
Полная версия:
Времена Амирана. Книга 1: Начало
И вот она встала, вскочила и теперь стояла, одной рукой схватив за рукав отца, другой – вцепившись в Пафнутия, свою воскресшую надежду.
***
– Чего же ты хочешь, спаситель? – Обратился Бенедикт к Пафнутию.
Пока шла вся эта перепалка, Пафнутий немного пришел в себя и теперь достаточно спокойно и, как ему казалось, с чувством собственного достоинства, ответил:
– Лично мне ничего не надо. И я сюда не просился. Но, раз уж так получилось, я мог бы, если, конечно, на то будет ваша монаршая воля, оживить усопшего.
– Так это ты… серьезно?
При этих словах Принципия, оставив в покое Пафнутия, обеими руками схватила теперь отца, прижалась к нему и, пристально глядя в глаза, сказала:
– Папа, пусть он сделает это.
***
Проводив глазами удаляющуюся жалкую фигуру мужа, Сердеция отвернулась и вновь обратила свое внимание на то, что происходило там, в центре круга. Стоило ей самой выйти, хотя бы на шаг, из него, как ее тут же незаметно оттеснили на периферию, откуда уже ничего не было видно.
– Вот так, – подумала она, – стоит хоть чуть-чуть расслабиться, и ты уже на обочине. И ты уже позади всех.
Ну, уж нет! Она протискивалась вперед, туда, где и было ее место, когда чье-то плечо толкнуло ее и она чуть не упала. Какой-то невежа шел напролом туда же, куда и она, только делал это более энергично. И, соответственно, у него это лучше получалось. Сделав правильные выводы, Сердеция усилила старания.
Она еще не попала в первый ряд, когда там, впереди, куда она и стремилась, что-то произошло.
– Кто это такой? – Взревел невидимый ей Бенедикт.
И тут же, усиливая толкотню и давку, к центру ринулись охранники. Сумев пристроиться за одним из них, Сердеция, наконец, получила возможность все видеть и все слышать. И то, что она увидела и услышала, поразило ее больше, чем позорное фиаско этого идиота, считающегося ее мужем.
– Папа, пусть он сделает это. – Услышала она слова своей младшей сестры. О чем шла речь, она уже поняла. Воскресить этого, Геркулания, черти бы его взяли! А как же она? А как же ее планы? Все побоку? Это были пустые мечты? Да нет, глупости, что за бред. Никому не дано воскрешать мертвых. Это какой-то сумасшедший. Вытолкать его взашей, да и все! Что там стража?!.
Но стража стояла. И Сердеция слушала дальше, как разворачивается этот бредовый заговор против нее и ее мечты.
***
– Папа, пусть он сделает это. – Сказала Принципия, глядя в глаза отцу.
– Но, дорогая, послушай… это же невозможно.
– Но Ратомир говорит, что он маг.
– Послушай, ну успокойся, ну что ты?.. Ты же уже достаточно взрослая, умная, образованная…
– Папа!.. – Крикнула в отчаянии Принципия. – Ну, он же говорит!.. Ну, пусть он сам скажет.
– Ладно, ты… как тебя… Что ты собираешься делать? Откуда ты вообще взялся на нашу голову?
4
При всех достоинствах монархического строя правления, ему тоже, увы, свойственны некоторые недостатки. И главный из них – качественные характеристики главного звена всей системы, то бишь монарха. Да, увы, монархи – всего лишь люди, сколько бы божественной благодати на них не почило. Такие же, как мы с вами. Получше ли, похуже – но люди из костей и мяса, обтянутого кожей. Да, Бенедикт был из тех, что получше, но и у него был свой предел, свой ресурс. И сейчас, кажется, он был исчерпан до донышка. Боль стучалась в затылок, немела левая рука и подкатывала предательская слабость. Уйти бы сейчас, лечь, плюнув на все. Пусть тут как хотят. Завтра… Все завтра.
Но ведь нельзя.
– Ну что, Куртифляс, что скажешь? Ты же все слышал.
Да, Куртифляс слышал все. Все, что счел необходимым рассказать о себе этот странный человек с высшим, как выяснилось, магическим образованием. Ну, это надо же!.. Сказка стала былью.
– Я думаю, государь, что это все ерунда. Даже если это и возможно, то этот-то вот, – Куртифляс кивнул в сторону молча ждущего решения своей участи Пафнутия, – он-то ни разу такого не делал. И даже не видел, как это делал кто-нибудь другой. Любое дело требует умения, а здесь его нет. Но, с другой стороны, он сделал это предложение во всеуслышание, и если ты его отвергнешь… Если он попробует и у него ничего не выйдет, то виноват будет он. А если ты не дашь ему попробовать, обвинят тебя. А Геркуланий погиб при весьма сомнительных обстоятельствах, будучи твоим гостем. Ты сам понимаешь, что сейчас может начаться. – Шут помолчал, глядя на Бенедикта. – Короче, я думаю, что хуже-то точно не будет.
Бенедикт отвернулся от Куртифляса и взглянул на Ратомира.
– Конечно, надо попробовать! – Горячо поддержал тот шута.
Принципию можно было не спрашивать. Тут все было ясно и без слов. Вон как смотрит!
Бенедикт посмотрел на Пафнутия и поманил его пальцем. Тот подошел поближе.
– Ладно, – сказал Бенедикт, – давай. Значит, тогда так: сейчас я дам тебе человек так трех в сопровождение и вы едете туда, к тебе, в эту твою аптеку, где у тебя все эти… Там берешь, что нужно – и сюда. Здесь тебе удобно будет? – жестом Бенедикт показал, что имеет в виду все тот же вестибюль, в котором они находились, – или перенести покойника в другое место?
– Здесь будет хорошо. Просторно. Люди отойдут подальше…
– Не помешают? Или прогнать?
– Зачем? Пусть смотрят.
Пусть будет больше зрителей, решил Пафнутий. Пусть все знают… Пусть убедятся!.. В том, что все получится так, как надо, он не сомневался. Пусть!.. Пусть сам он еще ни разу не делал этого. Пафнутий верил в учителя.
***
Что уж там говорить про Бенедикта, если даже Шварцебаппер, гораздо более молодой, сильный и здоровый, устал. Этот длинный день, сменившийся не менее длинной и беспокойной ночью, утомил даже его. Его, которого приближенные прозвали Железным Дровосеком за способность одним взмахом меча перерубать стволы молодых березок. Даже его сейчас сильно клонило ко сну.
Он ушел к себе, поняв, что Геркуланию каюк. Чего еще было ждать? Он собрал своих и они всей толпой, но тихо, покинули этот балаган, не дожидаясь, пока опустят занавес и актеры выйдут на поклоны. Сейчас он, сидя в одном белье на разобранной постели, потреблял из дорожного серебряного кубка порцию густого ароматного ганзельского. Для хорошего сна – самое то!..
Вдруг в дверь опочивальни постучали.
***
Как и Куртифляс Сердеция, отвоевав-таки свое законное место в первых рядах, слышала все. Но, в отличие от того же Куртифляса, отнеслась к услышанному гораздо серьезнее. Живя в маленькой, зеленой и красивой, но традиционно отсталой Ледерландии, она не могла не проникнуться духом тех верований, что испокон века бытовали среди народа этой страны. Причем превосходно уживаясь с догматами официальной религии и науки.
Колдовство в Ледерландии было не атрибутом сказочных сюжетов, а вполне обыденным явлением, с которым приходилось сталкиваться, и, соответственно, считаться. При возведении водяных мельниц надо было учитывать интересы местного водяного. Леший вполне мог вмешаться в процесс заготовки древесины, а общение с домовым было столь же обыденно, как общение с прочей прислугой.
Про такое чудо, как воскрешение мертвых, правда, слышать не приходилось. Ну, так и что? Это же не значит, что это не возможно в принципе. И если этот тип, неизвестно откуда свалившийся на ее голову, и правда сумеет сделать то, что обещает, – а почему бы и нет? – то все планы Сердеции о воцарении в Эрогенском королевстве идут прахом. А она уже почти поверила в это. Конечно, Эрогения не Амиран, но по сравнению с Ледерландией это было куда предпочтительней.
Так что, – решила Сердеция, – никакого воскрешения быть не должно. Что за глупости, в самом деле! Умер, так умер!.. Мир его праху, и все такое… А поскольку ждать милостей от природы было совсем не в характере королевы Ледерландии, то эту проблему она должна ликвидировать сама. Желательно вместе с тем, кто ее создал. Решив вопросы стратегии, Сердеция задумалась о тактике.
***
После горячего и продолжительного поцелуя досада на лице Шварцебаппера сменилась явно прочитывемой радостной готовностью к дальнейшим действиям. Но они-то, как раз, в планы Сердеции и не входили. Возможно, потом…
– Подожди, дорогой, – сказала она, обращаясь к любовнику, – у меня к тебе просьба.
Реакция была вполне ожидаемой.
– Все, что угодно! Только прикажи!
– Понимаешь, там сейчас к моему отцу проник какой-то мошенник, выдающий себя за мага. В любом другом случае его и на порог бы не пустили, а тут этот подлец решил воспользоваться ситуацией и предлагает не больше, не меньше, как воскресить несчастного Геркулания.
– Ого! Ничего себе! – Отозвался Шварцебаппер, по-прежнему не отпуская Сердецию со своих коленей и продолжая ласкать ее грудь. Правда, после ее слов ласки эти стали менее настойчивы. Новость заинтересовала его и заставила отвлечься.
– Сейчас отец собрался отправить его в сопровождении солдат куда-то в город, туда, где он хранит реквизит для своих фокусов. Потом он должен, когда вернется, проделать тут свои мошеннические манипуляции. Ты понимаешь, дорогой, что он замыслил?
Она внимательно и строго глянула в глаза Шварцебаппера. Тот, естественно, не понимал.
– Ну, воскресит он Геркулания, и что?.. Значит свадьба все-таки состоится. Ну вот и здорово, а то что же мы тут…
– Да нет же!.. – С досадой в голосе воскликнула Сердеция. – Какое может быть воскрешение?! Это только Принципия могла поверить в эти бредни. Но она еще мала, глупа и влюблена вдобавок.
– Значит, ты думаешь, что у него ничего не получится?
– Ну, конечно! И он сам прекрасно это знает. Ему нужно только одно – громко заявить о себе. Он тут, во дворце, устроит спектакль с дымом, взрывами, прочими всякими штучками… Недаром он согласился на присутствие всех, кто захочет. Ему нужна реклама. А что не получится – ну, он всегда может сослаться на что-нибудь. Ну, там, покойник пролежал больше времени мертвым, помешал ему кто-нибудь, еще что угодно. Ничего ему за это не будет. Он же хотел, как лучше, ну, а что получилось как всегда – что ж, бывает. Не ошибается тот, кто ничего не делает.
– Ну да, скорее всего, так и будет. – Согласился Шварцебаппер. – Нам-то что? Пусть себе…
– А ты представляешь, что будет с той же Принципией, после такого? Вот она сейчас надеется, ждет, верит… А тут… Как бы она после этого совсем от горя не повредилась. И с отцом может что-нибудь приключиться. Нет-нет! Мы не должны допустить такого. Во что бы то ни стало это подлое мошенничество надо предотвратить, пока… Пока не случилось чего-нибудь непоправимого.
– Допустим. И что ты предлагаешь?
– Надо поймать этого мошенника там, за пределами дворца. Поймать и убить.
– Хм-м… Легко сказать… Где его там искать? И, потом, а как Бенедикт отнесется к такому?..
– Искать не надо. Он же будет возвращаться по той же дороге. Она же одна. Вот там и перехватить.
– А с ним же будут гвардейцы.
– Ну, всего-то три человека.
– И, тем ни менее… Их тоже, того?..
– Придется, разумеется. А что до Бенедикта, то он, конечно, расстроится, рассердится, но, если сделать все тихонько… Ну, откуда он узнает, что там случилось? Что, мало тут шаек бродит по ночам?
– Так, и ты предлагаешь все это проделать мне?
– Да, дорогой. Только ты сможешь. Не к Урлаху же мне с этим обращаться? Да он обгадится, только услышав об этом. А ты – воин, ты настоящий мужчина, и, потом, ты же любишь меня? Ведь правда?..
Аргумент был убойный. Действительно, что ж теперь – сказать: не люблю – мол?.. Ох, и хитрая лиса эта его прекрасная подруга! Ох, и сучка!..
Шварцебаппер ссадил Сердецию с колен и откинулся на кровать, заложив руки за голову. Глаза его хитро прищурились и губы сложились в недобрую, саркастическую улыбку. Он глядел на стоящую напротив Сердецию и вот уж чего-чего, а любви в этом его взгляде было очень мало. Да совсем ее там не было.
– Я знаю, дорогая, – наконец заговорил он, – что ты не очень высокого мнения о моем уме. Кто-то тебе сказал, что умники не слишком хороши в постели, а ты и решила, что это на самом деле так. Но совсем-то за дурака меня не держи. Так я и поверил, что это сестрица тебя волнует. Ну, как же – повторного разочарования она не перенесет! А если этот маг так и не явится? Это не будет для нее ударом? Думаешь, я не знаю, чего тебе надо? О том, что Урлах главный претендент на эрогенскую корону, разве что дворники в Миранде не знают. Поцарствовать хочешь? Хорошее дело. Я не против. И помогу тебе. Но, при одном условии…
– Я тебя слушаю, дорогой.
– Мы с тобой поженимся.
– Ну, что ж, – усмехнулась Сердеция, – я не прочь. Мы с тобой составим хорошую пару. Вот только…
– Да ладно тебе! Все ты прекрасно понимаешь. Не может такого быть, чтобы у твоего драгоценного Урлаха не нашлось парочки хронических болячек, а моя бедная Софронея давно страдает болезнью почек. И все это знают. Вот даже на свадьбу сестры не смогла поехать. Так что… А Арбакор и Нидерландия имеют общую границу. И буду я править тут, на материке, а ты будешь владычицей там, на этом туманном острове, чего тебе так хочется. И мы не будем надоедать друг другу. Будем иногда ездить в гости, и будет нам счастье.
Сердеция облегченно расхохоталась. Что ж, это даже хорошо, что ее любовник не дурак. Главное, чтобы их интересы совпадали. А пока они, кажется, совпадают. Ну и здорово!
И она упала на грудь любимому.
– Значит, сделаешь?
– Ну, конечно!
– Тогда не теряй времени.
В общем, как пелось в одной старинной рыцарской балладе:
«И руки свои королю положила на грудь,
сказала ему, обласкав его взором лучистым:
Получше их бей, а не то прослывешь пацифистом…»
Ну, и так далее.
5
Шварцебаппер, будучи человеком действия, времени терять не стал. По-солдатски быстро облачившись в боевой доспех, он собрал вокруг себя своих преданных рыцарей. Нет, он не стал звать всю приехавшую с ним на торжество компанию. В стороне остались и министр иностранных дел, и министр финансов, не стал он тревожить и слуг, в чьи обязанности входило обеспечивать его комфортом во время путешествия – нет, сейчас короля окружали только бойцы. Только те, чьим орудием труда был меч, нужны были ему в эту минуту.
– Господа! – обратился он к ним. – Сейчас нам предстоит одно дело. Зачем и почему оно нужно – я объяснять не буду. Скажу только, что речь идет об интересах нашей родины.
Он сделал внушительную паузу, пристально всматриваясь в лица слушателей. До всех них должно было дойти значение того, что он уже сказал, и что еще скажет. Лица были серьезны и внимательны. Удовлетворенный увиденным, Шварцебаппер продолжил:
– Мне нужно четыре человека. Только добровольцы. Стойте! – Властным жестом остановил Шварцебаппер зашевелившуюся команду, готовую, как один человек, вскочить с места и встать в строй. – Подождите. Я не все сказал. Дело это тайное. Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал или догадался об этом. Потому что, в противном случае это грозит… ну, скажем, международными осложнениями. И не дай бог попасться кому-нибудь в руки местных гвардейцев. Учтите, если кого схватят – я его выручать не буду. Наоборот, скажу, что он действовал сам по себе и, значит, будет наказан здесь, по Амиранским законам. Это понятно?
Напряженное молчание было ему ответом. Вот то-то! А то – ишь, повскакали! Тут не война, тут тайная операция.
– Ну, вот. А теперь – давайте. О том, что конкретно предстоит расскажу тем, кто пойдет.
***
Из дворца выходили по одному. Через служебные выходы. Когда все собрались у отведенной их делегации конюшни, растолкали конюха, отворившего им ворота, и вывели, предварительно оседлав, лошадей. Посыпанные гравием дорожки скрадывали цокот копыт. Вороные кони, черные плащи – почти невидимками подъехали они к тем воротам, за которыми лежала дорога в город.
Ворота оказались закрыты и заперты. Шварцебаппер соскочил с коня. За ним спешились и все остальные. К ним уже спешил выскочивший из расположенного неподалеку домика человек в форме гвардейца дворцовой стражи.
– Любезный, открой нам. – Вежливо обратился Шварцебаппер к стражу ворот.
– Извините, – не менее вежливо отозвался страж, – не могу. Согласно приказу. Только по личному распоряжению самого командира дворцовой гвардии.
– Э-э!.. Подожди!.. – Растерялся Шварцебаппер. Весь стройный план летел к чертям. – Как же так? Нам надо…
– Ничем не могу помочь.
Неожиданное препятствие в лице вытянувшегося перед ним гвардейца, рассердило короля. Вот же, сволочь! И что же теперь?.. Можно было, конечно, скрутить этого не в меру ретивого стража, но где гарантия, что из того же домика за ними сейчас не наблюдают внимательные глаза его товарищей. Они поднимут тревогу, сюда примчится вся наличная гвардия и – что?!. – Драться вчетвером против многократно превосходящего противника? Это, знаете ли, совсем не то, что устроить засаду на трех, ничего не подозревающих человек. К этому Шварцебаппер не был готов ни морально, ни физически.
Так что же, черт побери, делать?!
В первую очередь, – решил Шварцебаппер, – нужно успокоиться. Ворота, между прочим, открываются не только грубой силой. Нет таких крепостей, которых не могло бы взять золото.
Шварцебаппер порылся в кармане камзола, скромно укрытого черным плащом. Точно, пара золотых там завалялась. Ну и ладно, ну и хватит этому… Сколько это будет на их деньги? Неважно, достаточно!
Он протянул монеты гвардейцу.
– На, любезный, выпей после смены за мое здоровье.
Вопреки ожиданию рука того не шевельнулась. Более того, гвардеец даже сделал шаг назад, словно шарахнувшись от дьявольского соблазна.
– Не положено! – Тихо сказал гвардеец. И добавил, словно извиняясь: – У нас сегодня один вот так выпустил, так с ним теперь такое будет…
Вот тебе на! Что же теперь, так и возвращаться ни с чем? Извини, мол, дорогая. Нас не выпустили. И чем же он тогда отличается от того же Урлаха? И тут Шварцебаппера озарило: какой же он дурак! И как же здорово, что этот молодец-гвардеец отказался от его денег. Ведь потом он всем скажет, что – да, хотели выехать, мол, да вернулись, потому что я их не выпустил. Ведь это же тайная операция, сам же говорил, а сам!..
Ну а мы – мы пойдем другим путем! А пока…
– Смотрите! – Шварцебаппер поднял вверх руку с зажатыми в ней золотыми. – Смотрите и учитесь! – Он обращался к своим, стоящим рядом, и, по правде говоря, ни черта не понимающим, товарищам. – Вот как надо нести службу. Вот что значит верность присяге и долгу! Видите? Никакие деньги не заставят этого гвардейца изменить своему королю. Я непременно расскажу об этом вашему генералу. – Это он уже обращался к оторопевшему гвардейцу. – Молодец! Не продаешься! На тебе за это… – он протянул неподкупному стражу монету. Держи. Это за службу! Так и продолжай. Сказано – не отворять ворот никому, так и не отворяй, хоть кто тебя будет уговаривать. А, кстати, вот сейчас, перед нами, ты же выпустил кого-то?
– Так точно! Так там с ними был сам начальник. Он и распорядился.
– Вот! И правильно. – Это Шварцебаппер проговорил уже садясь на коня. – Так и держись. Ладно, мы домой, поздно уже. А ты карауль, карауль…
***
Отъехав подальше от недреманного, как выяснилось, ока стражей дворцовых ворот, Шварцебаппер остановил свой отряд и спешился. Остальные проделали то же самое. Следовало ожидать, что начальство придумало некую военную хитрость и возвращаться им все-таки не придется. Так и оказалось. Заведя своих людей под сень мирно шумящих листвой деревьев, Шварцебаппер обнародовал пришедшую ему в голову идею:
Итак, – сказал он, – через ворота нам не пройти. Значит, будем выходить, минуя ворота. То есть – через ограду.
– А лошади? – спросил кто-то.
– Если у тебя хватит силенок на то, чтобы перекинуть своего коня через ограду, можешь сделать это. – Шварцебаппер улыбнулся. Правда, в темноте этого никто не заметил, так что шутка не удалась. – Остальным придется действовать пешком. Пешая засада против конной группы противника. Мы с вами отрабатывали это. Вспомните – упражнение номер пятнадцать регламента «Взвод в засаде». Я думаю, справимся.
– А перелезем? – Опять засомневался кто-то.
Шварцебаппер, однако, нашелся и тут.
– Ограда, конечно, сложная. Высокая, да. Пики там опять же острые. Поэтому, делаем так: коня ставим рядом с оградой и с седла – на верх столба ограждения. А уж с него – прыгать. Темно, конечно, но, что делать… Постарайтесь при прыжке приземляться аккуратней, не сломайте себе чего-нибудь. Теперь так: чтобы все это было максимально незаметно, нам придется разойтись и преодолевать преграду по одному. Потом соберемся напротив тех ворот, где мы сейчас были. Не заблудитесь в темноте.
Он замолчал. Все ли он сказал? Все ли предусмотрел? Вроде – все. Ну, да если чего, так люди все боевые, опытные, сообразят при нужде и сами.
– Вопросы есть? – Спросил он на всякий случай.
Вопросов не было. Цели были ясны, задачи сформулированы, оставалось только начать.
– Тогда – расходимся! – Приказал Шварцебаппер и потянул своего коня в ту сторону, где, как ему представлялось, должна была находиться ограда.
6
О предстоящей попытке воскрешения собравшихся в вестибюле никто специально не оповещал. Но стоит ли удивляться, что известно об этом стало, тем ни менее, всем и очень быстро. И, разумеется, предстоящий аттракцион стоил бессонной ночи. Так что даже те, кто совсем было уже собрался уходить, взбодрились и решили остаться. Такой случай выпадает раз в жизни, да и то не всем. Будет о чем рассказать, причем, совершенно независимо от результата. Если этот самозваный маг опозорится, а это, скорее всего так и будет – уж вы поверьте! – то и в этом случае событие обещает быть весьма неординарным.
Остались, конечно, не все. Разошлись по своим комнатам те, кто мог оставить вместо себя кого-нибудь, кто, дождавшись возвращения мага, должен был прибежать и известить об этом хозяина. Ну, а тот пока мог позволить себе немного и отдохнуть.
Ушли Салам и Бунимад с женами и наиболее высокопоставленными из приближенных, ушел начальник стражи – правда, не для того, чтобы спать. Какой уж тут сон в такую ночь! Ушел оберлакей и министры двора царя Бенедикта. Ушел и сам Бенедикт, давно уже ощущавший потребность в отдыхе. Сколько они там будут ездить туда-сюда? Есть время вздремнуть пожилому человеку.
***
И уж, разумеется, никуда не ушла Принципия. Она сидела рядом с Геркуланием, положив руку ему на плечо, и смотрела ему в лицо. Лицо было бледно, черты его заострились, глаза были закрыты. Почему-то, в отличие от того, о чем Принципия читала в романах, его лицо вовсе не казалось лицом спящего человека. Отчего-то сразу было видно, что человек этот мертв.
– Ничего, – шептала Принципия, – ничего. Потерпи немного. Сейчас все пройдет. Сейчас все будет хорошо.
Ну, правда, а о чем еще можно разговаривать с мертвым?
Рядом с ней, только по другую сторону от лежащего тела, и тоже на полу устроился Ратомир. Спать ему уже не хотелось. Ушла совсем та, овладевшая было им мертвая и тупая апатия, возникшая после того, как, наконец, вбежав по бесконечным ступеням крыльца, они вломились, ворвались в этот вот громадный вестибюль. Они пришли. Они были дома. И они встали, не зная, что делать дальше. Держащие на руках Геркулания гвардейцы смотрели на него, ожидая дальнейших распоряжений. Каких? Он и сам не знал, что дальше. Все это время надо было одно – донести, дотащить его сюда. Вот, они тут, и что?..
Ратомир стоял, опустошенный и растерянный. Один из гвардейцев, старший, наверное, подошел к нему и тихо спросил:
– Может, положить его пока?..
И Ратомир кивнул, благодарный этому гвардейцу за то, что тот принял хоть какое-то решение и снял, наконец, ответственность с него, с Ратомира.
Геркулания, так и не пришедшего в сознание, положили тут, в центре этого огромного зала. Положили временно, пока не будет другого распоряжения. А оказалось, что навсегда.
И вот теперь Ратомир, тоже глядя в мертвое лицо Геркулания, опять вспоминал, как они сидели там, в этом проклятом кабаке. И как Геркуланий, доверчиво и искренне говорил ему о своей любви. Ратомир взглянул на сестру. Может, рассказать ей об этом? Или не надо? Если все получится, как обещал Пафнутий, Геркуланий сам скажет ей об этом. Если не говорил раньше… А если не получится?.. Да нет! Ну, почему не получится?! Ведь этот Пафнутий маг, настоящий маг. Как он тогда этого!..
Ратомир вспомнил, как горела голова того грабителя, как он орал и корчился, и ему даже показалось, что он снова чувствует запах горелых волос и кожи. Нет, все должно получиться! Ну, а если, вдруг, все же, нет, то тогда тем более не стоит ни о чем рассказывать.
***
Никуда не ушел и Куртифляс. Сейчас он сидел на ступеньке одной из трех парадных лестниц и с этой позиции мог обозревать все пространство вестибюля. Холодный мрамор грозил простудой прямой кишки или воспалением седалищного нерва, но Куртифляс не обращал на такие пустяки внимания. В настоящую минуту его внимание было занято группой из трех человек, один из которых спокойно лежал на спине, а двое других расположились по обе стороны от него. Он был слишком далеко, чтобы слышать, о чем там переговариваются эти двое. Но зато видел он все хорошо. А что до разговоров, то это вряд ли… Похоже, и Ратомир, и Принципия сидели молча, погруженные каждый в свои мысли.