скачать книгу бесплатно
– Что видишь?
И Ратибор перечислял, что видит, восторгаясь и ужасаясь одновременно: он видел сквозь веки, в инфракрасном и ультрафиолетовом диапазонах, чувствовал броуновское движение молекул, слышал, как течет кровь по мельчайшим сосудам, и ощущал звуки собственных работающих мышц!..
Очнулся от того, что по венам левой руки потекла горячая струя.
– По-моему, я слышу чей-то вызов, – доложил координатор.
– Что значит чей-то?
– Сигналы очень слабые, иногда пропадают, не дешифруются, но резко отличаются от фоновых.
– Как долго я пребывал в нирване?
– Час сорок две.
– Поворачивай.
– Уже иду по пеленгу, но скорость набрать не могу, мы не в открытом космосе. Здесь полно странных шатающихся объектов и болидных потоков – иной термин подобрать трудно, и бездна всякого рода полей, создающих интерференционную картину, причем устойчивую, типа стоячей волны.
Ратибор промолчал. Они находились в организме колоссального разумного существа со сверхсложной структурой, и этим все было сказано.
Комплексное действие короткого сна, лекарственных препаратов аптечки и волнового массажа наконец сказалось, и пилот почувствовал себя гораздо лучше, хотя изредка появлялись блуждающие по телу боли, перехватывающие дыхание, и нечеткие галлюцинации, повторяющие знакомые картины: он лежит на холме или сидит в деревянном кресле напротив псевдо-Грехова.
Прошел час, другой, по расчетам координатора, они преодолели около полумиллиона километров по сложному зигзагу – источник сигналов, отличных по информационному насыщению от фонового излучения, маневрировал, в широких пределах изменяя скорость. В диапазоне видимой части спектра почти ничего не было видно, кроме хороводов блуждающих огней, скоплений звезд-искр и туманных пятен, а локация в радиодиапазоне давала странную картину: «голем» прокладывал путь словно в мякоти арбуза, насыщенной «семечками» уплотнений. Точных характеристик этих уплотнений гравизондаж дать не мог, но было ясно, что столкновение с одним из «семечек» чревато непредсказуемыми последствиями, поэтому Ратибор вынужден был еще уменьшить скорость аппарата, понимая, что шансы догнать источник сигналов становятся равными нулю. Однако судьбе угодно было распорядиться шансами иначе – после особенно головоломного изменения траектории источник остановился. Спустя еще час «голем» подобрался к одному из уплотнений – масконов, по терминологии координатора, возле которого продолжал ритмично «дышать» низкочастотным радиоизлучением загадочный объект.
Координатор в темпе пулеметной очереди перебрал диапазоны видения локаторов и остановился на мягком рентгене, в котором наконец удалось разглядеть, что же собой представляют «семечки» уплотнений. Ратибор изумленно причмокнул: перед ним в облаке серебристого тумана висела уменьшенная копия омеги Гиппарха, тех самых остатков звезды, по которой прошелся луч Большого Выстрела, – те же колоссальные кружева «мха», та же пенная структура в глубине сфероида и плоские диски на тонких ножках, уходящих в неведомую толщу верхнего слоя объекта, словно листья кувшинок на длинных стеблях.
– Диаметр сфероида – около пяти тысяч километров, – сообщил координатор, имевший полную информацию о стародавнем походе Берестова на омегу Гиппарха. – Ощущаю внутри него высокую концентрацию энергии, подходить ближе опасно.
– Сам вижу. Попробуй отстроиться от тумана, плохо видно.
– Это не туман, какой-то квантово-полевой эффект, пространство вокруг сфероида «мерцает», «пенится».
– А где тот приятель, сигналы которого мы запеленговали?
– По-видимому, вот он, даю вариацию.
Тонкая световая нить очертила часть поля зрения слева, как ее ощущал Ратибор, переместилась в центр, изображение в ней стало расти, укрупняться, уходя краями за световую нить, один из «листьев кувшинок» заполнил собой все поле зрения, и Ратибор увидел на его серо-мраморном фоне полупрозрачный шар. Впрочем, не полупрозрачный, а скорее зеркальный… или все-таки?.. Через несколько секунд стало ясно, что шар постоянно меняет плотность, то становясь прозрачным, то металлически твердым, то рыхлым и белым, как вата, и делает это в такт дыханию радиошума.
– Это не К-мигрант, – сказал Дар, – и не чужанин. Мо-гу предположить, что, судя по описаниям, это…
– Серый призрак! – прошептал Ратибор, ощущая головокружение. – Грехов встречался с ним… с таким же, как этот, не узнать его невозможно. А ну крутани программу контакта на всех волнах и последи за обстановкой, идем к нему.
«Голем» рванулся сквозь туман неизвестных физических реакций к сфероиду с мохообразным ландшафтом, в четверть часа преодолел стокилометровую толщу атмосферы с упругим сопротивлением среды и вышел точно над зонтичной структурой с шаром серого призрака, не обращавшего никакого внимания на земной аппарат с включенными передатчиками.
Серый призрак был невелик – шар диаметром в две сотни метров, но у Ратибора возникло такое чувство, что он видит перед собой разверзающуюся бездну, еще миг – и она его поглотит, засосет!..
– Пси-поле с широким спектром, – отреагировал координатор. – Эта штука излучает пси-поле, как целый город!
Какая-то черная тень упала на «голем», Ратибор невольно поднял голову, но никого не увидел, лишь через несколько мгновений понял, что внутри него сработало чувство опасности.
– Держись, уходим! – предупредил Дар, начиная вираж возвращения до того, как пилот понял, в чем дело. – Резко возрос волновой фон. Говорил же, что объект опасен…
Ландшафт под аппаратом заколебался, вспух и расплылся дымом.
Ратибор успел заметить, как серый призрак растянулся в ленту серебристого сияния, направляясь к «голему», после чего пилот и потерял сознание от тяжелого удара, причем не внешнего, а, как показалось, внутренного, превратившего тело в надутый воздухом шар…
Человек был виден как сквозь струящееся марево – размытый нечеткий силуэт в ореоле свечения. Потом он перестал дрожать и расплываться, и Ратибор криво улыбнулся.
– Опять вы? Бред!
– Ни то ни другое, – невозмутимо ответил «Грехов».
Ратибор отметил про себя, но не придал значения, что, когда собеседник говорит, лицо его выступает четко и рельефно, зато другие части тела становятся зыбкими и расплывчатыми.
– Кто же вы? Еще один посол? – Берестов невольно рассмеялся, заметив, что не слышит собственного смеха.
– В какой-то мере посол. – Собеседник никак не реагировал на смех, оставаясь вежливым и корректным. – Хотя то, что вы видите, – фантом, фигура для беседы. У меня мало времени, спрашивайте.
Ратибор вдруг вспомнил предыдущую ситуацию, и в сознании включился колокол тревоги.
– Вы серый призрак! Что случилось?! Мне показалось, что я налетел на скалу… или она на меня упала… до сих пор тело рыхлое!
– Вы слишком близко подошли к «нервному узлу» Конструктора, да еще в момент передачи «массивного нервного импульса». Я успел в последний момент.
– Что значит «массивного импульса»?
– Конструктор принадлежит к разумным системам с нулевой информационной энтропией, а эволюция подобных систем определяется уже не электромагнитными взаимодействиями, а гравитационными и даже совершенно экзотическими «суперструнными». Поэтому информпотоки внутри Конструктора энергетически мощны, «массивны», как говорят ваши ученые. – И масконы, то есть нервные узлы, перераспределяют эти потоки?
– Вы неплохо схватываете суть даже в сумеречном состоянии.
– Да, признаюсь, чувствую я себя скверно… однако это не главное, я, кажется, нашел способ выполнить свою миссию посла. Помогите мне… или посоветуйте, как избежать энергоудара вблизи маскона, я попытаюсь передать в узел всю записанную специально для Конструктора информацию. Может быть, он сможет воспринять хотя бы часть ее, это очень важно…
– Я в курсе ваших проблем. Конструктор же давно впитал все, что вы хотели сообщить, я имею в виду вас и К-мигранта, так что можете считать свою задачу выполненной. Единственное, на что я не могу дать ответ, – как и когда прореагирует Конструктор на эту информацию. Вы даже не представляете, насколько вы, люди, правы, назвав его бесконечно сложным объектом! Возвращайтесь.
– Как? – хотел спросить Ратибор, но голос сел.
«Грехов» внимательно вгляделся в него, хотя Берестов так и не разобрался – видит ли собеседника по видеоканалу рубки или изображение передается ему прямо в мозг, минуя глаза.
– Пожалуй, для вас это действительно проблема. И, честно говоря, вы меня приятно удивили: далеко не каждый человек способен работать за пределами человеческой выносливости, по крайней мере я знаю всего одного такого индивида – Габриэля Грехова.
– И я его знаю. Но вы ошибаетесь, многие мои товарищи способны работать в запределье, выполняя свой долг. Извините, но мне почему-то кажется, будто мы с вами уже встречались недавно… разговаривали…
– Вы говорили не со мной, а, очевидно, с одним из своих пси-отражений в одной из интеллект-ячеек Конструктора… собратьев которого вы совершенно напрасно назвали Звездными Конструкторами: они не создавали ни звезд, ни галактик, они сделали только одну вещь – четырехмерный континуум, рассчитав эволюцию нашего галактического домена с точностью до нейтринного порога. Но и они всего предвидеть не смогли, в том числе и появления человека на заурядной пылинке материи под названием Земля. До встречи, опер.
– Погодите! – не сразу отреагировал Ратибор, с усилием переваривая услышанное. – Чего они не предвидели?
Но было уже поздно.
ДОРОГА К ДОМУ
Железовский проснулся от предчувствия, что он не один в комнате. Полежал с закрытыми глазами, чувствуя пространство квартиры, как свою кожу, но никого не увидел и не услышал. Подумал: нервы? Или проспал чей-то пси-вызов?
Встал, сделал несколько глотков травяного настоя, снова обнял всеми девятью органами чувств комнату и весь дом. Никого… Попробовал послать пси-импульс Забаве, но вспомнил, что она не на Земле, лишь когда не получил ответного нервного толчка. Собрался лечь снова, и в этот момент приглушенно зазвонил дверной автомат.
Сердце дало сбой – еще мгновение назад за дверью никого не было! Аристарх бросил взгляд на квадрат черного стекла в стене – зеленые звезды, все в порядке, свои. Во всяком случае, не К-мигрант. Скомандовал мысленно двери открыться.
В прихожую вошел Грехов, одетый в необычный серый с зеркальными блестками комбинезон, остановился в проеме двери в гостиную, разглядывая хозяина, стоявшего в одних плавках. Железовский шевельнулся, и мышцы тела ожили на мгновение, подчеркнув чудовищный мускульный рельеф комиссара.
– Проходите, – пригласил Аристарх.
– Извините, что разбудил. – Грехов шагнул вперед, протягивая руку. – Рад видеть вас живым и здоровым.
Ладони их встретились, напряглись, причем рука проконсула полностью утонула в громадной ладони комиссара. С минуту оба сжимали ладони и пытались прочитать мысли друг друга, однако пси-блок у обоих был непроницаем.
– А с виду вы довольно субтильны, – проворчал Железовский, отпуская руку гостя, посмотрел на свою ладонь. – Я жму пятьсот с лишним, это больше, чем может выдержать кокосовый орех.
– Знаю. – Грехов быстро оглядел спартанское убранство комнаты, остановил взгляд на полупроницаемой двери в спальню. – Так и думал, что не страхуетесь.
– Какой смысл? Конструктор уже вылез в наш континуум из своего БВ, и о его судьбе К-мигранты могут не беспокоиться. Я им не страшен.
– Ошибаетесь, комиссар. Конструктор продолжает идти в прежнем направлении, а это значит, что система безопасности вынуждена будет снова заниматься проблемой его остановки, что, в свою очередь, означает новую вспышку активности К-мигрантов. Мне ли вам напоминать, что они проповедники имморализма [11 - Имморализм – отрицание всякой морали.] и какие последствия из этого вытекают?
Помолчали, стоя друг против друга совершенно неподвижно. Потом Железовский надел халат, сел, жестом указал на кресло.
– Аристарх, вам уже почти сто. – Грехов, поколебавшись, сел тоже. – Не пора ли сменить амплуа?
Железовский ответил спустя несколько минут:
– Пора, но у меня нет преемника… в настоящее время. Был… один.
– Берестов?
– Как вы считаете, он вернется?
Теперь надолго замолчал Грехов.
– У него есть шанс… если он выдержит пси-давление Конструктора. Я не все вижу в будущем, некоторые детали размыты вероятностными процессами, поэтому иногда приходится перестраховываться. С вами тоже.
– Что имеется в виду?
– Уходите из отдела. Передайте дела кому-то из лучших кобр сектора или комиссару-один и уходите.
– Не могу. Не имею права. Доводить дело до конца придется мне, и вы это хорошо знаете. Был бы Берестов, я бы еще подумал.
– Тогда хотя бы будьте осторожнее в следующие три дня, просчитывайте каждый свой шаг, а лучше подстрахуйте себя по императиву «ланспасад».
Железовский молча, не мигая, смотрел на Грехова. Тот кивнул.
– Вы поняли.
– Благодарю за предупреждение, но я редко расслабляюсь. Один вопрос: почему мне надо быть осторожным именно в ближайшие три дня?
Гость вытянул вперед руку ладонью вниз, ладонь налилась розовым свечением, которое вдруг стало собираться в капли, падающие вниз, как настоящая кровь. Пахнуло озоном. Грехов перевернул ладонь, свечение погасло. Проконсул легко и гибко встал, словно перелился из положения «сидя» в положение «стоя».
– Потому что, по представлениям К-мигрантов, вы олицетворяете реализующую решения человечества силу… что не так уж и далеко от истины. Вы опасны и подлежите нейтрализации в первую очередь. А резервы К-мигрантов изучены мало. Это все, что я хотел сказать. Прощайте. – Вышел.
– Спасибо, – низко, почти в инфразвуке, сказал Железовский ему вслед. Посидел немного, потом выключил свет в гостиной и вытянул руку вперед жестом Грехова – кончики пальцев засветились изнутри: свет был мягким, розово-фиолетовым и пульсировал в такт работе сердца.
Прогноз эфаналитиков, выданный после включения системы МАВР, оправдался почти на сто процентов по всем боковым ветвям «дерева прогноза» и по главному «стволу»: Конструктор не ответил ни на один запрос, вызов и запуск доброй сотни программ связи с ним, никак не отреагировал на волновое и аппаратное зондирование, а потом на движение способом кенгуру, с каждым прыжком преодолевая расстояние около двух световых лет. Двигался он в том же направлении, что и раньше, – к Солнечной системе, и перед Советом безопасности снова встала во всей остроте проблема его остановки.
– Видимо, послы все-таки погибли при запуске чужанского генератора, – со вздохом проговорил председатель ВКС Хакан Рооб в беседе с Баренцем и Железовским, прибыв на спейсер погранслужбы «Перун». – В противном случае Берестов нашел бы способ известить нас о результате.
– Не уверен, – качнул седой головой Баренц. – Конструктор – дитя не нашего континуума, он пресапиенс, родичи его жили в эпоху, когда не было ни галактик, ни звезд, ни космического пространства, и законы, по которым он живет, это не наши физические законы, а законы К-физики, мы только приступили к их изучению. Вряд ли Берестову удастся пробиться наружу, к нам, из глубин Конструктора, если он… туда попал. И еще мы не знаем, с какой целью запустили своего посла чужане… плюс разрешили запустить К-мигранта.
– Как бы то ни было, предстоит решать, что делать, причем очень скоро.
– Все уже решено, – прогудел Железовский, одетый в кокос, превращавший его в металлическую статую атлета. – Нет смысла еще раз устраивать дискуссию на эту тему, альтернативы все равно нет. Т-конус готов к новому пуску, и если Конструктор не свернет с дороги…
– Да, – кивнул Баренц, подождав продолжения. – По-видимому, это единственное правильное решение, жесткое, чудовищное, но верное. И кто знает, может быть, Конструктору и не повредит нестандартный бросок по «струне», может, он уцелеет.
– Забава Боянова требует включения «экстремума», – сказал Хакан Рооб, морща пергамент лица. – СЭКОН принял решение подготовить общественное мнение на тот случай, если Т-конус не справится с Конструктором.
– Тогда экстрамобилизация станет реальностью.
– Вы не представляете, о чем говорите, – проговорил Железовский тяжело. – Включение «экстремума» потребует разрушения базы цивилизаций! Допустим, мы уйдем из Системы, успеем переселиться, уж не знаю, какой ценой, ну а если Конструктор остановится сам?! То есть не столкнется с Солнцем, минует его? Что тогда? Откуда мы знаем, что ему нужно, почему он так упорно целит в Солнце? И знаете, что меня смущает больше всего?
– Что он, возможно, травмирован, находится «без сознания», так сказать, поэтому и не отвечает на сигналы.
– И это тоже, но в первую очередь меня смущает поведение Габриэля Грехова. Он знает, что будет, и уверен, что Т-конус не понадобится… да и экстрамобилизация тоже.
– Да, Грехов персона таинственная, – улыбнулся одними губами Хакан Рооб. – Ходят слухи, что он тоже преследует свои цели, каким-то образом связанные с Конструктором, и я не удивлюсь, если это окажется правдой. Вот бы вашему отделу проверить.
– Отдел безопасности не занимается слухами, – угрюмо пробасил комиссар-два. – В действиях Грехова нет компромата. Что касается организации дальнейшей работы, то у меня нет вопросов, равно как и сомнений: если Конструктор не остановится, Т-конус должен быть включен. Секунда нон датур.
В каюте отдыха, где они разговаривали, вспыхнул виом, из которого выглянул встревоженный Шадрин.
– Аристарх, зайдите в отсек двадцать три, есть новости.
– Извините. – Железовский кивнул и исчез, словно превратился в бесплотную тень, дверь пропустила его беззвучно.
Баренц и Рооб переглянулись.
– Ему тяжело, – сказал председатель ВКС, – но держится великолепно. Кто в секторе может его заменить в случае… э-э?
– Он готовил Берестова. Другой такой кандидатуры нет, хотя пара способных ребят найдется. Да и в наземном секторе у Юнусова есть надежные парни, и в погранслужбе.
– Всех их надо готовить, все-таки специфика работы в космосекторе иная, а мы с тобой уже не потянем. Как говорит старая пословица: беда и время щадят только бога. Ну, что… – Рооб не договорил, в каюту заглянула Боянова, тонкая и стройная в своем неизменном белом комбинезоне. Она торопилась.
