скачать книгу бесплатно
– Ну да, в целом-то история совпадает с тем, что я знаю, – добавил Рома. – Про лабораторию я вам уже говорил. История с женщиной тоже очень напоминает один случай…
Он не договорил, так как в этот момент раздался хлопок двери подъезда. Шпионка! Я метнулся в коридор: входная дверь оказалась распахнутой. Выбежав из дома, я увидел лишь ночную улицу – и ни души! Сбежала!
– Выходит, все, что она нам тут наплела, – туфта? – разочарованно воскликнула Женя, когда я вернулся в квартиру. – А я-то уж подумала, что у нас есть живой свидетель.
– Был бы живой свидетель, – резко перебил я, – если бы кое-кто не помешал поговорить с ним как следует.
– Ой, да тебе бы только кулаками махать! – огрызнулась журналистка. – Вообще по-человечески разговаривать разучился!
– Ну вот тебе было по-человечески! – вскричал я. – По-человечески она тебе тут наврала с три короба и сбежала!
– Наврала, да не все, – сказал Рома. – Про секту, быть может, правда.
– А вот о том, что порвала с ней… Ну и о том, что сюда едут какие-то ее «ребята». – Женя обеспокоенно глянула на окошко. – Я одна думаю, что нам пора валить отсюда?
Я прислушался. Мне показалось или где-то снаружи раздается шум мотора?
– Уходим! – коротко скомандовал я.
Мы быстро заперли квартиру, сунули ключ под коврик и выбежали на улицу. Во дворе по-прежнему было безлюдно. Обманчиво безлюдно! Неподалеку, где-то за углом, действительно рокотал мотор. Я махнул рукой: за мной! Мы быстро пересекли детскую площадку и остановились за углом другой пятиэтажки. Я осторожно выглянул. Однако тревога оказалась ложной: на дороге у дома тормознул автомобиль, но, похоже, такси. Из него вывалилось пьяное тело и, шатаясь, устремилось к подъезду.
– Чисто! – сказал я своим спутникам. – На сегодня все. Ступайте по домам.
– А ты? – спросила Женя.
– Я останусь. Подожду: быть может, кто-нибудь приедет.
Рома не возражал – он нервно переминался с ноги на ногу, явно желая поскорее убраться отсюда. Но Женя запротестовала:
– Я хочу помочь!
«Да уж, та еще помощница…» – глянул я на нее. Покачал головой:
– Если они и правда появятся – поверь, без тебя мне будет проще. Только помешаешь.
Она состроила обиженную мордашку, но все-таки послушно кивнула.
– Идите в ту сторону, дворами, – повелел я. – Будьте осторожны. Мария… или как ее там зовут на самом деле… видела ваши лица.
– Ты тоже береги себя, мой герой! – сказала Женя.
И вдруг бросилась мне на шею:
– Пожалуйста, пообещай, что не будешь делать глупостей!
Я машинально обнял ее, провел ладонью по волосам. И в этот момент почувствовал, что готов один выйти против всего мирового Зла, только б не дать в обиду это нежное создание.
– Ну все, давай, двигай… – Я осторожно отстранил ее, подтолкнул. – Обещаю. Идите.
Проводив взглядом две исчезающие в ночном мраке фигуры, я сжал правой рукой кастет, в левую взял пистолет. Осторожен?.. Ага, конечно! Пусть только появятся! И, сев в тени за углом дома, принялся ждать.
«Где я раньше мог видеть эту шпионку? – все вертелось у меня в голове. – Мы же точно встречались!» Но я никак не мог припомнить, откуда знаю ее лицо.
В кармане завибрировал телефон. Я достал его – на экране высветилось «Рафаэль». Нашел время звонить: два часа ночи! Я нервно нажал на кнопку сброса.
На дороге у пятиэтажки снова показались фары. Черный автомобиль подкатил к подъезду. Тому самому, где произошло убийство! Я приготовился. Но, как назло, снова загудел телефон. Он был на режиме вибрации – однако даже этот звук, казалось, загремел в ночной тишине подобно трактору. «Рафаэль, какого хрена?» Я снова нажал на сброс.
Выглянув из-за угла, я увидел, что из машины выбрались трое. В черном! До меня долетали голоса, но разобрать слов я не смог. Они? Или, быть может, снова приехали после пьянки какие-нибудь припозднившиеся развеселые люди? А если это все-таки те, о ком я думаю, справлюсь или нет? Я прикинул: смогу ли уложить троих? В принципе – реально. Сначала из травмата одному, затем второму, третьему. Желательно начать с того, что поздоровее. Они растеряются, и тут главное – поскорее добить кастетом и ногами, пока не опомнились. Что потом? Что-что: вызвать из храма оперативную группу воинов Света – пусть хоть из постели подорвутся и мчат сюда. Когда еще представится такой шанс?!.
Я уже намеревался подобраться поближе к машине, как снова загудел телефон. На этот раз пришла эсэмэска. Скользнув взглядом по экрану, я не поверил глазам. Там было написано: «Рафаэля убили!»
День пятый
С минуту я в каком-то исступлении и оцепенении смотрел, как суетятся у машины люди в черном; снова переводил взгляд на экран телефона – и опять на них. Вот они заходят в подъезд. Надо действовать! Это же шанс! Напасть, обезвредить, допросить… Но снова глаза упирались в экран телефона. Рафаэля убили! И, вскочив, я побежал в противоположную от пятиэтажки сторону, на бегу набирая номер.
– Алло! – услышал я в трубке девичий голос. – Это Саша, сестра Анатолия…
– Где он?
Добежав до областной больницы, я разыскал приемный покой. Ворвавшись в помещение, окинул взглядом порезанных, избитых, травмированных людей и суетящихся около них усталых медиков. Наконец, мой взгляд остановился на сидящей на кушетке у стены женщине с красным заплаканным лицом. Я с трудом опознал в ней мать Рафаэля. Мы встретились взглядами – она отвернулась.
– Михаэль?
Я обернулся на голос. Неудивительно, что прошел мимо этой девушки. Я видел ее третий раз в жизни. Первый – во время еретического ритуала, когда ее, одетую в белую, расшитую узорами рубаху, ударом свалил на землю. Второй – на больничной койке с бандажом на шее. Сейчас на ней не было ни расшитой рубахи, ни шейного бандажа. Обычная такая городская красотка, каких тысячи: джинсы, темно-синяя курточка нараспашку, черная водолазка. Как они, однако, маскируются! Так и не скажешь, что под этой маской обыденности скрывается ересь…
Стоп! О чем я? Да пусть катится весь мир в Пекло вместе с маньяками и еретиками! Рафаэля убили!
– Его нашли ночью, часов в двенадцать, – объясняла Саша, выводя меня на улицу. – Толик лежал в переулке без сознания, когда его случайно увидела какая-то прохожая. Пока вызвали скорую, пока приехали медики… Он потерял слишком много крови. Были милиционеры: они-то и позвонили его матери. Она – мне. Меня отпустили из больницы.
Толик… Снова я слышу это чужое для меня имя. Но ведь это его имя! Данное ему родителями при рождении! Ведь раньше я никогда не задумывался, как его зовут в миру. У нас для всех он был Рафаэлем. Как мало, оказывается, я знаю о тех, кого считаю братьями и сестрами. Где он вырос? Чем занимался вне Ордена? Где учился или работал? Кого любил?.. История нашей дружбы начиналась и заканчивалась Братством Света.
– Он приходил в себя? Что-нибудь говорил? Сказал, кто это сделал?
– Его мама говорит, что он пришел в себя лишь однажды, когда уже был в больнице. Сказал только: «За грехи мои» – и умер, не дожив до операции.
Присев на ступени больничного крыльца, я уставился в пустоту ночи. И в голове пылающим клеймом жгла лишь одна фраза: Рафаэля убили! Как? Такого просто не может быть! Рафаэля, с которым мы дружим столько лет – с первых дней, как пришли в Орден. Его больше нет!
– Я потом вспомнила, что вы – его лучший друг, – продолжала Саша, которая все еще растерянно мялась рядом. – Нашла в его телефоне ваш номер. Я знала, что вы его зовете Рафаэлем…
Я резко встал:
– Хочу увидеть тело!
– Врачи сказали нам, что…
Но я уже вбегал в приемный покой.
Долго приставал к разным людям в белых халатах, большинство из которых выслушивали мою просьбу с усталым недоумением. На лицах я читал, что у них своих забот по горло, не до меня сейчас. Все же мне удалось разыскать мужчину, который согласился впустить меня в морг.
– На пять минут, – пообещал я. – Честное слово!
Когда скинули простынку с лежащего на металлическом столе тела, я не узнал в нем своего друга. Лицо его было изуродовано гигантскими ссадинами. Палка или бита, а еще кастет – мгновенно определил я. Ведь и сам неоднократно пользовался таким оружием. Я глянул на его руки: костяшки не сбиты. Он ни разу не ударил в ответ. Либо не успел, либо…
– Эх, Рафаэль, Рафаэль! Что же ты наделал!
Я почему-то был уверен во втором варианте. Он не защищался и, быть может, даже не пытался спастись. Принял это как свой крест: «За грехи мои!..»
Я опустился на колени, поднес к губам свой серебряный крест. Зашептал молитву за упокой души.
– Ну все, – тронул меня за плечо сотрудник морга. – Ступайте. Здесь не положено…
Но я и сам уже поднимался. Потому как внезапно кое-что вспомнил: вчерашний день. А именно недобрый взгляд патлатого парня, который уставился на мою татуировку «1034», когда входил в палату. Палату сестры Рафаэля!
Саша все так же растерянно стояла на крыльце у приемного покоя, опершись о бетонную колонну.
– Это они, да? – Я схватил ее за плечо и резко развернул к себе лицом. – Это ведь твои дружки?
– Не знаю, – покачала та головой. – Честно.
Она подняла на меня глаза:
– Но, даже если это и так, они лишь на зло ответили злом. На ваше зло!
Я едва сдержался, чтобы снова не отправить ее на больничную койку.
– Поймите, я не оправдываю тех, кто это сделал, – твердо проговорила Саша. – Но точно так же не оправдываю и того, что делаете вы. Да-да, я знаю, чем вы с братом занимались. И знаю также, из-за кого попала в больницу.
Я не отвел глаз. Извинений она от меня не дождется!
– Полагаю, мы не единственные, с кем у вас возникли идеологические разногласия, – сказала Саша.
Ну вот, снова эти «идеологические разногласия». Как сговорились все!
– А раз так, это мог сделать любой из ваших многочисленных врагов, – продолжала она. – Неужели вы думали, что рано или поздно не найдется кто-нибудь, способный дать вам отпор: тот, кто станет действовать вашими же методами? А таковые будут находиться и впредь – ведь не только вы умеете грозить кулаками. Как говорят, сколько веревочке ни виться… Но дело даже не в этом. Я не понимаю: ради чего? Одно дело, когда человек гибнет за Отчизну, за любовь, за близких. За что умер он?
Она кивнула на двери больницы.
– Да вы понятия не имеете, за что сражался ваш брат! – с трепетом вскричал я. – Он был боец! Воин Света! И, когда на земле не осталось бы еретиков (таких, как вы и ваши дружки), вот тогда б он спрятал в меч ножны. Но пока на земле есть ересь…
Я запнулся, поняв вдруг, что говорю на автомате: словно магнитофон, воспроизводящий записанные кем-то фразы. Кем-то другим, но не мной. «Магистром», – сказал бы Рафаэль. Но так ли это на самом деле?..
– Вы сомневаетесь, да? – Саша словно прочла мои мысли. Или это так явно читалось на моем лице? Я с опаской осмотрелся, словно почувствовав взгляд отца Пейна. Конечно, его здесь нет, он далеко. Но, будь он даже на другом конце вселенной, я все равно ощущал бы этот вездесущий взгляд. Он видит ересь сквозь любые стены и расстояния. И карает! «Не мир пришел Я принести, но меч!» – Евангелие от Матфея, глава 10, стих 34. У меня невольно зазудела правая рука с выбитыми на ней цифрами.
– Что ж… Значит, для вас еще не все потеряно, – вздохнула Саша.
Она, что, решила, будто я стал как она? Что и я свернул с праведного пути? Ну уж нет!
– Да что вы знаете о моей вере? – взорвался я.
– А что вы знаете о моей? – вскричала она.
И, заметив, как оглянулись на нас двое мужчин в белых халатах, стоявшие у машины скорой помощи, я сказал тише:
– Мы верим в истинного и единственного Бога. Вы же поклоняетесь десяткам идолов!
– С чего вы взяли? Давайте, процитируйте еще «Повесть временных лет»: «Ваши боги суть древо!» Обычное мнение человека, который понятия не имеет, о чем говорит. У вас, христиан, есть иконы. Человек, наблюдающий за вами со стороны, запросто может решить, что вы поклоняетесь нарисованным на доске богам. Это так?
– Икона – не Бог. Это лишь символ, изображение, помогающее людям обратиться к Высшим силам.
– А с чего вы взяли, что у нас не то же самое? Неужели вы думаете, что я, глядя на вырезанного из дерева истукана, верю, будто он и есть бог? Это такой же символ для общения с Высшими силами, как у вас. Да и вообще, если вы вникнете в веру, которую называете язычеством (хотя в отношении славянской религии мне больше нравится термин «родноверие»), поймете, что между вашим и нашим мировоззрением очень много общего. Впрочем, как и между практически всеми религиями, существующими на планете.
Я презрительно скривился.
– Хорошо, давайте сравним, – сказала Саша. – Почти в каждой религии есть некий демиург, создавший все сущее. Его именуют по-разному, но лично мне приятнее называть его нашим словом «Род», а не иноземным «Яхве». Вы говорите, что в христианстве единобожие, а у нас целая армия богов. Но ведь и у вас, помимо Создателя, есть множество святых и ангелов. И, более того, каждый из них выполняет определенные функции. Например, херувимы – хранители знаний, архангелы – людские наставники; святой Николай – покровитель путешественников, а святой Георгий – воинов; и т. д. Так и у нас, помимо создателя – Рода, есть Перун, Велес, Макошь и другие. Один покровительствует воинам, второй – скотоводам, третья управляет человеческими судьбами. У нас тоже, как и у вас, есть понятия Рая и Ада, только мы называем их Правью и Навью. Даже в вопросах морали у нас много общего. У вас есть свод правил, которые должен выполнять человек: не убей, не укради – и так далее. У нас говорят: человек должен жить «по правде», что по сути своей является тем же самым. Уверена, все перечисленное вы найдете и в других религиях мира. Даже в атеизме! Там тоже есть демиург – Большой взрыв, а также свои «святые и ангелы», благодаря которым в мире все работает: физика, химия, биология… И для атеистов тоже есть свод правил. Он дан им, правда, не каким-либо божеством, а социумом, который призывает все к тому же: не убей, не укради… Так за что нам всем драться? За слова? За право называть одни и те же понятия разными терминами?
Я молчал. Признаться, никогда прежде не задумывался над этим. Меня вообще мало интересовала философская сторона вопроса, да и в чужие верования я никогда не вникал. Для меня существовали лишь четкие рамки: это – правильно, то – нет. Но, быть может, она права и мне следует выглянуть за эти рамки хотя бы для того, чтобы лучше узнать своего врага? И я тут же упрекнул себя: «С такими мыслями недолго самому скатиться в пропасть!»
– Это все – ересь, – отмахнулся я, сам понимая, насколько беспомощно прозвучал такой аргумент.
– Вот вы все говорите: еретики, еретики, – вздохнула Саша. – Но что вы о них знаете? Хотите, расскажу?
Я не хотел, но она продолжала:
– Когда я несколько лет назад встретилась с людьми, которых вы называете язычниками, это была компания увлеченных людей, проникнутых идеалами чести и добра. Я бы не сказала, что они были верующими. Их просто привлекала древность, философия предков. Они читали книжки, изучали историю и мифы разных народов, при этом очень гордились своими корнями, своей землей. А знаете, чем они заняты сейчас? Готовятся к войне! Я видела, как с годами меняются эти люди, это происходило на моих глазах. Причина проста: однажды в городе появились отмороженные гопники, которые принялись гнобить этих людей за их увлечение. И мои друзья все меньше читали книжки и копались в истории, а все больше записывались в спортивные секции, посещали тренажерные залы, учились драться. И даже на любую фразу, на любой взгляд в их сторону все чаще отвечали резко, грубо. Это нормальная защитная реакция любого живого существа – на агрессию отвечать агрессией. Вот только пока что это все еще самооборона, лишь желание постоять за себя. Но что будет завтра? Когда травят зверя, он показывает зубы, а когда загоняют в угол – нападает сам. В конечном итоге наступит момент, когда они перестанут защищаться и начнут нападать сами. Быть может, уже наступил… – Саша взглянула на машину скорой помощи. – Когда же завтра моих друзей за это обзовут экстремистами и начнут запирать в клетки, общество будет кричать: «Правильно! Так их всех, отморозков!» – даже не подозревая, что еще вчера эти мальчишки и девчонки были просто начитанными пацифистами, мечтающими сделать мир лучше. И никто даже не задумается, отчего эти люди так изменились.
И, помолчав, Саша добавила:
– Думаю, подобное произошло когда-то и с вашей верой. Рожденная на идеалах любви и добра, она так долго терпела притеснения, что, вопреки своим убеждениям «возлюби ближнего своего», невольно отрастила зубы. А потом сама не заметила, как эти зубы превратились в клыки – и она перешла от защиты к нападению. Когда же за столетия борьбы ваша вера набрала мощь и армию последователей, казалось бы, у нее не осталось никого, кто ей угрожает. Да только вы уже не могли остановиться. И продолжали карать, каждый раз находя новых жертв, якобы посягающих на вашу веру. Вы сами из овец превратились в волков. Крестовые походы, инквизиция, казни еретиков, костры из книг, нападки на все, что не соответствует вашей идеологии… А теперь вот еще и вы с моим двоюродным братом.
Это прозвучало как пощечина. Я вздрогнул, снова невольно сжав кулаки.
– Вот видите, – покачала она головой. – Вот об этом я и говорю. Вы надрессированы отвечать ударом на удар, а сами чаще бьете раньше, не дожидаясь пощечины. Где ваше смирение, о котором вы постоянно твердите?
– Вот он, – указал я на больничные двери, – не ответил! И куда его это привело?
– Вы сейчас говорите о следствии, но совершенно не замечаете причины, – возразила Саша. – Он погиб на войне, которую сам же и развязал! Разве это случилось бы, если б вы и вам подобные не начали свой «крестовый поход»? На ваше зло вам ответили злом. Вот причина его смерти.
– Да вы понятия не имеете, что такое Зло!
– Зло всегда одно. Во всех религиях, философиях, обществах понятия добра и зла одни и те же. Как их распознать? Да очень просто: если всем, и в том числе тебе самому, от чего-либо становится хорошо – это добро, а если плохо – зло. И не важно, какими возвышенными и благородными терминами ты назовешь поступки. Если они причиняют только страдания и боль, это нельзя назвать правильным и добрым. В истории есть множество примеров, когда творилось невероятное зло, прикрытое завесой света и добра. Да только светлее и добрее оно от этого не становилось! И Толик, кстати, это осознал. Правда, слишком поздно!
– Вы сколько угодно можете нести свой философский бред, – раздраженно перебил я, – но к жизни его это не вернет! И, клянусь, ваши дружки за это ответят!
– В таком случае и впредь ожидайте ответных ударов!
Она выпрямилась, глядя мне в глаза: прямо как тогда, на лесной поляне во время их бесовского ритуала. Еще миг – и я, как в тот раз, одним ударом снова свалил бы ее на землю. Но в этот момент распахнулась дверь приемного покоя и на пороге возникла бледная заплаканная женщина, мать Рафаэля. Я разжал кулаки, отступил в сторону.
– Соболезную, – сказал я.
