
Полная версия:
Кукушкины дети
– Ой, девчонка-то наша совсем засыпает – заметил Коля.
– Давай-ка ее уложим – предложил Женя. Он поправил постель на верхней полке и, слегка растолкав девушку-куколку, предложил. – Людок, давай-ка на полочку. А я тебе помогу.
Он, как перышко, поднял ее на вытянутых руках и, уложив на полку, окутал одеялом. Поправляя ей волосы, он приговаривал:
– Вот, как хорошо. Ночь длинная. Темная. Вагончик качает. А нам спешить некуда. Мы будем ехать и спать.
Света с удовольствием наблюдала за этой сценой. «Надо же, какой нежный» – подумала она, завидуя куколке и желая вместо нее оказаться на руках у парня. Он как будто прочитал ее мысли и, сев напротив, также заботливо предложил:
– Так, друзья, по последней и спать. Ночь, конечно, долгая, но по приезде нам ох как достанется. Надо хорошо выспаться.
– Да, ты прав – как-то уж чересчур сурово поддержал его Коля. Он разлил по стопкам водку, и все выпили. Света легла на нижней полке и вскоре уснула.
С тех пор как Светлана стала матерью, и у нее появилась дочь, она стала спать очень чутко. Еще, будучи беременной, она наслушалась от местных кумушек различных рассказов о том, как во сне на маленького ребенка нападает крыса, или кошка ложится рядом с малышом и своей лапой или хвостом нечаянно закрывает ему рот и нос, и тот задыхается, или как крепко спящая мать сама ненароком наваливается на младенца и губит его. Были и более реальные опасения, например, что ночью дитя раскутается и озябнет, или свалится с кровати, или запихает себе что-то в рот. Всем известно, что если за детьми плохо следить, то с ними может случится все, что угодно. А как следить за ними ночью, когда ты сама спишь? Не спать? Это невозможно. Света нашла компромисс и спала вполглаза, то есть очень чутко. Мирное покачивание вагона и выпитая водка не смогли повлиять на ее привычки. Ребенка рядом не было, но зато были двое чужих мужчин, и поэтому на время сна в эту ночь в подсознании была включена кнопка «вполглаза». Кнопка работала исправно. Кроме этого она знала способ, когда все думают, что ты пьешь, а на самом деле нет. В этот раз она тоже им воспользовалась.
Еще не проснувшись, она почувствовала запах мужского пота. В ее сознании была целая серия запахов, сопровождающихся словом опасность. В том числе и этот. Какое-то время она находилась в промежуточном состоянии, когда туман сна уже рассеялся и уже слегка осознаешь происходящее, но до конца еще не проснулась. Именно в такие минуты легко путается сон с явью. К тревожным сигналам добавился еще один – шуршание. Оно было легким и каким-то новым, неизвестным ее слуху. Это было ни царапанье по дереву, ни по железу, ни по другим привычным предметам. Непонимание увеличивало беспокойство и торопило пробуждение. Она уже проснулась, но лежала с закрытыми глазами, боясь их открыть. Прислушавшись получше, Светлана убедилась, что в купе что-то происходит, но не могла понять что. Сквозь веки она чувствовала, что слабое освещение есть, но где-то вверху. Она слегка приоткрыла глаза и стала оглядываться. Вокруг нее ничего не было. Шуршание усилилось. Вдруг на ее лицо упало небольшое количество каких-то крошек, сильно испугав ее. Сквозь ресницы она посмотрела в зеркало, находящееся на двери купе, и увидела странную картину, отраженную в зеркале. Вверху на третьем уровне купе, почти под самым потолком раздетые по пояс парни, повернувшись лицом к стене, что-то делали, энергично махая локтями. Приглядевшись, она поняла, что они что-то режут или скоблят. Что и зачем понять было трудно. Полежав еще какое-то время с почти закрытыми глазами, она решилась все-таки на более решительный маневр. Немного приподнявшись на локте и повернув голову, она посмотрела наверх. Рассмотреть она почти ничего не сумела. Зато услышала тихий, но сильно возмущенный голос Николая.
– Жека, глянь. Во девка дает.
Евгений резко повернулся. На его лице были видны досада и испуг. Посмотрев сверху на Светлану, он уважительно произнес:
– Сильна!
Поскольку тело парня уже не загораживало стену, она увидела, что наружная пластиковая панель обшивки вагона снята, а в белом утеплителе из пенопласта сделано большое углубление. Вернее, таких углублений было два. С каждого края полок. Над каждым работал один из них. Они вырезали мякоть утеплителя, состоящую из белых шариков, и аккуратно складывали ее в пакеты. «Тайник» – осенило девушку. Она хотела спросить, но не успела. Евгений с ловкостью гимнаста спрыгнул между полок и в одно мгновение оказался на Светиной постели. Она от неожиданности так и осталась держаться на одном локте. Парень приставил к спине что-то острое. Она вскрикнула. Он всем телом навалился на нее, все еще держа между ее лопаток что-то острое и холодное, и прошептал прямо в ухо:
– Пискнешь – убью. У нас длинные руки.
В его голосе, когда он произносил последнюю фразу, явно слышалась театральная наигранность.
– Слушай, это уже не смешно – она попыталась оттолкнуть его, но он, повалив ее на спину, наклонился еще ближе.
Мелькавшие за окном фонари отражались в его глазах короткими вспышками света. Эти глаза были так близко, что ей казалось, их взгляды слились в одно целое. Ей было почему-то совсем не страшно, хотя он именно и желал напугать ее. Она молчала, все еще находясь под гипнозом его глаз. Светлана не поняла, намеренно или случайно он коснулся своей щекой ее лица. Только касание кожей, а по ее телу пробежала волна блаженного восторга. Она зажмурилась, чтобы не выдать своих чувств, но он все понял, а всего скорее сам испытывал то же. Евгений освободил ее руки и, сев на краю постели, еще раз окинул взглядом. Наигранность пропала, а глаза были серьезны и удивлены. Все еще грубым тоном он продолжил свою роль.
– Спи, а утром все забудь, если хочешь жить.
Сверху раздался смешок.
– Жека, пощупай, она лужу не пустила?
Лицо Евгения приобрело прежнее выражение и, махнув рукой, он даже как-то обиженно отвечал другу:
– Ага, такая пустит, дожидайся – он снова повернулся к Свете и с укоризной продолжал. – Ты же лошадиную дозу водки выпила. Что ты не спишь? Знал бы, что ты такая непрошибаемая, и тебе клофелинчику сыпанул бы.
Сверху опять послышался голос:
– А я тебе говорил. Дешевле бы обошлось.
Только теперь до Светланы дошло, почему Люда не реагирует на их разговор.
– А вы что, Люде..? – она не договорила еще, как Евгений закивал головой.
– Ага. Вот именно. И спит человек спокойно. Как умная девочка. А ты, как сова, глазищами на меня сверкаешь. Работать не даешь.
Света молчала. Он тоже. Они опять встретились глазами. Желая уйти от его взгляда, она села на постели и запросто спросила:
– Что прячем?
Наверху опять послышалось квохтанье. Николай засмеялся, закрыв рот рукой.
– Ой, я не могу. Ну, нам везет. Мало того, что она алкоголичка и в пьяном угаре ничего не боится. Так она еще и все видит. В темноте. И почему нам не подсадили двух Люд.
– Я же говорю, сова – отозвался Евгений.
– Ну, что ты там увидела, колись?
– Тайник – Света, оправившись от первых впечатлений, начала понимать серьезность момента. В голове уже начали крутиться возможные варианты: деньги, валюта, оружие, наркотики. «Что они прячут?» – она бешено вращала глазами, глядя то на одного, то на другого.
– Так. Или вы мне говорите, что прячете? Наркотики? Или я..! – она хотела сказать, что сейчас закричит, но в последний момент решила, что не стоит выдавать своих намерений. Парни, не ожидая такого поворота дела, в один голос закричали:
– Да, иконы! Какие наркотики? Иконы!
У нее отлегло от сердца. Она успокоилась так же резко, как и разозлилась. Иконы – это тоже, конечно, плохо, но это уже другой коленкор. Она вдруг снова вскочила на ноги.
– Ведь это грех! Иконы нельзя продавать!
– Да, знаем – Николай спрыгнул с полки и сел напротив них. – А что делать? Таскаться за границу с мелочовкой нет времени и смысла, а вопросов куча. Все решаются деньгами.
– Да ладно, Колян, Бог нас простит. Разбогатеем, церковь построим или хотя бы часовню. Замолим грехи.
Светлана, видя, что этот вопрос для них серьезный, спросила:
– А вы верующие?
– Да, мы, как все. У нас же как: все атеисты верят, а все верующие сомневаются. В кармане партбилет, а в церковь входим со слезами. Так, как и весь народ.
Колеса вагона напевали свой любимый мотив, фонари за окном мелькали. В купе было тихо. Светлана очнулась от раздумий и, сама от себя не ожидая, вдруг предложила:
– Давайте, я вам помогать буду. Спать все равно расхотелось.
Они слаженно принялись за работу. В выдолбленное углубление закладывались несколько икон, закреплялись скотчем и закрывались наружной панелью. Все завинчивалось. Внешне никакого вмешательства в состав стен не было видно. Закончив дело, они выпили чаю с конфетами и, наслаждаясь долгожданным отдыхом, разлеглись по своим полкам.
После долгого сна проснулись все разом от резкого торможения поезда. Люда уже не спала. Она сидела с краешка у ног Светы и читала книгу. Веселый голос Евгения сообщил остальным:
– О! Засоня встала.
Реплика относилась к Люде. Она возмущенно вскинула глазки.
– Мило. Я же еще и засоня. Я встала. Уже и чаю попила, и по коридору прогулялась, и книгу почитала, а они все спят. Они спят, а я засоня – она продолжала возмущаться. Все смеялись. Люда, не понимая, почему все смеются, думала, что это она своим актерством всех так насмешила. Продолжая с еще большим энтузиазмом, она обратилась к Свете:
– Ну, ты слышала? – девушка явно кокетничала. Света, будучи суеверной, вместо ответа тихо сказала:
– Громкий смех к слезам. Надо успокаиваться. Скоро таможня.
Поезд стремительно приближался к польской границе. В вагоне заметно стихли разговоры. Смеха совсем уже не слышалось. Пассажиры убирали остатки застолий, прибирались в купе. Поезд шел до далекой Варшавы, но уже сейчас на своей территории люди переодевались в уличную одежду, не будучи уверенными, что доедут до конечной станции. Сначала состав проехал через депо и там сменил колеса на более узкие, затем прибыл на последнюю остановку бывшего Союза. Дальше была Польша. По вагонам пошли пограничники. Они быстро и по-военному деловито осматривали все, что считали нужным. Последним шел человек в форме, который проверял паспорта, придирчиво оглядывая их владельцев.
После них шла таможня. Это были совсем другие люди. На деловитость и быстроту своих действий они не претендовали. Главным для некоторых из них было насладиться картиной страха и послушания пассажиров. Все при виде их появления должны были забыть обо всем на свете и подобострастно глядеть им в рот или хотя бы в глаза, выражая полную покорность этим вершителям судеб, то есть им. Использование служебного положения позволяло им карать всех не усвоивших этого правила мгновенно и безжалостно. По неписаному закону разговоры во всем вагоне запрещались. Удел пассажира, если он хотел, конечно, пересечь границу, молчать и отвечать на поставленный вопрос. Любой лишний звук расценивался как дерзость. Это был пик торжества мелких людишек, тешащих свое самодурство при помощи использования своей профессии. За последние годы многие ритуалы превратились в традиции, которые помогали задобрить «вершителей судеб». Во всех группах заранее собирали деньги на покупку подарка для проверяющего таможенника. В подарок входили, как правило, продукты питания, хотя к ним частенько добавлялись и деньги. Конечно, это были самые лучшие продукты: дорогой коньяк, вино хорошей марки, икра черная или красная, палочка сырокопченой колбасы, балычок, шоколад и кофе. Все это складывалось в пакет и преподносилось в начале проверки с дурацкими словами «это вам к обеду». Многие, приняв пакет, проверку проводили без лишнего рвения, давая понять, что подарок работает.
Такими, конечно, были не все. Наиболее наглые и пакет принимали и потрошили поклажу проезжающих с не меньшим рвением. Именно такою была таможенница Регина. Она вошла в вагон с надменным видом, упиваясь сиюминутным всемогуществом, думая, вероятно, что все ее уважают и завидуют ей. Если бы она слышала, что говорят о ней за глаза, то, наверное, не вышла бы на следующий день на работу. А может быть и вообще не вышла бы на нее никогда. По вагону от одного купе к другому прошел шепот – Регина.
– А что это значит? – спросила Света.
– Самая вредная тетка на таможне – пояснила Люда.
Она видела, как посуровели лица парней при этом известии. Никто по коридору не ходил, никто не разговаривал, что творится даже в соседнем купе, было неизвестно.
– Нам повезло. У нас последнее купе. Может, устанет, и у нас не будет копать? – предположила Света, желая разрядить обстановку.
– Да ты что. Кто-нибудь другой может так и сделал бы, но не Регина. Зверь баба. У нее правило – в каждом купе хоть кого-нибудь да поймать.
Ожидание угнетало. Выглядывая из проема дверей, девчонки видели, как из других купе выходили люди и продвигались к выходу.
– А что с ними будет?
– Отберут вещи по протоколу и отпустят.
– Совсем отберут?
– Ну, конечно. А ты как думала.
– Господи, денег как жалко. Ведь на товар почти все занимают. А здесь просто так отдай.
– Ну, главное, чтобы криминала не нашли – объяснял Евгений.
– А вот, если есть криминал, то в кутузку – продолжал Николай. – И статья.
Света напряглась. Она понимала, что они имеют в виду. Одно дело, если ты везешь десять кастрюль вместо разрешенных трех. И другое дело, если это что-то запрещенное к вывозу даже в одном экземпляре. Например, эксклюзивные предметы искусства. На душе заскребли кошки. Она вдруг представила, что сейчас Евгений покинет вагон из-за этой Регины, и она его больше никогда не увидит. От этой мысли ей стало совсем плохо.
Таможенница появилась неожиданно. Она встала на пороге купе и окинула всех пронзительным взглядом. Света имела более испуганный вид, чем другие.
– Покажите Ваши вещи – скомандовала она девушке. Та рукой указала на сумки. Ничего не говоря, женщина повернулась к остальным.
– Откройте сумки.
Пассажиры распахнули свои баулы. На некоторые вещи она просто смотрела, некоторые просила вынуть. В это время в купе вошел ее помощник.
– Регина Львовна, здесь обшивку будем проверять? Если да, то я полез. Время выходит.
Регина открыла, было, рот, чтобы дать согласие и даже первые слоги прозвучали в воздухе, как Света громко и резко перебила ее, обращаясь с наивным вопросом:
– А мне говорили, что постельного белья можно десять комплектов брать. Это правда?
От такой наглости и тупости у таможенницы слова застряли в горле. Она махнула помощнику рукой, мол, «все, иди» и, глядя на Свету, с брезгливым превосходством произнесла:
– В какой сумке у тебя постельное?
– В этой.
– Вот, бери ее и со мной на платформу.
Она резким движением поставила отметки остальным троим пассажирам и направилась к выходу. Света взяла сумку и, ни на кого не глядя, пошла следом. Остальные ее вещи остались в вагоне.
В здании вокзала в помещении таможни происходила конфискация «лишних» вещей у граждан. Все углы были завалены мешками, пакетами и коробками. С «Полонеза», так назывался их поезд, на котором Светлана ехала, сняли много людей. Все нервничали и спешили. Таможенники заполняли какие-то бумажки. Пассажиры подписывали все, что угодно, лишь бы не опоздать вернуться в свой вагон до отправления. Они даже не брали себе ни одного экземпляра из этих бумажек. Да им никто и не предлагал. Девушка с удивлением смотрела на все происходящее и понимала, что многое здесь просто противозаконно.
У одной женщины, которая стояла плечом к плечу со Светланой, таможенница выложила из сумки пузырек с известной маркой дорогих французских духов. В те времена это была не только дорогая, но и редкая вещь. Увидев это, пассажирка начала говорить, что это ее личные духи. Они у нее в единственном экземпляре, и она уже ими пользовалась.
– Они уже открыты и пользованы – робко бормотала пассажирка.
Таможенница, не поднимая головы от листка бумаги, казалось, ее не слышит. Когда же женщина опять открыла рот, чтобы что-то сказать, та, резко вскинув голову, почти прокричала ей в лицо:
– Вы свободны!
Пассажирка отошла от стола и, бросив последний взгляд на любимые духи, вышла из помещения. Очередь дошла до Светы. Оказалось, что в сумке только три разрешенных комплекта и ничего другого, за что можно было бы зацепиться. Настроение девушки к этому времени уже сменилось. Она, глядя на все происходящее, уже считала, что это просто грабеж. Узаконенный грабеж на большой дороге. Она была возмущена и озлоблена. Теперь она уже смело смотрела Регине в глаза. От страха и робости не осталось и следа.
– А где еще семь комплектов? – черные глаза проверяющей забегали. Она подозрительно взглянула на Свету.
– У меня их три.
– Ты же сказала… – она не договорила, так как Света резко перебила ее.
– Я спросила. Всего лишь спросила, можно ли десять? А везу три. А Вы мне, между прочим, не ответили. Вы при исполнении, а ведете себя вызывающе.
– Что? – таможенница уставилась на пассажирку так, будто у той две головы или четыре ноги. С усилием сдержав гнев, она продолжила. – Ты что мне тут комедию разыгрываешь. Ты специально это сказала. Так? У вас в купе что-то есть. Так? С кем ты едешь?
– Я еду с подругой из другого купе. А в этом купе у меня знакомых нет. И что они везут, я не знаю. Это же Вы их проверяли и поставили об этом отметки. А меня без проверки высадили.
– Ты говорила…
Света снова перебила ее.
– Я спросила. Я ничего не говорила. Если Вы со слов все делаете, то зачем же тогда в сумках копаетесь?
– Так. Все, свободна! Можешь идти на посадку – Регина шлепнула в паспорте штамп и, отдавая его, окинула девушку убийственным взглядом, надеясь произвести тот же эффект, что и на женщину с духами.
В это время из громкоговорителя прозвучали слова диктора об отправке поезда «Москва-Варшава». Онемев от неожиданности, Светлана схватила сумку и бегом направилась к выходу. Выйдя на перрон, она увидела, что до поезда оставалось приличное расстояние. Успеть добежать до отправления было невозможно. «Полонез» тронулся. Вагоны, набирая скорость, весело бежали, покидая станцию один за другим.
– Анжела меня убьет – первое, что пролетело в голове. Проводив взглядом последний вагон, она вернулась в таможню. Как всегда, в критических ситуациях она становилась смелее и резче.
– Поезд ушел. Преступник вам остался – прямо с порога громко заявила она, войдя в помещение.
– Какой преступник? – спросил мужчина, один из работников.
– Как это какой? Я и есть преступник. За три пододеяльника с поезда сняли. Теперь в тюрьму сажайте. Поезд все равно ушел.
Регина, стоявшая в центре, слегка побелела. Мужчина, видимо, главный из присутствующих, сердито спросил:
– Кто досматривал?
– Я – отвечала таможенница.
– Ну, и что у нее? – голос мужчины заметно посуровел.
– Ничего. Я думала, у нее много постельного, но у нее только три комплекта – теперь уже Регина говорила тихим оправдывающимся голосом.
– Ну, и зачем ты ее сняла? Да еще так задержала. Ты что, время отправки не знаешь? Не надоело грозу кастрюль и полотенец из себя изображать? – мужчина был сильно недоволен. Глядя на Регину, его глаза сверкали гневом. Он предложил Свете подождать, а сам ушел в один из кабинетов. Положение ее было не завидным.
– Хорошо хоть деньги и паспорт при мне – думала она.
Мужчина вышел из кабинета и сразу же подошел к Свете.
– Через час подойдет следующий поезд на Варшаву. Поедете в нем. Пограничников по селектору я предупредил. А уж с поляками постарайтесь сами договориться.
Через час она была уже в другом поезде. Одно из боковых сидений в середине вагона было свободно. Его она и заняла. Напротив сидело семейство поляков с двумя уже взрослыми детьми. Они суетились, припасая свои документы к проверке. Белорусские пограничники прошли, не обратив на нее внимания и ни о чем не спросив. После пересечения границы пошли поляки.
– Ваш билет – молодой пограничник смотрел на нее в упор.
– У меня нет билета – отвечала Светлана.
Сидевшие в купе напротив все разом повернули к ней головы, с любопытством и недоумением рассматривая ее.
– Как же это можно? Как Вы в поезд попали? А русские разве Вас не проверяли?
– У меня билет на «Полонез». Меня с него сняли. С поезда сняли.
Поляк, молча, рассматривал безбилетницу. Светлана чувствовала, как ее щеки под его взглядом заливаются краской.
– Если были причины Вас снять, зачем же они снова Вас посадили, да еще и без билета?
Света постаралась улыбнуться, но у нее это плохо вышло.
– Не знаю – прошептала она.
– Это новые правила у русских? Да? Сначала отменили царя, потом отменили коммунистов, а теперь билеты? Да? А паспорта еще не отменили?
Света не понимала, шутит он или всерьез. Она поспешно вынула паспорт и протянула офицеру. Появившийся с другого конца вагона второй польский пограничник, придирчиво оглядев пассажирку, спросил:
– Янек, что там?
– Кукушкины дети – отвечал первый.
– Что, опять?
– Да, опять.
Офицер вернул Светлане паспорт и, уходя, добавил:
– Вам на своем гербе надо кукушку рисовать.
Девушка молчала. Она чувствовала, как на глаза навернулись слезы. Чувство обиды и стыда жгло лицо. Еще пуще жгло душу.
– Боже мой – пульсировало в голове. – Что с нами стало? Куда идем? К чему стремимся? Что будет с нашей страной? До чего же мы уже докатились? Был двуглавый орел, а теперь кукушка. Ведь так говорят – с горечью думала она.
Глава 8
Оставшийся небольшой отрезок пути Светлана гадала, что сталось с ее вещами, и где она найдет группу. Подъезжая к центральному вокзалу Варшавы, еще из окна увидела своих. На перроне, оглядывая вагоны, стояли Анжела и Евгений с Николаем.
– Меня ждут – обрадовалась она.
Выгрузившись из вагона и подбежав к своим, она радостно обняла подругу.
– Анжела, только не ругайся.
– А что, хвалить тебя что ли? Как тебя угораздило вляпаться? У тебя же ничего лишнего не было – все же ворчала толстуха.
– Это она нас спасала – Евгений взял ее за руку и добавил. – И ведь спасла.
Света стушевалась и, не желая признаваться, затараторила:
– Да просто так получилось. Регина просто не поняла. Я же просто спросить хотела – она не договорила и весело засмеялась. Все плохое прошло. А хорошее – вот оно, рядом. И от этого на душе так легко и весело стало.
Евгений, забирая их сумки, объявил:
– Мы сейчас вас проводим на Ружицкий рынок. Наша группа там. Это совсем близко. И расстанемся на время. У нас другая программа.
Света совсем не чувствовала, что она за границей. Большое количество сумок. Походная одежда. Предстоящая необходимость продать привезенное. Все эти моменты портили впечатление. Не так она мечтала побывать за границей. Проходящие мимо люди оглядывались на них. Свете стало не по себе.
– Анжела, я боюсь – прошептала она.
– Чего? – не поняла подруга.
– На рынке торговать боюсь. Мне стыдно. Я же не торговка какая-нибудь.
– А, поняла. Это пройдет. Это у многих было.
– А у тебя было?
– У меня нет. Я же умная и в облаках, как ты, не летаю. Я по земле хожу, и мне такие глупости в голову не лезут.
– А что мне делать?
– Да ничего. Я тебе сейчас скажу одну фразу, и ты сразу же успокоишься.
– Ну, говори.
– Слушай и вникай.
– Ну.
– Что ну? Вдумайся. Кого стесняться? Тебя же здесь никто не знает. Знакомых здесь нет и быть не может. А до всех этих – она махнула рукой на прохожих – и тебе и мне пофигу. Так?
– Ну, наверное, так.
– Что значит, наверное? Ты с кем-то из них детей крестить собираешься?
– Да не собираюсь я – начала сердиться Света.
– Ну, вот и все! – Анжела многозначительно повысила голос на последней фразе.
Через пару минут раздумий Света и вправду успокоилась. Наконец, дошли до рынка. Парни помогли расположиться у самого входа. Это считалось хорошим местом. Евгений подошел к Свете.
– Ну, пока, Светик. До встречи.
– А вы куда?
– У нас своя программа. Спасибо тебе еще раз, спасительница.
Он наклонился и снова потерся щекой об ее щеку. Приятная истома снова охватила ее тело. Ноги ослабли, и ей казалось, что она вот-вот упадет. Ужасно хотелось закрыть глаза и обнять его. Этого она не сделала. Со стороны это казалось простым прощанием. Даже зоркая Анжела, и та не заметила, что между этими двумя что-то происходит. Вернее уже произошло.
Вся группа была на рынке. Женщины бойко торговали привезенными вещами. Немного оглядевшись, Света тоже начала помогать подруге. Она вытаскивала товар и раскладывала его на деревянные прилавки. Показывала покупателям. Отвечала на вопросы. Анжела вела денежные расчеты, поскольку Света еще не знала по какой цене что продавать, и даже польских денег еще ни разу не видела. Приятной неожиданностью было то, что почти все поляки могли общаться на русском языке. Кто хуже, кто лучше, но всегда достигалось понимание. Люди были доброжелательны и приветливы. Некоторые подходили только за тем, чтобы поговорить. Спрашивали, какая у нас теперь жизнь, что происходит, как ведет себя правительство. Многие интересовались, из каких мы мест и даже сами вспоминали свои поездки в Союз. Света охотно и приветливо отвечала на вопросы, а иногда и сама спрашивала о чем-то.