Записки метеоролога

Вполне естественно, что альбом начинался с показа развития авиаметеорологической сети, где за последние годы были организованы 4 АМСГ с синоптической частью Усинск, Инта, Вуктыл, Лешуконское, а также ряд АМСГ 4-го разряда и авиаметпостов, а АМСГ 1-го разряда Архангельск реорганизована в Авиаметцентр с методической группой и группой техники. Большое место в альбоме было отведено показу работы по повышению качества прогнозов и обслуживания авиации. В том числе: улучшению анализа аэросиноптического материала с показом проведённых прогностических траекторий переноса; применению расчётных методов прогноза, внедрению новых и усовершенствованных методов прогноза; выполнению оперативно-методических работ, включая и работы по изучению сдвига ветра, а также исследованию сложных для авиации метеоусловий; использованию информации от новых технических средств (ИСЗ и МРЛ), включая изучение влияния отражаемости облаков на видимость в снегопадах по данным МРЛ, а также влияния циклонов с Баренцева моря на сильные метели в Воркуте по данным ИСЗ; методическому руководству по авиационным прогнозам погоды. Кроме того, показали мы и составление анализа предупреждённости опасных явлений погоды и трёхзвенную систему контроля за работой АМСГ в сложных и опасных метеоусловиях. В результате были приведены конкретные данные по повышению оправдываемости прогнозов погоды и особенностях предупреждённости опасных явлений. Эффективность этой работы достигла 70–100 тысяч самолётовылетов на один прерванный рейс воздушного судна по причине неоправдавшегося прогноза погоды.

Должное внимание в альбоме было уделено техническому оснащению АМСГ, переходу на дистанционные приборные метеонаблюдения, а также созданию нормальных условий для работы техников и размещения приборов. Здесь у нас тоже были большие достижения. Огромная работа была проведена по переводу на дистанционные измерения высоты облачности, дальности видимости, скорости и направления ветра с основного пункта наблюдений (ОПН) без выезда техников-наблюдателей на вспомогательный (ВПН) и дополнительные (ДП) пункты наблюдений на БПРМ. Для этого были осуществлены большие подготовительные работы по установке РДВ, ДВ-1 к ИВО «Облако» и М-63–М1, а также КРАМС в аэропортах Архангельск и Сыктывкар, выделены в существующих сетях и проложены километры новых линий связи и электропитания, построены будки и вышки для фотометрического блока и отражателя РДВ, осуществлены монтаж и настройка большого количества приборов, указатели и самописцы приборов выведены на ОПН, оборудованы рабочие места для техников-наблюдателей, которые были показаны в альбоме.

Для создания необходимых условий для работы техников-наблюдателей и размещения приборов была реализована большая строительная программа. По типовым проектам были построены основные метеонаблюдательные пункты (ОПН) для АМСГ Сыктывкар (с надстройкой второго этажа для КРАМС), Печора, Воркута, Котлас и другие, а в аэропортах Ухта и Архангельск по индивидуальному проекту площадью 70 кв. метров. Фотографии отдельных НП были помещены в альбоме с соответствующими текстами о выполнении строительной программы.

Проведена серьёзная работа по подготовке технического состава (прибористов) к эксплуатации приборов и техников-наблюдателей по приборным наблюдениям. На АМЦ Архангельск, АМСГ Сыктывкар, Ухта, Печора, Воркута, Вологда, Котлас были созданы группы технического обслуживания, состоящие из 2–4 специалистов по приборам, которые обеспечили надёжную работу техники не только на своих АМСГ, но и в приписанных к ним АМСГ-4 разряда, гидрометстанциях и постах. Организованы места и комнаты для ремонта приборов.

Для оказания помощи АМСГ в эксплуатации приборов и приборных наблюдениях в АМЦ Архангельск была введена должность инженера-методиста по приборным наблюдениям. На АМЦ и АМСГ проводился постоянный контроль записи видимости на диаграммных лентах самописца РДВ, ежемесячно составлялся анализ приборных наблюдений. С вводом в эксплуатацию КРАМС в АМЦ и АМСГ Сыктывкар на методиста была возложена проверка на соответствие результатов тестирования работы КРАМС.

В результате проделанной работы в пяти подразделениях Северного УГМС–АМЦ Архангельск, АМСГ Сыктывкар, Ухта, Печора, Воркута – полностью освоили и перешли на новый, более прогрессивный вид наблюдений – дистанционные приборные наблюдения без выезда техников-наблюдателей на ВПН и ДПН (БПРМ), а в ряде аэропортов осуществлён переход на дистанционные наблюдения за высотой облачности на БПРМ. Всего же учащённые метеонаблюдения в сложных метеоусловиях на БПРМ осуществлялись в 18 аэропортах, оборудованных системами посадки, что позволило снизить погодный минимум для аэродромов и командиров воздушных судов.

Альбом заканчивался показом передовиков производства: инженеров-синоптиков, техников-наблюдателей, операторов связи, прибористов и радиометеорологов. Завершался альбом большим портретом первого лауреата Государственной премии СССР среди работников гидрометслужбы Валентины Францевны Петряковой, много лет проработавшей старшим инженером-синоптиком АМСГ Печора и по семейным обстоятельствам переехавшей недавно в Инту, где она основала синоптическую часть. Сама кандидатура на звание лауреата и подготовленное автором этих строк представление в Госкомгидромет на это звание оказались наиболее удачными.

Подготовка текстов и всего иллюстративного материала к альбому были переданы художнику для оформления, который это сделал с большим мастерством и вкусом.

Когда альбом полностью был готов, я связался с Управлением метеообеспечения авиации (УА) Госкомгидромета, поставил их в известность об этом и спросил: куда его высылать? Мне предложили привезти альбом лично в УА и сразу прислали приглашение прибыть в Москву.

Альбом был довольно большой и увесистый. Перед отъездом его обернули в синтетическую пленку. Прилетев в Москву и добравшись до станции метро «Краснопресненская», я от этой станции до Госкома шёл под проливным дождём. Несмотря на то, что альбом был обёрнут в непромокаемую пленку, я всё же опасался, как бы дождь не повредил альбом. Но, слава богу, всё обошлось.

Альбом я принёс к начальнику УА В.М. Косенко, который, пролистав его, показал альбом специалистам управления. Среди всех специалистов, одобривших его содержание, кто-то высказал, по-видимому, в шутку, пожелание переставить портрет В.Ф. Петряковой с конца на первую страницу альбома. Я шутку не понял и стал объяснять, почему мы так сделали, имея ввиду, что каждого синоптика АМСГ ожидает такая же высокая награда, как звание лауреат Государственной премии СССР. Тогда как пожелание относилось больше к пиару, чтобы весьма интересная женщина вызвала больший интерес к альбому.

Альбом и особенно его содержательная часть были одобрены Управлением метеообеспечения авиации Госкомгидромета. Альбом был передан для экспонирования на ВДНХ в павильон «Гидрометслужба», а Северное УГМС по этому разделу деятельности принято как участник ВДНХ. Через полгода состоялось награждение победителей. Северное УГМС признано лучшим среди управлений по метеорологическому обеспечению авиации, а автор этих строк удостоен золотой медали ВДНХ и денежной премии в размере 200 руб.

Между прочим, кроме подготовленного альбома для ВДНХ, не обошлось также и без статьи, так как после подведения итогов выставки-показа и присуждения наград УА запросило статью с описанием нашего опыта работы для распространения через своё Информационное письмо (ИП). Такая статья была подготовлена и под заголовком «О повышении эффективности метеорологичекого обеспечения авиации в Северном УГМС» вышла в № 1 ИП УА за 1982 год.

Глава семнадцатая

Знакомство с северной природой в Архангельске

Привитые мне ещё в Сыктывкаре любовь и привязанность к северной природе, не оставляли меня и при переезде в Архангельск. Но здесь, что вполне естественно, я не был знаком с окрестностями Архангельска. Мне это только предстояло сделать. И, надо сказать, первые шаги в этом направлении оказались неудачными для меня. Даже первое посещение моё острова Мудьюг, расположенного в Двинском заливе на входе в устье Северной Двины, на котором трудно было заблудиться, прошло для меня с приключением.

Когда мы ещё шли на Мудьюг на управленческом катере «Дрейф», меня коллеги предупреждали, что остров вытянут с севера на юг, и вдоль его протянулись полосы, состоящие из бугров и низин. Бугры заросли сосновым лесом на беломошнике, а низины есть заросшие кустами черники, а есть заболоченные с клюквенными болотами и даже с большими озёрами.

Об этих низинах меня хотя бы в общих чертах проинформировали, а вот об огромной заболоченной низине, заросшей высокими камышами, нет. Вероятно, посчитали, что меня в неё никак не занесёт. Но именно эта низина стала причиной моего приключения.

Наш катер пристал носом к берегу в самой южной точке острова. По сброшенному трапу мы сошли на берег и пошли по тропе по открытой местности, представляющей собой широкую луговину, в сторону леса, до которого было километра два. Миновав в начале пути метеостанцию с ветряком, а затем, ближе к лесу, сначала жилые постройки, а потом музей на месте концлагеря для красных пленных времён революции, мы дошли до леса. Здесь дорога раздваивалась: одна из них отворачивала сначала влево, а потом вправо, и дальше тянулась вдоль берега моря, на неё повернула часть людей, а остальная, большая часть, пошла прямо по дороге в лес. С ними пошёл и я.

Пока шли по дороге, отдельным счастливчикам попались грибы: одному – красноголовик, другому – маховик, а третьему – даже белый гриб. Углубившись в лес на километр-полтора, люди стали сворачивать направо от дороги. Собственно говоря, с этого момента и начался сам сбор лесных даров. Я уж не помню, что именно мы тогда собирали. Мудьюг богат лесными дарами: разными полезными грибами, от моховиков до белых, разнообразными ягодами: черникой, морошкой, брусникой, клюквой. Можно найти весьма полезные для здоровья ягоды шиповника и обветренную морскими ветрами рябину. Собирая, что кому попало, мы разбрелись по лесу, преодолевая то низину, то бугор.

Выйдя на один из бугров, я, видимо, сильно увлёкся сбором брусники и белых грибов, пошёл вдоль этого бугра, повернув в обратную сторону – к югу. Никуда не сворачивая, я шёл вдоль этого бугра до тех пор, пока не подошло время возвращаться обратно. Я полагал, что никаких проблем с возвращением у меня не должно возникнуть, стоит только преодолеть несколько бугров и низин, как я выйду на дорогу, по которой заходил в лес. Однако когда я стал спускаться по пологому спуску в низину, то перед моими глазами всё отчётливее стала возникать бескрайняя долина, и когда я внимательно присмотрелся к ней, то увидел, как по всему этому пространству колышутся камыши и только где-то вдалеке на противоположной стороне темнеет лес, расстояние до которого сужалось с правой стороны. Спустившись в низину, я увидел, что у основания камышей всё пространство залито водой, глубиной в половину резинового сапога.

О переходе через эту низину не могло идти и речи, поэтому я снова поднялся на бугор, нашёл тропу и по ней зашагал на север в направлении сужающегося пространства. Прошагав с километр, я снова спустился в низину. Здесь уже до противоположного леса на бугре было уже метров 300, сплошной воды тут уже не было. Видимо, она ушла вместе с отливом, но мочажины остались, земля под ними, да и вода были чёрными. Здесь я тоже не рискнул перейти, побоялся, что могу провалиться, и поэтому пошёл дальше.

Через непродолжительное время я сделал ещё один заход. Здесь заросшая камышом низина сузилась до 100 м, и в этом месте я решил её форсировать. Но не тут-то было, уже у самой её бровки я провалился и чуть не оставил сапог в тине, набрав полный сапог жидкой чёрной тины. Пока я вытряхивал из сапога эту грязь, подошло время отправления катера, и с этого момента начался отсчёт времени моего опоздания на катер. Я поспешил дальше по тропе и вскоре приблизился примерно к тому месту, где вышел на этот бугор, но здесь до следующего бугра надо было преодолеть довольно вязкое болото.

Искать дальше более подходящего брода не было времени, другого выхода не было, поэтому пришлось переходить здесь. Если бы я знал эти места, то далее следующие бугры и низины я пересекал бы под некоторым углом, и таким образом я бы несколько сократил путь. Но я этого не знал и побоялся снова попасть в какую-нибудь плохо преодолимую низину. Поэтому я шёл под прямым углом, преодолел несколько полос, пока не вышел на дорогу, по которой мы заходили в лес. До места, где находился наш катер, ходу было не меньше часа.

Я шёл по дороге и, когда оставалось всего-ничего – несколько сот метров, я поравнялся с мужиками, стоящими у трактора «Беларусь». Это были рабочие, что-то строившие для музея. Они почему-то знали, что на катер не вернулись вовремя двое человек, одним из которых оказался автор этих строк. Они предложили мне подвезти меня по-быстрому до катера. Я согласился, оказалось, что тракторист был в хорошем подпитии, он доставил меня до катера с ветерком и около катера даже въехал в воду, где оказалось довольно глубоко до кабины, из которой я вылез и поднялся сразу на палубу катера. Через некоторое время явился и второй, отставший от всех, после чего катер отчалил и отправился в обратный путь, в Архангельск.

Потом уже на протяжении многих лет мы неоднократно посещали остров Мудьюг, неплохо его знали и освоили, всегда что-то находили из лесных даров и никогда пустырём не возвращались. Каждый год имел свои особенности в отношении урожая грибов и ягод. Довольно часто на острове случалось изобилие моховиков и маслят, и тогда не составляло большого труда и времени накидать полный кузов этих грибов. А были урожайные годы на чернику, когда на больших и высоких кустах созревала крупная ягода, и с помощью грабилки можно было за короткое время собрать полную корзину. Обычно рядом с черникой созревала морошка, мимо которой никто не проходил, и тоже либо пополняла корзину, либо отправлялась в рот.

В некоторые годы на острове бывало изобилие брусники. Однажды в такой год кто-то из наших коллег предложил свести нас на плантацию брусники. Она оказалась довольно далеко: два километра до леса, километра три по лесу с пересечением многочисленных низин и гребней. Наконец-то вышли к большому наполовину заросшему озеру. В этой части озера проходила тропа, по которой мы должны были пересечь озеро. Вступив на неё, мы оказались в каком-то подвешенном неустойчивом состоянии, потому что растительность под ногами всё время колыхалась и под сапогами выступала вода. Преодолев с трудом таким образом метров 500, мы вышли на бугор, покрытый мелким сосняком на беломошнике, на котором на низких кустиках лежала красным ковром крупная брусника. Грабилкой её брать было невозможно, поэтому, ползая на коленках, а иногда и на брюхе, мы руками набрали по два ведра отборной чистой брусники.

Последний раз мы были на Мудьюге в сентябре 2003 года, когда мы с супругой приезжали в Архангельск, и наши коллеги по работе пригласили нас отдохнуть с ними на остров Мудьюг, куда мы отправились на катере, любезно предоставленном для этого Морской администрацией порта Архангельск. Когда прогуливались по сосновому бору вблизи берега моря, нам навстречу вышел человек интеллигентного вида с полной корзиной белых грибов. Мы взаимно поздоровались, и он сразу же сказал нам, что там, где мы ходим, грибов нет, так как он нас опередил и собрал, видимо, всё. Он показал нам направление, куда нам следует идти, и где могут быть белые грибы. В нём мы узнали бескорыстного коренного архангельского жителя, и в этом мы не ошиблись.

Эти места нам были хорошо знакомы, тем более что первое посещение этих мест закончилось моим приключением, о чём было сказано уже выше. Мы взяли круто вправо, вышли на дорогу, взяли вправо и теперь уже под острым углом стали углубляться в лес, переходя через бугры и низины, где в небольшом количестве попадались разные грибы и спелые ягоды черники и брусники, пока не вышли на нужный нам бугор. Это были знакомые нам места, и мы стали медленным шагом, тщательно их обследовать.

Наши поиски скоро увенчались успехом: стали попадаться белые грибы. Так незаметно, находясь на бугре, мы повернули на юг, где по мере углубления стали часто встречаться белые грибы, и скоро мы набрали их по полной корзине. Наученный ещё первым опытом пребывания в этих краях (правда, в последующем мы благополучно с товарищем переходили камыши), я не стал искать кратчайший путь через камыши. Мы вернулись по тропе к исходной позиции, без приключений вышли на дорогу и без всякой спешки пришли к катеру.

Второй неудачной для меня поездкой на природу было первое посещение Лодемского болота, куда мы отправились на том же катере «Дрейф» за клюквой. Шли мы туда сначала по рукаву Северной Двины Кузнечихе, а потом по весьма извилистой речке Лодьме. Пристали мы прямо к берегу по полной воде, без перекинутого трапа сошли на берег и пошли по тропе, протоптанной по мелкому лесу, состоящему из елей и березняка с кустарником. Шли мы минут 15–20, пока не вышли на Лодемское болото. Оно было огромным, протянувшимся на много вёрст, где-то вдалеке справа от нас просматривался берег. По-видимому, это была первая терраса Северной Двины.

На краю болота, когда мы вышли на него, клюквы было мало, поэтому все устремились вглубь болота в надежде найти там крупную клюкву, да и в большом количестве. Не знаю, как другим, но мне такая клюква не попалась. Но всё же около ведра клюквы я набрал, и к этому моменту подошло время выходить из болота. Поскольку около меня моих коллег с нашего катера не оказалось, пришлось выходить одному. Выходил я туда, как мне казалось, где заходил на болото. Да, видимо, немного промахнулся. Спросить и уточнить, куда идти, было не у кого.

Тропа, по которой я возвращался, была похожа на ту, по которой мы шли утром, да и мелкий лес, березняк и ельник, ничем не отличался от прежнего. Так я шёл и думал, что вот-вот она приведёт меня к Лодьме. Впереди даже показался просвет, и я ожидал, что вот-вот покажется наш катер.

И здесь навстречу мне вышла З.И. Мокроусова, директор Архангельской ГМО, я даже обрадовался, что встретил её и вышел правильно. Но она меня сразу же огорошила сообщением, что нашего катера там нет, он где-то в другом месте, а там большой непроходимый кочкарник. Я ей говорю, что всё равно надо выйти к Лодьме и посмотреть, не увидим ли мы свой катер.

Зоя Ивановна осталась меня поджидать, а я стал пробиваться к Лодьме по какому-то необыкновенно высокому кочкарнику, доходящему мне до пояса. Я такого кочкарника никогда больше не встречал. Переползая с бугра на бугор, с которого ноги всё время соскальзывали, я всё же с трудом приблизился к берегу, но он зарос кустарником тальника и плохо просматривался.

Всё же я в метрах 200–300-х от нас слева увидел катер, похожий на наш. Таким же образом, перелезая с кочки на кочку, я вернулся к Мокроусовой и сообщил ей о своём наблюдении. Мы поспешили к этому катеру, огибая кочкарник, а потом уже по какой-то тропе устремились к катеру. Когда мы вышли к нему и взошли на его борт по трапу,

к нам навстречу вышла женщина, знакомая З.И. Мокроусовой, она оказалась работницей базы снабжения нашего управления. Она нам сказала, что это не наш катер, а катер с Сульфата, и она на нём приехала вместе с работниками Сульфата. Мы спросили у членов команды, не видел ли кто наш катер «Дрейф». Но никто из них не видел, хотя и хорошо знали наш катер.

Собственно говоря, капитан этого судна предложил нам остаться на катере, так как, где искать его, мы не знали, а в случае, если попадётся по пути следования наш катер, то пересадит нас на него. Но катер нам не попался, видимо, он был где-то выше по реке, что потом и подтвердилось по факту. Так мы добрались до Архангельска.

Наш же катер, как нам потом говорили, ушёл позднее, но прежде включал сирену, полагая, что мы на неё выйдем. Но не дождались и пошли домой без нас.

В дальнейшем мы ежегодно бывали на этом болоте и заходили на него не только со стороны Лодьмы, но и со стороны аэропорта Талаги, а в последние годы, также со стороны дач за деревней Талаги и больничного городка. Всегда находили на нём клюкву и никогда больше не попадали в тот злополучный кочкарник.

Глава восемнадцатая

Создание и развитие системы гидрометобслуживания народного хозяйства на Европейском Севере

Исходное состояние гидрометобслуживания

В апреле 1971 года я был назначен начальником отдела службы прогнозов Северного УГМС взамен ушедшего на пенсию А.И. Третьякова. При приёмке дел начальник Северного УГМС Б.П. Химич выразил пожелание, чтобы я в темпе и поосновательней ознакомился с гидрометобеспечением народного хозяйства (ГМОНХ). Он откровенно сказал, что многое ему в этом деле не нравится, в частности, по качеству обслуживания народного хозяйства. По оценке ГУГМС, Северное УГМС находилось на среднем и ниже среднего уровне среди других УГМС и сильно уступало передовому Мурманскому УГМС. Не нравилась ему отчётность о гидрометобслуживании, начиная с месячной отчётности подразделений и кончая годовой (полугодовой) отчётностью управления в ГУГМС. Нет системы в оценке экономической эффективности от использования прогнозов в народном хозяйстве. Недоволен был Борис Павлович и тем, как используется информация от новых технических средств спутниковой и радиолокационной от (МИСЗ, МРЛ).

Первое, чем я занялся в новой должности, – с ознакомления со всеми видами обслуживания народного хозяйства: гидрологическим морским и речным, агрометеорологическим и в меньшей степени метеорологическим. Сюда вошли вопросы организации обслуживания, ознакомление с генеральными и локальными соглашениями с министерствами и ведомствами, а также с областными организациями и им подчинёнными подразделениями на местах, разработанными на их основе план-схемами обслуживания, содержащими конкретные виды обслуживания и способы доведения до народно-хозяйственных организаций (НХО) прогнозов и штормовых предупреждений об опасных явлениях (ОЯ), особо опасных явлениях (ООЯ) или стихийных гидрометявлениях (СГЯ) и информации.

В этих материалах я пытался выяснить, какие организации обслуживаются прогнозами общего пользования и какие специализированными прогнозами, но не всегда мне это удавалось сделать. Пришлось обратиться к Техническим запискам, в которых излагалась специфика обслуживания НХО. Хотя в Техзаписках и говорилось, для какой цели должны использоваться прогнозы, но примеров использования прогнозов в них почти не было, и не было данных об экономическом эффективности (ЭЭ) от их использования. Над решением этих вопросов впоследствии пришлось поработать не один год.

Когда я ознакомился с месячными отчётами подразделений по обслуживанию народного хозяйства, то увидел, что они в основном содержали данные об оправдываемости прогнозов и описание складывавшихся гидрометусловий, причём из-за неумения обобщать некоторые из них были чрезмерно подробными и длинными, совсем без оценки влияния их на деятельность НХО. В редком случае описывался ход специализированного гидрометобслуживания (СГМО) и какие-либо количественные результаты его, выраженные в каких-нибудь количественных и денежных значениях.

Когда Борис Павлович говорил о невысокой оценке деятельности СУГМС по ГМОНХ, тогда как соседнее Мурманское управление постоянно ходило в передовиках, мне было понятно, что к этому Химич относился весьма ревниво.

Конечно, это сравнение было некорректным, так как Мурманское УГМС оценивалось по одной территории, а Северное УГМС, кроме Архангельской области, отчитывалось и по территориям Коми АССР, Вологодской области и НАО. Более корректным было бы сравнение показателей Мурманского и Архангельского бюро погоды, где Архангельское БП уступало в результатах Мурманско му, хотя и эти сравнения были не совсем корректными, в частности, по гидрологическому (речному) обслуживанию судоходства и сплава леса, а также пропуска весеннего половодья и дождевых паводков для городов и небольших населённых пунктов, которое осуществлялось по таким большим рекам, как Северная Двина (с притоками Вычегда, Сухона, Пинега, Вага), Печора, Мезень, Онега и многим другим, которых и в помине не было в Мурманской области.

Свести всю проблему к качеству отчётности было совершенно неправильно. Сначала надо было разобраться в вопросах организации ОНХ и населения. По сути дела в области ГМОНХ в Северном УГМС было одно полноценное подразделение – это Архангельское бюро погоды (АБП), а на периферии таковых не было, даже в Сыктывкаре и Вологде, где в Гидрометобсерваториях (ГМО) были отделы обслуживания, но с урезанной (сокращенной) синоптической частью в количестве двух синоптиков, работавших на авиаметстанциях (АМСГ) в отрыве от начальника отдела, который из-за этого не мог участвовать в составлении прогнозов погоды.

Ещё хуже обстояло дело со службой предупреждений об ОЯ и ООЯ для народно-хозяйственных организаций, так как она целиком и полностью в ночное время ложилась под ответственность синоптика АМСГ, которого, как бы и кто бы ни хотел, больше заботила штормовая служба для авиации. Естественно, в таких условиях говорить о высоких результатах в оправдываемости суточных прогнозов погоды и штормовых предупреждений не приходилось.