скачать книгу бесплатно
– Но ведь ты же такая умничка, – замурлыкала Люба. – Придумай что-нибудь этакое.
– Легко сказать – придумай. А что?
– Не знаю. Проект века, – простодушно предложила Люба и с надеждой заглянула мужу в глаза. Валерий Степанович немного потеплел и, улыбнувшись, обнял жену.
– Я постараюсь.
Семейная трапеза закончилась, и Кукушкины перебрались в комнату. Начиналась программа «Время», которую они никогда не пропускали – она была для них своеобразным окном в мир. Кот Федька, что возлегал в кресле, проснувшись, проводил своих слуг высокомерным взором и, зевнув, снова изволил почивать.
А в телевизоре уже плыла до слёз знакомая заставка и бравурная музыка извещала население о том, что пришла пора готовиться к холодному душу бодрящих новостей о невиданных темпах роста российского ВВП, об увеличении продолжительности жизни, о наших победах на всех фронтах и, конечно, о глубочайшем кризисе, парализовавшем Европу и США. А у нас, как всегда, всё прекрасно! К лету в Москве ожидается новый приток туристов, поскольку затеваются всяческие патриотические квесты, соревнования и кинофестивали. Устроители мероприятий обещают умопомрачительное шоу с «народными артистами и лошадями». Неустанно молодеющая диктор Властелина Авдеева, точно робот, ультразвуком чеканит текст с телесуфлёра: вот, на радость благотворительным фондам и общественникам, под Тулой открывают очередной детский дом, и местный депутат, розовощёкий от застенчивости малый, роняя скупую влагу на лакированные туфли Луи Виттон, позирует с тощим, как воробушек, пацанёнком в обнимку на фоне гостеприимно распахнутых дверей приюта, обещая, что впредь детских приютов под Тулой будет становиться всё больше и больше; вот видному литератору, заслуженному деятелю культуры и бывшему советскому диссиденту Конформистову А. А. вручена государственная премия; вот липецкая вагоновожатая Зинаида Каталкина установила рекорд при сдаче нормативов ГТО по стрельбе из пневматической винтовки; вот в Ростове за ночь выпала месячная норма осадков, напрочь завалив все дороги, входы и выходы, что на фоне Хельсинки неплохо, поскольку там выпало в три раза больше!.. «И это всё, в чём нас пока превзошёл наш северный сосед», – злорадно заметила Авдеева. Но главной новостью, которой начали и закончили выпуск, стало известие о подготовке к празднованию юбилея президента России Кнутина. Оказывается, прославленный кинорежиссёр Мигалков собирается снимать биографический кинороман о непростом жизненном пути лидера государства – от школьной скамьи до наших дней, в связи с чем сам засел за сценарий и уже предпринял выезд на натуру. На роль гаранта претендуют многие известные российские киноактёры, в том числе Иоанн Охломонов и Феофан Бочкарюк…
Далее следовал рассказ о работницах Ивановской ткацкой фабрики. Начальница смены, ударница ГТО и чесальщица второго разряда Мария Моталкина пообещала вместе со своей бригадой изготовить портрет президента площадью семьдесят квадратных метров – по числу исполняющихся юбиляру лет. Ткачихи Иванова горячо поддержали оригинальное предложение Моталкиной, а директор пошёл труженицам навстречу и даже поклялся на партбилете, что, если всё получится, выплатит им зарплаты за июнь!..
Подмосковные фермерские хозяйства тоже включились в соревнование, пообещав к октябрю следующего года «залить Москву молоком»…
Мэр городка Северодрищенска Артемий Засерин дал интервью местному телеканалу, «грозя» устроить мощный митинг-концерт. Как бывший животновод, Засерин пообещал вывести на это мероприятие аж миллион «голов», упустив из виду тот факт, что в самом городе проживает на триста тысяч меньше, и, когда журналист тактично напомнил ему об этом, мэр набычился, пожевал губу и сказал: «Всё равно выведем!»
Лидер прокремлёвского движения «Молот» Клавдия Рябоконь пошла дальше: она сообщила, что собирается «телами единомышленников выложить строчку из песни „С чего начинается Родина?“ и снять сие действо с квадрокоптера». Журналист был крайне озадачен:
– Надеюсь, вы имели в виду… живых единомышленников? – с некоторой неуверенностью полюбопытствовал он. Рябоконь в ответ как-то натужно рассмеялась, что, однако, так и не внесло ясности.
Дальше шли новости спорта в виде чемпионата по кёрлингу как единственного ристалища, где наши атлеты «продолжают триумфальное шествие к золотым медалям». Потом – прогноз погоды в виде дождеснега и прочей тоски и под занавес пара умильных кадров из питерского зоопарка, где самка белого медведя родила маленькое белое очарование с кожаной кнопочкой вместо носа. «Как будут развиваться события, вновь покажет время», – выдаёт свою коронную «прощалку» Авдеева, и фарфор её лица едва заметно подёргивается вялой тенью улыбки.
А на десерт – американский боевик, под беспрерывную канонаду и вопли которого уставший с дороги и разомлевший от алкоголя профессор тихо задремал, пригревшись в уютном кресле. Под конец эпической «битвы добра со злом» Кукушкин уже сочно храпел. Люба осторожно разбудила мужа и отправила его спать. Валерий Степанович молча, как ребёнок, повиновался…
И приснился профессору на редкость странный сон: будто он не он, а стрелец царский, лучший охотник в царстве-государстве. И кафтан-то на нём справный, и сапожки-то яловые, и шапка-то алая, залихватски заломленная, а за плечом – колчан да лук. Оглядел себя стрелец с ног до головы – так и охнул от избытка чувств. А тут как раз гонец от царя-батюшки во дворец зовёт – служба есть служба. Вскочил Кукушкин на коня, будто всю жизнь только верхом на работу и ездил, да припустил аллюром – аж шапку сдуло. «Интересно, – думает Кукушкин, – на кой это я царю понадобился?» Обуяло стрельца любопытство. А вот страха не было ни на грош, поскольку любил люд царя до невозможности. Ну и Кукушкин, конечно, в ту же дуду. Вообще, любит народ наш правителей своих аж до крайности. Даже прозвища им даёт ласковые. Вот и этот царь имя получил доброе и ёмкое: аки Стрибог, тучи над твердынею разгоняющий, страх мокропорточный на супостатов насылающий, ужас в нехристей иноземных – от варягов рогатых до эллинов пёсьеголовых – вселяющий, оком справедливым дали пронзающий, Властелин десяти морей, Сюзерен ста земель, Почётный Святой, Народный герой, Судия всех судей, Прорицатель мудей, Защитник рабов, вельмож и собак, Мочитель, Строитель, Целователь в пах, Великий князь и по стати и по генам – Владилен Ясно Солнышко Свет Владиленов… А как иначе! Царь – он ведь как отец родной. Помнит об этом Кукушкин, а всё ж волнуется немного: вблизи-то он царя ещё не видал, тет-а-тетов с ним не вёл, за чаркой чая об судьбах родины не беседовал. Сдюжит ли? Понравится ль? Вот шагает стрелец к палатам царским, колени дрожат, а бояре, язви их в душу, как на грех, по углам трясутся, только зенки горят. Шепчут: не ходи, мол, погубит, с утра-де не в настроении. И взгрустнулось тут Кукушкину не на шутку: а вдруг и впрямь не в духе царь? Вдруг приболел, соколик наш ясный – вот и гонит челядь свою затюканную? Стоит стрелец перед палатами царскими, потеет, стесняется. А царь будто догадался, что Кукушкин за дверями тоскует, и кричит с той стороны:
– А ну, кто там мнётся? Заходь, не робей!
Вошёл Кукушкин к царю да так и застыл на пороге, государя узревши – растерялся, значит. Стоит Кукушкин пень пнём, воздух глотает да глазами вращает. Словом, дурак дураком. «А царь-то совсем не таков, каким его на портретах малюют! – думает. – Там-то – красавец, сажень в плечах, а на деле – старик со мхом в ушах! Вот те раз!»
– А-а, стрелец! – обрадовался царь. – Ты-то мне и нужен!
– Рад стараться, Вашество! – проорал вдруг Кукушкин и даже сам себя испугался.
– Ты, я слыхал, лучший стрелок в государстве?
– Так точно, Вашество!
Государь поморщился.
– Чаво орёшь, дурында! Слушай мой царский указ…
Кукушкин напрягся.
– Повелеваю… – величественно начал царь, расхаживая взад-вперёд, – …сыскать мне орла о двух головах.
Стрельца снова столбняк понюхал – стоит моргает, ни шиша не понимает.
– О скольки головах?
– О двух.
Кукушкин напряг мысль. Царь нахмурился:
– Чаво умолк?
– Соображаю, Вашество…
– А чаво тут соображать? Считать умеешь?
Стрелец поскрёб плешь.
– Один, два…
– Стоп! Вот как до двух досчитаешь – хватай и беги. Ущучил?
– Ага. Токма где ж я его, Ваше Величество, сыщу, двуглавого-то?
– А енто мне не ведомо! – отрезал царь. – Приказы не обсуждаются.
– А можно вопрос?
– Валяй, стрелец.
– А на кой вам с двумя башками-то? Ему, поди, и жратвы вдвое больше надобно…
Государь отмахнулся.
– За жратву не беспокойси – накормим!
Тут царь хитро прищурился.
– Али в завхозы метишь?
– Да куды мне! Я так, интересуюсь…
– А-а, ну-ну… Интерес – дело хорошее. Так уж и быть – скажу тебе, парень ты, я вижу, хороший. Понимаешь, стрелец, новизны хочется…
– Дык, может, вам перестановочку – гарнитуру там переставить, шифоньер какой вторнуть? Али в острог кого посадить? – робко предложил Кукушкин.
Царь горестно вздохнул.
– Кого мог – давно уже… того… Я ж говорю, новизны хочется. Тоска заела, стрелец… Иноземцев вроде испужали, ворогов Воронежем застращали, население с горькой на «боярышник» пересадили, жисть наладили… А на душе мерзко. Не хватает чего-то. Финального, так сказать, аккорду… Как считаешь, Кукушкин?
– Дык далеко вам ещё до финала-то, Ваше Величество, – заискивающе ощерился стрелец.
– До финала, может, и далеко, а сердце стонет, душа праздника требует. Размаха хочется, понимаешь? Вот тебе чего хочется, Кукушкин?
– Мне-то?
– Тебе-то!
– Ну, не знаю… Чтоб, эт самое, крыша в нашей хрущобе не текла… А то шибко текёт, зараза…
– Понятно, – отмахнулся царь. – Никакой фантазии в табе, одна муть.
– Дак откель ей взяться-то, фантазии энтой? – грустно согласился Кукушкин. – Одне хлопоты…
– И то правда. А я вот всё про двуглавого орла мечтаю… Вот, быват, выйдешь с утреца на балкон гантельку повыжимати, глянешь на башни резныя – сразу мысля: вот бы и нам где живого орла надыбать? И чтоб, значить, непременно о двух башках… Тут те и символ, и редкость краснокнижная. Ведь чего мне токма не везли басурмане всякие да нехристи заморские – и верблюдов африканских, и тигров индостанских, и медведей гималайских, и стерхов всяких… А орла двуглавого нема!.. Как так? Непорядок!
– Согласен, Ваше Величество.
– А раз согласен, – тотчас подхватил государь, – иди-тка да сыщи мне энту чудо-птицу – я слыхал, есть она.
Стрелец приуныл.
– Ваше Величество, где ж я её тапереча найду? – стрелец тоскливо кивнул на сгущающуюся за окном тьму. – Ночь-полночь на дворе…
– Цыц! Поразмышляй мне тут! Сказано – ноги в руки и вперёд!
– Так она, поди, на юг нонче подалась… Мне туды визу делать надобно…
– Вот те, а не виза! – царь показал фигу. – Перетопчешься! Я тут давеча одному ужо сделал, чтоб он кое-чаво оттеда мне притаранил…
– И чаво?
– А того! Тута наобещал с три короба, а как за кордон перебрался – фить, токма его и видали!.. Так что без виз обойдёшься! Здесь ищи…
Кукушкин только вздохнул.
– И не вздыхай мне тут! Ишь, моду взяли – вздыхать чуть что!.. Лучше об деле думай. Учти: не найдёшь, – царь нахмурил брови, – голова с плеч, уж не взыщи, стрелец. А найдёшь птаху эту диковинную – так и быть, завхозом тебя при дворе сделаю. Хочешь?
«Ещё б я не хотел!» – подумал стрелец и проорал так, что государь аж подпрыгнул:
– Рад служить!
– Ну, тады в путь, – сказал царь и по-отечески обнял Кукушкина.
Вышел стрелец из дворца, маковку чешет, думу думает. «Завхозом оно, конечно, хорошо, но ведь могут и башку отнять!.. А мне без её неинтересно совсем…» Делать нечего, надо в дорогу собираться. Сделал шаг Кукушкин – глядь – а кафтана-то его как не было! А заместо униформы стрелецкой – рубище какое-то да лапти драные. Да и сам стрелец не стрелец, а старик рябой с бородой седой. И в руках у него невод. И стоит Кукушкин на берегу синего моря, а оно колышется, волну вздымает да бурей пужает. «Ага», – понял стрелец, размахнулся и метнул невод в пучину морскую. Зацепил невод что-то тяжёлое. Обрадовался Кукушкин, стал вытягивать улов, а там – батюшки святы! – Сталин-рыба: сверху – френч да усища, снизу – аки ершище! Злится Сталин-рыба, глазами вращает, врагов проклянает. Пуговицы огнём жарят, с губ пена летит – расстрелять грозит! Вскрикнул Кукушкин в ужасе, а Сталин-рыба возьми да в лапоть ему зубищами впейся. Завопил стрелец, на одной ножке, всё равно как увечный, запрыгал и стряхнул свой улов в море. Канула Сталин-рыба вместе с обувкой кукушкинской в пучине. Перекрестился стрелец, отдышался маленько и снова за невод. Размахнулся пуще прежнего и метнул его ещё дальше. Опять чтой-то поймал и ну тянуть на берег. Тяжёл был улов! Взмок Кукушкин, пока вытащил. Смотрит – а это кусок суши какой-то и табличка впендюрена: «Крым». А по суше той рвань какая-то вусмерть пьяная носится да Кобзона орёт. А окрест – мрак и жуть смертная. Поморщился Кукушкин да и выбросил Крым куда подальше: пущай сам выплывает… Размахнулся стрелец в третий раз да так, что сам чуть в море не плюхнулся. Зацепил невод чтой-то такое, что Кукушкину одному нипочём из глубин морских не вытянуть. Уж он и кряхтел, и потел, а всё не у дел. Сплюнул Кукушкин с досады. Видит краем глаза: по берегу младший их научный сотрудник Петя Чайкин с барышней променад совершает, дефилирует, значит. А барышня-то – лаборантка ихняя, Света Синичкина, красавица, каких поискать. И он ей, значит, по-французски мурлыкает: мол, люли-люли, се тре жули, и всё в таком колинкоре. Барышня, ясно, смущается, краской наполняется. Оба в белом, как на параде. Не идут, а плывут, аки лебеди. Приближаются.
– Эй, Петруша, – кричит коллеге Кукушкин, – помоги-тка старику!
– Avec grand plaisir, mon general! – радостно восклицает юноша и кивает Свете: беги, мол. И Синичкина, вся такая тонкая и воздушная, ахая, подбирает платье и бежит к воде, хватается за Кукушкина.
Светка, стало быть, за дедку, дедка за сетку. Тянут-потянут, вытянуть не могут.
– Mon cher, – стонет Света, – aidez-moi!
Пришлось и Пете поучаствовать. Подбежал он к пассии своей и хвать её за бёдра. Петька за Светку, Светка за дедку, дедка за сетку. Тянут-потянут, вытянуть не могут.
Глядь: какой-то пьяный в ватнике собачонку выгуливает.
– Эй, товарищ, подсоби! – кричат ему с берега.
– Отчего ж не подсобить хорошим людям? – икая винным амбре, отзывается человек, подходит качаясь к компании да как дёрнет Петьку за лапсердак – аж нитки затрещали.
– S’il vous pla?t, facile! – взвизгивает Петя.
– Я не Фазиль, а Федя, – добродушно улыбается мужик.
– Да хоть Астер Фред! – огрызается спереди дед. – А ну не зевай! Тяни давай!
В общем, тянут: Федька за Петьку, Петька за Светку, Светка за дедку, дедка за сетку. Тянут-потянут, вытянуть не могут. Что делать?
– Баксик! Фить-фить, – подзывает Федька собачонку. Та, радостно виляя хвостиком, несётся к хозяину.
– Помоги, дружок! – кряхтит хозяин.
Пёс, гавкнув для порядка, хватает зубами край Федькиного ватника и давай тянуть всю эту ораву. Баксик, значит, за Федьку, Федька за Петьку, Петька за Светку, Светка за дедку, дедка за сетку. Поднатужились да и вытянули улов кукушкинский. Смотрит стрелец – что за диво! – в неводе-то всего-навсего яйцо! Но яйцо не простое, а золотое. И здоровенное к тому ж. Взял Кукушкин то яйцо и давай его разглядывать. Уж и понюхал его и потряс. О рубище своё потёр, к уху поднёс. А яйцо возьми и тресни, и вылезает из него – вот так чудо! – двуглавый орёл! Обрадовался Кукушкин, схватил свой улов и собрался уже во дворец бежать, а орёл ему человечьим голосом молвит:
– Постой, старче! Послушай, что скажу…
Опешил стрелец, рот раскрыл да так и застыл.
– Видишь, все тебя бросили…
Огляделся Кукушкин: и впрямь ни души – печаль да шиши.
– Только мы с тобой и остались, – говорит орёл.
Кукушкин усмехнулся.
– Нужен ты мне больно!.. Вот сдам тебя царю-батюшке, стану завхозом при дворе, на дочке его женюся. А с тебя какой прок? Клюв да пушок!
– Умоляю! – причитает двуглавый. – Только не к царю! Он из меня суп сварит!
– Кто? Царь? Ври больше! Он отличный парень. Идём познакомлю…
– Не губи, старче! – плачет орёл человечьими слезами. – Вот увидишь, я тебе ещё пригожусь…
– Да чем же ты мне пригодишься?
– Хочешь, любые твои три желания выполню?
«Вот так попёрло, – думает Кукушкин. – Царь завхозом назначает, птица желания исполняет! Чудеса!»
– Ладно, – согласился Кукушкин, – будь по-твоему.