скачать книгу бесплатно
– Ну и что? Общая такая шутка. А ты что же, не в нашей теперь компании? – осклабился Загогуйла.
– Не знаю, – задумчиво сказала Антонина и отстраненно посмотрела в окно. На кухнях противоположного дома под не очень яркими лампочками, одиноко висевшими на кривых проводах, сидел уставший после рабочего дня рабочий класс, тыкал вилками в еду на тарелках и тоже о чем-то беседовал, – у меня теперь компания в комнате сопит.
Василий крякнул и налил в кружку еще три «булька».
– Тебе по понятным причинам не предлагаю! Вчера Луизка-практикантка домой в Тимашево ездила, у нее мать почтальонкой сутки-трое работает, времени много – такой самогон варит! Вот привезла канистру, ничего уже не осталось – со дна слил, жаль тебе попробовать нельзя.
Антонина поставила на стол сковородку с холодной яичницей и протянула Василию вилку:
– Знаю я эту почтальонку! Кто победил-то?
– В смысле? – поперхнулся Загогуйло.
– Ты же сам только что говорил про Выдова с Поповым, как они целую неделю стихами на брудершафт, бились!
– Что-то ты, как в гололед, притормаживаешь! – хохотнул Васька и размазал вилкой желток по сковородке, – Выдов сказал, ничья у них вышла, Попов ему на память собаку подарил, гипсовую – полметра высотой. Тебе, кстати, не нужна для интерьера, у нее только передняя нога отломана, но ее можно эпоксидкой приклеить?
– Лучше Лесопосадкиной в Красный уголок отдайте, она же культмассовый сектор. А Попова я помню, он к нам в школу приезжал, в актовом зале стихи про Родину и ее врагов читал, а Таньке Будановой и Мотьке Крамаровой за то, что одна спросила, когда коммунизм наступит, а другая – правда ли будто Пушкин негром был, книжки свои подарил. До сих пор, наверное, в нашей школьной библиотеке под стеклом лежат.
– Да! Насчет победителей! Тут, в твоем дворе вроде бы кроличья шапка завгара стала мелькать? Смотри, и ему передай, чтобы смотрел, он только в нашем депо завгар, а за воротами ему рога моментом обломают!
Антонина вдруг глупо улыбнулась и предложила Василию магазинных пельменей, которые варятся быстро, а если их потом обжарить на сливочном масле, то приобретают золотистую корочку и со сметаной становятся очень даже съедобные.
– Ты чего так обрадовалась? – скривился Василий и тряхнул пустую фляжку, – не надо пельменей!
Антонина и сама не могла понять, отчего поднялось ее настроение. Поняла через неделю, когда у дверей ее квартиры Павел Семенович Шишкин вцепился в меховой ворот полушубка Василия Степановича Загогуйлы, а тот вцепился в лацканы новенького польского плаща на искусственном меху Шишкина, только вчера купленного у буфетчицы Верки за новогоднюю премию с четвертой, давно отложенной на новый спиннинг с набором разноцветных блесен. Шишкин и Загогуйла, сопя и кряхтя в свирепом молчании, возили друг друга спинами по стенам подъезда, стряхивая на серый бетонный пол нежную белую штукатурку. Выглянувший в это время на лестничную площадку широкообразованный молодой стоматолог Лева Сидоров, поинтересовался тогда у соседки:
– Что за Гамбургский счет такой в нашем подъезде?
На вопрос Антонина радостно ответила:
– Да так, из-за меня дерутся, – и нежно добавила: – Дураки!
Из приоткрытой двери в квартиру Левы Сидорова раздался задорный телевизионный смех членов рабочего коллектива АЗЛК – Генеральный секретарь только что рассказал им, после радужных перспектив, одну из своих искрометных пятнадцатиминутных шуток, добавив под общее веселье, что велел прекратить тратить деньги на никому ненужное глушение когда-то вражеских, а сегодня всего лишь вещающих плюрализм радиостанций.
* * *
Интеллигентный с легкой гнусавинкой голос без всякого шума, треска и свиста удивленно сказал: «би-би, – и совсем растерявшись, добавил: – си…»
Глава третья
Сквозь асфальт развитого социализма
3 февраля
– Я покурю в форточку? – Люся чиркнула спичкой.
Антонина тут же задула маленький желтый огонек, мягко, но бескомпромиссно забрала спичечный коробок из рук подруги, положила его в ящик кухонного столика и плотно задвинула:
– В общаге покуришь, он у меня знаешь какой чувствительный!
Люся хмыкнула и сунула сигарету обратно в пачку:
– Верка кафе открывает, говорит, Идрисов ей сказал, что Горбачев разрешил кооперативы в общественном питании организовывать, теперь она ищет, кто ей пельмени будет лепить, чтобы в своем буфете работягам продавать – ты же все равно дома сидишь – постряпай!
– Как в своем буфете?! Он же государственный! – возмутилась Антонина, – и что значит постряпай?! Я буду стряпать, а она будет продавать?! Это ж эксплуатация!
Люся пожала плечами:
– Ну как хочешь! Кого-нибудь другого найдет.
Подруги молча выпили по чашке чая. Люся, оттянув рукав, посмотрела на часы и, прошагав указательным и средним пальцами по столу, сказала, что ей пора, потому что в дэка Машиностроителей вот-вот дискотека начнется. Шагнув за порог, Люся тут же закурила, облако сизого дыма мгновенно втянулось в квартиру Антонины. Через несколько секунд захныкал Радик.
* * *
Игорь Кириллов строго объявил, что Советский Союз вынужден прекратить свой односторонний мораторий на ядерные испытания, потому что США 3 февраля на полигоне в штате Невада провели подземный ядерный взрыв, а он с декабря 1986 года был уже двадцать пятый! Тогда, как мы, СССР, то есть, не произвели за это время ни одного испытания!
Антонина расстроилась, выключила Игоря Кириллова по телевизору и включила Михаила Сергеевича по радио:
– Как же так, Михсергееич, вы же обещали, что безъядерный мир будет!
Горбачев раздраженно кашлянул:
– Я, Антонина, свои слова держу! Тебе вот квартиру дали? Дали! Соседу твоему Левке Сидорову, как молодому зубному специалисту, дали? Дали! А до 2000-го года еще тринадцать лет, между прочим! Жди, и безъядерный мир тоже обязательно наступит!
– Да! А Верке кто разрешил пельмени в государственном буфете продавать?! – возразила Антонина.
Горбачев крякнул:
– Ну ты не мешай котлеты с пельменями! Кооперацию еще Ленин разрешал! Для того все и делается, чтобы заставить мелкую буржуазию работать! Пусть кормит гегемона!
– Кого?.. – растерялась Антонина.
– Тебя, дурында! Ты ведь у нас пролетариат, хоть и в декрете! – развеселился генсек и переключился на радиопередачу «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады».
5 февраля
Утром к Антонине зашел Идрисов, передал от Верки мясорубку, свинину с говядиной, лук, муку и яйца. Сказал, что теперь в стране пельменей будет полное изобилие, качество этих пельменей по сравнению с магазинными возрастет стократно, а цена упадет до полной доступности всем слоям населения, потому что люди на себя начинают работать, а не на государство! Сказал, но добавил, что народ все же надо постепенно приучать к высококачественным продуктам и вынул из сумки две буханки серого хлеба:
– Вместе с мясом накрутишь! Фарш только вкуснее станет!
* * *
За несколько дней до старта заболел бортинженер Александр Серебров. Основной экипаж во главе с командиром Владимиром Титовым заменили на дублирующий. 5 февраля космический корабль Союз ТМ-2 с Юрием Романенко и Александром Лавейкиным стартовал с Байконура.
* * *
Весь день, разрываясь между комнатой с капризничающим Радиком и кухней, Антонина крутила фарш и месила тесто. К вечеру, не чувствуя ни ног, ни рук, она вынесла морозиться на балкон две сотни пельменей.
* * *
Космический корабль Союз ТМ-2 успешно пристыковался к станции «Мир». Экипаж Романенко и Лавейкина чувствовал себя нормально. Александр Серебров радовался за товарищей по общему делу и, конечно, досадовал на свою болезнь, сорвавшую его полет с Титовым. Ирина Пронина, которую в марте 1983 года за месяц до старта из-за развода с мужем заменили на Сереброва, тоже радовалась за товарищей по общему делу и даже посвятила им стихотворение, написав в правом верхнем углу: «Сереброву».
* * *
– Ты что так мало налепила?! – возмутился Идрисов, – ты давай, шевелись, не на троллейбусе своем по проспекту Октября ползешь! Деньги вразвалочку не зарабатываются! Крути педали Загубина, шевели булками! А то мы с Веркой мигом кого пошустрее найдем!
19 февраля
– Оно же с душком! – Антонина чутким носом молодой мамаши почувствовала неладное и сунула голову в пакет с мясом.
– Ничего, ничего! – успокоил Идрисов, – подержишь свинину в воде с уксусом, положишь в фарш побольше лука, перца – он дешевый – никто и не заметит!
Но 19 февраля после двухчасовой дискуссии, начатой переехавшим из Свердловска в Уфу на временное место жительство водителем и поэтом Выдовым, о праве секретариата Союза писателей СССР отменять решение об исключении Бориса Пастернака из членов Союза писателей отравилась вся двести четырнадцатая комната.
– Закон обратной силы не имеет! – кричал, склонившись над унитазом, Выдов, – раз выгнали, то пусть назад по всем правилам вступает, тут в писатели вон какая очередь!
– Ты у кого бормотуху брал? – кричал в другой унитаз в соседней кабинке Загогуйла.
– Вы же вместе у тавтимановской тети Шуры брали, – авторитетно вмешивался в разговор из другой кабинки Ричард Ишбулдыевич, – тут дело, думаю, в другом!
– Точно! – соглашался мыливший над раковиной руки вместе с рукавами рубашки Серега Шептунов, – мы чем закусывали?
Чем закусывали не помнил никто, но все вспомнили, что в обед в буфете у Верки съели по двойной порции пельменей с домашней хреновиной Антонины.
– А я две с половиной порции взял! – опять побледнел Выдов.
– Курва! Отравила за наши собственные деньги! – взревела двести четырнадцатая комната и ринулась топтать кирзовыми пролетарскими сапогами первые нежные ростки капитализма.
* * *
Идрисов быстро сказал, что он ни при делах и нырнул в подсобку. Верка сначала осклабилась и презрительно послала всех разом, пригрозив пролетариату только что у нее бесплатно отобедавшим участковым Лампасовым, но, когда Загогуйла перевернул шаткий столик, рассыпав соль из солонки по всему полу, а Выдов продекламировал: «Сама свои пельмени жуй, день твой последний приходит, буржуй!» – сильно трухнула. Трухнула и заверещала:
– Это не я! Это декретница Тонька Загубина тухлых пельменей налепила! Наше хорошее мясо своему толстомордышу отложила, а для вас, работяг, из Иглино некондицию привезла! Зря что ли ее мамаша трехлитровую банку хреновины от чистого сердца подарила?!
Двести четырнадцатая комната матюкнулась, но идти бить одиночку с грудным ребенком не пожелала – и пыл угас, и Загогуйла сказал, что сам разберется, да и Цыганские дворы хоть недалеко были, но по февральскому морозцу – в лом.
– В лом! – так и сказал Ричард Ишбулдыевич.
Глава четвертая
Красные дни календаря
23 февраля
Едва Антонина успела покормить ребенка, как пришла Люся. Люся пришла не одна – вместе с Лесопосадкиной. «Чего-нибудь просить будут» – догадалась Антонина. Так и вышло. Посюсюкав над спящим Радиком, выпив по две кружки чая, съев вазочку варенья и пачку печенья, подруги выложили:
– Мы тут вот, что решили: надо мужикам вечеринку устроить! Главное, чтобы они ее запомнили, как шикарную, тогда на восьмое марта им неудобно будет дарить нам мимозы и тут же напиваться, а придется сложиться на приличные подарки. Кумекаешь?
– Нет, – честно ответила Антонина.
– Мы им намекнем, что лучший подарок женщине на восьмое марта – это гэдээровский сервиз! В профкоме, как раз, остался один нераспределенный комплект и Ольга Львовна готова его придержать для нас!
Антонина опять ничего не поняла, но резонно заметила:
– Я не смогу на вечеринку…
– Это необязательно, сейчас главное сброситься, чтобы мужикам все устроить!
– У меня сейчас нет, вы у Верки возьмите в счет моей зарплаты, – предложила Антонина.
Люба Лесопосадкина тут же стала собираться домой, а Люся всплеснула руками:
– Так ты ничего не знаешь?! Верка-то твоя сбежала! Оставила записку, что никому ничего не должна, так как ни с кем никакого договора не заключала. Идрисов эту записку всем зачитывал. Оказывается, она даже Калмыкову не отстегнула!
– Как же так, – захныкала Антонина, – я же с утра до вечера эти пельмени… мама еще помогала, соленья из погреба ей возила, мы стиральную машинку хотели…
– Ну ты подруга даешь, нашла кому доверять! Это ж Верка! Что ж ты такая кулема-то!
– Так ты сама ее мне сосватала! – зарыдала Антонина.
– Ты меня, подруга, в свои коммерческие дела не вмешивай! Я на стиральную машину пельменями не копила!
Лесопосадкина дернула за рукав Люсю:
– Пошли к Соньке Ивановой, тут глухо!
* * *
– Ну поздравляй! – сказал заплаканной Антонине Шишкин и тут же поставил на одну из стоящих у дверей коробок с дюралевыми сушилками бутылку шампанского, нежно придвинув к ней коробку конфет «Родные просторы».
Антонина расплакалась еще больше и сказала, что нечем ей поздравлять – обокрала ее Верка. Шишкин оценил обстановку, вздохнул и раздеваться не стал.
– Ты не переживай, я так этого дела не оставлю! Я подниму вопрос! Напишу куда надо. Может даже на собрании трудового коллектива выступлю… – вяло пообещал Шишкин и озабочено посмотрел на картонные коробки с сушилками.
Завгар потоптался минут пять на сплетенном Валентиной Петровной из разноцветных тряпочек коврике, чмокнул Антонину в щеку, приобнял одной рукой и, аккуратно прихватив другой рукой конфеты с шампанским, исчез в темном коридоре подъезда.
* * *
– Ну поздравляй защитника! Только без пельменей! – Загогуйла пьяно осклабился и раскрыл объятия.
Антонина вдруг рассвирепела, яростно ударила Загогуйлу в грудь и вытолкала за дверь.
– Да я тебя спас, между прочим! – кричал в подъезде Загогуйла, – от справедливой расправы отравленного твоими пельменями рабочего класса!
Загогуйла кричал и пинал двери лифта, потом достал зажигалку, спалил пластмассовую кнопку вызова, сунул зажигалку мимо карманчика джинсов и, раскачивая перила, спустил свое уставшее тело по ступенькам вниз.
* * *