скачать книгу бесплатно
– Не знаю.
Теперь они молчали вдвоем. Телефонному оператору капали деньги. Слова обесценивались, а молчание медленно превращалось в золото.
– Не хочешь поговорить с отцом? – наконец, решился нарушить его парень.
– С чьим? Моим или твоим? – как-то подчеркнуто безразлично отозвалась сестра.
– Нашим! – едва ли не рявкнул Ярослав.
Телефон, видимо, не выдержав накала, приглушенно пискнул, и вырубился. Оставалось только невидяще таращится в черный экран, заново прокручивая в голове весь разговор, проживая повторно эмоции, пытаясь прийти к какому-то решению. Собственно, оно было только одно – поговорить с отцом. Алла, видимо, надеялась на брата, оказавшись вдруг в положении приемыша, бастарда, скатившись с верхней лестницы первенца. Но Ярослав-то тоже – не железный.
Отец же, устав ждать, пришел снова. Встал напротив сына.
– С матерью что-то? – поинтересовался проницательно.
Тут бы все ему и выложить, Алка бы только порадовалась, ей-то что – она с души все скинула. Но Ярослав лишь упрямо тряхнул головой.
– Все по-старому.
Отец кивнул. Парень посмотрел на него, словно впервые. Ведь не старый еще, по современным меркам, но совершенно седой и какой-то высохший, потухший. Если мать сказала правду, то он-то, наверняка, тоже ее знал. И нес с достоинством долгие годы. Даже не подавая вида, что что-то не так. Это болезнь жены его изменила до неузнаваемости, высосала жизненные соки, а не ее обман.
– Пап, ты жалеешь о чем-нибудь? – вырвалось у Ярослава.
– В смысле, о жизни?
– Да.
Отец задумался, словно прокручивая в своей голове прошедшие годы, перематывая их, как кинопленку, оценивая эпизоды и сцены.
– Нет, – опустил ладонь на плечо сына, как припечатал. – Смысл жалеть?
– Ну, да. А чего бы ты переиграл, если бы дали?
– Странные ты вопросы задаешь, Яр. Но… Наверное, бы один момент жизни я хотел переиграть.
Вот сейчас он скажет. Ярослав почувствовал, как сердце подступило к горлу, как горячая волна пробежала по телу, а потом сменилась зябкостью, даже руки заледенели. Признается, что надо было поспешить, оказаться у мамы первым, отодвинуть того, перспективного… Но тогда – как же Алка? Вдруг возьмет и откажется от нее? Перечеркнет ее существование, как досадной ошибки?
– Нашу с мамой свадьбу, – просто ответил отец. – Ее ведь и не было, можно сказать. А мама хотела праздника, большого. С фатой и белым платьем, таким, как у принцессы. Мы ведь пошли, просто расписались, а вечером попили торт с «Прагой».
– И все?
– Все. Не сомневайся.
Он, конечно же, не имел в виду ничего особенного. Но Ярослав будто услышал ответ. Не сомневайся. Ни в том, кто отец Алле. Ни в том, что если человек твой, и ты это просто всеми волосками чувствуешь, за него стоит бороться.
13 Негативизм
Оксана приходила в больницу к Толику через день, чаще не получалось: учеба, да и мама нашла ей подработку в небольшом бутике, у своей подруги. Уставала страшно. Казалось, что теперь времени не хватает ни на что. Но ведь Толик – не тот случай, когда можно за счет него выкроить свободную минутку. Живым человеком нельзя пренебрегать. Особенно, если этот человек болеет.
Девушка покупала какие-нибудь вкусности – и ехала, надеясь, что настроение парня сменится с курса «Север» на курс «Юг». Что сегодня Толик перестанет куксится, обижаться непонятно на что, припоминать какие-то досадные мелочи, которых полно в отношениях, даже если им без году неделя.
Порой к Оксане присоединялись Ольховская и Григорьева. Тогда общая натянутость исчезала. Толик мило улыбался, шутил и был, в общем-то давно знакомым парнем. Лена и Янка делились новостями, рассказывали сплетни о преподах и общих знакомых. Оксана так не умела: во-первых, характер не тот, во-вторых, чужих ушей море. Но девчонок ничего не смущало. Может быть поэтому Толик и куксился с ней одной, скучал? Даже когда он стал выходить с девушкой в больничный холл или парк – в редкие сухие дни, большей частью молчал.
Оксана натянуто предлагала какие-то темы для разговора, пыталась вспомнить шутки, анекдоты. Дотягивалась до затянувшихся и местами уже полностью заживших царапин, но отдергивала руку, словно боялась обжечься.
Пашка тоже приезжал. Но не с Оксаной. Он и в универе ее старался избегать. А если приходилось общаться, казался холодным и говорил, будто сквозь зубы. В чем причина, девушка могла только догадываться. Наверняка, это его заморочка насчет Ярослава!
Придумал себе чего-то! Хотя парень ведь вообще ни при чем! Они и сейчас довольно часто встречались, перебрасывались парой фраз, как дела, и разбегались. Просто случайно. Безо всяких скрытых смыслов. А что часто, так скорее всего, и раньше так же было, просто внимания друг на друга не обращали. Парность информации. На психологии проходили.
Но переубеждать Пашку желания не возникало. Это его дело. Может считать, что угодно. Оксане с ним детей не крестить, это Ольховская по нему слюни пускает. Смущало лишь то, что иногда девушка неожиданно замечала пристальный взгляд Михеева, словно он наблюдает исподтишка, присматривается. От этого по затылку пробегали мурашки, словно подул ветерок и всколыхнул волосы – неприятно.
Оксана не понимала такого внимания. Хотелось подойти к Янке и сказать, чтобы уже предпринимала какие-то конкретные действия, пока ее красавчика не окрутила еще какая-нибудь сокурсница. Тогда ему будет чем заняться, кроме как следить за девушкой друга, пока тот в больнице.
А один раз с Оксаной поехала Полина. Не к Толику. Просто в ту же больницу, по пути. Вот в ее компании, наверное, Оксане было сейчас комфортнее всего. Она все не упускала возможности напомнить Евлантьевой про Ярослава. Но не протянешь же просто так номер телефона, если та не проявляет никакого видимого интереса, кроме улыбок. Так и получалось, что склеенная скотчем бумажка жила в кармане пальто Оксаны.
Девушки болтали по дороге, смеялись. С Полиной точно не надо было вспоминать шутки и анекдоты, чтобы чувствовать себя легко. А потом Оксана увидела на скамейке Толика и Габриэль. Та что-то оживленно рассказывала. Жестикулировала, смеялась, немного откидывая голову и обнажая белые породистые зубы. Толик внимательно слушал. Смотрел. Улыбался. Сидел в расслабленной позе, засунув одну руку в карман куртки, а другой приобняв девушку за плечи.
– Полин, я вспомнила, – Оксана дернула Евлантьеву за рукав, – мне же на работу сегодня. Юля попросила подменить, а я забыла.
Полина удивилась. Пожала плечами.
– Езжай, конечно. Какие обиды. Майорова предупреди, что не придешь, чтобы лишних поводов для обид не было.
– Да, конечно, я ему позвоню, – согласилась девушка.
В душе воцарилось удивление. Не обида. Не ревность. А именно – здоровое, спокойное удивление, без «ах». И Оксана просто не могла решить: дать понять Толику, что она видела его и Габриэль, или сделать вид, что ни о чем не догадывается.
Девушка погуляла часок в округе. Зашла попить кофе в уютное кафе, когда начала немного замерзать. Потом, за полчаса до окончания приемных часов вернулась в больницу, так и не решив, как лучше поступить.
Толик спустился в холл. Приобнял и чмокнул в щеку. Сказал, что думал уже, что Оксана не придет.
– Да, нет, пришла бы, – она улыбнулась. – Ты же ждал. Приходил сегодня кто-нибудь?
– Ребята, – коротко ответил Толик. – Принесли столько всего. И сок, и фрукты, и всякую дребедень. Так что ты свое сама съешь. Меня, скорее всего, завтра уже выпишут.
– О! Здорово! – обрадовалась девушка. – Тебя встретить?
Парень пристально взглянул Оксане в глаза. Она не поняла причину, показалось, что будто морозцем потянуло – даже быстро оглянулась по сторонам, отыскивая кондиционер, которого, разумеется, не было.
– С другом своим встречать будешь?
– Каким другом? – опешила Оксана.
– Таксистом. Заодно будет куда все гостинцы сложить. В общаге с Пашкой съедим, – он, казалось бы, говорил обычные вещи, но таким тоном, что сразу было понятно – стебется, пытается уколоть.
Только чем? И зачем?
Оксана почувствовала, как устала. Чувство нахлынуло резко, даже в глазах потемнело, пришлось облокотиться на стенку.
– Толя, если тебе надо, чтобы я вызвала такси, так и скажи, – сказала тихо, поглаживая в кармане склеенную бумажку с номером телефона.
– Я не это имел в виду, – он опять превратился в кого-то чужого.
Девушка глубоко вздохнула, словно приготовившись нырнуть, а потом выдала, вместо долгих хождений вокруг и около, которые пытался затеять парень:
– Ты хочешь со мной расстаться?
– А ты? – Ноздри Толика нервно раздувались, как и жилы на шее, словно он гирю поднимает, а не с девушкой разговаривает.
– Я надеялась, что у нас что-то может получиться. Но теперь я просто устала, – призналась Оксана.
– Да? Ну, со здоровым-то легче, чем с больным. Ты не думала, что я могу заболеть, да?
– Может, у Габриэль есть машина? – она, действительно, устала.
И решила сказать, как есть. Не играя словами. В конце концов, лучше все закончить здесь и сейчас, не оставляя на неопределенное будущее. Да, ошиблись. С кем не бывает. Хорошо, что ошибка выяснилась на конфетно-букетной стадии, когда можно расстаться относительно-безболезненно.
Теперь опешил Толик. Шелуха напускной ревности скатилась с него, как капля воды со стекла. Даже глаза потухли. Жаль, только на какой-то миг, Оксана лишь успела уловить, а потом все вновь сменилось. Парень покраснел, сощурился, вскинул голову.
– Так вот в чем дело? Ты мне просто мстишь?
– Я?! – девушка не верила ушам.
Чем она мстить? Майоров ничего не попутал? Или у него от сотрясения мозги переклинило, реальность адекватно оценивать разучился? Оксана раскрыла и закрыла рот несколько раз, все порываясь ему это высказать, но потом просто отпихнула парня с дороги, и ушла.
14 Объективность
Толику не спалось. Мешало тошное чувство вины, давящее, ноющее, как давний перелом. Хотелось прямо сейчас позвонить Оксане и извиниться. Сказать, что это просто нервы и типично-мужское «Я болею-тире-умираю». Но когда уже он подорвался выйти в коридор, чтобы никого не разбудить, то испугался. Что он ей скажет? Как скажет? А что она ответит? И как потом с этим всем жить? Потому что…
Стыдно. Стыдно! Стыдно!!!
До такой степени, что кровь ударяет в нос, там становится горячо и щекотно. И глаза краснеют, наполняются горькими слезами. Но не плакать же. Не по-мужски как-то.
Ведь все понятно. Сейчас, по крайней мере, Толик это осознал до конца – он просто пытался переложить свою вину, за то, что всерьез увлекся шоколадкой-Габриэль, на Оксану. Да, Антипина – положительная во всех смыслах, она понравится маме, если их познакомить, с ней можно распланировать всю жизнь, и знать, что если и будет отступление от планов, то незначительное. Габриэль – не такая. Уже одно ее происхождение – чего стоит! Но к ней рвется все нутро. Так, что не верится, что это возможно. Крышу сносит. Подумаешь, какая она сладкая – и все, улет.
И поэтому хотелось, чтобы Оксана сделала ошибку, сорвалась, чтобы был повод порвать. Серьезный. Не надуманный. И тут – Пашка. С рассказами, про того парня. Подстегивал, как верный гончий пес. Брал дичь.
Толик едва не застонал. Какой-то кошмарный сон наяву.
После первого случайного поцелуя с Габриэль чего-то понять оказалось слишком сложно, да и рано, наверное. Яркая, самобытная, очень темпераментная девушка только еще слегка опалила его крылышки своим огнем. Надо же – поцеловала в ответ, да еще как! Голова закружилась, как от убойного коктейля в баре. Такого с Оксаной не было. Ни разу. Просто поцелуи. Приятно, влекуще. Но не более. Селедка – вкусно, пока на столе не зарозовеет форель.
Габриэль нечаянно ворвалась в жизнь Толика. И, наверное, со временем он бы перестал о ней думать. Но девушка и в больницу заявилась, со своей корзиной фруктов, наговорила кучу всего, и ушла. Могла бы не приходить. За своего бывшего заступаться ведь не собиралась. Даже, скорее, наоборот, обрадовалась, что Толик от заявления в полицию отказываться не собирается. И снова – поцелуй! Мужики в палате обзавидовались, даже старичок. А запомнили бы Оксану?
В следующий раз Габриэль пришла, поигрывая каким-то новомодным массажером. Предлагала опробовать, но, рано ведь… Рано! Хотя с ней Толик не замечал, что болят ребра, забывал напрочь. И опробовал бы все, чего она захотела. Но вошедшая медсестра умела объяснять очень доходчиво, что можно, а что нельзя. Даже принцессам.
Габриэль стала приходить не реже, чем Оксана, интуитивно подгадывая дни, когда та не должна прийти. Зачем? Не спрашивать же. И так лестно думать, что Толик смог покорить эту мулатку. Ведь он не принц. Не мажор какой-нибудь. Обычный парень. У его матери – собачий питомник в пригороде. Да, весьма известный, элитный. Но там впахиваешь, как конюх на конюшне! И тем не менее…
И поцелуев стало больше. У Толика срывало голову от собственной дерзости! Пойти против всего: матери, своих принципов, своего скучного распланированного будущего. Погрузиться в полное безумие с головой. Чувствовать пряный аромат Габриэль и пьянеть.
А Пашка, словно чувствовал, что другу надо подставить плечо: приходил и зло рассказывал, что видел рядом с Оксаной того парня, Ярослава. И в душе бурлило праведное негодование: как она может, пока Толик в больнице! А что, собственно, Оксана делала?
Низко! Перекладывать с больной головы на здоровую. И еще пытаться самого себя оправдать: я ведь такой весь из себя правильный. Толика корежило не меньше, чем в первый день после драки, только теперь он сам себя пытался изувечить, обозвать посильнее, надавить на чувствительные точки, отомстить самому себе. За Оксану. За Габриэль. За маму.
Наутро у Толика жутко болела голова. Он даже отказался от больничного завтрака и огрызнулся на санитарку, заставившую его выйти из палаты, когда она принялась мыть полы. А потом раскаянно извинился и угостил ее ананасом, который принесла Габриэль.
Выписку обещали подготовить сразу после обеда. Парень сложил вещи – три полных спортивных сумки (когда накопилось-то!) – и сел на кровать, задумчиво пролистывая список номеров в телефоне. Оксане позвонить, чтобы извиниться, так смелости и не хватило. Да и после вчерашнего он сомневался, что она приедет.
У Габриэль была машина. Но просить приехать ее – тоже казалось неправильным. Это все бытовуха. Какое отношение к ней имеют принцессы? Оставался только Пашка. Кто же еще. Безлошадный, конечно. Но ведь и вещей не десять сумок.
Набрал его. Михеев не ответил, но перезвонил минут через двадцать, запыхавшийся и весь из себя деятельный.
– Привет, бро! – Толику. – Ковалев, ты совсем дебил? – кому-то в сторону. – Звонил? – опять другу.
– Ага. Ты приехать сможешь? Помочь с вещами.
– С какими? – тупил Пашка.
– Выписывают меня. А гостинцев тут на неделю. Сам не увезу.
– А-а-а! – теперь он, похоже, понял. – Не вопрос.
«Не вопрос» пришлось ждать в холле еще два часа. Толик психовал и думал, что лучше бы вызвал такси. Расплачиваться только чем? Налички – ни копейки, вся степешка и материна дотация студенческой жизни – на карточке, а до ближайшего терминала – топать и топать.
Поставив телефон на зарядку, парень тыкался в игры, то в одну, то в другую, но мыслями был далеко отсюда. Толик решил, что сегодня к Оксане не пойдет со своими извинениями. Лучше завтра. Купит цветы… Хотя это как-то пошло, как в дешевых сериальчиках. Тогда что купить? На помолвки дарят кольца. А наоборот? У него-то предложение – остаться друзьями. При чем, в самом прямом смысле. Ну, погорячились с попыткой поиграть в любовь. Не вышло. И чем тогда это символизировать? Маловато опыта в таких делах! Но и малодушно надеяться, что все само собой рассосется – уже не катит.
Загуглив, что можно подарить девушке при расставании, прочел только идиотские советы, типа, платья на размер меньше, сертификата на увеличение груди, бритвенный станок и украшение в виде удавки на шею – только чертыхнулся. Пожалуй, букет, нормальный, дорогой, без стеба – уже не смотрелся на фоне этого такой плохой идеей. Толик же не собирался мстить!
– Майоров! – оклик заставил оторваться от экрана и тягостных размышлений.
Пашка, наконец, заявился. И не один, а в компании с Григорьевой. Неожиданно. И досадно. Хотелось поговорить с глазу на глаз, посоветоваться. В конце концов, у Михеева опыта больше. Но не при Лене же.
А Григорьева стояла и вся светилась. При полном параде, как будто куда-то собралась. Может, Толик чего-то пропустил? И Пашка теперь мутит с ней? Тогда Ольховская крупно обломалась. Но эта новость не вызвала эмоций – Толику было все равно.
– У меня брат приехал в город, я выпросила машину! – жизнерадостно возвестила Лена. – Так что доставим тебя в общагу с комфортом!
– А ты водить-то умеешь? – не смог удержаться от сарказма Толик.
– Сюда же доехали, – не обидевшись, махнула рукой Григорьева. – Мы потихонечку.
Парни переглянулись. Пашка молча схватил две первые попавшиеся сумки и вышел. Толик следом. Лена бежала сзади, обгоняя только тогда, когда надо было открыть двери. И беспрестанно трындела, даже хотелось уже сказать ей, чтобы помолчала немного.
Водила Лена не так, чтобы хорошо. Пристроилась за троллейбусом и ползла. Но хотя бы без словесного потока. Девушка расстегнулась. По ее вискам то и дело сбегала капелька пота, наверное, уж, не от жары. Как ей брат свою машину доверил? Хотя, Григорьева кого хочешь уломает, она девица настырная, не мытьем, так катаньем, но свое выудит.
Пашка и Толик сели сзади и тихонько переговаривались о том, о сем, не затрагивая личных вопросов. Наверное, Григорьева бы ничего и не услышала от напряжения, но рисковать не стоило, не та тема, чтобы делать ее достоянием общественности. И так Лена еще у ворот больницы поинтересовалась, подождать Антипину или нет, а Толику пришлось ответить, что скорее всего – нет. Григорьева удивленно вскинула брови, но уточнять ничего не стала.
Добравшись до общаги, пусть не быстро, но в целости и сохранности, парни распрощались с Григорьевой, со всеми положенными реверансами, и даже с предложением заглянуть на чай. Или не чай. Фрукты, например. Лена была готова зайти хоть сейчас, только позвонил ее брат и велел пригнать автомобиль. Повезло. Теперь хоть можно было откровенно поговорить.
В комнате выяснилось, что Михеев не поменял одну подругу на другую. Просто Лена предложила помочь, а парень не отказался. Чего тогда она так вырядилась – не понятно. Если собиралась на свидание пойти – чего не пошла. Не поймешь этих девушек иногда!
