на чай каждый раз, когда готовит новое блюдо. Я частенько напрашиваюсь в гости, чтобы задать парочку вопросов о прошлом. Рахима иняй застала в осознанном возрасте и моих пра-пра, и бабушку с дедушкой, поэтому пользуюсь возможностью и спрашиваю:

Какой была моя прабабушка, спасшаяся, сидя внутри бочки для воды, когда её родителей забирали сотрудники НКВД? Какой была моя бабушка, совершившая самоубийство и оставившая на произвол судьбы восемь своих детей? Как жили в деревне люди в 60-е годы, когда вы после замужества переехали в наш аул?

То дерево – берёзу – на прошлой неделе распилил мой отец. Получил 600 рублей, на которые купил солярку. Теперь не будет возможности снова лежать на урындыке и смотреть, как покачиваются деревья. Берёза ушла, смотритель моего детства, в небытие. Оставив после себя горькое осознание зыбкости и непостоянства всего того, к чему мы привыкаем.

2. Улица Крестьянская, 1

Через дом, после Рахима иняй – живёт сводный дядя Радис. Он в молодости танцевал, даже получил звание Заслуженного артиста Республики Башкортостан и много раз, ещё во времена СССР, выезжал за границу, чем удивлял многих. Вернулся в родной дом моего папы в 2010-х, чтобы присмотреть за своей матерью и моей не-родной бабушкой Марьям.

А моя родная бабушка ушла в мир иной по собственному желанию, когда отцу было 12 лет. Тогда папа учился в городе за сорок километров, и однажды его забрал дедушка на камазе. Папа садился в кабину с мыслями: «Ура, наконец-то увижу маму!». Выходил уже с осознаем, что в кузове лежит тело его мёртвой матери после экспертизы. Отец никогда не рассказывает о ней, но каждый раз плачет, услышав песню «Буран»:

Үҙем йыраҡта булһамдаХоть я и далекоКүңелем өйҙә икәнДуша моя домаҠапҡа төптәренә сығыпОколо входа во дворӘсәйем көтә микәнМеня поджидает мама

После похорон дедушка взял в жёны бабушку Марьям. Она пережила войну в свои подростковые годы и стала железной леди: строгой, можно сказать, жёсткой. Детьми, мы боялись играть рядом с ней и предпочитали у неё не задерживаться. Лишь спустя время приходит осознание: человеку, пережившему войну, сложно оставаться жизнерадостным.

Я всё хотела записать её воспоминания о военных годах, но так и не осмелилась. Время забрало бабушку Марьям, оставив мне взамен сожаления о несделанном. Уходят люди – умирают целые миры.

3. Улица Крестьянская, 4

Напротив дома бабушки – пустое здание. Раньше там жила моя лучшая подруга Нэркэс со своей семьёй. Она любила смотреть аниме, и в 2012-е годы постоянно жила в ожидании новых выпусков Наруто. Меня тогда, как ни странно, японские мультфильмы не особо интересовали. Вместо этого, я уговаривала её поиграть среди скал на склоне горы. Мы обустраивали вместе с другими подругами базу: выбирали место для столовой и гостиной, приносили покрывала, посуду и еду – формировали свой маленький мирок. Нам казалось, что наша связь – крепче некуда. Любили фантазировать, что, повзрослев, обязательно будем дружить семьями.

Недавно я прогуливалась среди тех самых скал, и у меня закружилась голова. Невозможно ни спуститься, ни подняться – и как мы, маленькие девочки, осмеливались ходить по этим опасным местам? Всё-таки в свои 8 лет я была куда бесстрашнее и отважнее. Навык, который так нужен в некоторых ситуациях сегодня, но, кажется, уже утерянный. Где-то там, среди скал.

4. Улица Советская, ?

Наше детство – Нэркэс, моё и других подружек – прошло не только среди скал, но и на улицах. Зимой мы строили горки, играли в снежки и устраивали хоккей на реке, катаясь на валенках с галошами. Весной делали кораблики из листов А4 и запускали их на ручейках. Осенью – выходили в лес собирать листья для гербария, попутно фотографируясь на маленький кнопочный телефон.

И традиции в нашем ауле тоже привязаны к улицам. Так, каждый Ураза Байрам мы брали с собой пакеты и ходили по домам – собирать конфеты и печенья у жителей. Домой приходили с мешками, полными сладостей. Каждый год обещали родителям, что обязательно всё доедим, и каждый раз не доедали. Такое было негласное правило среди детей – охватить все 230 домов аула.

Примерно на третий год ты уже понимаешь, в каком доме тебе подарят вкусные конфеты вроде «Twix», а в каком – невкусное «Птичье молоко». Так, на Советской жила бабушка, которая вместо конфет давала нам хлеб с маслом. Тогда нас это сильно удивило – у нас дома есть и хлеб, и домашняя сметана, конфет разве не будет?

Будучи 22-летней, понимаю, что, возможно, у неё и не было возможности что-то прикупить. Сегодня на улицах не видно детей. Ни даже во время Ураза Байрам, когда принято «әйенселәргә». Все они в телефонах. И вместо игр в снежки, они предпочитают собираться в доме с работающим вай-фаем.

Каждый день прогуливаясь до остановки школьного автобуса, чтобы поехать на работу, прохожу рядом с этим домом на Советской, которого уже нет. А я так и не узнала имя этой бабушки, навсегда впечатавшейся в сознание. Она осталась незаменимым пазлом моего мира под названием «Куват».

5. Улица Сакмара, 2

В Википедии в описание к деревне Куват, где я родилась и сейчас живу, приведена статистика, что здесь проживает 99% башкир. Тот выделяющийся 1% – дело рук тёти Раузы, татарки, которая живёт в самом низу улицы, аккурат перед речкой.

Не знаю, как их семья попала в нашу деревню, но они немного выбиваются из общей массы жителей. У них у единственных каменный дом, аж в два этажа. Они держат индюков, пока остальные – уток и гусей. И еда у них другая. Возможно, поэтому дети любили строить догадки вокруг их дома: говорили, что они чертят краской кресты на окнах, чтобы изгонять чертей.

Как и бывает в таких случаях, в детстве мы так и называли тётю Раузу – «татарка». Не с целью оскорбить, просто такой вайб в деревне – придумывать каждому клички. Моего отца, например, прозвали «шкалик», за его любовь к водке и созвучность имени – Ишгали. Дети так и остаются надолго с клеймом родителей: я есть «старшая дочь Ишгали».

Недавно пили чай с сестрёнкой, «третьей дочкой Ишгали», мы смотрели в окно, и увидели, как по улице прошла женщина. Я спрашиваю:

– Кто это был?

– А, это татарка с нижней улицы.

И это меня улыбнуло. Казалось, что её давно уже не называют «татаркой». Как прекрасно, что есть ещё что-то, остающееся таким же, как раньше.

Наше прошлое и настоящее объединяют воспоминания. Переехав в аул с тремястами жителями после десяти лет жизни в большом городе-миллионнике, я закольцовываю свою жизнь. Как и дома в этой истории.

Немного справочной информации:

ДЕТИ ГОР

Байару Такшина

Нам было тогда от 13 до 16 лет. Мы – это танцевальный коллектив «Айас» со звёздным танцем «Дети гор» под диско-песню легендарной Марины Саксаевой. В тот май наш ансамбль собрался в Стамбул…

I. Дорожная сумка

В республике Алтай мода на дорожные сумки. Знаете, такие часто носят через плечо парни в спортзал. Они бесконечно рвутся от тяжести в самых разных местах, но носятся до полного уничтожения.

На кровати лежала как раз такая новая дорожная сумка. А рядом: новый сценический костюм с сапогами, джинсы, футболки, жёлтый сарафан, кисло-зелёный купальник с юбочкой, юбочка обычная, кеды, панамка, носки. Близилось первое путешествие. В центре кучи первых обновок стояла Байару и слушала первую песню Шуберта из цикла Зимний Путь на стихи Мюллера. Вся трагедия была в том, что Байару обещала руководителю Суркуре Николаевне взять утюг с паром. А он, холодный чугун, отказывался лезть в дорожную сумку!

Загруженная дорожными сумками фиолетовая таблетка школы искусств села Улаган, словно пробка шампанского, которую долго взбалтывали и качали вверх-вниз по алтайским перевалам, вылетела в бескрайние пшеничные поля Барнаула. В машине мы невольно задышали полной грудью: смотреть далеко в горизонт, не натыкаясь на стены-горы, было в новинку. Простиравшееся перед нами жёлтое, вспаханное море и голубое небо выглядели как живые картины Ван Гога.

Мы проехали от дома в сторону запада уже 500 километров – интересно, этого расстояния достаточно, чтобы сообщить Суркуре Николаевне об отсутствии утюга? Она же не заставит водителя повернуть обратно…

Сообщила, истерика, стыд, не повернули, едем дальше.

II. Айас

Так получилось, что мы, участники ансамбля, все жили на одной улице Мира. Все, кроме Аржаны.

Аржана – солистка «Айас», 16-летняя девушка с прекрасным чувством юмора, круглыми щёчками, мягкой и элегантной пластикой в танце. Её мама – врач, поэтому Аржана часто советует мне, как выживать во время месячных, твердит о важности гигиены в этот период, цитирует свою маму. Иметь такую осведомлённую и прогрессивную в «подростковых делах» подругу для меня в то время было очень круто. Но для Аржаны настоящей подругой была Алёна. Им обеим было по 16, а мне 13. Большая разница в школьные годы. Алёна – высокая, тонкая девушка, даже из советской таблетки, привезшей её в аэропорт Барнаула, выходила элегантно, словно принцесса из кареты. Мы все были в обновках: в новых кепках, джинсах, футболках. Наши родители хорошо подготовили нас к поездке заграницу, но Алёна в своей новой одежде выглядит особенно нарядно. Сашка и Витёк кричат Алёне: «Лёёён, а Лён!». Мы однажды услышали, что кто-то из взрослых звал Алёну Лён, и теперь мальчики не переставали дразниться. Сашка и Витёк хоть и не братья, но по характеру очень похожи на рыжих близнецов Уизли из Гарри Поттера – всегда смышлёные, весёлые, находчивые, энергичные, болтливые, остроумные.

Все эти ребята составляли старший и концертирующий состав ансамбля. Я же была из младшей группы, и моя роль была проста – держать флаг республики Алтай во время выступления на сцене Стамбула. И знаете, мне было совсем не стыдно: если бы заболел один из участников, я легко могла заменить танцора, поскольку тренировалась со всеми наравне.

Однажды уборщика строительного мусора Нотр-Дам спросили: «что вы делаете?». Он ответил с гордостью: «Я строю Собор Парижской Богоматери!». Такой же вопрос задали игральщику на колокольчиках в оркестре. Его ответ был: «Я не играю на колокольчиках, я играю Пятую симфонию Малера!».

Так и я, Байару – «игральщица пятой Малера и строительница собора» – наблюдала за тем, как Суркура Николаевна, очень похожая на балерину «Большого», успокаивала мальчишек и всё время проверяла наши паспорта и документы перед взлётом. Мне всегда казалось, что наша руководительница – слегка тревожная женщина. Она не переставала повторять правила поведения в Стамбуле:

Улыбаться всем.Здороваться со всеми.Благодарить всех.Слушаться всех в новой семье, где мы будем жить месяц.Не теряться.Не разговаривать с посторонними.Ещё раз улыбаться и быть милыми, в России можно не улыбаться, за границей все обязаны УЛЫБАТЬСЯ!

III. Транзитная Москва

Представьте такую картину. Огромный зал Макдональдса, две подружки-китаянки весело обедают за белым пластмассовым столиком. К ним подходит высокий, худой, одетый в серое молодой москвич в кепке и бросает в тарелку одной из китаянок тухлую картошечку в мундире. Та резко встаёт и высыпает всё, что у неё было на тарелке, прямо ему на голову. Парень начинает злиться, сжимать кулаки, но именно в этот момент мимо него проходит огромная делегация алтайцев. Все вокруг перестают жевать свои бургеры и смотрят на нас с интересом: что же будет дальше? А дальше ничегошеньки. Нацист просто технично уходит. Мы ещё не сталкивались с таким поведением и с этим страшным понятием раньше. Как реагировать? Что говорить? Вся ситуация вызвала у нас одно чувство – чувство «наступания на говно». Далее мы просто идём заказывать еду, люди продолжают гудеть, пыхтеть в своих делах. И никто из нас или других людей почему-то не осуждают вслух, даже не обсуждают только что увиденную сцену.

Неприветливое московское метро, полный вагон безразличных. Напротив «детёнышей алтайцев» сидит громадный байкер лет 60. Мы тщательно разглядываем его татуировки. Из-за чёрных очков на лице байкера было неясно, заметил он наш бестактный осмотр или нет. Учительница в панике кричит: «Наша остановка!». Группа бежит в толпе запахов, лиц, странных причёсок и ботинок. Байару останавливается перед эскалатором. Инопланетная машина-лестница начинается у меня перед ногами и заканчивается высоко-высоко, словно портал в космос. Закрыв глаза, я шагаю вперёд и тут же двигаюсь с ветерком наверх. Через некоторое время оглядываюсь и вижу, что я поднялась настолько высоко, что люди внизу кажутся маленькими точками. В ногах сразу появляется слабость, а в глазах темнеет… Через секунду слышу крики друзей, открываю глаза и замечаю татуированный кулак того самого байкера – он держит лямку моего рюкзака и пытается поставить меня на ватные ноги. Мы благополучно прибываем до устойчивой земли наверху. Байкер, показав в улыбке серебряные зубы, исчезает, забирая с собой страхи и тревоги большого города.

IV. Стамбул

Моя родная сестра Марина учится в Анкаре, она прилетела в Стамбул на один день встретиться со мной. Привезла мне в подарок кофту, которую я потом не снимала 10 лет, и познакомилась с моей временной мамой Муфиде-анне. Вернувшись в Анкару, Марина каждый день созванивается с ней по телефону и на турецком спрашивает, как мои дела.

В очередной раз я слышу, как сестра и Муфиде-анне обмениваются новостями, но в этот раз понимаю их турецкий. Муфиде-анне не хочет, чтобы я уезжала обратно, она будет скучать и плакать. У моей временной мамы бордовые волнистые волосы до плеч, маленький ростик, нос с горбинкой, чёрные красиво выщипанные брови, тонкая талия, пышные бёдра и болтливый характер. После разговора с Мариной Муфиде-анне шарит по карманам своего мужа Саида-баба, пока тот спит. Она ищет деньги. Находит несколько купюр, радостно улыбается и даёт мне знак бежать.