Катастрофа 1941-1942

В 1935 году немецкий журнал «Милитер Вохенблатт» в статье «Современный Чингисхан» упомянул книгу Иссерсона «Эволюция оперативного искусства», указывая на новизну изложенных в ней идей. На состоявшихся в первой половине сентября 1936 года восточнее Минска больших двухсторонних оперативнотактических манёврах войск Белорусского военного округа под руководством И.П. Уборевича комбриг Г.С. Иссерсон командовал 4й стрелковой дивизией.

Когда в 1936 году была воссоздана Академия Генерального штаба, Иссерсон возглавил ведущую кафедру – армейских операций (позднее кафедра оперативного искусства).

Теория глубоких операций была принята в РККА

и включена во временный Полевой устав (РККА ПУ1936). Таким образом, были созданы все условия для развития в Красной армии мотомеханизированных (танковых) соединений. Были также созданы все возможности для появления истинной стратегии глубокой операции ведения современной наступательной победоносной войны. Но этого не случилось, так как просуществовала теория недолго. В 1937 году эту теорию, после сфабрикованного дела «Заговор военных» над группой высших командиров РККА во главе

с 1м замнаркома обороны маршалом М.Н. Тухачевским, выступавших за ускоренное вооружения Красной армии танками, которые были приговорены Судебным присутствием к расстрелу, после чего в верхах Красной армии эту теорию заклеймили как «теорию глубокого предательства».

Как возникло это дело? В то время происходило противостояние между высшими командирами – сторонниками танков и конницы. Сторонники танков во главе М.Н. Тухачевским обратились к наркому обороны К.Е. Ворошилову с предложением ускоренного формирования танковых соединений за счёт сокращения численности и расходов на кавалерию. Но Ворошилов, возглавлявший конников, не поддержал их, отклонил их предложение, настаивая на том, что «красная кавалерия попрежнему является победоносной и сокрушающей вооружённой силой».

Тогда в кругу танкистов стал обсуждаться вопрос об обращении в правительство с предложением об освобождении Ворошилова от должности наркома. Чтобы удержаться у власти, Ворошиловым совместно со Сталиным с привлечением НКВД было сфабриковано дело против танкистов. Нужные признательные показания от арестованных по делу выбивались следователями НКВД путём физического воздействия на высших командиров.

Это дало материал для подготовки доклада наркома К.Е. Ворошилова «О раскрытии органами НКВД контрреволюционного заговора в руководстве Красной армии»,

с которым он выступил на заседании Политбюро 1 июня 1937 года.

А Сталин, также сославшись на их показания, заявил, что в стране раскрыт военнополитический заговор против советской власти. По его утверждению, руководителями заговора были 1й заместитель наркома обороны маршал М.Н. Тухачевский, командующий Белорусским ОВО И.П. Уборевич, командующий Киевским ОВО И.Э. Якир, а участниками заговора были В.М. Примаков, В.К. Путна, А.И. Корк, Р.П. Эйдеман и Б.М. Фельдман. Более подробно об этом деле и его последствиях будет рассказано в следующей главе.

Так обстояло дело с этой теорией в Советском Союзе, иначе – в фашистской Германии. В то время как в Советском Союзе, после сфабрикованного процесса над группой высших военачальников во главе с Тухачевским, были развязаны массовые репрессии командных кадров, теория глубокой операции оказалась под запретом, на 3 года было приостановлено развитие бронетанковых войск, были ликвидированы мотомеханизированные корпуса, что привело к существенному ослаблению Красной армии.

А в фашистской Германии книга Г.С. Иссерсона, работы Тухачевского и Триандафиллова были переведены, и их читали немецкие генералы, в частности, генералы Освальд Лутц и Гейнц Гудериан читали книгу Иссерсона «Эволюция оперативного искусства», из которой заимствовали теорию глубокой операции и идею создания танковых соединений в германском вермахте.

В последующие годы созданные танковые соединения оттачивали тактическое и оперативное искусство их вождения. Большинство разведданных, в том числе и сообщённых Шпигельгласом, «Старшиной» и графом Нелидовым, указывали на принятую в вермахте для восточного похода тактику «блицкрига». Это тактика массированного штурмового удара по обороне советской границы с целью пролома. Для этого на направлении главного удара сосредотачивалась предельная оперативная плотность войск на ключевом участке прорыва. Но ничего секретного

в этой стратегии не было.

Ещё в 1934 году в Германии были организованы танковые войска под руководством генералов Лутца и Гудериана. Именно с помощью танковых войск, способных создавать для прорыва обороны противника танковые «клинья»

и «клещи», была принята доктрина «тотальной и молниеносной войны».

Военные руководители Красной армии не могли не знать об этой стратегии хотя бы потому, что в те времена осуществлялась между германским и советским военным командованием соответствующая связь, в том числе и при помощи командировок отдельных военных руководителей в обе страны. Однако все те, кто был участником этой связи, кто профессионально знал о тактике и стратегии в соответствии с этой доктриной, были уничтожены по приказу Сталина в 1936–1938 гг. В рамках этого общего дела о «Заговоре военных» суд дополнительно обвинил его участников в подрыве боеспособности Красной армии путём недо

оценки кавалерии. Вредительство со стороны Тухачевского и поддерживающих его Уборевича и Якира расценивалось судом как настойчивое внедрение концепции ускоренного формирования танковых соединений за счёт сокращения численности и расходов на кавалерию.

С резким осуждением концепции выступил на суде

С.М. Будённый. Председатель суда Ульрих неизменно спрашивал подсудимых:

– Вы подтверждаете показания, которые давали на допросе в НКВД?

Когда Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич пытались чтото разъяснить, Ульрих обрывал их:

– Вы не читайте лекций, а давайте показания.

Однако подсудимые продолжали утверждать, что они правы, что будущая война будет войной моторов. Их желание обратиться в правительство по поводу отстранения К.Е. Ворошилова от руководства Красной армией судьи расценили как вынашивание террористических намерений в отношении него. Остановимся более подробно на этой самой мрачной странице в истории СССР.

Глава вторая

Противостояние конников и танкистов и его последствия

Удар по сторонникам танков и теории глубокой операции

Теория глубоких операций была принята в РККА и включена в 1936 г. во временный Полевой устав (РККА ПУ1936). Таким образом были созданы все условия для развития в Красной армии мотомеханизированных (бронетанковых) родов войск. Вместе с этим были созданы все возможности для выработки истинной стратегии глубокой операции ведения современной наступательной победоносной войны.

В 1936 году с учётом теории глубокой операции проводились масштабные манёвры Белорусского ВО. Ими руководил И.П. Уборевич, которого исключительно высоко как военного профессионала оценивали Г.К. Жуков, И.С. Конев, К.А. Мерецков и др.

«Английские, французские и чехословацкие генералы присутствовали на манёврах Красной армии и воздавали хвалу её офицерам, солдатам и технике, хвалы эти были вполне заслуженны. Имена генералов Якира и Уборевича, командовавших Украинским и Белорусским военными округами, с уважением назывались на страницах мировой печати. В маршале Тухачевском видели будущего генералиссимуса».

Но этого не случилось, просуществовала теория недолго, так как в 1937 году её, после сфабрикованного дела «Заговор военных» над группой высших командиров РККА во главе с маршалом М.Н. Тухачевским, сторонников механизированных (танковых) соединений, и приговорённых к расстрелу, в верхах Красной армии объявили «теорией глубокого предательства». В архиве ГВП находится уголовное дело

«по обвинению М.Н. Тухачевского, И.П. Уборевича, И.Э. Якира, А.И. Корка, Р.П. Эйдемана, Б.М. Фельдмана, В.М. Примакова и В.К. Путны в совершении преступлений, предусмотренных п. б. ст. 58, ст.ст. 587, 588, и 581 УК РСФСР».

Измена Родине, террор, шпионаж, создание контрреволюционной организации. Это перечень самых тяжких преступлений перед Родиной. Из справки на арест: «органы НКВД располагают данными о враждебной деятельности…» О самой деятельности ничего конкретного. Нет и санкции прокурора на арест. Между тем всего полгода прошло после принятия новой Конституции. В ней записано:

«Никто не может быть арестован иначе, как с санкции прокурора».

Известный руководитель советской внешней разведки Павел Судоплатов в своих мемуарах писал:

«Уголовное дело против Тухачевского целиком основывалось на его собственных признаниях, и какие бы то не было ссылки на конкретные инкриминирующие факты, полученные из-за рубежа, начисто отсутствуют. Если бы такие документы существовали, то я как заместитель начальника разведки, курировавший накануне войны и немецкое направление, наверняка видел бы их или знал об их существовании».

О том, как фабриковалось это дело и как выбивались «собственные показания», можно судить по материалам дела по реабилитации ГВП. Уже при Ягоде имели место факты принуждения арестованных к признанию вины путём физического воздействия на них, о чём знал Сталин. Особенно широко физическое насилие стало применяться при Ежове (известно изречение «ежовые рукавицы»). Сталин так разъяснял «санкцию» на избиение неподатливых арестованных:

«Известно, что все буржуазные разведки применяют методы физического воздействия против представителей социалистического пролетариата и притом применяют эти методы в самой отвратительной форме. Возникает вопрос, почему социалистические органы госбезопасности должны быть более гуманны по отношению к бешеным агентам буржуазии и заклятым врагам рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП(б) считает, что методы физического воздействия должны, как исключение, и впредь применяться по отношению к известным и отъявленным врагам народа и рассматриваться в этом случае как допустимый

и правильный метод».

Санкция ограждала следователейавантюристов и садистов от какойлибо ответственности за глумление над людьми, запросто объявленными «бешеными агентами буржуазии, заклятыми врагами», и лишенными всякой возможности на защиту. Как добывались «доказательства» о военном заговоре с участием Тухачевского? Вот каким предстал на первом допросе перед следователем капитаном УшаковымУшимирским арестованный маршал:

«В гимнастерке без ремня, с оборванными петлицами, на которых совсем недавно были маршальские звезды. А на гимнастерке зияли следы от вырванных

с неё знаков – орденов боевого Красного Знамени».

Кто он теперь? Да никто… Отсюда соответственно обращение с ним. Не случайно на протоколе допроса Тухачевского осталось несколько «бурых пятен». Проведенная судебнохимическая экспертиза дала заключение: «Это следы крови человека».

Прежде чем составить протокол, в котором значилось, что Тухачевский стоял во главе заговора, «опытный» Ушаков решил «ошеломить» арестованного маршала изобличающими его очными ставками. К ним уже были «подготовлены» ранее сослуживцы Тухачевского комкоры Примаков В.М., Путна В.К. и Фельдман Б.М. Положенных по закону протоколов очных ставок в деле не оказалось, они, видно, не составлялись. Ушаков заставил Тухачевского написать несколько заявлений на имя Ежова с признанием своей вины в организации заговора.

Ушаков:

«…Мне самому приходилось в Лефортовской (и не только там) бить врагов партии и Советской власти, но у меня никогда не было представления об испытываемых избиваемым муках и чувствах. Правда, мы не били так зверски, к тому же допрашивали и били по необходимости, и то – действительных врагов… Можно смело сказать, что при таких изобличениях волевые качества человека, как бы они ни были велики, не могут служить иммунитетом от физического бессилия, за исключением, может быть, отдельных редких экземпляров людей».

К таким редким типам людей относился комдив (впоследствии генерал армии) А.В. Горбатов, который был арестован в октябре 1938 года. Во время следствия в НКВД подвергался пыткам, но виновным себя не признал. Горбатов писал:

«Допросов с пристрастием было 5 с промежутком двое-трое суток, иногда я возвращался в камеру на носилках. Затем дней 20 мне давали отдышаться… Когда началась третья серия допросов, как хотелось мне скорее умереть!»

Так добывались «собственные признания».

О существовавшей в то время практике физического воздействия на арестованных красноречиво свидетельствует рассекреченный приказ МВД СССР № 0068 от

4 апреля 1953 г. «О запрещении какихлибо мер принуждения и физического воздействия», в констатирующей части которого сказано:

«МВД СССР установлено, что в следственной работе органов МГБ имели место грубейшие извращения советских законов, аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток – жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер и др. По указанию руководства бывшего МГБ СССР избиения арестованных проводились

в оборудованных для этих целей помещениях в Лефортовской и внутренних тюрьмах и поручались особой группе специально выделенных лиц из числа тюремных работников, с применением всевозможных орудий пыток.

Такие „изуверские методы допроса“ приводили к тому, что многие из невинно арестованных доводились следователями до состояния упадка физических сил, моральной депрессии, а отдельные из них до потери человеческого облика. Пользуясь таким состоянием арестованных, следователи-фальсификаторы подсовывали им заблаговременно сфабрикованные „признания“ об антисоветской и шпионско-террористической работе».

Добытые таким путём признательные показания подсудимых являлись основой для формирования расстрельных списков, направляемых в суд для вынесения приговора, подписывал их лично Сталин после получения предварительных виз – начиная от руководства НКВД до членов Политбюро.

Сославшись на показания арестованных крупных военачальников, Сталин заявил, что в стране раскрыт военнополитический заговор против советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими нацистами. В 2020 году была рассекречена пролежавшая больше 80 лет под секретным спудом только небольшая часть докладной записки С.М. Будённого наркому обороны К.Е. Ворошилову о своих впечатлениях о суде над

М.Н. Тухачевским. Остальная, большая часть докладной записки остаётся под этим спудом.

В чём причина, побудившая Белова и Будённого взяться за перо? По нашему мнению, они оба были настолько близки к Ворошилову и Сталину (они принадлежали к одной группировке – конников), что могли бы проинформировать их устно о своих впечатлениях. Но почему об их впечатлениях понадобился письменный отчёт?

Остаётся предположить, что он нужен был И.В. Сталину и К.Е. Ворошилову, чтобы удостовериться, насколько ловко им удалась фабрикация дела, и обмануть общественность. И Будённый в своей докладной записке пишет об этом Ворошилову. Начинается она так:

«Хочу изложить Вам свои впечатления по прошедшему 11.6.37 г. процессу контрреволюционной военной фашистской организации… В своём выступлении на заседании суда Якир остановился на сущности заговора, перед которым стояли задачи реставрации капитализма в нашей стране на основе фашистской диктатуры. К этому они должны были прийти двумя путями: во-первых, свержением существующей власти внутренними силами при помощи вооружённого переворота и, во-вторых, если первое не будет осуществлено, то при помощи военного поражения, с участием интервентов в лице германского фашизма, японского империализма и Польши. При последнем варианте в виде компенсации интервентам им отдавалась часть территории нашего государства: Украина – Германии, Дальний Восток – Японии. Для поражения советских армий у заговорщиков была договорённость с германским Генштабом в лице генерала Рунштедта и генерала Кёстринга, и специально составлялся план поражения РККА во время войны. По словам Якира, у них было решено, что для данного дела все средства хороши. Как на политическую фигуру заговорщики ориентировались на Троцкого и его блок, в который входили троцкисты, зиновьевцы, правые националисты, эсеры, меньшевики и т.д. К концу Якир заявил, что в нём сочетались два Якира. Один, дескать, советский, а другой – враг народа, предатель, шпион, диверсант, террорист – всё, что хотите. В последующих выступлениях подсудимых все они держались в этих же рамках выступления Якира».

Такие показания у подсудимых добывались следователями НКВД «изуверскими методами допроса» с помощью всевозможных орудий пыток. Фабрикуя это дело, зачинщики его, по сути, нарисовали для заговорщиков такую программу, которую осуществляли указанными выше методами следователи НКВД. Судя по впечатлениям Будённого, фальсификаторы добились желаемых результатов. Эксперимент удался. Этот опыт дал им основание для расширения эксперимента, что нашло своё выражение в массовых репрессиях, которые последовали после суда и в первую очередь затронули окружение осужденных и военспецов, а затем весь командный состав РККА.

Каким мог быть приговор? Его содержание объявлено приказом наркома обороны Ворошилова № 296 от 12.06.1937. В нём сообщалось:

«С 1 по 4 июля с.г. в присутствии членов правительства состоялся Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. На заседании Военного совета был заслушан и подвергнут обсуждению мой доклад о раскрытой НКВД предательской контрреволюционной военной фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую подрывную, вредительскую и шпионскую работу в Красной армии».

11 июня 1937 года специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР признало всех подсудимых виновными в нарушении воинского долга (присяги), измене РККА, измене Родине и постановило:

«Всех подсудимых лишить воинских званий, подсудимого Тухачевского – звания Маршала Советского Союза и приговорить всех к расстрелу».

12 июня 1937 г. приговор был приведён в исполнение…

Против них было выдвинуто и другое тяжкое обвинение – вредительство с целью ослабления мощи Красной армии. Вредительство со стороны Тухачевского и поддерживающих его Якира и Уборевича расценивалось судом как настойчивое внедрение концепции ускоренного формирования танковых соединений за счёт сокращения численности и расходов на кавалерию. С резким осуждением такой концепции выступил на суде С.М. Будённый. Председатель суда Ульрих неизменно спрашивал:

«Вы подтверждаете показания, которые давали на допросе в НКВД?»

Когда Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк пытались чтото разъяснить, Ульрих обрывал:

«Вы не читайте лекций, а давайте показания».

Однако подсудимые продолжали утверждать, что они правы, что будущая война будет войной моторов… Наконец, выяснялся вопрос: был ли среди подсудимых сговор по поводу отстранения Ворошилова от руководства Красной армией? Все они признали, что разговоры об отстранении Ворошилова между ними велись. Уборевич уточнил: когда решили поставить в правительстве вопрос о Ворошилове, то

«нападать на него по существу уговорились с Гамарником, который сказал, что крепко выступит против Ворошилова».

Почему хотели выступить против Ворошилова? Какие ошибки и упущения могли быть поставлены в вину наркому? На суде этого не выясняли. Желание подсудимых обратиться в правительство расценили как вынашивание террористических намерений в отношении Ворошилова.

В главе Википедии «Противостояние в командовании РККА» говорится, что деятельность Тухачевского по реформированию вооружённых сил и его взгляды на подготовку армии к будущей войне встречали сопротивление

и оппозицию в наркомате обороны. По разным причинам к Тухачевскому относились с неприязнью маршалы Ворошилов, Будённый, Егоров, командармы Шапошников, Дыбенко, Белов. Все они были выходцами из 1й и 2й Конных армий. В свою очередь, у других высших начальников (Тухачевский, Гамарник, Уборевич, Якир) сложилось резко критическое отношение к деятельности Ворошилова на посту наркома обороны. Маршал Г.К. Жуков рассказывал писателю К.М. Симонову:

«Нужно сказать, что Ворошилов, тогдашний нарком, в этой роли был человеком малокомпетентным. Он так до конца и остался дилетантом в военных вопросах и никогда не знал их глубоко и серьёзно. А практически значительная часть работы в наркомате лежала… на Тухачевском, действительно являвшимся специалистом. У них бывали стычки с Ворошиловым и вообще существовали неприязненные отношения. Ворошилов очень не любил Тухачевского…»

По существу, речь идёт о противостоянии между группировками высших военачальников – сторонников танков во главе с 1м замнаркома маршалом Тухачевским и конницы – во главе с наркомом обороны маршалом Ворошиловым. На его стороне был его приятель со времён Гражданской войны Сталин, который поддержал создание 1й и 2й Конных армий, которыми командовали С.М. Будённый и О.И. Городовиков.

В своё время эта идея была прогрессивной, учитывая скорость и маневренность конницы. К 30м годам скорости танков и самолётов многократно возросли, значительно увеличился их выпуск промышленностью, повысилось их качество, а к этому времени военное мышление конников оставалось на уровне Гражданской войны. Они не хотели изменений. Отношения между двумя группировками обострились в мае 1936 года, противники Ворошилова ставили перед Сталиным вопрос о замене Ворошилова на посту наркома. По мнению Судоплатова:

«Тухачевский и его группа в борьбе за влияние на Сталина попались на его удочку. Во время частых встреч со Сталиным Тухачевский критиковал Ворошилова, Сталин поощрял эту критику, называя её „конструктивной“, и любил обсуждать варианты новых назначений и смещений…»

Правильные слова, высказанные Жуковым о малокомпетентности Ворошилова, подтверждаются следующим фактом: в начале 30х, исходя из опыта проведения учений и манёвров, Тухачевский писал в одном из своих докладов:

«Современные средства подавления, будучи применёнными в массовых масштабах, позволяют достичь одновременной атаки и уничтожения всей глубины тактического расположения обороны противника. Эти средства, и в первую очередь танки, позволяют:

а) подавить систему огня обороны противника так, чтобы большая часть артиллерии и пулемётов не могла принять участия в отражении атаки и проникновения наступающей пехоты и танков НПП вглубь оборонительной полосы; б) нарушить систему управления, сковать и изолировать резервы противника с тем, чтобы в период боя в глубине оборонительной полосы разгромить по частям разные эшелоны боевого порядка противника».

Тем самым М.Н. Тухачевский совершенно ясно определил задачи глубокого боя. Однако они не всеми были сразу приняты.

На пленуме РВС СССР против М.Н. Тухачевского выступил К.Е. Ворошилов. Его критика обнаружила явное непонимание существа вопроса, который Ворошилов сводил к одному виду боя – наступлению на остановившегося противника. Глубокая тактика была разработана для наиболее сложного вида боя – наступления на оборону противника. По своему существу глубокая тактика была не видом боя, а новой формой и способом ведения боя и должна быть применена в наступлении любого вида.

Тухачевский терпеливо разъяснил это Ворошилову в особой докладной записке, дабы устранить разброд и шатания, которые возникли по этому поводу у командного состава. В ноябре 1933 года Тухачевский ещё раз обратился по этому вопросу к Ворошилову и в служебной записке писал:

«После Вашего выступления на пленуме РВС у многих создалось впечатление, что, несмотря на новое оружие в армии, тактика должна остаться старой… После пленума началось полное брожение в умах командиров. Идут разговоры об отказе от новых форм тактики, от их развития».

Его поддержали высшие командиры И.Э. Якир, И.П. Уборевич, С.С. Каменев, и правильное понимание глубокой тактики как новой формы и способа современного боя утвердилось. Это самое «недопонимание существа вопроса» между Ворошиловым и Тухачевским было неслучайным, со временем оно продолжало усугубляться и вылилось в непризнание Ворошиловым новой теории глубокой операции, которое и достигло апогея в 1937 году. Ворошилов не имел не только высшего, но и среднего образования, и не способен был понять происходящие изменения в военном деле, оставаясь в этом на уровне понятий Гражданской войны.

Противоречия между ними по поводу перевооружения Красной армии танками достигли такого накала, что сторонники танков стали выступать перед правительством за освобождение от должности наркома Ворошилова, который продолжал настаивать на том, что «красная кавалерия попрежнему является победоносной и сокрушающей вооружённой силой».