Недетская сказка

– Не будешь дёргаться – дольше проживёшь. Оружие есть?

Свой нож Ваня оставил на телеге, подсунув его под тряпки, но в такой ситуации он бы не понадобился.

– Нет, – коротко ответил Иван.

– Один едешь?

– С козой.

– Ты дурак? Спрашиваю, один едешь?

– Один, а что, дураки всегда одни ездят? – ответил Ванька и обернулся посмотреть на спрашивающего.

Перед собой он увидел рослого замызганного мужика, заросшего волосами и бородищей.

– Дураки на печке ездят, а ты вон на лосях прикатил, – усмехнулся мужик.

– Ты, наверно, разбойник-душегуб? – совсем по-детски спросил Иван.

– Ишь ты, какой сметливый. Точно, я – душегуб, – грозно ответил мужик, – а ты кто будешь?

– Я кузнец-удалец, – в тон разбойнику ответил Ваня.

– Ну расскажи, удалец, как, выбравшись из люльки, ты побежал в кузню наковать своему бате железной лапши на уши. Люблю я сказки послушать, – рассмеялся мужик, обнажив гнилые коричневые зубы.

– Не хочешь, не верь, – обиделся Ванька, – от меня чего надо?

– Раз ты кузнец, то у тебя деньжата должны быть. Вот они мне и надобны, – посуровел душегуб.

– Денег нет. Я еду в город продавать козу. Ежели продам, то на обратной дороге деньги тебе завезу.

– Вот молодец! Люблю я честных людей! Значит, договорились. Ты едешь в город. Там продаешь козу, а когда вернешься, то деньги за проданную козу мне привезешь. Ну как тут не согласиться?

Разбойник свистнул. Послышался треск ломающихся веток, и перед Иваном предстали два мужика в таком же зверском обличье.

– Распрягай лосей! Козу сюда тащите и телегу хорошенько перетряхните, деньги, скорей всего, там припрятаны, – отдал распоряжение душегуб, – а мы с тобой, кузнец, прогуляемся в лагерь. Я тебе кое-что покажу.

Когда Иван с разбойником отошли от дороги на приличное расстояние, раздалось блеяние козы. Ванька вздрогнул, обернулся назад: «Настя!»

– Но, но, тише. Козу жалко? Сделаем жаркое, я тебе дам косточку поглодать, – проронил душегуб и кольнул Ваньку в бок тесаком.

Лагерь разбойников, обнесенный частоколом, был разбит на небольшой поляне, посреди которой стоял шатер, сотканный из разномастных тряпок. За шатром были четыре землянки, расположенные в ряд. Лаз в землянку накрывал козырек из сучьев и елового лапника. Рядом с крайней землянкой находилось стойло для лошади, сплетенное из лозняка и покрытое импровизированной крышей из соломы и веток орешника. В стойле стоял большой жеребец черной масти с белым пятном на лбу. Оставшееся свободное место на поляне занимала кухня-столовая с костровищем посредине и сосновыми бревнами, сложенными по периметру костра. Чуть поодаль чернела колода с воткнутым в нее топором и разбросанными вокруг поленьями. У костра кашеварила женщина с головой, замотанной цветной тряпицей, и одетая в грязные лохмотья. Что-то знакомое показалось Ваньке в ее силуэте, но его мысли были сейчас возле телеги, где он оставил Настю. На бревне у костра сидел разбойник и точил камушком свой тесак. Он так увлекся, что не заметил приближающегося Ивана и сопровождавшего его душегуба.

– Эй, Жало, зови Федоса! У нас пожива, – крикнул душегуб, сидящему разбойнику.

– Велика ли пожива, Грива? – спросил курчавый детина, вышедший из шатра на крик. – Ты хочешь сказать, что этот мальчонка сделан из серебра? А может, у него золотые яйца?

– Там Полено и Кувалда остались. Щас пошарят чуток, может, и золотишка надыбают, но зато у нас уже есть два приручённых лося, телега и коза, – виновато ответил Грива.

– Что-то я не слышал про ручных лосей, да еще упряжных. Может, ты чего напутал? – спросил Федос.

– Чего мне путать? Говорю же, два лося в упряжи тащили телегу с козой и этим дураком, – ответил Грива, показав пальцем на Ивана.

– Коза безногая, что ли, если на телеге раскатывает? А может, она инвалид прошлой войны? – сдвинул брови Федос.

– А леший его знает, почему ее на телеге возят. Наверно, чтобы не похудела перед продажей, – задумался разбойник.

Иван сразу смекнул, что Федос – главарь, и внимательно его оглядел. Атлетически сложенный, относительно молодой мужчина без бороды в чистой одежде, он явно отличался от других членов банды своим видом. Но главным отличием был кинжал с резной рукоятью и отливающим синевой лезвием, с выступающими узорами на поверхности, который был заткнут за пояс главаря. Такое оружие в Омутляндии не смог бы выковать ни один кузнец.

Федос перевел взгляд на Ваньку:

– Жало, брось паренька в яму, но предварительно обшарь, глядишь, и найдется пара медяков. А потом прогуляйтесь с Гривой к завалу и помогите Кувалде. Телегу пустим на дрова, а колеса принесите, заодно и лосей с козой пригоните, хоть мяса вдоволь нажремся.

Жало подошел к Ивану и тщательно его ощупал, не забыв оттянуть Ванькины портки и проверить, не золотые ли у юноши яйца. Затем повел к стойлу, где была вырыта глубокая яма. Подходя к месту своего будущего заточения, Иван посмотрел на коня и широко улыбнулся ему, как бы ободряя себя тем, что будет находиться рядом со своей мечтой. Конь отреагировал на Ванькину улыбку звонким ржанием и ударом копыта о землю.

– Ты, Дрозд, как сторожевая собака, – сказал бандит, похлопав коня по шее.

– Его зовут Дрозд? – переспросил Иван.

– Да, теперь будешь есть его навоз и пить мочу – с голоду не помрёшь, – расплылся Жало в гнилой улыбке. – Тебя столкнуть, или сам прыгнешь?

Ванька не стал дожидаться, пока его столкнут, и прыгнул в сырую яму. Жало надвинул на створ ямы сплетенную из прутьев решетку и привалил камнем. Затем все стихло. Вскоре начало смеркаться. Полная тишина и неизвестность приводили Ивана в состояние душевного смятения, и только редкое пофыркивание Дрозда рассеивало ненадолго чувство одиночества и тоски. Его опутали дрёма и безразличие к собственной судьбе. Пожалуй, стало уже совсем темно, когда Ваня услышал женский шепот:

– Ванюша, ты как там?

– Настя, это ты? – вскочил Ванька, пытаясь разглядеть сквозь прутья белесое пятно.

– Это Ефросинья. Ты меня забыл уже? Я мельничиха из нашей деревни.

Теперь Иван понял, кого он видел у костра. Стало немного не по себе, но Ванька быстро собрался с мыслями и зашептал:

– Вытащи меня отсюда.

– Да ты чего? Меня Федос на мелкие кусочки изрубит, – запричитала Ефросинья.

– Давай убежим. Сядем на коня и поминай нас, – взмолился Ваня.

– Куда же мы ночью поскачем? Если только до ближайшей полянки – волкам на расправу.

– А где бандиты? – спросил приунывший Ванька.

– Кто же их знает. Сначала Полено с Кувалдой пропали, потом Грива с Жалом ушли и тоже сгинули, а теперь Федос взял факел и пошел их искать, – простонала мельничиха.

– Если он не вернется, ты меня освободишь? – с надеждой спросил Ванька.

– Ой, боюсь я, Ваня! Я такого тут натерпелась и насмотрелась, что тебе и не выдумать.

– Значит, бросишь меня тут гнить? А еще соседка называется. Мы же из одной деревни. Можно сказать, почти породнились с тобой на мешках с мукой, – разошелся Иван.

– До утра доживем, а там видно будет. Я вот тебе попить-поесть принесла. Ты кушай и сил набирайся, – сказала Ефросинья и ушла.

– Ненавижу баб! – крикнул ей вслед Иван и накинулся на еду.

Когда разомлевший от еды Иван решил немного вздремнуть, то услышал Настин голос:

– Ваня, это я. Не шуми, говори тише.

– Настя! – обрадовался Ванька и вскочил на ноги. – Как ты меня нашла?

– По запаху, – без насмешки ответила коза, – ты как?

– Нормально. Меня даже накормили слегка. Ты там поосторожней наверху. Федос пошел к засаде, и может вот-вот вернуться, – с тревогой сказал Ванька.

– Федос – это кто? В лагере еще кто-нибудь есть? – спросила коза.

– Кроме мельничихи из нашей деревни, меня и коня – никого. Бандитов было пятеро. Главарь – Федос, и еще четверо. Двое были у завала, когда меня Грива увел, а потом Грива с Жалом к телеге вернулись. Это все, что я знаю.

– Значит, остался один главарь, – облегченно вздохнула Настя.

– А остальные? – удивленно спросил Иван.

– Первых двух лоси поломали, а остальных волки разорвали. Я тебе потом всё расскажу. Теперь бы надо с Федосом разобраться. Говоришь, знакомая у тебя тут?

– Да так, бывшая соседка, – смутился Ваня.

– Зовут ее как?

– Ефросинья.

– Ладно, сиди пока тут. Ничего не предпринимай. Когда надо будет, я знак дам, – сказала Настя и растворилась в темноте.

После разговора с козой подступающий сон как рукой сняло. Представив, как волки разрывают грозных разбойников на части, Иван начал понимать, насколько безумно было пуститься в дальний путь в одиночку. Козу почему-то он в расчет не взял.

В это время Настя, найдя Ефросинью у тлеющего костра, подошла к ней и заговорила:

– Ты, Ефросинья, можешь думать обо мне все что угодно, но только не ори дурным голосом. Может услышать Федос, и тогда нам с тобой несдобровать. Поняла? Если поняла, то давай отойдем в глубь лагеря и пошепчемся о том, как нам выжить в этой сложной ситуации.

Реакция мельничихи на первые слова козы была шоковой. Она не стала кричать и звать на помощь, а лишь охнула, прикрыла рот рукой и еле слышно спросила:

– Ты демон?

– Я обычная коза, умеющая и любящая поболтать о том о сём. Это не должно тебя смущать, ведь женщины всегда готовы обсудить нечто, что их интересует. Ты же не станешь отрицать свою женскую принадлежность? Вот и я такая же. А теперь давай отойдем в тенёк от костра и серьезно поговорим, – твердо сказала Настя и пошла за шатер.

Ефросинья, словно завороженная двинулась вслед за козой, и когда они дошли до частокола в самом глухом углу лагеря, Настя продолжила разговор:

– Мне и моему другу Ивану угрожает смертельная опасность. Ты можешь спасти нас, а заодно и себя, если сделаешь всё то, о чем я тебя попрошу. Когда вернется ваш главарь, то, очень расстроенный смертью своих побратимов, он, скорее всего, и тебя отправит вслед за ними. Ему теперь лишняя обуза не нужна. Поэтому действовать придется быстро и без ошибок. Согласна?

– Согласна. А ежели он не придет? – с надеждой спросила Ефросинья.

– Если волки его не задрали, то придет обязательно. У него конь здесь и добыча припрятана. Слушай, времени мало. Возле ямы, где сидит Ваня, растет сон-трава. Знаешь такую? Сорви пучок, и смочив водой, разотри в кашицу. Затем отожми сок и добавь его туда, откуда Федос будет пить. Только не вода, а квас или медовуха, ну или морс. Все остальные напитки убери с глаз. Он придет рассерженный и выпьет первое, что под руку попадет. А тебе нужно будет притвориться больной. К примеру, ногу подвернула и еле ходишь. Стони, причитай, поплачь немного, но не слишком. Главное, заставить его самому себя обслуживать, а дальше видно будет. Когда он уснет, поможешь Ваньке выбраться из ямы. Это всё, теперь бегом и не ошибись, на кону наша жизнь.

Ефросинья кинулась исполнять всё то, что попросила Настя, отлично представляя развитие дальнейших событий, если не успеть подготовиться к приходу главаря. Довольно скоро в лагерь вернулся Федос, освещая дорогу факелом, и рявкнул:

– Старуха! Ты где?

– Я ногу подвернула, идти не могу, – простонала из шатра Ефросинья.

Главарь подошел к яме и, удостоверившись, что пленник на месте, направился в шатер. Ефросинья сидела на подстилке и тёрла ногу в районе щиколотки. Федос осмотрелся и, подойдя к столу, взял крынку с морсом из малины. Сделав несколько глотков, он поставил крынку на место и обернулся к мельничихе:

– Разлеглась тут, а кто меня кормить будет?

– Потерпи немного, Федоша, я мигом в себя приду и ужин сделаю. Нога сильно болит, но я и на одной как-нибудь управлюсь, – с мольбой сказала Ефросинья.

– Собери всё, что есть из съестного, и сложи в корзину. Я завтра отсюда съезжаю, – сказал Федос и потянулся к крынке с морсом.

– А как же я? Ты меня здесь бросишь?

– Там видно будет, – загадочно молвил душегуб, допивая морс, – Я прилягу пока, а ты иди ужин сделай. Жрать хочу.

– Всё сделаю, только не сердись, – сказала Ефросинья, кряхтя поднимаясь с подстилки.

Через некоторое время, принеся еду в шатер, Ефросинья нашла там беспробудно спящего Федоса. Потолкав бесчувственное тело и даже залепив главарю увесистую пощечину, мельничиха бросилась к яме. Она помогла Ивану вылезти, кинув ему веревку, один конец которой привязала к врытому рядом столбу. А когда Ванька ступил на землю, то сделала попытку его обнять, прижав к прилично исхудавшей, но все еще большой груди.

– Э, да у тебя материнские чувства проснулись? – послышался голос Насти.

– Мы же соседи с Ванечкой, – виновато пролепетала Ефросинья.

– Значит, так! Федоса нельзя оставлять в живых. Если он проснется, то нам несдобровать. Сон-трава хорошее снотворное, но она не убивает, а хотелось бы. Итак, кто это сделает? – грозно спросила Настя.

– Я готов, но только в честном бою! Спящего и безоружного убить не смогу, – заявил Ванька, отводя глаза в сторону.

– Ну а ты? – спросила коза, повернувшись к мельничихе. – Лиха повидала ты немало, поди, или у вас любовь была?

Губы Ефросиньи задрожали и сжались кулаки:

– За такую любовь я бы ему хрен отрезала и на пятаки порубила, но убить не смогу, хотя много раз собиралась. Может, свяжем да в яму кинем, пусть там сгниет, окаянный.

– Хорошая мысль, но у меня есть другое предложение. За эту курчавую голову наверняка дадут много серебра, а везти его целиком будет сложно. Если хочешь получить солидное вознаграждение за то унижение и муки, которые ты перенесла, то отрежь ему башку, и дело с концом, – спокойно молвила Настя.

Мысль о мешочке серебра поглотила вдову целиком, не оставив ни угрызений, ни сомнений, ни человечности. Постояв минуту и представив, сколько благ прольётся на неё из этого мешочка, мельничиха бросилась в шатер, схватила кинжал, который лежал рядом с Федосом, и всадила по рукоятку в ненавистную грудь. Когда она выдернула лезвие, из груди ударил фонтан крови, обрызгав лицо Ефросиньи, и она, не выдержав нервного потрясения, без чувств упала рядом с трупом своего мучителя. Иван и Настя, войдя в шатер, не сразу поняли, кто из двоих лежащих мертв.

«– Придется тебе, Ваня, завершить это», – сказала Настя, – а труп потом отнесите за ограду, пусть зверьё пообедает.

Иван представил кандера, которому отрубил голову, и подумал о том, что волчара не был кровожадней лежащего перед ним душегуба. Взяв кинжал, он отрезал бандиту голову и вышел из шатра.

Уже не дурак

Поиски награбленного бандой Федоса не увенчались успехом. Наскоро перекусив и забрав оставшуюся еду, топор и голову главаря, Иван, Ефросинья, конь и коза пошли к телеге. За поясом у Ваньки поблескивал благородной сталью кинжал, а под уздцы он вел великолепного жеребца, очевидно, размышляя о том, что сбылась еще одна мечта. Ефросинья, покинув территорию разбойничьего пристанища, ощутила необыкновенный прилив любви к свободной жизни, которой она заживет, получив мешок серебра. Не ясно только, о чем думала Настя, да ее никто и не спрашивал.

Иван расчистил путь от поваленной осины, запряг недовольного Дрозда в телегу, погрузив на нее козу, вдову и пожитки, и они не спеша потрусили в сторону ближайшей деревни. Ефросинья, опьяненная свободой, извергала на седоков речевой поток, сравнимый с быстрой горной рекой, перескакивая с одной мысли на другую, словно вода, бурлящая в водовороте и разбивающаяся о грозные камни порогов. Можно сказать, что вдову прорвало, как плотину в ливень. Но более точная метафора – вдову пронесло. Этот словесный понос вобрал в себя страх и отчаяние плена, радость освобождения, предвкушение будущего и еще много всего, что изверглось из недр Ефросиньи. У Ваньки начала болеть голова от этой трескотни, а Настя не проронила за всю дорогу и двух слов, но, когда они подъехали к постоялому двору, сказала, обращаясь к мельничихе: «Спать будешь отдельно».

Сняв на постоялом дворе сараюшку, состоящую из двух маленьких комнат, разделенных перегородкой, скитальцы расположились на ночлег. Иван уже полдня испытывал легкое недомогание, а когда прилег, то почувствовал сильный озноб.

– Насть, кажется, я приболел. Меня трясет, и голова раскалывается.

Настя прислонила свой нос ко лбу Ивана.

– Ты весь горишь. Давай быстро в кровать и закутайся получше.

– Ложись со мной. Ты такая пушистая, что я мигом согреюсь, – попросил Ваня, освобождая место рядом с собой.

– Нет, мы на этом топчане вдвоем не уляжемся. Давай на полу расстелимся, так лучше будет, – ответила Настя.

Ванька скинул постель на пол и лег, закутавшись в одеяло и прижавшись к теплой козьей шубе.

– Так теплее? – спросила Настя. – У козьего меха есть лечебные свойства. Из нашей шерсти вяжут одежду, которая согревает даже в лютый мороз. Я про козье молоко не говорю – это вообще волшебный напиток.

– Угу, – отозвался Иван.

– Не нравится мне эта вдовушка, – продолжила Настя, – больно до денег жадна и говорливая, как сверчок. К тому же смотрит на тебя плотоядно, будто ты из меда сделанный.

– Да брось ты. Она такого натерпелась, что и с ума сойти немудрено. Оклемается помаленьку, – буркнул Ванька, – а ты ревнуешь, что ли?

– Хватит выдумывать. Ревность – это чувство собственности. Ты же не считаешь меня своей собственностью?

– Я же тебя не ревную. А ты как насчет собственности?

– Ишь ты! Хорошо козу подковырнул. Я считаю тебя своим близким другом, и мой долг оберегать твою нравственность. Вдруг, к примеру, вдова тобой овладеет, и ты пустишься во все тяжкие?

– Уже, – пробормотал Ваня.

– Что уже? – обалдела Настя. – Когда же она успела?

– Она меня в мельнице на мешках с мукой попользовала, – помрачнел Ваня.

– Не ты её, а она тебя? – удивилась Настя. – Разве так бывает?

– Значит, бывает. Поэтому она на меня так и смотрит.

– Ага, получается, попробовала баба свежачка и теперь слюной капает. Ты у неё после бандитов типа деликатеса на десерт. Ох, чуяла я неладное!

– Похоже, что ты все-таки меня ревнуешь, а говорила что-то про собственность, – вздохнул Ванька и, протянув руку, погладил Настю по нежной козьей ляжке.

– Эй-ей! Ты чего? Мы же друзья! – отстранилась Настя.

– А чего случилось? Подумаешь, ну выразил я свои нежные чувства к тебе. И что?

– Знаешь Ванечка, я хоть и без предрассудков, но ведь и ты не козел, – примирительно сказала Настя.

– Да ладно тебе. Просто я полез проверить – на месте ли деньги, – засмеялся Ванька, – а ты что подумала?

– Я подумала, что сильно тебя недооценила. Теперь я убедилась, что ты совсем не дурак, каким пытаешься выглядеть.

– Мне тоже так кажется. Ты действительно обладаешь лечебными свойствами. Мне стало лучше. Я посплю немного, а ты можешь мне какую-нибудь сказку на ночь рассказать, – зевнул Ванька, повернулся на другой бок и засопел…

Войдя в горницу, Иван увидел мужчину, сидящего за столом с Авдотьей. Внешне он был очень похож на Ваньку – такие же светлые волосы и голубые глаза. Мужчина оглянулся и, увидев Ивана, поднялся из-за стола:

– Ваня, сынок! Иди, я обниму тебя.

– Где тебя, батя, столько лет носило? – выпалил Иван.

– Я же не знал, что у меня есть такой замечательный сын, а как узнал, так сразу и вернулся, – примирительно ответил отец.

– Получается, что ты ко мне вернулся, а как же мать?

– С твоей матерью мы как-нибудь договоримся, а с тобой будет сложно, пожалуй.

– Это почему же? – удивился Иван.

– Прошел слух, что тебя дураком кличут, а мне стыдно будет жить подле сына-дурака. Расскажи мне о себе. Чем гордишься? Какое будущее себе приготовил?

– Я обучился кузнечному ремеслу. Убил древнего волка-кандера. Спас козу…

– Чего замялся, сынок? Продолжай, – поощрительно сказал Демьян.

Ваньке показалось, что он со стороны посмотрел на себя, и вдруг понял, что не совершил ничего в своей жизни, чем мог бы похвалиться перед отцом. Даже в плену у разбойников он был слизняком, ждущим спасения, не сделав ни одной попытки повлиять на ход событий. Ведь это коза его всегда спасала, а не он её. Это она организовала путешествие и помогала ему советами. Это она нашла деньги и научила, как уговорить мать…

– Отец, мне пока нечем гордиться, но я обещаю, что ты услышишь обо мне много хорошего. И больше никто не назовет меня дураком!

Картинка поменялась, и Иван оказался в другой избе, скорее в спальне, где в нише стояла обширная кровать, устланная перинами. На перинах возлежала обнаженная Ефросинья и пальчиком манила Ваньку к себе.

– Ну иди же ко мне, мой мальчик. Я вся горю от желания, – сладострастно шептала вдова, выставив Ваньке на обозрение молочно-белое бедро.

– Ты не очень-то распаляйся. Мне сейчас не до веселья, – неуверенно ответил Ваня, почувствовав некоторое возбуждение.

– Ну зачем же ты отказываешь соседке в сладостных утехах, боишься своему петушку гребешок помять?

– Старая ты, мамке моей ровесница, – ответил Ванька, стараясь не смотреть на пышную грудь Ефросиньи.

– Ты же на Елене Прекрасной жениться собирался. А ей годков-то побольше будет, чем мне, – съязвила обнаженная вдова.

– У неё морщин нет, – парировал Иван.

– Ой, Ваня, морщины только на лице, а поставь всех задом, так и не отличишь старуху от молодухи, – хохотнула Ефросинья и стала слезать с перин, – я тебе сейчас покажу.

– Нет! Не надо! – выкрикнул Ванька, закрыв лицо руками, и проснулся.

Почувствовав, что Ванька заёрзал во сне и даже вскрикнул, Настя спросила:

– Вань, тебе кошмар приснился, что ли?

– Да, пожалуй, – немного смущенно ответил Иван, все еще не переварив увиденное.

– Чего приснилось?

– Большая розовая жопа, – ответил Ванька и засмеялся.

– Могу тебе твой сон растолковать, – предложила Настя.

– Ну попробуй.

– Жопа – это ситуация, в которой мы недавно оказались. Большая – значит, что нам грозила серьёзная опасность. А коль большая жопа оказалась розовой, значит всё уже позади. Понял?

– Понял. Правда, я думал, что мне не хватает чего-то другого, но теперь я спокоен, – задумчиво сказал Ванька.

– Угу, но с точки зрения толкователя, я предложила тебе самую романтичную версию.

– Романтичную версию – поясни.

– Романтик – это человек, который постоянно радуется тому, чего у него нет, но, может, когда-нибудь будет. А версия – это один из нескольких вариантов.

– Выходит, что я – романтик, – вздохнув, произнес Ванька.

– Это не самая плохая версия, – улыбнулась Настя.

– Насть, я хочу попросить у тебя прощения за то, что был трусом, когда нам грозила опасность. Я думал только о себе, о том, как сохранить собственную шкуру. Прости и помни, что теперь я буду охранять и защищать тебя от врагов и невзгод даже ценой собственной жизни, – уверенно сказал Иван, резко поменяв тему.

– Ты меняешься прямо на глазах. Мне приятно, что ты смело смотришь правде в лицо и умеешь признавать свои ошибки. Надеюсь, что тебе не придётся меня защищать, но если такое произойдёт, то помни – мы друзья! Значит, я буду так же, как и ты, стараться оберегать тебя, а заодно и себя, – с нежностью сказала Настя.

– Расскажи, как ты избавилась от душегубов? – спросил Иван.

– Мне почти не пришлось ничего делать. Они сами решили свою судьбу. Первые двое распрягли лосей, совершенно забыв, что лось дикий зверь. Поэтому, когда они стали их стегать, ответ был для разбойников неожиданным, но закономерным. У лосей не только мощные рога, но и острые копыта. Один удар копытом в грудь ломает ребра и убивает на месте. Жаль, что мой договор с лосями был нарушен. Я обещала, что их никто не будет бить, но эти идиоты поступили с благородными животными так же, как они привыкли поступать с пленниками, за что и поплатились жизнью. Лоси ушли, но на запах крови пришли волки, а тут новая партия идиотов подошла. Конечно же, горячая кровь вкуснее остывшей, и волки бросились всей стаей на новоприбывших, в считаные минуты растерзав их на части. А потом я пошла к тебе в лагерь. Вот и всё, – закончила Настя.

– Но волки могли и на тебя напасть.

– Могли, но не стали, – загадочно усмехнулась Настя.

Наутро, поговорив с хозяином постоялого двора, Иван выяснил, что до города осталось два дня пути по накатанному тракту. Плотно перекусив, путешественники отправились в путь. Дорога легка, когда ты знаешь, что тебя ждет впереди.

В городе

На въезде в город образовался небольшой затор из повозки и двух телег. Проверяли прибывших два стражника, одетые в суконные рубахи, кожаные штаны и шлемы. Ванька сразу узнал в них лихоимцев из своего недавнего сна по кистеням, торчавшим под поясами, и зверским выражениям их лиц. Вдова, неоднократно бывавшая в городе и знакомая с местными порядками, посоветовала Ивану отложить пару медяков для беспрепятственного проезда, что и было сделано. Дождавшись своей очереди, Ванька направил телегу к открытым воротам.

– Зачем в город? – спросил сурово стражник.