Волшебство. Семинары и практика

Старшая библиотекарша была красавицей – нежное лицо, брови шнурочком, огромные серые глаза – я даже поначалу приняла ее за волшебницу.

– Ты уже сказки всех народов мира перечитала, – сказала она как-то, глядя в мой формуляр. – Может, попробуешь другой жанр? Вот отличная книга о школьниках, которые после уроков переводили старушек через дорогу, а летом помогали собирать урожай. Или вот, про девочку-мастерицу, которая связала варежки для всего класса.

Я кивнула, взяла книжки, но вернула непрочитанными, да еще и соврала, что очень понравилось, чтобы она отстала. Уже позднее я узнала, что в детской школе волшебников, куда мне не посчастливилось попасть, специально обучают искусству лгать – для экономии времени, защиты от помех и сопротивления несвободе. В этом деле я, хоть и была самоучкой, изрядно поднаторела, несмотря на постоянное внушение, что хорошие девочки всегда говорят правду. Я очень хотела быть хорошей девочкой, но нежелание скучно жить пересиливало благие намерения. А красавица-библиотекарша, как и большинство взрослых, не только не могла распознать простую ложь, но даже не была способна по книжке определить, читали ее или нет. Мне предметы часто рассказывали о своих владельцах – бывших и нынешних, и книги охотно делились со мной впечатлениями о тех, кто их читал.

Там были, правда, ужасные книги – толстые с позолотой, нелепые и невозможно скучные – настоящие воры времени и пространства. Я не знала о чем они, и никто толком не знал. В школе нас заставляли выписывать в тетрадки выдержки из них. Я делала это автоматически, не впуская слова в сознание и не задумываясь, зачем это нужно. Я вообще мгновенно выбрасывала из головы все скучное. А книги о волшебниках я перечитывала по многу раз. Но они закончились. А что делать дальше – было неясно.

***

Я открыла глаза. В распахнутую дверь ворвались запахи утреннего дождя и горных цветов. Вчера я была уверена, что в моей комнате два окна, но, когда попыталась выглянуть в одно из них, то оказалось, что это очень ясное зеркало, расположенное в аккурат напротив настоящего окна. Не исключено и то, что вчера оно было окном, а сегодня стало зеркалом.

В шесть утра я уже бежала вприпрыжку по направлению к центру города сквозь моросящий дождь, фотографируя на ходу пустынные улицы. В такую рань не было ни прохожих, ни машин. Город вчера показал мне удивительно много, и я не удивлюсь, если сегодня он окажется сдержанней. Магазины и кафе еще были закрыты, но двери в художественные галереи почему-то гостеприимно распахнуты. Однако ни посетителей, ни работников видно не было: мол, заходи, смотри, любуйся и уходи. Пожалуй, стоило сбавить скорость и постараться впитать все, что предлагал спящий город: например, двери, ведущие неизвестно куда. Дверь есть, а дома нет. Надо было бы открыть ее и посмотреть, что будет, но я только подивилась этому и побежала дальше. Стены домов над бурлящим ручьем были расписаны сложными узорами и покрыты каллиграфически выполненными надписями – я все сфотографировала, чтобы разобраться позднее – и в рисунках, и в надписях, и в том, почему цветы возле некоторых домов росли в керамических ваннах. Через бурлящий поток перейти не рискнула: вместо мостика через ручей было перекинуто обычное бревно. А ведь с той стороны ручья росли незабудки, настоящие незабудки, которые я, житель мегаполиса, не видела уже много лет. Но я ощущала себя школьницей, не усвоившей вчерашний урок, которой рано браться за новый материал.

Похоже, что в седьмом часу утра кафе «Хлебом единым» было единственной оживленной точкой города: здесь пахло поджаренными тостами, яичницей, кофе и свежими ягодами. Стены и здесь были увешаны фотографиями знаменитостей, завтракающих в этом кафе, но это больше не удивляло. Маленький, провинциальный город W находился на пересечении разных объемов, и многие знаменитости черпали здесь свою порцию чудес.

Среди посетителей не было ни ведьм, ни хиппи; в основном, здесь завтракали мужчины в рабочих комбинезонах, водители, пара приезжих и один священнослужитель. Уходя, посетители непременно уносили кулечек с кексом или булочкой. Один только немолодой человек в берете лихорадочно строчил что-то в блокнот.

Я взяла большую чашку чаю и яблочную тартинку, села у окна, достала блокнот и тоже стала записывать все, что увидела и поняла вчера, стараясь ничего не пропустить. Время от времени я поглядывая на мокрую улицу и невольно прислушиваясь к разговорам. Я нашла это занятие восхитительным. Со мной это происходило впервые! Я сидела совсем одна в кафе маленького провинциального города, в седьмом часу утра, и никуда не спешила: ни на работу, ни на экскурсию, ни на самолет. Я могла сколько угодно смотреть в окно, думать, вспоминать, анализировать увиденное и слушать разговоры посетителей. Две женщины за прилавком – одна высокая молодая, другая пониже и постарше, приветствовали вошедших, называя их по именам: «Вам завернуть бублик с собой, как обычно?», «Как ваша малышка?», «Вашей маме уже лучше? Возьмите для нее кекс с черникой». Это было очень трогательно. Со мной они не заговаривали и ни о чем не спрашивали, но пару раз многозначительно переглянулись.

Вошла хозяйка постоялого двора, видно купить что-то жильцам к завтраку. На ее седых волосах блестели дождевые капли. Еще вчера я думала, что если бы она покрасила волосы в черный цвет, то выглядела бы лет на десять моложе, а сегодня меня эта мысль очень повеселила: будто вчера я собиралась покрасить плоский отпечаток кошачьей лапки на берегу, не видя целого кота.

Сегодня я уже понимала, что эти женщины с молодыми лицами и длинными седыми волосами взрослеют и стареют, как и все. Отличает их от других то, что они видят объем и живут в нем, а в плоскости видно только, как они седеют, пока не становятся белыми как лунь. Они даже умирают, и их хоронят, как всех, но при этом лишь одна грань исчезает из видимой плоскости. А другие грани остаются: одна из них видна в плоскости в виде совсем юной девушки с волосами яркого, неестественного цвета.

Местные жители это явно знают, потому и двери перед ними открывают, и кланяются уважительно – даже те, кто не видит объема. Цвет волос: голубой, зеленый, розовый и фиолетовый – говорит о чем-то… чего мне еще не понять, но спрашивать не хочется. Я должна во всем разобраться сама, и, если я решусь выбрать этот путь, то состарюсь как все, волосы мои побелеют, а потом… потом начнется то, чему я еще не знаю названия… Но это будет еще не скоро.

А пока надо подумать, как обращаться с рычажком.

Чтобы упорядочить мысли и наблюдения, я открыла блокнот и стала писать.

1. Мое пренебрежение к вещам, особенно «бесполезным», было продиктовано невежеством. Полезные вещи типа чайника, утюга, картофелемялки или отвертки – рычажками быть не могут.

Карен, вязальщица с Девятой Восточной Улицы, назвала свое занятие способом излучаться в мир. Хмм…

2. Карен и ее помощницы производили на первый взгляд бесполезные предметы, а ведь ее вязаные вещицы на заборе без сомнения были рычажками. Тот, кто не способен видеть объем или, выражаясь привычным языком, не способен к волшебству, их даже не заметит. А кто заметит и возьмет себе – протянет ниточку в объем, установив связь между создателем объемной вещицы и ее обладателем. Я заметила вязаные вещицы на заборе и удивилась их бесполезности – не шарфы ведь и не носки. Но я не прошла мимо, а проявила к ним интерес. Карен взглянула на меня в объеме и узнала, что я ученица школы волшебников.

3. Кто замечает такие предметы, но думает, что это глупо и никому не нужно, тот добровольно отказывается от видения других слоев реальности, перекрывая себе возможность объемной навигации. Заметить на мне медальон из яшмы сможет только тот, кто обладает способностью видеть объем. Реакция моих знакомых на медальон мне очень интересна.

4. Когда настоящая объемная вещь – будь то старая кукла, украшение, картина или вязаная салфетка на заборе – попадается на глаза, в этот самый момент устанавливается контакт с мастером, создавшим ее в объеме. Мастер в прямом смысле вступает в диалог с будущим обладателем этого предмета, и у того возникает сильное желание ее приобрести. Если он убедит себя в ее бесполезности, пожалеет денег и пройдет мимо, то вещь пропадает из объемного видения и стирается из его памяти. Чем больше нравится бесполезная штуковина и чем меньше сил уйти от витрины или прилавка, тем сильнее контакт с объемным мастером-волшебником. Вещь эту следует приобрести немедленно. Если покупатель умеет видеть объем, то вещь останется в его памяти и ему не будет покоя. Он все равно вернется и купит ее позднее.

5. У моего рычажка-медальона две стороны – красная с серым и серая с красным. Можно носить и так и эдак, в зависимости от цвета одежды и желаемого результата. Я уже вижу в объеме, что при помощи красной стороны, соединенной с пространством, я могу прямо сейчас узнать нечто важное для меня. Для этого нужно… решиться.

Тут я остановилась, положила ручку на стол и закрыла блокнот. Готова ли я к этому – при условии, что назад дороги нет? Я уже не смогу этого не видеть и не знать. Например, я не могу не прочитать слово из трех букв, нацарапанное в лифте на русском языке, я его даже не читаю, а просто вижу. Человек, не читающий по-русски, его вообще не увидит или примет за простые царапины. Когда-то давно я снимала квартиру в китайском районе Нью-Йорка и невольно выучила несколько иероглифов. До сих пор я узнаю иероглиф «дерево», я даже не читаю, я просто вижу его на вывеске столярной мастерской. Знание это может принести пользу, а может оказаться вредным: например, русское слово из трех букв может оскорбить чувствительного человека, огорчить его. Готова ли я увидеть то, что могу, прямо сейчас?

Слова лектора на первом занятии: «Все, что тебе нужно, находится рядом» – приобрели совершенно другой смысл. Не надо никуда бежать, лететь, ехать, чтобы достать необходимое. Нужно только решиться его увидеть.

К восьми часам местные жители разошлись; в кафе заглядывали, в основном, приезжие. Я видела в окно, как они парковали машины, входили, отряхивали зонтики и изучали меню. Старшая продавщица оживленно болтала с новыми посетителями о городе, но всем отвечала разное. Одним посетителям на вопрос: «Что здесь можно посмотреть?» она отвечала: «Ничего особенного». Другим советовала концерты под открытым небом. Третьим говорила: «Антикварный магазин открывается в двенадцать, а галерея ламп и фонариков расположена в начале Тенистой улицы».Я не видела ее волос, на ней была белая шапочка.

Я допила остатки чаю и продолжила запись.

6. В таких городах, как W, работники кафе просто обязаны быть направляющими: на блошиный рынок меня тоже отправила официантка из «Садового». Они знают кому куда нужно.

Через некоторое время, бросив лишь один взгляд на приезжих, я уже могла предсказать, какие ответы они получат. Те, которым продавщица отвечала что-то вроде: «Тут нет ничего особенного», видели только верхний, слегка запыленный слой реальности. Вот телевизор, вот дом, вот собака, а вот дерево. Когда они смотрели кино, то видели там то же самое: дом, собаку, дерево. А если так, то какая разница что делать, читать, покупать и куда направляться, если катишься по миру в яйце – вечный невылупившийся цыпленок.

Одному посетителю старшая продавщица вообще ничего не ответила, пожала плечами и отвернулась. Присмотревшись к нему, я поняла, почему лектор на первом занятии рекомендовал избегать людей, избравших путь несчастливости: они не только не видели объема, они еще и каким-то образом загораживали его от других. Да, придется свести к минимуму контакты с такими людьми.

Ну, что же я медлю? Разве я не мечтала о том, чтобы поскорее заняться практическим волшебством? Прежде чем решиться, я отпила чаю и сделала глубокий вдох.

Первым делом я определила точку объема, где находятся мои собственные желания, чтобы попробовать силы в их исполнении.

Желания оказались двух категорий. К первой относились те, исполнение которых зависело от других людей. Я видела, что самое сильное мое желание – опубликовать роман – уверенно катилось к моменту исполнения с назначенной ему скоростью, как биллиардный шар катится в лузу. Момент этот был гораздо дальше, чем мне бы хотелось, но на то были важные причины. Очевидно было то, что, сколько бы я ни пыталась ускорить этот процесс, и сколько бы ни сваливала вину на других, желание это должно было исполниться в определенный срок. Я также увидела, что к моменту его исполнения уже пройду большой путь, поэтому осуществление не принесет мне такой радости как в момент возникновения самого желания, и это, конечно, очень жаль.

Я решила заняться исполнением желаний второй категории, которые никого, кроме меня, не касались, по крайней мере, на первый взгляд. Однако, процесс этот оказался ничуть не похожим на плоский метод, который мы представляли с другими студентами: загадать желание, взмахнуть магическим предметом типа волшебной палочки и произнести заклинание. Желание быстренько сбывается и ты, довольный, идешь дальше. Сейчас у меня есть такой предмет. В объеме видно, что с его помощью я лишь могу узнать кратчайший путь к исполнению желания.

Желания также подразделялись по интенсивности и частоте возникновения. Смешно, но оказалось, что чаще всего я хотела к завтраку шотландского ягодного сыра, который, к сожалению, не продавался в моем районе. Вдохновение, как ни странно, занимало второе место, хотя состояние это было настолько чудесным, что я не променяла бы его ни на какое другое. Сейчас у меня появилась возможность увидеть, что именно мешает вдохновению приходить по заказу, а уж наладить этот процесс оказалось просто, как дважды два.

Обычно я записывала и обдумывала мысли, идеи и события, но, если они не соединялись в историю, я теряла к ним интерес, увлекаясь новыми. Теперь же я увидела перегородки в сознании, препятствующие мыслям встретиться и соединиться, и поняла, что нужно сделать, чтобы их устранить. Достаточно будет привести в порядок нить своего поведения и изменить некоторые привычки и – перегородки растают. Ясность сознания – гарантирована. Теперь потребуются всего лишь организованность и терпение, чтобы соединять все идеи в одно целое, интересное для меня и других.

Что касается шотландского ягодного сыра… пожалуй, потренируюсь для начала на таком простом объекте, когда вернусь домой. Я хочу, чтобы он был доступен. Чтобы можно было зайти в магазин рядом с моим домом и купить его в любой момент. Но нужно быть внимательной и следить, не приведет ли исполнение такого простого желания к изменениям в жизни окружающих или к другим непредвиденным последствиям.

Однако, пора возвращаться в постоялый двор, завтракать. К тому же, офисная ведьма просила сдать ключ не позднее одиннадцати утра.

Пара приезжих вошла, отряхивая с одежды дождевые капли.

– Проездом? Вымокли? Заходите. Вам чаю? – приветливо встретила их продавщица.

Пара завтракала с аппетитом, расспрашивая продавщицу:

– Вы тут давно живете?

– Давно, да.

– Не скучно тут?

– Что вы, здесь гораздо интереснее жить, что в большом городе. Если у кого-то гости, то не приглашенных не бывает. Можно войти в любой дом, где открыта дверь и слышны веселые голоса. Каждый приносит что-нибудь: кто картошки горячей, кто пирогов, кто песен. Погостите у нас пару дней, сами все увидите.

На обратном пути я не удержалась и сделала крюк, чтобы еще раз увидеть площадь, где вчера был блошиный рынок. Но кроме юного хиппи – он сгребал в кучу разбросанные ночным ветром щепки – не было ни души. Было очень тихо – даже фонтанчик с питьевой водой не журчал. Слышен был только шелест листьев под моросящим дождем. Возле камня с изречением Овидия мокла забытая кем-то желтая перчатка.

Завтрак в постоялом дворе был накрыт на застекленной, примыкающей к офису, веранде. Выбор был богатый: свежие булочки, масло, творог, красная рыба, горячая овсяная каша, кофе, чай и свежие ягоды. Веселая и румяная седовласая хозяйка желала всем входящим доброго утра. Большинство постояльцев накладывали себе еду на тарелки и сразу уходили. Я же села за столик у окна и ела, глядя сквозь мокрое оконное стекло на буйство красных и розовых цветов над ручьем. А кофе налила в чашку с крышкой, и, накинув куртку с капюшоном, вышла к ручью, под дождь. Я пила кофе, стоя на мокрой траве, слушая шум водопада и вдыхая цветочные ароматы. Из окна дома на противоположной стороне ручья выглянула женщина, помахала мне приветственно, что-то крикнула и скрылась, но из-за шума водопада я не расслышала ее слов. Подойти к ее дому я не могла – не решилась перейти ручей по бревну. Походила вокруг в поисках более надежного моста, пока не увязла в хлюпающем мху. В другой раз. И так слишком много всего, а сейчас – время сдавать ключи.

Я сложила вещи в сумку, вернула хозяйке ключ, попрощалась и ушла в город. Из-за непогоды прохожих было мало и это было очень обидно. По дороге заглянула в пустынную галерею, которая была, видимо, открыта круглосуточно. Я вытерла ноги у порога и ходила по залу в полном одиночестве. Почти на всех картинах, кроме одной, были сложные, пожалуй, гипнотические узоры, каждую можно было рассматривать бесконечно, гуляя взглядом по извилинам, как по лабиринту. Чем дольше я смотрела на одну из картин, тем живее и объемнее становились узоры, и – то ли они увеличивались в размере, то ли я уменьшалась до тех пор пока не перемещалась внутрь узора, меж двух извилистых линий. Это была пыльная дорога, залитая солнечным светом, а с обеих сторон колыхались высокие травы. Стоило отвести глаза и помотать головой, как дорога отдалялась, и я вновь видела ее с высоты и опять оказывалась в пустынной галерее, напротив картины с узором. С другой картиной получилось то же самое: только на этот раз я попала на мостовую, освещенную тусклыми фонарями. Играть с картинами можно было бесконечно. Одна из картин очень отличалась от других – на ней единственной был вполне конкретный, даже эротический сюжет. Я поспешно отвела глаза – от греха подальше, не хотелось оказаться внутри нее… во всяком случае – не сейчас. Я сфотографировала картины, но все они, кроме эротической, на снимках выглядели мутно, словно не в фокусе.

Позднее я обнаружила, что запомнила узоры с абсолютной точностью, и уверена, что если попаду в этот цветной лабиринт, то смогу там сориентироваться.

Затем я еще раз прошла по трем главным улицам, но на этот раз останавливалась у витрин подольше, заходила во все открытые магазины и читала таблички на дверях – и это, само по себе, оказалось интереснейшим занятием.

«Мы открываемся утром, в девять или десять, иногда в семь, но бывает, что не раньше полудня. Закрываемся в пять, иногда в шесть, но бывает, что открыты до полуночи. Иногда вообще не открываемся. Но если нас нет в другом месте, мы обычно здесь».

Почти в каждом магазине я была единственной покупательницей и бродила в полном одиночестве между рядами товаров, а продавцы обычно одиноко восседали за прилавками, занимаясь своими делами: вязаньем, нанизыванием бус, либо просто смотрели в монитор – меня это вполне устраивало. В магазинах, где за прилавком была седая ведьма, товары, как правило, были интереснее. Только один раз вместе со мной вошла женщина – ее тянула за рукав девочка лет восьми и громко просила: «Мама, идем, это правильный магазин! Там сидит тетенька, такая старая, что вот-вот помолодеет».

Товары в магазине светильников были такими занятными, что я провела там довольно много времени, рассматривая диковинные лампы и причудливых форм свечи. Когда я проходила мимо одной из полок, вдруг включился светильник в форме лампы Алладина. Я сочла это знаком-напоминанием, что, где бы ты ни находился, взять следует только то, что нужно, пройдя мимо самых заманчивых сокровищ, предложений и отвлекающих маневров. Посреди магазина росло огромное разноцветное свечное дерево и, получив разрешение, я отломила кусочек, чтобы дома сделать из него свою разноцветную свечу.

На дверной табличке магазина часов было сказано: «Открываемся в полдень, а закрываемся, когда уходит последний покупатель» Когда я вошла, круглые часы в золоченом корпусе, с черными стрелками и красным циферблатом, заиграли приветственную мелодию. Другие часы вторили им тихим нежным звоном. А когда я уходила, часы в форме попугая прокричали: «Приходи еще!»

Почти в каждом магазине сидел какой-нибудь зверь: собака, кошка или птица на жердочке. Некоторые звери встречали меня у порога, позволяли себя погладить и проходили вглубь магазина. А некоторые удачно маскировались среди товаров и периодически пугали меня, выскакивая из кучи мягких игрушек.На дверях одного магазина табличка гласила: «Трогайте пыль, но не пишите на ней».Все предметы тут действительно были припорошены пылью. Как назло, захотелось что-нибудь написать на пыльном зеркале, и я с трудом сдержалась.

В следующем квартале был магазин, на двери которого сообщалось:«Здесь можно купить набор путника, направляющегося в горный храм: самшитовый посох, флакончик со средством от комаров, баночка меда для медведя и букет свежесрезанных гардений для оленя. Доброго пути».

На дверях соседнего магазина было сказано: «Мы ушли. Вернемся, когда вернемся», но дверь была не заперта и я вошла. На стене в полумраке белела другая табличка: «Включите свет, если хотите».

Я включила. Звенящая тишина и аромат сухих розовых лепестков. Где-то в глубине тикали часы. Я довольно долго ходила мимо многочисленных полок, рассматривая статуэтки, шали, коврики и прочие вещи, которые еще совсем недавно полагала ненужными, загромождающими пространство и даже мещанскими. А сейчас, пользуясь случаем, решила потренироваться в объемном видении, пытаясь разглядеть прошлое и будущее этих вещиц, постичь их смысл и суть. Но как только у меня стало получаться, я незаметно для себя забыла о цели и увлеклась процессом. Очнулась, когда одна из вещиц со мной «заговорила». Это была шкатулка из светлого дерева с металлической инкрустацией. Я сняла ее с полки и принялась рассматривать. На ярлычке было написано имя мастера-изготовителя – Айван Aшби, и рядом мелким шрифтом – «Дорога в храм, пятый дом от водопада». На месте цены значилось «персональная». Ведьма с блошиного рынка упомянула, что в магазине могут запросить личную цену. Скорее всего, имелась в виду сумма, которую я готова заплатить за данный товар. Игнорировать «заговорившую» со мной вещь было невозможно, хотя до сегодняшнего момента у меня не было ни малейшей потребности в шкатулках, да и хранить в них особо нечего. Несколько украшений, накопленных в течение жизни, я держала в старой овальной коробочке – одной из немногих вещиц, напоминающих мне о доме, где я выросла. Но купить эту шкатулку необходимо, а на что она сгодится – станет ясно потом. Полагаю, это вещь так же важна, как медальон из яшмы.

Я честно прикинула, за сколько смогла бы приобрести эту шкатулку, даже немного поторговалась сама с собой. Наконец, определила личную цену, отсчитала деньги и положила в ящик стола, где, среди другого хлама, валялось несколько денежных купюр. За прилавком я нашла рулон упаковочной бумаги, аккуратно завернула покупку, уложила в сумку и вышла из магазина, предварительно погасив свет.

Произошедшее навело меня на важную мысль: никогда прежде предметы не «говорили» со мной таким образом – наверное, потому что я, как разумный и рациональный человек, покупала в торговых центрах только конкретные вещи для себя или подарки для других. Обычно я заходила в магазин с целью примерить туфли, купить новую сковородку или подобрать шарф к плащу, из-за чего пропускала много важного. Для того, чтобы волшебная объемная вещь сама признала во мне будущего владельца, нужно ходить и смотреть по сторонам просто так, без всякой цели, но, разумеется с открытым сознанием и готовностью к чудесам – состояние, в котором всегда должен просыпаться старательный ученик школы волшебников.

На улице я ощутила страшную усталость. С непривычки процесс рассматривания вещей в объеме меня очень утомил. Я достала расписание автобусов – до отъезда остался час – можно отдохнуть и купить в дорогу сэндвич. Может быть, эта усталость, ослабившая готовность к восприятию нового, сыграла роль в том, что двери следующего, абсолютно невероятного, пункта на моем пути оказались закрыты наглухо.

А получилось вот что. Я шла по улице, размышляя, что чуть больше суток прошло с момента моего приезда в город, а впечатление, будто я здесь уже несколько недель. Этот маленький городок оказался таким глубоким: чуть ли не каждый его дюйм был наполнен информацией. Хотя меня и предупреждали, что W – город высокой концентрации чудес, но вполне вероятно, что чудес полным полно в любом населенном пункте, и обнаружить их можно везде, если ходить по улицам не вдоль, а вглубь. Однако было еще одно обстоятельство.

Был у меня в колледже профессор, который выражался длинно и витиевато. Вместо «Я никогда раньше такого не делал!», он говорил: «Мне посчастливилось сделать это впервые». Так вот, мне именно посчастливилось впервые уехать из города без конкретной цели, посетить блошиный рынок без особой в этом нужды, прийти в кафе в шесть утра, и рассматривать «бесполезные» вещи в закрытом магазине. Так размышляя, я прошла мимо нескольких весьма заманчивых витрин и занятных табличек – времени уже не было. Но следующий увиденный мной пункт заставил меня пожалеть, что я сразу не попала сюда – с него, видно, и надо было начинать прогулку по городу.